Минуты

Конь быстро нёс его по росистой траве, практически не касаясь земли. Раннее утреннее солнце спросонья лениво играло на золоченых доспехах, а рука, крепко сжимавшая поводья, дрожала.
Минуты, остались минуты жизни.
Чезаре смотрел на солнце и пытался успокоить своё сердце. Он мог думать о чём угодно в этот момент: о Лукреции, о Ватикане, о новом Папе. В голове гулко отдавались все мысли - они просто приятно проносились, никак не задевая душу и сердце.
Кажется, у него была ещё дочь, которую он никогда не видел. И никогда не увидит - разве она сможет попасть к нему после своей смерти? Вряд ли эта девочка пойдёт в своего отца характером - она его никогда и не узнает.
Вороной под ним размеренно дышал, совершенно не зная, зачем они скачут по этому следу. Дорога перед ними ещё хранила память о всадниках, что примяли здесь траву всего лишь несколько минут назад.
Минуты, минуты. Сейчас время измеряется в них. Не в месяцах, как при осаде городов Романьи, а в минутах.
Чезаре почувствовал желание натянуть поводья и остановиться, повернуть назад... Но разве можно было остановить этот прекрасный быстрый бег жеребца, что несёт на себе уже заметно постаревшего и измученного человека?.. Этот человек пережил слишком много для одной жизни - он был велик; из-за собственного величия он скатился до звания узника. Можно ли было избежать этого падения в бездонную пропасть, дно которой сможет узнать лишь сам Чезаре?
Солнце осветило всадников, за которыми он и следовал. О Боже милостивый, как их много!..
Минуты, минуты, минуты.
Чезаре увидел, как отделилась дюжина всадников от остального отряда и развернулась прямо к нему. Пришлось натянуть поводья вороного и остановиться, глядя на этот приближающийся отряд.
В него вдруг вселилась неожиданная уверенность - на нём хорошие доспехи, тело ни на мгновение не забывало годами отточенных движений, а меч из толедской стали привычно тяжелел на поясе. Он был одним из самых искусных мечников всего полуострова, он понимал, что его имя звучит громко. Не было никаких сомнений, что он сможет захватить с собой нескольких солдат.
Он ловко спрыгнул с коня и посмотрел на уже готовую дюжину мечников. Он представлял себе это как-то по-другому: не было никакой старухи с косой, за спинами гвардейцев не маячил Люцифер в ожидании нового жителя своих казематов. Всё было как в тренировочном бою - только по-настоящему.
Он привычно вступил в бой, чувствуя, как в жилах по обыкновению вскипела кровь. Чезаре дрался так, как будто бы чувствовал за спиной, в нескольких метрах от себя, десятитысячную армию, что прикроет его в случае поражения. Он скалился, глядел в лица своим врагам и не запоминал ни одного. Зачем запоминать глаза цвета моря, когда они в любую секунду закроются навсегда?..
..Клинок вошёл как будто бы в масло, найдя брешь в доспехах. Чезаре захлебнулся собственной же кровью, не сразу поняв, что произошло. Он не ощущал никакой боли.
Он понимал, что больше нет минут. Лишь секунды.
Мир в его голове перевернулся. Он увидел отъезжавших всадников. Их было уже не двенадцать. Хоть какая-то радость в последние секунды.
Чезаре Борджа вспомнил своей девиз. И он выбрал nihil.

Его нашли, когда солнце уже встало. Лицо сохраняло остатки былой красоты, но никак не былого величия. Кто-то в армии шепнул: Caesar мёртв.