Померанец - часть V

V

Две десятирублёвые монеты, четыре двухрублёвые, семь рублёвых, шесть пятидесятикопеечных, восемь десятикопеечных, ещё три пятикопеечных... Почти сорок девять рублей обнаружилось в кармане пуховика, этого хватит, чтобы доехать на автобусе до съёмной гостинки и на следующий день доехать до работы, на работе уже можно будет попросить мелочи на автобус у кого-нибудь их коллег. Так, заведующий отделом производства несколько уже не раз давал Максиму на автобус полтинник.
Зарплата ожидалась на следующей неделе, не раньше. Всю эту неделю надо было чем-то питаться, в офисной хлебнице со вчерашнего дня вроде бы должен был заваляться бутерброд с сыром, позабытый менеджером по персоналу, ещё была надежда уговорить отца, до сих пор не отремонтировавшего микроавтобус, после работы подъехать к гостинкам на маршрутке и привезти хотя бы пару завалящих трёхлитровых банок с консервированными дачными кабачками... И не только еды не хватало: в «Доте» соперники вовсю одолевали максимкиного анти-мага, что заставило Макса подумать - сколько же «сокровищ» для онлайн-игры стоит купить в интернет-магазине? Столько же, сколько и в прошлый раз, или раза в полтора побольше?
«...«Мир уродлив, а люди грустны». Автобусы медленно перевозят рыдающих пассажиров, в тусклом свете подъездной лампы грязные ватники избивают будущего скрипача, его шапочка беззащитно лежит на снегу, в небе барражируют исчадья из стали, мы все погибнем в эту зиму...» - гласил один из любимых текстов Макса, прочитанных на форуме «Доты» и посвящённый тяжёлой электронной музыке. Несмотря на то, что дарк-электро и техно-индастриэл Максу так и не понравились - в отличии, скажем, от готик-рока - но текст зацепил. Вонючий корейский автобус «Дэу», на изрезанных сиденьях которого даже при живом четвероногом друге непроизвольно и как минимум полушёпотом вырвется фраза «Жизнь - боль!», подкатил к остановке, его дверь с фанерой вместо стекла открылась рывками, водитель нервно забренчал мелочью, засовываемой в проковырянные в куске поролона дыры, а сверху Максиму саркастически ухмыльнулись чёрные от топливной копоти плюшевые игрушечки, развешенные на потолке над водительским креслом.
«Надеюсь, Андрюха такое не вешает в автобусе! Он говорил, что ему уже одна из бабок тысячу рублей на 23-е февраля подарила и что ещё нужно три или четыре рейса на маршруте отъездить, чтобы на новую видеокарту накопить, а то старая четвёртый «Бэттлфилд» не тянет, причём третий «Бэттлфилд» у него не с торрентов скачан, а на диске, он у кого-то поиграть взял и не вернул, а как только он новую видюху установит, то сразу же диск с третьей «Баттлой» в автобусе на зеркало заднего вида повесит, он уже говорил нам! А я... У меня тоже диск есть, только музыкальный, «Театр Трагедии», «Musique», помню, как маму когда-то уговаривал, чтоб на рынке купила, единственный стоящий диск во всей палатке с шансонами, рэпами всякими обезьяньими и «дискотеками авариями» был, непонятно, как он вообще там оказался... Исцарапан уже весь, только две песни со всего альбома не прыгают и не прерываются, особенно закоцана самая драйвовая, «Crash / Concrete»... Если б я на автобусе работал, у меня бы этот диск там на зеркале висел. А если б у меня машина была, я бы там диск на зеркало повесил...»
От мыслей отвлекла встряска - автобус громыхнул всем корпусом на очередной выбоине. Плюшевая фауна автобуса, висящая на потолке, завертелась и закачалась на верёвочках, самые резвые выкрутасы демонстрировала пчела размером с небольшой чайник: её некогда тугое, жёлтое и в чёрную полоску брюхо стало рыхлым и чёрно-коричневым, чёрно-серо-бордовым стал рот, навсегда и невзирая ни на что растянутый в улыбке, белые крылья стали чёрно-серыми, порвались и смялись, половина ног и один ус отвалились, левый глаз отлетел тоже, а правый болтался на нитке.
«Ну и мерзкая же пчела!»
Мечтая, Макс не мог не вспомнить и Баксика. Где ты сейчас, милый померанец? Лежишь на помойке между выщербленной кирпичной стеной кочегарки и останками древнего, послевоенных годов ещё, армейского грузовика? Даже зима, безжалостная ко всему живому и напоминающая о смерти своими минусовыми температурами в сочетании с пронизывающими морскими ветрами, не в состоянии глумиться над твоей красотой, а гниение твоё весне перепоручает, скидывая грех с абсолютно минусовой совести, вмораживая рыжую шёрстку в тёмные льды котельного чернослива и сковывая в светлый лёд слюну в навечно приоткрытой пасти?..
Если Андрюха предпочитает боевики и посмеивается над другими жанрами кинематографа, то Лёня, Саня и Макс не прочь посмотреть и психологические триллеры - о ванильных небесах, паранойях, депрессиях, «шестых чувствах»... Об этих фильмах Макс вспомнил, пытаясь пробудить какое-нибудь похожее «шестое чувство» в самом чебе - чтоб оно в очередной раз привело на ту самую помойку, куда выбросили Баксика. В офисе, несмотря на вечную напряжёнку с канцелярскими принадлежностями, обязательно должны быть ножи для бумаг и ножницы, которыми можно было бы отстричь ото льда вмерзший в него трупик шпица и при этом не испортить шерсть. Поскольку холодильника в съёмной гостинке нет, первое время Баксику пришлось бы повисеть за окном в самодельной авоське из бечёвок - но на морозе что с мёртвым случится? А потом, ближе к весне, надо где-то занять денег и найти таксидермиста, чтобы набить чучело. И ещё одна идея в голову пришла: жирной секретарше из офиса на день святого Валентина кто-то подарил плетёную корзинку с искусственными цветами и бумажными сердечками, а недавно корзинка, уже надоевшая секретарше, перекочевала с её стола на подоконник и туда начали стряхивать сигаретный пепел. Пока корзинка не запоганилась окончательно и не отправилась в мусорное ведро, её можно унести домой, повытряхивать оттуда нафиг все прожжённые бычками цветы и круглые бумажки с пошлыми поздравительными надписями, протереть её как следует тряпкой и подготовить к посадке в неё чучела померанского шпица: размер самый подходящий.
«Всегда мечтал научиться на бас-гитаре играть, чтобы как в «Тридцати секундах до Марса»... А в корзину я Баксика посадить хочу, чтобы он ещё и гитарным усилителем был: микросхемы всякие на дне корзины будут, и их не будет видно - шерсть у шпица пышная, если её дыбом поставить - будет казаться, что шпиц больше корзины. Глаза у чучела со светодиодами будут - какой же усилитель без светодиодов? Думаю, душа в натуре бессмертна, в том числе и у шпицев, мы бы оба вкладывали свои души в музон и в басуху... Я... У нас... Группа своя, готик-рок играем, я выхожу на сцену с бас-гитарой в одной руке и с корзиной в другой, в корзине сидит шпиц, из которого пришлось набить чучело, но он теперь, в своей новой жизни - усилитель, его глаза-светодиоды мигают, когда аккорды помощнее беру...»
Снова - встряска автобуса, на этот раз - на железнодорожном переезде. Закрыжилась, завертелась и столкнулась с прокопчённым плюшевым медведем пчела с чёрно-коричневым брюхом, чёрно-серыми крыльями и одним глазом.
«Вот же мразь ты! Почему я не знаю, на какой именно помойке лежит Баксик, но вижу тебя, всю засранную и рваную, не на помойке, а в кабине автобуса?! Будь моя воля - сорвал бы тебя с твоей верёвочки, растоптал бы так, чтоб вся вата, которой ты набита и которая наверное тоже из белой в чёрною превратилась, наружу из тебя вылетела! И на помойку, на помойку тебя! Чтоб ты, сраная и гнойная пчела, там, на помойке валялась и говорила: «Надо до конца жизни в офисах работать, по будильнику вставать и мечтать в «Газпром» пробиться! Надо с будущей женой на «Мамбе.Ру» познакомиться и каждое лето в Таиланд её возить! Надо, чтобы в гардеробе одни пиджаки с рубашками и галстуками остались!» Чтоб ты, гнойная пчела, на помойке валялась и говорила: «Смотри телевизор, слушай Григория Лепса, Валерия Меладзе, Стаса Михайлова и Дениса Майданова, показывай и доказывай всем вокруг, какой ты сам серьёзный и каких серьёзных певцов слушаешь поэтому! Отложи личинку и назови её Наташей или Ромой Григорьевым! Мебель икеевскую в квартиру притащи, кровать с зелёными спинками и красным матрасом, жёлтую жёрдочку-этажёрочку с лиловыми полками ещё, книги Дины Рубиной расставь на ней, бери иногда и читай, как достаточные люди на Рублёвке живут! Покупай готовые суши в гипермаркете, роллы «Филадельфия», роллы «Калифорния», из риса краснодарского! Машину в кредит купи, кроссовер корейский или вообще с «Соллерса», к нему синее детское кресло с машами и медведями, пристёгивай к нему своего Рому Григорьева, вези на пляж и там в море купаться запрещай и диетическим морковным соком пои! «Фруто-няни» полный рот ему напихай!» На помойке гнойная пчела валяется, а на всю помойку - её тухлые базары: «Бу-бу-бу-бу-бу, бу-бу-бу-бу-бу, не люби шпицев, а люби свою бабу!» Ага, люби какую-нибудь шмару с волосами цвета гудрона, грудью первого размера и ростом метр пятьдесят пять, которая в институт поступать из деревни приехала, которой олигарха не досталось, но у которой между ног чешется и которая от безысходности с тобой спит! А гнойная пчела с помойки тебе: «А ты соответствуй, добивайся, пробивайся, доказывай, показывай, завоёвывай, расти, «Ролекс» позолоченный поддельный из Харбина на руке носи! А бабе покупай золотые украшения за десять тысяч рублей и дороже! «Айфоны» продавай школьникам за бесценок, как только новая модель выходит! Даже в выходные рубашку носи, белую в фиолетовый узор, и на две верхних пуговицы её не застёгивай! Туфли лаковые у чистильщиков - вьетнамцев чисти, руки - на пояс, нос - кверху, рот - задницей куриной, вот в каких ты королях и в каком статусе, соседские дети теперь к тебе по имени-отчеству обращаться должны! А потолком твоих мечтаний должна быть квартира в самом центре!» Да, в этой вот «статусной» развалюхе дореволюционной постройки, с цементной лепниной и круглыми перилами, чтоб за одной стеной «малиновый пиджак» какой-нибудь жил, который в 1990-е чудом выжил, от крови конкурентов уже никогда не отмоется и теперь в депутаты баллотироваться пытается, чтоб за другой стеной склеп стариковский был, с пенсионерами какими-нибудь девяностолетними, которое ещё при коммунистах от наркомата глинозёмной промышленности квартиру получили и догнивают там заживо до сих пор, чтоб за третьей стеной ветер в комнатах гулял и хозяева из Москвы уже шестнадцать лет пытались свою хату каким-нибудь мазохистам или дебилам впарить, чтоб половина окон во внутренний двор-колодец выходило, куда и соседские уже упомнятутые пенсионеры выползают, и не соседские, и вообще из половины окон, за которыми одно старичьё сохранилось, чувствуется дыхание как из пирамид с мумиями, а остальные окна должны на центральную улицу выходить, которая с восьми утра до десяти вечера в мёртвой пробке стоит. И гнойная пчела, валяющаяся на помойке, не заткнётся никак: «А ты должен соответствовать, расти, пробиваться и добиваться, чтоб твой джип был дороже, чем подавляющее большинство машин в той пробке, и гордиться этим вслух!» Но валяется она со всеми своими рассуждениями о «статусах» на помойке потому, что туда же на ЗИЛ’ах - мусоровозах свозят и сбрасывают в кучи пиджаки с галстуками, запонки, проеденные молью норковые шубы, намотанные на швабры вечерние платья, пустые флакончики из-под духов «Шанель», зацарапанные гвоздём компакт-диски с песнями а-ля «О боже, какой мужчина!», битые хрустальные люстры, черепки сервизов, из которых ни разу не жрали, рвань многотомных книжных изданий, которые никогда не читались, жёлтые фотокарточки чопорных дам и напыщенных военных, обломки то ли югославского, то ли румынского серванта с антресолями, насквозь прожжённые персидские ковры, истыканные и изрезанные картины пафосных московских живописцев... И как бы соответствовать, как бы соответствовать, добиться, пробиться, да в полном соответствии пнуть тебя так, чтобы вся твоя оставшаяся грязная, сальная и мокрая пчелиная вата над мусорными контейнерами разлетелась?!»