Бездна. Глава 4-13. Тошнота

     Утром, проклиная водку, бары и себя, я прикладывал к голове мокрое полотенце. Я безмерно страдал: жутко болела голова, блевотная тошнота заполняла меня до самой макушки.

     Кто-то из парней сочувственно произнёс:

     — Мужики, у него морская болезнь, его укачало.

     — Ему надо опохмелиться.

     Меня сразу вывернуло от одного лишь упоминания о водке.

     — Ну, тогда мы ничем не сможем тебе помочь. Разве что мороженого принести?

     Голоса казались бодрыми, даже весёлыми. Но нездоровый цвет лица и кислые физиономии говорили, что им лишь чуть легче, чем мне.

     — Ладно, не болей. Мы пошли опохмеляться.

     Живописно представив себе, как они будут глотать гадость, я снова склонился над пакетом.

     Я остался один, в тёмной каюте. Мерзко, зато не лупит в глаза тошнотворный искусственный лампочный свет. Но через десять минут свет загорелся снова. Тёплой рукой кто-то трогал лоб и гладил волосы.

     Я открыл глаза и увидел перед собой вчерашнюю знакомую. Она высыпала в чашечку с соком кислый порошок и заставила выпить. Рядом на разносе стояло глубокое блюдце с мороженым и три яблока. Я медленно ел холодное мороженое и смотрел на гостью.

     — Не мужское дело — водку хлебать. А такому, как ты, совсем нельзя пить.

     — Спасибо за заботу. Мне легче. От сока ли, от мороженого? Или от твоей заботы?

     — Я благодарна тебе за вчерашний вечер. Представляешь, совсем разочаровалась в жизни: всё суета, суета, никакого просвета. Знаешь, как противно здесь работать!

     — Я от суеты сбежал из дома. Ты тоже — сбегай!

     — С радостью бы. Да деваться некуда. Работу найти трудно, а здесь платят регулярно. В деревне родители без заработка, сестра десятый класс заканчивает. Все на моём попечении. Ладно, тебе сейчас покой важнее всего. Отдыхай, — она аккуратно поправила на мне одеяло, забрала пакет с моей требухой и выключила свет.

     Голова лежала на подушке, продолжая проваливаться вниз, к самому океанскому дну. Но сейчас я не страдал так, как страдал пятнадцать минут назад. Глядишь, скоро попривыкну к качке… А что — остаться на корабле на всю жизнь! Устроиться работать, жениться на официантке… Меня покоробило это слово — о-фи-циантка. Обязательно заставлю её сменить работу! Мало ли на корабле должностей?

     С этими мыслями я опять провалился вниз головой. Спящий страдания испытывает, но не сознаёт, что он страдает. Поэтому больному надо спать. Ещё лучше умереть: мёртвый страдания не испытывает вообще никогда!


     Моя самая большая мечта — … нет, не остров, не мировое могущество, не прекращение всех страданий — лишь свежий воздух! Эта мечта прямо сейчас может исполниться, потому что я уже могу встать и выйти на палубу.

     Охотское море сердито. Естественно, на меня, на кого оно может сердиться? Покинул мать… нет, представляете, нализался, как последняя свянья. Ветер не был сильным, качка по морским меркам небольшая — четыре балла. Теперь она не казалась мне убийственной. Но боль ещё заполняла мою голову. Как же собираюсь плыть к необитаемому острову? Говорят, привыкают быстро… Но сейчас, заполненный до краёв тошнотной мерзостью, я не представлял такого счастья.

     Двумя пальцами я помог желудку избавиться от остатков вчерашней отравы. Теперь можно отведать лёгкого салата, горячего чаю. И обязательно мороженое из добрых рук официантки!

     Через открытые двери бара я увидел вчерашнего лысоватого мужичка. Он почти возлежал на прилавке. Мужичок купил коробку конфет и со словами “Это вам” галантно вернул конфеты официантке. Она с милой улыбкой — именно так она улыбалась вчера мне — приняла от него подарок и чмокнула его в щёку. Как вчера поцеловала мою.

     Она заметила меня. Тем лучше: облегчила мне выбор. Домашних запасов предостаточно. Любоваться морем можно в гордом одиночестве. А самое главное! Самое главное! Пути назад нет! Навстречу неизвестности, превозмогая тошноту — только вперёд!


     Оставшиеся два дня голова продолжала болеть. Но это было больше похоже на усталость. Я мог, наконец-то, любоваться волнами, не испытывая неприязни к Охотскому морю. Зато глубокое омерзение вызывало даже мимолётное воспоминание о барах, алкоголе, одноруких бандитах и водочной тошноте.

     Иногда почти решался зайти в бар. Да, я несправедливо её сужу. Без всякого на то права я требую её верности… Не я ли вечно мечтаю о гареме? И кто цепляется взглядом за каждое хорошенькое девчоночье личико? Даже сейчас, на корабле…

     Что ж, прощай, добрая официантка с фрегата!

     Если ты сейчас подойдёшь ко мне, улыбнёшься, я непременно приму из твоих маленьких рук холодное мороженое и идеальные, словно из воска, яблоки…

     Но она прошла под ручку с лысоватым мужиком-господином, легонько кивнула мне и грустно улыбнулась.

     Я заставил себя радоваться тому, что она не оставила мне выбора. Теперь я с чистой совесть сосредоточил взгляд на море, на облаках, подобно островам плывущих по небесам. И думал об островах. Или о предстоящей встрече с Камчаткой, когда-то ненавистной; теперь она представлялась мне воротами в рай. И опять искал глазами хорошеньких девчонок, которых благоразумные родители не отпускали от себя ни на шаг.