О приготовленных вдушную блинчиках

По мнению российских традиционалистов такие люди, как старший моторист владивостокского рыболовецкого флота Степаныч, должны составлять подавляющее большинство мужского населения России.

Степаныч носит густую бороду лопатой - а-ля "замоскворецкий купец времён Ивана Грозного", обладает недюжинной физической силой - в ущерб всем остальным природным параметрам, разумеется, и уже тридцать третий год как сидит в мотористах и в мазуте по уши, не обременяя себя высшим образованием и не пытаясь выскочить из полного подчинения вахтенному механику. Как когда-то бывшие крепостные крестьяне от барина уходить не хотели и много лет спустя за этот свой крестьянский дзен традиционалистами да неоконсерваторами восхвалялись. Да, и к пятидесяти годам Степаныч уже успел поправить демографическую ситуацию четырьмя детьми, в свою очередь порадовавшими отца десятью внуками. Живёт Степаныч, как и подобает "настоящему мужику", в частном доме с удобствами во дворе - даром что в двадцати минутах ходьбы от центра Владивостока, не признаёт фаст-фуда, консервированной еды и прочих даров гипермаркета, лекарства из аптеки Степаныч не признаёт тоже, предпочитая им народные методы лечения, а ещё он состоит в охотничьем клубе и слушает ансамбль "Золотое Кольцо" с казачьими народными хорами. Но и это ещё не всё: узнав, по-видимому, о своих обожателях из неоконсервативного крыла и взяв с них пример, Степаныч после очередного рейса купил в магазине "Георгиевский" вышитую русскую народную рубаху-косоворотку и по праздникам гуляет в ней прямо по улицам.

Каждый раз за сутки до отхода судна в рейс Степаныч подъезжает к причалу на своём видавшем виды праворульном микроавтобусе 1980-х годов выпуска, а в свободные от работ минуты выгружает из его багажника и затаскивает на борт целые баулы с приготовленными женой "блинчиками вдушную", "смородишным вареньём", "зморозженной кулубникой", "чубареками", "утушками в яблоках", постными лепёшками, трёхлитровыми банками с жуткого цвета гороховым киселём внутри, литровыми банками самопального сбитня, рыбными тефтелями... "Не хочу жрать консёрву с камбузу!" - приговаривал он, протаскивая очередной баул между кнехтами и вьюшками. Рейс, в который мы со Степанычем собирались идти вместе, тоже не был исключением.

В раздевалке для мотористов, электриков и токарей лишь один Степаныч не хранил робу: роба была развешена на верёвках по всей его каюте, а предназначенный для робы металлический шкафчик регулярно мылся с мылом, чтобы забиваться под завязку пирогами и блинами и сушёными грибами, с которыми за ночь на комнатной температуре ничего не успеет случаться. За три-четыре часа до отшвартовки, не беря, естественно, свой микроавтобус, добираясь до причала на общественном транспорте и встречая на борту парохода уже весь экипаж, Степаныч распихивал свою скоропортящуюся снедь по холодильникам наиболее дружных с ним механиков и электромехаников, оставляя в шкафчике лишь мешки с сухарями.

Особую ценность для Степаныча представляли баночки с "ёжышными" и "барсушными" жирами: баночкам тоже требовалось хранение в холодильнике, на самих ежей и барсуков Степаныч охотился где-то в полусотне километрах от столицы Приморья, а как именно охота на барсуков и ежей выглядела, он никому не рассказывал. Намазываясь с головы до ног "ёжышным жиром" и укутываясь в одеяла, Степаныч лечился от простатита, радикулита, ревматизма и ещё каких-то характерных для предпенсионного возраста болезней, и на радость буфетчикам он уже запоганил мерзкими животными жирами не один комплект постельного белья. Одеяла и простыни, так и не отстиравшиеся от "ёжышного жира", годятся разве что на ветошь в машинном отделении.

И в тот раз всё могло бы быть как обычно, но за ночь до отхода, когда шкафчик в раздевалке был уже полон и оставалось разве что переложить его содержимое в чьи-нибудь холодильники, Степаныч угодил в больницу с воспалением лёгких. А "вдушную приготовленные блинчики" с недожаренными в яблоках утятами ушли в охотоморскую экспедицию без него и в совершенно неподходящем для длительного хранения месте...

Двух недель плавания хватило для того, чтобы всё хрючево Степаныча испортилось, сгнило, прокисло, забродило и зажужжало прилетевшими на тухлятину мухами. Ещё несколько дней - и жуткое зловоние, воцарившееся в раздевалке, достигло даже кают младшего комсостава, расположенных палубой выше, от мух же и вовсе не стало житья. Посовещавшись всей машинной командой, мы приняли решение ломать дверцу шкафчика: Степаныч пусть войдёт в положение и примет всё как есть, такова се ля ви.

Через отверстия в дверце шкафчика, как выяснилось после взлома, внутрь проникли не только зелёные навозные мушищи, но и черви, которыми кишмя кишели фаршированные блины и обе жареные "утушки". Интересно, как там черви оказались?.. На одной из банок с какой-то замаринованной и переквашенной ягодной дрянью пузырём вздулась резиновая перчатка, натянутая вместо крышки. Окаменевшие "чубареки", почерневшие пироги, банки-склянки с вареньями, блины с червями, полужидкие тефтели выгребались из шкафчика совковой лопатой и вываливались в поганое ведро, в котором когда-то давно была засохшая краска "Тиккурила" и в которое последние несколько лет сливалось отработанное моторное масло, из ведра же всё гнильё отправлялась прямиком за борт, да и само промасленное, промазученное и окончательно запомоенное червивыми "блинчиками вдушную" ведро в конце концов затонуло в водах Охотского моря.

Опустевший шкафчик обильно залили дихлорфосом и хвойными сортирными освежителями воздуха. С особой осторожностью пронесли на лопате до самых лееров и швырнули как можно подальше от борта баночку с "ёжышным жиром": ещё непонятно, какое давление может быть под толстой жестяной крышечкой, неясно, насколько сильно разбрызгается жир, если баночка невзначай разобьётся, и неизвестно, как эта субстанция, бродившая две недели, развоняться может.

Но и это ещё не всё: в самой каюте старшего моториста, пока шкафчик вычищался и дезинфицировался нами от фаршированных блинчиков, без должного присмотра погибал и пропадал чайный гриб в трёхлитровой банке.

После экспедиции, когда судно уже заходило во Владивосток, Степаныч уже выписался из больницы, но всё ещё сидел на больничном. Правда, в контору он приезжал и на борт на пару часов поднимался - чтобы увидеть, что стало с его шкафчиком, подобрать в углу свой поуродованный двумя ломиками висячий замок, узнать, что стало со всеми его драгоценными припасами, и громко, на весь пароход заматериться. Даже сойдя с трапа на берег, старший моторист всё ещё продолжал возмущаться:

- ...Разъетыть вас тудыть, за всеё б руки пообобрывать, поломали-разбубенили, вареньё выбросили, жена вдушную фаршированы блинчики наготовила и их выбросили, чайный гриб пропал, дыже мой жир ёжышный выбросили, а с ним ничо б не стало б, он же крепко-накрепко запупорен в банке был!..