Мы, после... Глава1 конец 1941 -1942г. пб2

1.4 Конец 1941..
     Положение на фронте оставалось тяжелым, но темпы наступления немецких войск постепенно снижались. Наши бойцы и командиры учились в процесс боев с ними. Научились лучше строить оборону, бороться с , укрываться от атак самолетов. Но главное – росло их мужество, стойкость, бесстрашие. Они учились не бояться этого сильного, превосходящего их, противника.
   
    Гитлеровский генерал Блюментрит писал: «С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем нарастало… Все это было для нас полной неожиданностью. Мы не верили, что обстановка могла так сильно измениться после наших решающих побед, когда столица, казалось, почти была в наших руках», (2, т.4, стр. 103).
    
    Вокруг Москвы было создано несколько оборонительных рубежей с мощным инженерным оборудованием – противотанковыми рвами, дзотами, проволочными заграждениями. К их строительству было привлечено свыше полумиллиона москвичей, главным образом – женщин. Командование войсками, находящимися на главном направлении, осуществлял Г.К. Жуков. Правительство Советского Союза находилось в Москве. 6-го ноября 1941-го года состоялось торжественное заседание Московского Совета депутатов трудящихся, а 7-го ноября – парад войск на Красной площади. На нем выступил председатель Государственного Комитета Обороны И.В. Сталин, который пророчески заявил, что здесь, у стен столицы, начнется разгром гитлеровских захватчиков.
     Все это имело очень большое значение для советских людей, как сражающихся на фронтах и в тылу врага, так и находящихся в нашем тылу. Многие поверили – если правительство и сам Сталин – в Москве, не покинули свою столицу, как это произошло в Польше и Франции, значит можно надеяться, что враг не пройдет, будет остановлен.
   
    Фашисты несли большие потери, но вновь и вновь бросая в бой резервы, продолжали наступление. 23-го ноября наши войска оставили города Клин и Солнечногорск. Северо-западнее Москвы  передовые части вермахта подошли к столице на расстояние менее 30 километров. Но это было все, чего они могли достичь. Сопротивление наших войск нарастало, они начали наносить контрудары, и в начале декабря наступление немцев было остановлено. Также  они потерпели неудачу на западном и южном направлениях. План окружения и захвата Москвы потерпел полный крах. Впервые за два года германской агрессии советская армия сделала то, чего не могла ни одна из армий западных стран. Гитлеровский блицкриг здесь не прошел.
    
     5-го декабря советские войска перешли в решительное контрнаступление, подготовка к которому началась еще в начале ноября. Упорнейшие бои развернулись на огромной территории – от Калинина до Ельца. Протяженность фронта наступления превышала 1000 километров. И, хотя, противник все еще имел превосходство в наземной технике и вооружении, наши войска стали продвигаться на запад. На их стороне была решительность и высокий боевой дух. Впервые, после длительных оборонительных боев и отступлений, они наступали. Теперь гитлеровцы уже были вынуждены обороняться и отступать.
    Вначале наше продвижение было медленным, но затем темпы наступления стали нарастать. 7-го января 1942-го года наши войска вышли на рубеж: Ржев – Волоколамск – Нарофоминск – Тихонова Пустынь (30 км западнее Калуги). Среди немецких генералов появилась растерянность, они начали просить Гитлера о переходе к стратегической обороне. В конце концов, он был вынужден дать согласие.
    Народ нашей страны впервые вздохнул с облегчением – не будет фашистского рабства! Гитлеровские войска не являются непобедимыми! И это был вынужден признать весь западный мир. Президент США Ф. Рузвельт в послании на имя И.В. Сталина сообщил о всеобщем энтузиазме в Соединенных Штатах по поводу успехов Советской Армии. У. Черчилль, как всегда сдержанно, вынужден был признать, что «Главными факторами в ходе войны в настоящее время являются поражения и потери Гитлера в России», (2, т.4, стр.302).
   
    Вот, с такими итогами заканчивался год 1941-й и начинался 1942-й.
И в нашем Батурино люди повеселели, начали говорить друг с другом, обсуждая известия с фронта. Письма от отца в ноябре – декабре приходили редко. В это время под Ленинградом шли ожесточенные бои. К концу ноября немецкие войска, рвавшиеся на соединение с финскими, были остановлены на рубеже Волхова и северо-восточнее Тихвина, а затем наши войска перешли в контрнаступление. После упорных боев к середине декабря противник был оттеснен на запад на 100…150 километров. Освобождение Тихвина и прилегающих к нему районов позволило восстановить сквозное движение по Северной железной дороге до станции Вайбокало, а оттуда – до перевалочной базы на Ладоге. Это облегчило доставку продовольствия и грузов в осажденный Ленинград.
 
    У нас в тылу  положение с продовольствием  стало ухудшаться. Наша семья, лишившись директорской зарплаты, еле сводила концы с концами. Правда, отец присылал нам часть своего денежного довольствия, но оно было небольшим. Выручала  наша кормилица – корова Зорька, да то, что удалось заготовить с огорода. Покупали только соль, муку, керосин – для ламп, электричества не было. Хлеба в продаже тоже не было, мать пекла его сама.
   В Батурино появились первые эвакуированные – несколько женщин с детьми из Ленинграда и других городов. Так заканчивался год 1941-й.

Год 1942-й.
   В конце января мы получили письмо от отца, в котором он сообщал, что находится в госпитале. Осколок, наконец, ему вынули, но теперь его мучают сильные боли в желудке, возможно, это последствия контузии. В начале февраля пришло следующее письмо. Мать, взяв его в руки, неожиданно побледнела – почерк был чужой…и фамилия чужая. Она вскрыла конверт и стала читать, я стоял рядом. На листке бумаги от руки было написано: «Извещение Некрасовой Алевтине Михайловне о том, что ваш муж Некрасов Иосиф Сергеевич помер в лазарете 30 января ночью, во время операции…»
   
    Мать покачнулась, оперлась на косяк двери и застонала, как от сильной боли, потом горько заплакала. Я плохо понимал, что произошло, но, почувствовав состояние матери, тоже заплакал. Мать с трудом прошла в дом, упала на кровать и долго плакала. Потом замолчала, поднялась и долго смотрела на меня:
- Ну вот, Вовка, и остались мы без отца… Что делать-то будем?
А что я мог ей отетить? Рите было полтора года, она говорить еще не умела. Матери было 28, когда она стала вдовой.
   
 Выживать стало еще труднее, денег совсем не было. Мать решила устроиться на работу, на маслозавод, больше некуда. Надо было идти к новому директору. Им стал некий Агишев, человек властный и резкий. И, хотя в производственных вопросах не был специалистом, допускал очевидные промахи, но никаких 
возражений не терпел. Опытные сотрудники завода иногда прямо ему говорили: «…это неправильно, вот Иосиф Сергеевич делал не так, а…». В ответ он тут же обрывал: «Я вам не Иосиф Сергеевич, что сказал, то и будете делать, если работать хотите!» Отношения с персоналом складывались напряженные, и новый директор видел причину этого в той системе отношений, которую установил его предшественник.
    Придя к нему на прием, мать поделилась своим горем и попросила взять ее на работу. Но Агишев резко ответил:
- Нет у меня свободных должностей, и принять тебя на завод я не мгу.
- Но, мне в отделе кадров сказали, что места есть, я ведь согласна на любую работу.
- Я не знаю, что они тебе сказали, а я тебе говорю, что нет, и вряд ли будут.
- А что же мне делать? Ведь жить не на что, чем детишек кормить?
- Если хочешь, езжай на выселки (хутор) Кабанье, там места есть.
   
    Мать знала, что это такое – один из заготовительных пунктов завода. Расположен в самом глухом месте, никакими средствами механизации не оборудован, все работы выполняются вручную: заготовить и натаскать дров для топки специальной печи, на нее ставятся огромные баки с собранным молоком, затем нагреть их почти до кипения, затем слить в другие емкости и быстро охладить. А для этого надо натаскать льда из специальной ледниковой ямы и обложить им эти емкости. Труд адский и так каждый день. Поэтому там работали, в основном, не призванные на фронт мужчины и физически крепкие одинокие женщины. Моей матери, с ее хрупким телосложением, работать там пришлось бы недолго.
- Что Вы такое говорите, ведь надорвусь я там! Да и школы поблизости нет, где сыну учиться?
- Оставь его здесь.
-Кому он нужен здесь? Да и мне, как матери, каково – оставлять сына у чужих людей?
- Ну, не знаю, как хочешь, а на заводе места нет. Да, вот еще что. Дом-то, в котором ты живешь, - государственный, служебный, специально для директора. А директор теперь – я. Так что, сама понимаешь, освободить его придется.
- А куда же я денусь?
- Не знаю, куда хочешь. Вон, рядом, дом – свободный, в нем никто не живет, бери и заселяйся.
- Так он же полуразваленный. На нем и крыши нет…
- С материалами поможем.
- А кто его ремонтировать будет?
- Это ты сама ищи, найдешь кого-нибудь.
- А чем я им платить буду? У меня денег – ни копейки, и достать теперь уже негде.
- Не знаю, больше помочь тебе ничем не могу.
-Спасибо тебе за помощь такую, - горько сказала мать и вышла из директорского кабинета