Я купил ей розы

Я купил ей розы. Целых три штуки ярко-красного цвета. Продавщица, улыбаясь, сказала, будто это цвет страсти. На самом деле я просто хотел загладить свою вину.
Все так делают. Если мужчина как-то оплошал, он всегда покупает что-нибудь своей женщине. Да и как вообще подойти к этим грозным созданиям без цветов или коробки конфет, если действительно чувствуешь себя виноватым? Они только притворяются слабым полом, а на самом деле если нахмурятся, то становятся грознее тучи и страшнее дикого кабана.
Мы с Викой поругались три дня назад. Начала все она, у меня просто не хватило терпения вести себя с ней все также обходительно и мило. Я взорвался, наговорил лишнего. Она хлопнула дверью и ушла. Наверное, думала, что побегу за ней. Не на того нарвалась.
Я бы, может, и побежал, но в то время у Вики так злобно блестели глаза, что я просто побоялся. Побоялся еще раз увидеть это гнев, услышать эти упреки, почувствовать ее непримирение. В то время подходить к Вике было просто бесполезно. Я и не стал.
Прошло три дня. Эмоции улеглись, страсти поутихли. Кто-то должен сделать первый шаг к примирению. Тем более что в чем-то Вика была права. Да я и вел себя некрасиво.
Я же знаю: она так же, как я, не спи сейчас по ночам, думает обо мне, мучается и кается, что так сильно накричала на меня. Ей так же плохо без меня, как и мне без нее. Все-таки мы давно уже вместе, полюбили, привыкли друг к другу.
Продавщица выбрала мне самые красивые, самые шикарные розы. Под стать Вике: такие же стройные и гордые, как она.
Я не позвонил ей, никак не предупредил. Я хотел сделать ей сюрприз. Женщины любят сюрпризы. Три дня меня не видела, и вдруг – на тебе: и я, и букет. Конечно, она не сможет остаться равнодушной к этому знаку внимания с моей стороны. Я не сомневался, что мы помиримся. Но все же было как-то волнительно. Даже страшновато. Особенно когда я вспоминал тот вечер: эти злые глаза, этот крик, этот громкий стук дверью.
Одно из двух: либо Вика сразу обрадуется, когда увидит меня. Либо пытается разыграть из себя обиженную, как в тот вечер. Со вторым вариантом будет сложнее, но я выкручусь из этого. Скажу, что вел себя, как идиот, но теперь понял свою ошибку.
Я сразу же понял, что ничего не выйдет. Вика открыла мне дверь. И сразу глаза ее стали не просто злыми, а какими-то пустыми, со стальным блеском.
- Что тебе нужно, ведь мы уже обо всем договорились? – спросила она.
И голос ее был каким-то чужим и тоже пустым. После такого не то что розы, даже горшок с кактусом был бы ни к месту. И главное, я не мог понять, с чего все началось, почему это происходит. Сколько времени мы были вместе, и ничего – не было никаких особых капризов.
- Вика… - попытался было я, но тут же замолчал. Просто не знал, о чем говорить. Поэтому и протянул ей розы. Я уже не надеялся ни на что, просто ведь надо было что-то делать.
- Игорь, - устало сказала она и тяжело вздохнула. Впечатление было такое, что она что-то долго-долго мне объясняла, а я, бедолага, все никак не мог понять, и это выводит ее из себя. – Игорь, мы ведь все решили. Зачем ты пришел?
- Что мы решили? – удивился я.
Я в упор не помнил никакого решения. Если она считает, что это истерический крик имеет смысл, то это просто глупо. Мало ли что можно сказать в порыве гнева? Оно мало соотносится с истиной.
Для меня истина другая: я хочу забыть все, что было, помириться и снова жить так, как раньше. Я был уверен, что Вика хочет того же.
- Игорь, - повторила она. – Мне не нужен ты и твои розы. Я устала от тебя. Почему до тебя не доходит: ни словами, ни действиями? Я уже просто не знаю, как от тебя избавиться!
Ну вот, докатились… Она от меня хочет избавиться! Опять врет, потому что задушена злыми эмоциями, или говорит правду? Неужели это ее трезвое решение?
Тут у меня внутри все возмутилось. Были ли в действительности эти действия, о которых она говорит? Нет, всегда все было нормально, и вдруг небольшая ссора переросла в разрыв. В наших отношениях никогда не было особых проблем. То, что она говорит, просто блеф…
Или нет?
Перед глазами, как кадры из кино, всплывали какие-то картинки. Мелкие, непостоянные, они не зацикливались в мозгу, а просто проходили мимо, уступая место другим. А другие уже как будто стояли в очереди, подталкивая предыдущих, теснились, чтобы проплыть перед моими глазами и уколоть побольней.
Неужели и правда наши отношения с Викой портились постепенно и теперь зашли в тупик? Неужели я просто не замечал эти маленькие изменения? Неужели Вика права, а не я?
- Ты все сказала? – спросил я ее жестким тоном.
Хотел сделать свой голос ледяным, как у Вики. Но он почему-то дрожал и был каким-то слабым и беспомощным. Мне стало обидно. Обидно так, как еще никогда на свете не было.
- Ты еще пожалеешь, - выдавил я из себя напоследок.
Я вышел так же, как они в тот вечер: громко хлопнул дверью и быстро зашагал вниз по лестнице. Только потом вспомнил, что в доме есть лифт. И это тоже было унижением: забыться до такой степени, чтобы забыть о лифте! Вика сделала из меня посмешище, выставила дураком. Да, этого никто не видел, кроме меня и нее. Но и этих человек было достаточно. На Вику мне теперь стало наплевать: она стала для меня чужим человеком. А вот я… Я видел свой позор, я был свидетелем того, как я дал себя унизить какой-то смазливой девчонке.
Я мысленно обзывал ее. Казалось, так легче справиться с этой потерей. Но глупый голос внутри меня начал пилить меня все сильнее: «Ты обзываешь ее только для того, чтобы обелить себя. Ты хлопнул дверью у нее перед носом, чтобы показаться ей круче. А на самом деле ты просто повторил то, что сделала когда-то она. Таким способом ты не обелишь себя, лишь станешь еще сильнее».
Если б я умел, то придушил в себе этот внутренний голос. Самое отвратительное было то, что он говорил правду. Нет стыда сильнее, чем за самого себя.
Я чувствовал, что мои щеки горят и перед глазами стоит сплошная пелена. Я шел очень быстро, ни на кого не глядя. Мне казалось, что люди видят, какой я осел и как глупо себя веду. А тут еще обратил внимание, что держу цветы в руках. И стало еще отвратительнее, чем было раньше.
Я замедлил шаг и начал разглядывать букет. Странное дело: когда я покупал цветы, я даже не удосужился посмотреть на них. Продавщица сказала, что красные розы – это цвет страсти, и я ей поверил. А на самом деле розы были темно-бордовые, почти черные. Тот же самый наглый голос, сидящий внутри, тотчас же принялся меня убеждать, что я никогда не смотрю на подарки своей девушке. «Зачем? Ведь это не мне, а ей», - пытался я ему возразить. А он продолжал точить меня: «Вот именно. Тебе важен не сам подарок, а то, что ты его покупаешь. Ты на самом деле девушку покупаешь, а не вещь ей. Тебе нужно ее просто задобрить, чтобы она не сердилась. Или сделать подарок для профилактики, чтобы оказать знак внимания, если ты давно этого не делал».
Глупый внутренний голос! Все он понимает, кроме одного. Если б он помолчал, мне было бы легче.
Я смотрел на букет. Не бросать же его посреди улицы. Да и контейнера, как на грех, поблизости не было. Да и вообще: сейчас я разглядел, какие это цветы, и выбрасывать их после этого мне было жалко.
И погода была неплохая: ветер, солнышко проглядывало из-за туч…
На углу стояла женщина и возилась со своей сумкой. То закроет замок, то откроет. Вскоре это занятие ей надоело, она сделала передышку и, наконец, оглядела улицу. Мы встретились с ней взглядом, и она чуть улыбнулась. Как будто бы говорила: не обращайте внимания на мою сумку, она у меня капризная.
И я почему-то тоже улыбнулся. Наверное, просто механически. Стадный рефлекс проснулся: что один делает, то и другому хочется. Однако этого было достаточно, чтобы я почувствовал к ней расположение. Женщина она была хорошая, сразу видно. Такой если подаришь букет, сразу обрадуется, и не будет истерики устраивать, как Вика.
Я подошел ближе:
- Вам помочь?
Она снова оторвалась от сумки и взглянула на меня. Прядь засаленных волос упала ей на глаза, и она сдула их губами со смачным звуком.
- Да вот, замок разошелся, - извиняющимся тоном сказала она.
Голос у нее был грубый, но добрый. И я еще раз подумал о том, что такая женщина никогда не стала бы устраивать истерики и хлопать дверями, когда ей дарят цветы.
- Ничего страшного. Она всегда расстегивается. Вы не обращайте внимания.
- Замки сейчас в любой мастерской вшить могут.
Женщина покачала головой:
- Сумка старая. Нужно новую купить. Да вы не беспокойтесь…
Ей было явно не по себе, что я проявил к ней участие. Она оправдывалась так, будто насильно заставила меня подойти к ней. Такая не то что истерику – слова грубого не скажет.
- Женщина, возьмите цветы.
Я протянул ей розы. Думал, она заулыбается, начнет их нюхать, благодарить меня, восхищаться – хоть кому-то будет приятно сегодня. Но вместо этого у нее странно вытянулось лицо. Она медленно подняла на меня глаза: в них было недоверие и страх. Она даже отодвинулась от меня дальше, чем стояла. Снова посмотрела на цветы, снова на меня…
У меня уже просто рука не выдерживала. Сколько можно протягивать эти цветы? Сначала Вике, потом этой женщине?
- Вы шутите? – наконец, спросила она.
Хоть заговорила – и то хорошо.
- Нет, конечно.
Я старался держаться любезно, хотя меня понемногу начала раздражать эта ситуация.
- Берите, - благожелательно улыбнулся я. – Это вам.
- Мне?
Тут она вспомнила о существовании сумки и снова принялась ее застегивать с еще большим рвением, чем раньше. А потом подняла на меня глаза и сказала:
- Да нет, вы все-таки шутите.
Хоть она и сказала это, но в глазах ее была надежда. Я видел, что она хочет получить эти цветы. Я протянул ей их снова.
- Возьмите. Это вам.
Она нагнулась к сумке и снова начала ее застегивать. Поняв, что словами делу не поможешь, я просто сунул ей букет в руки. И даже улыбнулся: как просто все получилось!
Женщина стояла с идиотским выражением лица посреди улицы и держала мой букет. Конечно, он бы лучше подошел Вике: она красивая и стройная, как эти цветы. А женщина в балахоне, с засаленными волосами, без следа косметики на лице смотрелась с розами как-то глуповато.
Не было никаких вздохов, никаких нюхов, никакой благодарности. Женщина ошалело смотрела на букет. Потом сделала шаг ко мне, тут же шарахнулась обратно. Потом покраснела и спросила:
- Я вам за это что-то должна?
- Да нет, - ответил я, хотя признаться, надеялся услышать в ответ хотя бы спасибо.
И тут женщина улыбнулась – такой откровенной и доброй улыбкой. Глаза у нее заблестели: то ли от слез, то ли от радости, то ли от выглянувшего среди туч солнца.
- Я так давно не получала цветов… - призналась она и махнула рукой: - Да бог с ней, с сумкой-то! Когда-нибудь новую себе куплю!
Она засмеялась, и на душе у меня стало легко. Как будто бы не было ссоры с Викой. Как будто бы и Вики никакой не было. Как будто бы солнце не пряталось за тучи, а так и светило нам на макушки.
Как-то так получилось, что мы с этой женщиной пошли по дороге вместе. Она несла букет совсем неумело: положила его себе на плечо и прижала лицом к воротнику. Непослушная засаленная прядь все время завешивала один глаз, и женщина время от времени сдувала ее в сторону. Она шла вся наперекосяк, от этого дамская сумочка вечно сползала вниз, и тогда женщина взбрыкивала плечом и та поднималась на место.
Я не знаю, как так можно ходить. Женщины вообще странные создания: нацепят на себя каблуки, напридумывают дамские сумочки, которые вечно скользят вниз, отрастят длинные волосы, которые завешивают глаза.
Правда, у этой женщины каблуков не было. Она шла чуть ли не в тапочках. И семенила, как утра на катке.
И тогда я почувствовал, что мне стыдно идти с ней рядом. На пустынной улице я мог разговаривать с ней сколько угодно. Но теперь мы завернули за угол и оказались среди людей и машин. К тому же теперь она несла мои цветы. И проходящие мимо нас люди без труда могли догадаться, что это именно я подарил ей букет.
Я и она – какая странная пара! Случайно оказались вместе. Я уйду и тут же забуду о ее существовании и ее немытых волосах. Она тоже придет домой, поставит цветы в воду и будет помнить обо мне чуть больше: пока не завянет букет. Если только муж ей позволит.
- Вы замужем? – спросил я.
Бестактный вопрос. Это я понял потом. Она сейчас подумает, что я нездорово интересуюсь ее личной жизнью или вообще набиваюсь к ней в женихи.
- Нет, не замужем, - ответила она и взглянула на меня почти игриво.
Так что мне чуть плохо не стало. Если  мне стыдно идти с ней по улице и я думаю, как мы смотримся вместе, нет ничего удивительного, что фантазия погнала меня вперед. Но эта женщина мне в матери годится. Или хотя бы в тети. Она никак не может флиртовать со мной. Хотя бы потому, что такие утки на катке флиртовать в принципе не умеют.
- А Вы кому хотели подарить розы? – спросила она.
Оказывается, она не такая простушка. Поняла, что я купил цветы не ей, а другой девушке. Сразу вспомнилась Вика, наш последний разговор. На душе снова стало неприятно.
- Она не взяла цветы, даже не посмотрела, - сказал я. Хотелось выговорить все обиды. Так много накопилось в душе, а я все держал в себе.
И только потом я понял, что опять допустил бестактность. Еще большую, чем раньше. Пусть бы женщина догадывалась, что цветы предназначались кому-то другому. Но зачем мне было говорить ей об этом? На тебе, убоже, то, что нам не гоже? Это спонтанный, незапланированный и идиотический подарок, но все-таки это подарок. Зачем было говорить, что он предназначался для другого человека?
Но, с другой стороны, зачем она спросила? Как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Могла бы понять все, но не заговаривать об этом вслух.
- Так вы поругались? – продолжала допытываться она.
- Черт его знает.
- Может, еще помиритесь?
- Вряд ли. Сколько можно унижаться?
Женщина усмехнулась и уставилась в асфальт. И мне показалось, я понял, о чем она думает. Я переживаю из-за своего унижения. А для нее этот подарок – тоже своего рода унижение. Ей дали то, что не понравилось другому человеку. И она все равно взяла цветы, хотя отлично понимает это.
- Вы давно дружите? – спросила женщина, приостановилась и перекинула сумочку на другую руку. Букет взяла в левую и понесла еще смешнее, чем раньше. Было такое впечатление, что она совсем неумеха. И что букеты вообще никогда не носила за свою долгую жизнь.
- Около года, - ответил я.
Мне надоело рассказывать незнакомой женщине о своей личной жизни. Тем более что я сам мало что понимал в том, что у меня происходило с Викой.
- Давайте лучше познакомимся, - предложил я. – Меня зовут Игорь.
Я посмотрел на нее и увидел волнение. Женщина остановилась, открыла рот, как вытащенная из воды рыба, глаза ее заблестели пуще прежнего, и я ясно прочитал в них жадность. Так ребенок, перед которым высыпали коробку конфет, не может выбрать среди них одну, самую первую.
- А меня зовут Анжелика! – выпалила женщина.
Вот тебе и раз! Я ожидал чего-нибудь более официального. Например, Марья Ивановна или Зинаида Федоровна. А она, оказывается, просто Анжелика. И глаза у нее блестят так, будто никакая она не Федоровна, а всего лишь лет на восемь старше меня.
- Да, да, меня зовут Анжелика, - сказала она, словно пробуя это слово на вкус.
И видно было, что оно ей нравится. И выглядела она сейчас, как маленький ребенок, а не как Марья Ивановна.
Я хотел спросить, сколько ей лет, но передумал. Хватит с меня уже бестактных вопросов.
- А вот и мой дом, - махнула она рукой и тут же опять взбрыкнула плечом, чтобы сумка не свалилась.
- Давайте я доведу Вас до подъезда, - предложил я.
А что еще оставалось делать?
- Давайте! – обрадовалась она.
И всю дорогу до подъезда улыбалась. И даже ее утиная походка стала мягче. Она остановилась на пороге и посмотрела на меня.
- Спасибо Вам, Игорь, - сказала она. Потом подумала и добавила: - А цветы можете забрать своей девушке. Они ей нужнее, чем мне. Правда.
Она даже протянула их, но весь вид ее говорил о том, что отдавать букет ей не хочется. Если бы я попытался взять его обратно, она бы просто отскочила и спрятала руки за спину.
- Я не обижусь, - добавила она последний аргумент. И надула губы так, будто уже обиделась.
- Что Вы, Анжелика…
Я поперхнулся. Ее имя не согласовывалось с ней. Все равно что назвать корову бабочкой. Но раз она говорит, что Анжелика, по-другому я назвать ее не могу.
- Эти цветы специально для Вас.
- Спасибо, - расплылась она в улыбке. – Я так и думала.
Она помедлила еще немного и, глядя в асфальт, проговорила:
- Может, поднимитесь попить чаю? У меня, правда, не с чем. Да и заварка кончилась…
Ее приглашение было формально. Она знала, что я откажусь.
Вот я и отказался:
- Я спешу.
- Понимаю, Вас, наверное, Ваша девушка ждет. Ладно. Может, еще увидимся.
Она опять говорила так, будто спрашивала, а не утверждала. И взгляд ее был каким-то заискивающе-просящим.
- Ну… - протянул я. – Может, и увидимся. Я тут частенько хожу в этом квартале. И мимо этого дома тоже пробегаю. Так что… Может, и увидимся.
Женщина еще раз улыбнулась, помахала мне рукой на прощанье. От этого ее дамская сумочка с расстегнутым замком окончательно съехала на бок. Анжелика взбрыкнула плечом и скрылась в дверях подъезда.
Я еще некоторое время стоял и слушал ее удаляющиеся шаги. Потом повернул домой.
Странное дело: я только что поссорился с Викой, мог бы впасть в депрессию или в запой. А на деле спокойно шел к себе домой и насвистывал под нос какую-то мелодию. Может, это разъяснившаяся погода была виновата в том, что у меня такое неподходящее настроение?

Конечно, потом все встало на свои места. Забавный эпизод с Анжеликой забылся, а на его место пришли более реальные вещи.
Мы с Викой разорвали отношения. Не хотелось с этим мириться. Я все время ждал звонка от нее. Мне казалось, она должна оттаять, позвонит или даже придет сама. Но нет. Ее не было.
Об Анжелике я больше не думал. Избавился от ненужных цветов – да и ладно.
Однажды по радио передавали песню. Это была старая песня Андрея Державина. «Первые цветы – это очень важно, первые цветы будут лишь однажды…»
И – кто бы мог подумать? – у меня как будто в голове все прояснилось. Встали на места факты, которые я никак не мог осмыслить раньше.
Елки-палки, да Анжелике никто раньше не дарил цветов! Никто и никогда: ни в детстве, ни в молодости, ни сейчас. Кто бы захотел дарить цветы этой утке на катке, у которой волосы немыты и сумка постоянно расстегивается? Это был ее первый букет.
«Первые цветы – это «как люблю вас», - продолжал петь Андрей Державин.
Тут он был не прав. У Анжелики первые цветы – это «куда бы выкинуть этот ненужный мусор?» Конечно, уважающая себя женщина никогда бы не взяла цветы из рук человека, который хотел подарить их другой девушке. А Анжелика решила, что уж лучше такие цветы, чем никаких. И она была по-своему права.
Я попытался представить себя на ее месте. Прожила столько лет без романтики, без цветов, без конфет, без мужа. И вот на склоне лет получает цветы. Но не потому, что она их заслужила. А потому что их отвергла другая женщина. Как это унизительно!
А ведь она была рада. Я даже помнил, как у нее светились глаза. И как у нее руки тряслись, когда она брала букет. Это ведь не от хронического тремора или других болезней. Все ее чувства были написаны на ее лице. Надо было только смотреть внимательней.
«Пусть они завянут навсегда, но таких не будет никогда», - наивный Андрей Державин все гнул свою линию.
Да, таких у Анжелики действительно никогда больше не будет. Потому что не было никогда, не будет и теперь. Ей вообще на роду было написано не принимать никаких подарков. А я тут совсем случайно попался ей под руку.
И, возможно, перевернул ей сердце. Так же, как и себе. Разве она не плачет в подушку от того, что осталась без внимания мужчин? Разве она не мыла бы голову чаще, если б у нее был хоть какой-то мужчина? Разве он позволил бы ей ходить с этой драной сумкой по улицам? Давно б уже взял и починил. Или купил новую.
Не следовало мне подходить к этой Анжелике, чтобы не нарушать мирового равновесия.

После этого открытия о Вике я стал думать гораздо меньше, чем об Анжелике. Меня посещали мысли найти эту женщину. Я знал дом, в котором она живет, и даже подъезд. Но я и так ввязался в историю, которой не должно было быть. Зачем продолжать эту бессмысленность?
Однако когда я был в этом месте, то сворачивал в этот двор. Когда проходил по этому двору, то замедлял шаг. Когда замедлял шаг, то высматривал везде знакомую фигуру этой женщины.
Я увидел ее уже зимой. Что, вы думаете, она делала? Выходила из магазина, согнувшись в три погибели над своей злосчастной сумкой. Она бы меня не увидела, разве что мои сапоги. Да и я узнал ее не по лицу, а по манере терзать свою сумку.
Я остановился неподалеку, не зная, что делать. Мне хотелось подойти. Но это накладывало бы на меня определенные обязательства, выполнять которые мне не хотелось. Я ждал, когда она обратит на меня внимание. И наконец, она подняла глаза. Долго смотрела на меня, забыв выпрямиться из своего сутулого положения, и улыбалась.
Теперь она показалась мне гораздо моложе, чем в первый раз. Всего лишь лет на пять старше меня.
- Здравствуйте, - наконец, расплылась она в широкой улыбке.
- Здравствуйте, Анжелика.
Я сказал это без задней мысли. Думая о ней постоянно, я уже привык к тому, что она Анжелика. Больше у меня не было проблем с этим именем.
А у нее были. Она покраснела, то ли захихикала, то ли захлюпала носом, уткнувшись в воротник своей дубленки.
- Ой, - засмущалась она. И я вперед понял, что она хочет сказать, чем она призналась в этом.
Она была не Анжелика. Это было сразу видно по ней. Не зря мне так трудно давалась эта ассоциация: ее образ и ее имя. Скорей всего, она действительно Марья Ивановна или Зинаида Федоровна.
- Ой, ой, - продолжала она смущаться. Я думал, сейчас она во всем признается. Но в самый последний момент она передумала: - Неужели Вы помните мое имя? – нашлась она.
- Конечно. Анжелики встречаются не часто.
- Да я не Анжелика вообще-то, - призналась она со вздохом. Да так, будто жалела не о том, что меня обманула, а о том, что в действительности ее зовут по-другому. Вздохнула еще раз, как бы взвешивая дальнейшее, и гордо изрекла: - Я не скажу, как меня на самом деле зовут. Зачем это Вам?
Я пожал плечами. Действительно: зачем? Я же не собираюсь с ней детей крестить.
- Вы же меня до подъезда проводите, как в тот раз? – уточнила она.
Не дожидаясь от меня ответа, она пошла к своему дому. Мне ничего не оставалось, как пойти рядом с ней.
Странное дело, но зимой, когда вокруг скользко, она вела себя не как утка на катке. Шла как самая нормальная женщина, немного полноватая и уже не молодая. А может, я просто привык к ее походке и ее внешности. У меня было ощущение, что я знаю ее давным-давно. Наверное, оттого, что она была слишком уж простая. Говорить мне с ней было не о чем. Я шел молча, и она молчала. И тогда я спросил ее:
- Анжелика, у Вас заварка сегодня есть?
Я заранее проклинал себя за этот вопрос. Мог бы сдержаться, не спрашивать. Ведь ясно как день, что она сейчас ответит, придется тащиться к ней домой пить чай, узнавать ее еще ближе. А зачем мне это было нужно?
- Да, да, есть заварка, пойдемте чай пить! – обрадовалась Анжелика.
Моя последняя надежда отвязаться от нее мигом улетучилась. Я обречено поплелся за ней в подъезд, проклиная все на свете и больше всего свою несдержанность. Зачем я ляпнул этот вопрос? Ведь знал, чем кончится дело!
 Анжелика все вела и вела меня. Оказалось, что она живет на пятом этаже. И пока поднимался, я проклинал каждую ступеньку под ногами.
Я ведь не рыцарь печального образа. Я не хочу нянчиться с женщиной, которой не уделяют внимания другие мужчины. У меня была такая Вика, а теперь…
В принципе, еще ничего не происходило. Я всего лишь шел к незнакомой женщине пить чай. Это еще не значит, что она окрутит, охомутает меня и я останусь в дураках. Главное: не позволять себе ничего лишнего.
С этой мыслью мне стало легче.

Дом у нее был под стать хозяйке. На первый взгляд, все чистенько и прибрано. На стенах – старинные обои, которые давно уже выцвели и были не понять какого цвета. Мебель – производства СССР, люстра – пожелтевшая от времени. Казалось, дом такой же утиный, как сама Анжелика. А когда она включила чайник – не электрический, а обычный, которые, как я помню, нагреваются по полчаса, я чуть не завыл от тоски.
- Я так люблю пить чай, - говорила Анжелика. – Сейчас вот маслица, хлебушка нарежу…
Она как будто бы оправдывала их передо мной, называя этими ласковыми именами.
- Вы одна живете? – спросил я для проформы. Мне и так было понятно, что она одинока.
- С родителями, - ответила Анжелика, и мне показалось, что она снизила голос.
- А где они сейчас?
- В соседней комнате.
- А, - протянул я, хотя ничего не понимал. За стенкой – абсолютная тишина. Даже никакого сопения.
- Мы когда пришли, я им сразу сказала, чтобы тихо сидели, - невинно ответила Анжелика.
Я представил себе эту ситуацию. Такие, как она, мужчин к себе не водят. Конечно, родителям это в диковинку. Вот они и затаилась, лишь бы не мешать дочери. Небось, подслушивают каждое слово. А потом начнутся разговоры: «Хороший у тебя жених. Когда свадьба?»
Я прогнал эти мысли из головы. Не люблю, когда надо мной довлеют кошмары.
Чай попили мы хорошо. Жаль, что он был совсем невкусный. И еще осознание, что родители притаились за стенкой, мешало мне нормально себя вести. И вообще разговор у нас не клеился.
Отставив от себя кружку, я сказал:
- Пора мне домой.
Анжелика встала:
- Я провожу.
Я думал, она начнет уговаривать меня остаться, познакомиться с родителями или посмотреть семейный альбом. Или хотя бы пригласит в гости в следующий раз. Но она ничего этого не сказала. Наверное, забыла.
Мне бы уйти и забыть обо всем, но ведь не мог я уйти молча.
- Ну, теперь я знаю номер Вашей квартиры, - сказал я.
И снова проклял себя за несдержанность. Если мне не о чем было говорить с ней, я мог бы ляпнуть что-нибудь о погоде или о том же чае. А я, как назло, продолжал говорить вещи, которые не нужно было говорить ни в коем случае.
- Если мимо буду пробегать, то как-нибудь заскочу, если что…
Под конец я просто мямлил, потому что говорить такие глупости было просто невозможно. Получается, что я набиваюсь к ней в гости! Выход был один.
- К Вам можно в гости забегать? – спросил я, всеми силами души желая услышать отрицательный ответ.
Анжелика заулыбалась подслеповатой улыбкой и радостно ответила:
- Конечно, можно! Что за вопросы. Я буду только рада.

С тех пор так и повелось. Примерно раз в неделю я заходил на чай к Анжелике. Все время клялся себе, что в последний раз, что мне она не нужна, что чай у нее невкусный. Но почему-то вспоминал, что я единственный мужчина в жизни этой утки. Я как будто бы чувствовал долг на себе. Угораздило же меня прицепиться к ней в первый раз. А теперь как будто бы поздно. Раньше надо было думать.
Мне приходилось покупать ей к чаю то шоколадку, то рулет, потому что ее постные маслице и хлебушек мне осточертели. Иногда она сама стряпала что-нибудь и угощала меня.
Вскоре мы с ней перешли на ты. Я узнал, что она работает бухгалтером, что ее любимая книга – «Унесенные ветром» и еще «Сто рецептов русского стола», что она хочет купить новые гардины в кухню и половичок в ванную комнату.
Состоялось и мое знакомство с родителями. Я старался показаться им надежным человеком, который очень хорошо обращается с их дочерью: никуда не спешит, не тащит в постель, всегда приносит что-нибудь к столу и спрашивает о здоровье любимой собачки. Мне казалось, они боготворить должны мужчину, который стал ухаживать за их дочерью. Или хотя бы уж относиться с благодарностью.
А сам однажды услышал приглушенный голос матери, который шептал на ухо Анжелике: «И чего он к тебе привязался? Что ему от тебя надо, ты не спрашивала? Подозрительный он какой-то!»
Ну вот, докатились. Вот я уже и подозрительный. А с другой стороны, как еще охарактеризовать мое поведение? Я познакомился с Анжеликой случайно и тут же вбил себе в голову, что обязан ухаживать за ней, несмотря на то, что она мне абсолютно не нравится. Ладно, было бы богатая наследница богатого папы, а то – обыкновенная утка на катке. Конечно, я выгляжу подозрительно.
- Мама, мы сами во всем разберемся, это не твое дело, - ответила Анжелика на ухо своей подозрительной матушке.
Хороший ответ. Только интересно, до чего меня доведут эти разборки с Анжеликой? Встречаться с ней и впредь – тоска зеленая. А бросить я ее не смогу, хотя бы потому, что она никогда не была моей.

Однажды я пришел к ней пораньше, потому что хотел пораньше уйти. Анжелика пустила меня на порог и стала мяться:
- Знаешь, Игорь, мне нужно взять справку в Жэке… Завтра ее уже надо будет отдать. Давай я схожу,  а ты или со мной сходишь, или, если хочешь, я могу тебя тут оставить. Телевизор тебе включу, газетки почитаешь…
У Анжелики была странная особенность: она не умела предлагать. Могла бы просто сказать: пошли со мной и все тут. Ведь именно этого она хотела. Иначе не стала бы крутиться возле меня так, что я не мог даже наклониться, чтобы сапоги снять. И одновременно с этим она надевала свою дубленку, а не пошла в комнату включать мне телевизор. Наверное, она боится, что ей могут отказать, вот и не предлагает, а делает это в скрытой форме. Но открутиться от ее предложений невозможно.
- Хорошо, - согласился я.
Может, я и посидел бы в ее доме, но мне не очень нравилось у Анжелики. И телевизор у нее был какой-то никчемный, от антенны постоянно один рог отваливался. А рядом еще эти родители, которые косятся на меня.
В общем, мы вместе пошли в Жэк. Спускаясь по длинной лестнице с пятого этажа, я все думал, брать ли ее под руку или она сама меня возьмет. Ведь ясно же, что ей это хочется.
Нет, не взяла. Ну и я не стал.
На улице я чувствовал себя неспокойно. Мне казалось, что я могу встретиться кого-нибудь знакомого. И он обязательно спросит: «А это что за ужасная женщина рядом с тобой?» А если не спросит, то обязательно подумает.
Незнакомые люди, казалось, тоже обращают на нас внимание. «Что этот молодой симпатичный человек делает рядом с этой ужасной женщиной?» – думают они. Я старался не поднимать высоко головы и смотреть на дорогу.
И надо же такому было случиться, я действительно встретил знакомого! Уже в самом Жэке, когда Анжелика брала свою справку, меня кто-то похлопал по плечу.
- О, Игорь, ты что тут делаешь?
Я оглянулся. Это был коллега по работе.
Я чуть со стыда не провалился и начал мямлить что-то в оправдание. Потом совладал с собой и перевел разговор на другую тему. Типа, как дела, что нового и так далее.
Это случай заставил меня еще раз пересмотреть все происходящее. Зачем мне нужна такая Анжелика, которую я стесняюсь? Да, с ней можно поговорить, сидя на кухне, рассказать анекдоты и даже посмеяться над какими-то ее историями. Но выходить из дому с ней просто нельзя! Она не для того создана, чтобы составлять кому-то пару. Она ничья половинка, она – это только она, вещь в себе, уникальная, неповторимая, одинокая. Нет и не было у нее шансов найти себе мужчину. И я не такой дурак, который этого не понимает.
После этой справки в Жэке я решил порвать с Анжеликой раз и навсегда. Пока еще не слишком поздно. И возвращаясь с ней домой, я думал, что вижу ее в последний раз. И вот – странное дело! – мне вдруг стало жалко, что я больше не увижу, как она сдувает с лица непослушную прядь волос.
И все же мое решение был непоколебимо. А напоследок я решил преподать ей урок. Хотя бы намекнуть о том, что женщине нужно лучше следить за собой, краситься хотя бы и делать маникюр.
- Анжелика, у тебя есть хоть какая-то косметика? – спросил я ее после чая.
Я думал, она начнет мяться, смущаться, спрашивать, зачем это мне. Но Анжелика ответила сразу:
- Косметика есть. Но я думала, что тебе не нравится, когда женщина сильно намазана. Ведь лучше, когда естественно.
- Как я могу знать, что лучше, а что хуже, если я ни разу не видел тебя накрашенной? – нашел я наилучший ответ.
У Анжелики блеснули глаза:
- Хочешь, в следующий раз я накрашусь специально к твоему приходу?
- Да, конечно, - стал я глупо кивать головой. Кивал и думал: я же решил больше не видеться с Анжеликой. Может, она первый раз в жизни накрасится ради кого-то, а я не приду? Это будет просто свинство. Я не могу поступить таким образом.
- Ты накрасься лучше прямо сейчас, - попросил я ее.
Да, так будет лучше. Сейчас я оценю ее, скажу парочку комплиментов, а потом со спокойной совестью уйду из ее жизни навсегда.
У Анжелики заблестели глаза, она принесла свою косметичку и большое зеркало. Посмотрела на свое отражение и первым делом сдула прядь волос со лба. Потом уже принялась за макияж. Я машинально взял посмотреть ее помады.
Когда-то, помню, я перебирал косметику у Вики. В дорогой красивой косметичке среди маленьких брелков и игрушек лежали блестящие флакончики. Все это очень вкусно пахло.
У Анжелики все было гораздо проще. Помада наверняка была куплена лет десять тому назад: сейчас такое не продается. Было много таких флакончиков, в которых совсем ничего не лежало. Я бы уже давно выкинул такие вещи. А Анжелика умудрялась спичкой доставать оттуда помаду и тени. Я смотрел на это убожество и думал, почему она не стесняется? Почему она без тени сомнения показывает мне эти ужасные вещички? Было впечатление, что она как будто бы хвастается тем, что имеет. Или, точнее, не имеет.
Я думал над этим и решил, что тут нечему удивляться. Ущербных людей мы, посторонние наблюдатели, жалеем больше, чем они сами. Они так привыкли к своему дефекту, что воспринимают его как должное. То же самое и с Анжеликой. Если она ни одному мужчине не показывала свою косметику, то ей никто и не говорил, что это не косметика, а хлам какой-то.
Я тоже стеснялся сказать ей об этом. Да и нужно ли?
- Ну как? – спросила меня Анжелика, отрываясь от зеркала и показывая мне свое лицо.
Все-таки она удивительная женщина. То стесняется до крайней степени, то без всяких комплексов показывает мне свое лицо, чтобы я оценил макияж.
- Уже лучше, - сказал я заранее приготовленную фразу.
Нельзя сказать, что я был поражен ее внезапной красотой, которой доселе не замечал. Но почему-то Анжелика действительно выглядела лучше. Может, оттого, что была рада. Когда она радовалась, у нее глаза начинали светиться, как у маленького ребенка, когда ему конфету показывают.
- Ты красься все время, - продолжал я. – Тебе ведь так лучше. И на работу так ходи. И дома.
Мое внушение подействовало. Урок не прошел даром.
- Ладно, - заулыбалась Анжелика. – Вообще-то, я не люблю краситься, но теперь буду. А мне так правда лучше?
Потом мы пили чай и говорили о всяких пустяках. А когда я пошел собираться, Анжелика вышла со мной в прихожую. Я уже и забыл, что она накрашенная. А она зачем-то остановилась возле меня и вытянула губы.
Может, она их не вытягивала. Может, просто так накрасилась помадой, что получился такой эффект. Но я почему-то заметил, что она какая-то особенная. И лицо было симпатичным, и взгляд, как у ребенка, светится. И сразу видно: ей хочется, чтобы я ее поцеловал.
Я никогда не хотел целоваться с ней, а тут просто не мог сопротивляться. Наклонился и осторожно коснулся губами ее щеки. Мне не было противно, а даже наоборот, как-то интересно.
Черт, куда еще заведет меня этот дурацкий интерес! Ну зачем я связался с этой женщиной? Зачем я позволяю ей все больше и больше окручивать меня? А может, я сам что-то накручиваю в своей голове? Как во всем этом разобраться?
Я шел по улице, чувствуя ее тепло на своих губах, и все никак не мог сообразить, что со мной происходит.

Ну вот, решил порвать с Анжеликой, а сам размечтался, как подарю ей на восьмое марта шикарный букет роз. Ее первый букет был случайным, а этот будет предназначенным для нее. И куплю я ей не три цветочка, а все десять, как ни одной еще Вике не покупал.
Было бы восьмое марта завтра, так я бы быстренько подарил Анделике розы, порадовался за нее и исчез из ее жизни со спокойной совестью. А вот теперь надо ждать так долго.
Нет, ничего подобного у меня не было ни с одной девушкой. Раньше я встречался с ними, абсолютно не задумываясь о будущем. Просто делал то, что хотел. С Анжеликой все гораздо сложнее и вместе с тем гораздо глупее. Во-первых, я вбил себе в голову, что обязан встречаться с ней. А во-вторых, я понимаю, что на самом деле вовсе даже не обязан. И не смотря на это, иду на поводу – то ли у Анжелики, то ли у своего нездорового воображения, то ли у болезненно раздувшегося чувства долга.
Но время тоже берет свое. Постепенно мне стало казаться, что Анжелика – нормальная девушка. Пусть полноватая, простоватая, неказистая, но все же не такая утка на катке, как мне показалась в первый раз. Кстати, менялся не только мой взгляд на нее, но и она сама. Она стала регулярно мыть голову, краситься, лучше следить за собой. И глаза ее стали как-то ярче, и улыбка чаще появлялась на ее лице. Я боялся признаться самому себе, но такая Анжелика стала мне нравиться. Я даже считал ее симпатичной.
Больше того: я перестал бояться ходить с ней по улицам. Привык до такой степени, что мне это казалось нормальным. Хотя встречать с ней моих знакомых мне не хотелось. Все-таки я не был готов, чтобы представить ее: «Познакомьтесь, это моя девушка!» Мне казалось, что в ответ тут же раздастся хохот: «Да ты что, Игорь, умом тронулся? У тебя была такая шикарная Вика, и вдруг – это чудо?!»
А вот ситуация наоборот, когда она представляет меня кому-то, мне казалась вполне нормальной.
Знаете, как я первый раз пришел к ней на работу? Специально выбрился, оделся получше, наодеколонился. В общем, не просто так шел к ней на работу, а чтобы произвести впечатление на ее сотрудников.
Зашел в бухгалтерию, сделал самую приветливую улыбку на лице и тут же отметил, что сидящие за столами женщины с интересом косятся на меня.
 - Здравствуйте, - заулыбался я. Мне хотелось протянуть этот момент, не выдавать сразу, к кому я пришел. – А можно видеть… - И тут я чуть не допустил оплошность: чуть не назвал Анжелику Анжеликой. – Можно видеть Татьяну Куксенко? – вовремя исправился я.
А она уже увидела меня и поднялась навстречу. Наверное, сильно волновалась, потому что зацепила ногой стул, и он поволокся за ней. Это многое подпортило. Ей надо было вести себя так, как она обычно себя ведет. Будто на нее не производит впечатление, что к ней на работу зашел симпатичный молодой человек. Хотя – кто ее знает? – может, она всегда цепляется ногами за стулья.
Анжелика подошла ко мне, заулыбалась. На глазах у всех удивленных сотрудников я демонстративно чмокнул ее в щеку и чуть приобнял.
- Ну что, можно тебя забрать? – спросил я.
До конца рабочего дня оставалось каких-то там десять минут, поэтому Анжелика ответила:
- Можно.
Она повернулась счастливой улыбкой к своим сотрудникам:
- До завтра!
Тут она совершила еще одну оплошность. Прежде чем идти с работы домой, надо одеться. Это все знают. А она, увидев меня, вообще забыла о существовании дубленки.
- Танюша, - выдавил я из себя слово, которое совсем не вязалось с ее образом. – Я подожду тебя в коридоре, а ты пока оденься. – Я наклонился ниже к ее уху: - И сумку не забудь.
- Хорошо, - кивнула она головой  и пошла одеваться.
Я вышел в коридор. Стоял там и широко улыбался, представляя взгляды ее сотрудниц.

На следующий день она, улыбаясь, рассказывала мне:
- Представляешь, наши девушки так удивились, когда ты пришел.
Я представлял. Скажу больше: именно поэтому я в тот день и решил придти к ней на работу. Мне хотелось всех удивить. И реабилитировать Анжелику, которая в глазах сотрудниц наверняка выглядела уткой на катке, какой видел я ее раньше.
- Они весь день сегодня спрашивали, кто ты и где я тебя подцепила,- продолжала рассказывать Анжелика.
С одной стороны, меня это покоробило: это ж надо – она меня подцепила! Говорит об этом так, будто это решенное дело. Мол, подцепила мня где-то на улице, и теперь я весь ее полностью. На самом-то деле все наоборот, это я случайно вышел на Анжелику, а потом все никак не мог от нее отвязаться.
Но, конечно, рабочему коллективу знать об этом не обязательно.
С другой стороны, меня взяла какая-то глупая непонятная гордость. Мне польстило, что Анжелика говорит обо мне как о своем парне. Это значило, что она во мне заинтересована. А то вечно держится на расстоянии. Никогда намека не сделает на то, что хочет еще большей близости, чем у нас есть. Приходится мне самому об этом догадываться. А если б у меня не было этой интуиции? Так мы бы до сих пор пили чай на кухне, с маслицем и хлебушком?
А раз Анжелика говорит, что меня подцепила, значит, и правда подцепила. Тут и спорить не о чем.
- А что ты им про нас рассказывала? – спросил я.
Я мог бы сказать: «про меня», ведь ее сотрудницы в первую очередь интересовались мной лично, а потом уже нашими с Анжеликой отношениями. Но я сказал: «про нас», показывая тем самым, что мы не просто отдельные люди, а нас что-то связывает. Правда, я не знаю что и зачем, но ведь это так.
- Да так, ничего особенного, - потупилась Анжелика, и я понял, что она говорила все-таки что-то особенное. У нее даже щеки немного покраснели. Я смотрел на ее повинную голову и думал, что в действительности у нас с ней странные отношения. Романтичными их не назовешь. С моей стороны они натянутые и вымученные. А с ее? Анжелика не дурочка, она все понимает. Только она взвесила: не иметь вообще ничего или иметь хоть что-то. Вот она и выбрала меня. Так что все приземленно и примитивно, как обычно и бывает в жизни.
Да, между нами возникла какая-то симпатия, но возникла она не из-за божественной искры. Я, как дикарь в древности, долго и нудно высекал искру из дерева. Вот пошел дым – и я принимаю его за привязанность.
Я самолично отвел руками прядь со лба Анжелики.
- Ты считаешь себя красивой? – спросил я.
Я думал, она смутится еще больше, начнет оправдываться, мямлить что-то. Но Анжелика подняла на меня свои честные глаза и ответила:
- Да.
Я хотел спросить ее, что она думает о наших отношениях, но не стал. Навряд ли мне понравилось бы то, что она думает. Да и она вряд ли сказала бы то, что думает на самом деле.
Я обнял ее и погладил по голове. Зачем я это сделал? Не от приступа нежности, не от любви. А от того, что надо так поступать с девушками, если они близко к тебе находятся. Анжелика ведь считает меня своим парнем. Было бы странно, если бы я продолжал так стоять, ничего не предпринимая.
Анжелика положила мне голову на плечо. Молча подставилась, чтобы я ее гладил. Тоже вот – зачем? Вряд ли у нее возникли какие-то теплые чувства ко мне, иначе она бы их как-то показывала.
Она ведь знает про Вику, я ей сам сказал в первый день нашего знакомства. После этого Анжелика о ней не спрашивала. Похоже, ей это просто не интересно. Я появляюсь у нее раз, два в неделю, и она не удосужится спросить, что я делаю в остальные дни. Может, я напропалую встречаюсь со всеми Виками подряд? Неужели ей это все равно?
- А ты считаешь меня красивой? – задала Анжелика каверзный вопрос.
В принципе, я сам на него напросился. Был бы умнее, не задавал бы Анжелике ничего подобного. Теперь она вправе спрашивать мое мнение. А что я мог ответить ей? Я подумал, что если скажу да, она мне не поверит. Поэтому я ответил:
- Нет.
Я так и не понял, обиделась она на меня за это или нет. Анжелика так и продолжала стоять, уткнувшись мне головой в грудь.
А потом мы пили чай у нее на кухне и говорили о всяких пустяках. Если бы я посмотрел в глаза Анжелике, я бы понял, обиделась она или нет. Она вела себя как обычно. А мне было неудобно смотреть ей в глаза после того, что сказал.

Встретил как-то на улице корефана, с которым давно не виделся. Как водится, начались расспросы.
- Ну как, не женился еще? – спросил Димка.
- Да ну! – машу я рукой.
- А девушка-то хоть есть?
Я никому еще не говорил насчет Анжелики. Раньше у меня язык не поворачивался ее «девушкой» назвать. И тем более, моей. Но последнее время у меня так все изменилось, что приходилось все пересматривать.
- Есть, - отвечаю.
- Рассказывай, как она, - требует Димка.
А я ничего хорошего в ответ сообразить не могу. Ни дом мне ее не нравится, ни чай, ни внешность, ни сумка, ни походка. Ну что я могу сказать о ней? Что встречаюсь с ней из жалости и вымышленного чувства долга? Конечно, нет. Надо хоть что-то хорошее о ней вспомнить. А как назло, все только плохое вертится. И главное, не потому что ничего хорошего нет. А потому что мне стыдно за такую девушку.
- Да что говорить-то? – стал я мяться. И вдруг вспомнил, что есть у моей девушки то, чем можно похвастаться. – Ее зовут Анжелика! – с гордостью ответил я.
Вопрос был исчерпан. Больше Димку ничего не интересовало. По одному только имени он составил себе мысленный образ моей девушки и остался им очень доволен.
- Классное имя, - сказал он. – Тебе вечно девчонки классные попадаются. То Вика была – просто красавица. Теперь вот Анжелика.
Я не стал говорить Димке, что на самом деле мою девушку зовут Таня Куксенко. Если отнять имя, от нее вообще ничего не останется.
Я думал, что отлично выкрутился из этой ситуации. А на самом деле все куда серьезнее. Если я пользуюсь вымышленным именем Анжелики и говорю это своим друзьям, значит, я не воспринимаю ее всерьез. Мне она нужна только на время. Причем, так, чтобы никто из окружающих этого не заметил. А я так и не догадывался об этом, пока вот так, случайно, не поговорил о ней с Димкой.

Сводил я ее однажды в кино. Просто спросил:
- Анжелика, ты любишь ходить в кино?
- Ну… - протянула она. – Не очень. Лучше дома телевизор посмотреть.
Все ясно. Никто никогда не водил ее в кино. И с подружками она туда не ходила. Такие практичные, как она, лучше купят себе новую сумку или косметику, а не потратят деньги не понять куда.
Между прочим, денежный вопрос ее очень интересовал.
- А кто платить будет? – без обиняков спросила она. – У меня лично сейчас нет денег на кино.
- Всему тебя учить надо, - пожурил я ее. – Если парень приглашает тебя в кино, это значит, что он платит за себя и за тебя. Иначе бы он о кино и не заикнулся.
Я вел ее в кино не для профилактики, не для того чтобы убить время или пустить пыль в глаза, как делал это с другими девушками. Я вспомнил, что когда был маленьким, то повсюду таскал с собой младшего брата. В зоопарке мне было интересно не зверей смотреть, а показывать их Алешке. Он так всему удивлялся и блестел своими глазами.
Так же и с Анжеликой. Я у нее единственный мужчина в жизни, надо ведь сводить ее в кино. Пусть посмотрит, как надо жить в жизни. Если я ей это не покажу, кто покажет?
После сеанса я спросил ее:
- Ну как, тебе понравилось?
Хотя давно уже видел, что ей все нравилось. Особенно осознание того, что парень сводил ее в кино.
- Спасибо тебе, - сказала Анжелика и, вытянувшись на цыпочки, чмокнула меня в щеку. Это был знак благодарности. Вот, что связывает нас с Анжеликой – жалость и благодарность, и больше ничего.
- Помнишь, ты говорил, что парень должен платить за девушку, если ее приглашают? – спросила меня Анжелика и хихикнула. – А знаешь, как я первый раз ходила в кино? Меня пригласил одноклассник. А когда мы пришли в кинотеатр, то оказалось, что он не взял с собой ни копейки. Вот и пришлось мне за себя и за него платать. Он обещал отдать потом. А сам… - Она еще раз хихикнула. – До сих пор отдает!
Но мне не было смешно. Я вдруг понял, что я не единственный мужчина, который водил ее в кино. Возможно, не единственный, кто дарил ей цветы. Почему она никогда не показывает свою заинтересованность во мне? Почему она никогда не спрашивала, что я делаю в дни, когда не встречаюсь с ней? Может, она и сама с кем-то другим встречается?
- Анжелика, - стал я ей выговаривать в обвинительном тоне. – Почему ты даешь с собой так обращаться? Другая девушка на твоем месте не стала бы смеяться. Она не пошла бы в кино с этим парнем. Он же просто попользовался тобой, сходил за твой счет, обманул. Где твоя гордость, Анжелика?
- Да ну тебя! – засмеялась она. – Что же мне теперь: не верить людям? Он же сказал, что отдаст. Я же не предполагала, что так может обернуться дело.
- А если бы предполагала?
Анжелика пожала плечами и засмеялась.
- Даже если бы предполагала, все равно бы сделала так же! Что же мне теперь: не верить людям? И потом, - голос ее стал серьезнее. – Ты считаешь, что он мной попользовался. А может, я считаю, что это я им попользовалась? Это было мое первое приглашение в кино, не забывай об этом. Как я могла бросить все и уйти, если так хотела сходить в кино с парнем? Как бы я потом в глаза своим подружкам смотрела, ведь они знали, что я пошла с Сашкой в кино. Что бы я потом им сказала?
Смысл ее слов медленно доходил до меня. Эта ситуация была до боли знакома. Анжелика не в первый раз так делает. Не смотрит на гордость, приличия, стандарты. Сходила в кино с парнем за свой счет. Взяла чужие цветы, которые отвергла другая девушка. Как же так: может, у нее совсем нет гордости? Ведь она даже не обиделась, когда я сказал, что она не красивая.
И вот появится у нее в жизни еще один мужчина, и она тут же побежит к нему. Лучше иметь хоть что-то, чем вообще ничего. Она так и будет без разбора встречаться со всеми подряд. И вообще, неизвестно, что она делает в те дни, когда меня не видит.
А я хотел еще подарить ей розы на восьмое марта! Олух, никак не могу разобраться, что за девушка меня подцепила. Ее ведь выражение. Пользуется мной, как когда-то Сашкой-одноклассником.
Сознание говорило мне: все это ерунда. Анжелика не может тобой пользоваться. Хотя бы даже потому, что ты ничего для нее не сделал. Если б она тобой пользовалась, то попросила бы купить ей новую сумку, косметику и норковую шубу. А она всего лишь сходила с тобой в кино, и то сначала сопротивлялась. Да и на шоколадках к чаю не разживешься. Она ничего у тебя не просит, не денег, ни вещей, ни комплиментов, ни даже внимания. Значит, она заинтересована именно в тебе, а не в чем-нибудь еще.
А может, она просто не умеет отказывать? Кто бы чего ни предложил, на все согласна: в кино идет, цветы принимает, шоколадки твои кушает.
Это было уже более реально. Версию о продажности Анжелики следовало отмести. Не выглядела она продажной девкой, скорей всего, она просто не умела отказывать.
Надо было ее этому научить. Что же ей предложит такого, чтобы она не смогла согласиться?
- Так, - сказал я ей деловым тоном. – Завтра же берешь паспорт и идешь переделывать себе имя. Будешь отныне не Татьяной, а Анжеликой. Что же, я зря тебя так зову?
Мне хотелось ее возмущения, протеста, хоть чего-то, что доказывало бы ее активную позицию в этом мире. Вместо этого она сказала:
- Завтра я не могу никак. Лучше послезавтра.
Я чуть не застонал от собственного бессилия. Зато теперь я понимал всю ее сущность. Она делает то, что ее просят. Она не имеет собственного мнения. Она способна только плыть по течению. Как же долго до меня это доходило! Я искал причины ее ненормальности с другом: в неудачной внешности, в бедности, в невоспитанности. Оказывается, все гораздо проще. Анжелика просто не имеет своего лица!
Это открытие сразило меня наповал. Как бы мне ни нравилась Анжелика, как бы я ни притерпелся к ней, но выносить такое я больше не в состоянии. Пусть с ней нянчатся другие мужчины, которым она не сможет отказать. А с меня достаточно. Я все решил.
Я шел рядом с ней и даже не слушал, как она рассуждает:
- Мне всегда хотелось иметь какое-нибудь красивое имя. А тут подвернулась эта Анжелика. Знаешь, я почувствовала себя другим человеком. И так, как будто бы у меня жизнь совсем другая. Есть парень, цветы мне дарит, шоколадки приносит, как когда-то моим подругам, когда мы совсем молодыми были. Меня же так никто, кроме тебя, не называет. Можно сказать, ты мне что-то новое в жизни открыл. Анжелика… Ты знаешь, я ведь действительно чувствую себя рядом с тобой Анжеликой. Значит, думаешь, мне надо переделать имя?
- Угу, - только смог  выдавить из себя.
Если б я сказал ей с десятого этажа сброситься, она тоже стала бы со мной соглашаться? Совсем не имеет мозгов! Жаль только, я раньше этого не замечал.
- А как же люди? Родственники, коллеги, мама с папой? – продолжала рассуждать Анжелика.  Наконец-то в ней хоть что-то проснулось. – Они уже так привыкли меня Таней звать. Всю жизнь называли и вдруг на тебе – Анжелика! У меня родители до сих пор понять не могут, почему ты какую-то Анжелику при мне вспоминаешь.
Она засмеялась. Я тоже улыбнулся, хотя мне было не до этого.
- Что мне люди? – продолжала Анжелика. – Пусть себе думают что хотят. Я для себя живу, а не для них, верно? Если я хочу переделать себе имя, то почему я должна на людей смотреть? Пусть теперь привыкают к моему новому имени.
Она много чего говорила, пока мы шли до дому. А я все думал о том, как же плохо, когда у человека нет собственного мнения.

А потом я опять начал в себе сомневаться. Мне начало казаться, что я просто ревную. Я понимал, что это глупо – ревновать того, кого не любишь. Но тогда почему мне так скверно на сердце?
Я решил больше не встречаться с Анжеликой, а сам пошел к ней буквально на следующий день. И тогда сделал еще одно открытие: это я раньше ходил к ней раз или два в неделю, а сейчас почему-то гораздо чаще, и сам этого не замечаю. Что происходит?
Может, это у меня нет собственного мнения и силы воли? Хочу порвать с Анжеликой, а у самого духу не хватает.
А она – нормальный человек, думает и живет, как хочет. Не то что я. Вбил себе в голову дурную идею и следую ей.

Да, Анжелика имела свое мнение по некоторым очень несущественным вопросам. Она прочитала мне целую лекцию о том, что блины лучше делать на сливочном масле, тогда они настоящие получаются. Дорого, конечно, но что поделаешь? Если хочешь есть настоящие блины, а не суррогат, нужно раскошеливаться.
- А где ты Масленицу будешь справлять? – спросила она меня.
Я пожал плечами:
- Я никогда Масленицу не справляю. А что: надо?
- Конечно, надо! Это ведь такой хороший праздник, особенно если блины настоящие, на сливочном масле. Приходи к нам. Мы гостей позовем. Гости – они хорошие, это мои давние подруги. Они такие добрые, они всегда ходят ко мне на Масленицу и едят мои блины на сливочном масле.
Она опять оправдывалась. Наверняка боялась, что я откажусь от ее приглашения, вот и расхваливала своих подруг на все лады. Не умеет она просить, предлагать что-то, приглашать в гости, много чего не умеет. Зато блины настоящие делает.
А лично я бы предпочел, чтобы она вообще не умела блины печь, но зато хоть что-то за душой имела.
- Анжелика, - оборвал я ее. – Ты меня приглашаешь или оправдываешься в чем-то?
- Приглашаю.
- Почему же ты приглашаешь так, что идти к тебе не хочется?
Анжелика расстроилась:
- Тебе мои подруги не нравятся?
- Причем тут подруги? – вспылил я. – Забудь о них сейчас, не о них речь!..
- Как же я могу забыть о них? Ведь они мои подруги.
Я опять почувствовал прилив бессильной злости.
- Да не в том дело, подруги они или нет. Когда ты приглашаешь в гости, то просто приглашай. Сделай это так, чтобы захотелось к тебе идти. Ради чего ты хочешь, чтобы я пришел к тебе? Ради твоих подруг? Или ради блинов?
- Нет, - потупилась Анжелика. – Просто я бы очень хотела видеть тебя.
Сказала она это так, словно всю душу вложила в эти слова. У меня екнуло сердце. Когда я был мальчишкой и на меня смотрела понравившаяся девочка, сердце у меня примерно так же екало. С тех пор ничего подобного не было. И вдруг – давно забытое ощущение какого-то мгновенного, яркого счастья. С чего бы это?
- Ну вот, - я старался сделать свой голос ровным, бесстрастным. – Вот теперь ты хорошо приглашаешь. Вот теперь приду. Не ради подруг, не ради блинов, а ради тебя самой.
Я сказал Анжелике больше, чем ожидал от себя. И опять у меня екнуло сердце.

Мы первый раз проводили вместе выходной. С самого утра до самой ночи. Я помогал Анжелике ходить по магазинам и покупать сливочное масло для ее блинов. Потом помогал стряпать, хотя любая подружка сделала бы это лучше меня. Просто ей со мной было веселее, чем с любой подружкой. Она же и вправду хотела видеть меня на Масленицу.
Потом начали приходить гости.
- Танюша, ты так хорошо выглядишь. Тебя просто не узнать, - сказала ей одна из подружек.
Анжелика откровенно заулыбалась:
- Спасибо Игорю. Это он заставил меня накраситься. Я теперь и на работу, и дома хожу с макияжем.
Подружки бросали на меня хитрые взгляды:
- Ай да Таня! Такого парня отхватила! Не был бы он твоим, мы бы сами на такого парня повелись. И симпатичный, и краситься заставляет. Клад, а не мужчина!
Блины были действительно очень вкусные. И когда гости их хвалили, я почему-то раздувался от гордости. Не оттого, что помогал их стряпать и был причастен к ним. А оттого, что хвалили мою Анжелику. Она ведь и правда очень хорошая хозяйка: хочет половичок в ванную комнату и новые гардины в кухню.
Вечером мы проводили ее подружек. А потом шли по темноте домой, смеялись, шутили, целовались. Кончилось дело тем, что стали кататься с ледяных горок, которые скоро уже растают. Давненько я так не дурачился. Наверное, с детства. Потом мне казалось, что я вышел из такого возраста. Оказывается, нет.
- Анжелика, пойдем ко мне, - приглашал я ее. – Посидим, отметим Масленицу как следует.
- Да разве ж мы мало наотмечались? Не могу я, - отговаривалась она. – Завтра на работу. А тут варежки и колготки надо будет стирать: все в снегу ведь. В следующий раз, хорошо?
И почему я ее отпустил? Силы не хватило удержать, настоять на своем? В следующий раз ведь она была согласна, значит, и в этот могла бы согласиться. А я еще считал, что она не умеет отстаивать свое мнение и согласна пойти с любым, кто предложит.
Домой я пришел под утро. Снял с себя перчатки и шапку, замусоленные снегом. Они начали понемногу оттаивать, а я все никак не мог успокоиться.
Я понял, что люблю Анжелику. Только не понял, что мне теперь с этим делать.

Мы договорились, что в понедельник я зайду к ней вечером домой, но я не мог долго ждать. Целый день без Анжелики казался мне  невыносимым. Поэтому я решил выкроить немного больше времени и зайти к ней на работу. Забрать ее с собой, как в тот раз. И никакие доводы типа: «Мокрые варежки!» на меня теперь не подействуют.
Я представил, как обрадуется Анжелика, увидев меня. Пытаясь сдерживать улыбку, я взялся за ручку двери. И вдруг услышал ее голос из бухгалтерии:
- Я сегодня уйду немного пораньше. Мне еще с Павлом надо встретиться.
Я насторожился. Какой еще Павел?
- Встречаться с мужчинами надо не в рабочее время, - пошутила одна из сотрудниц.
- Да понимаете, вечером Игорь ко мне придет. Мне нужно до него успеть встретиться с Павлом, - оправдывалась Анжелика.
- Ты что, Танюша, на два фронта работаешь? – ехидно спросил тот же голос.
Несколько женщин засмеялись и начали говорить, что так и надо этим мужчинам. Анжелика что-то оправдывалась, но я уже не слушал.
Я отпустился от двери в бухгалтерию и поплелся на выход. На душе было очень скверно. Сам себе я казался полнейшим дураком. Шел сюда такой радостный и влюбленный, а теперь, выходит, радоваться было нечему. И любить Аежелику было не за что. И почему я дал себя так охомутать? Я ведь с первых дней, с первого взгляда видел, что Анжелика мне не пара. Что она никчемная женщина и мне совсем не подходит. И несмотря на это я позволял себя опутывать. Я не полюбил ее на самом деле, а впал в зависимость.
Я шел к ней в бухгалтерию примерно так же, как когда-то шел к Вике с розами. Да, расставаться с девушками всегда тяжело. Только теперь мне не встретится новая утка на катке, чтобы утешить меня.
Я был предоставлен сам себе. Я сам должен был переживать эту боль, эту утрату. Еще вчера казалось все так хорошо и красиво. Когда что успело измениться? Опять я не заметил этого, как тогда, с Викой?
Я думал и думал об этом, и  у меня в голове не укладывалось, как могло все так глупо кончиться. Не было никаких признаков того, что Анжелика встречается еще и с Павлом. Наоборот, я смотрел в ее глаза и видел там огромную симпатию ко мне, расположение и, может быть даже, любовь.
И куда все делось?
«Я сам себе все напридумал, - сказал мне внутренний голос. – А сейчас, если не хочешь впасть в депрессию, забудь обо всех Анжеликах на свете. Это будет трудно, но это надо будет сделать».
И я стал забывать. Это напоминало мне сказку про голубую обезьяну. Мужик купил себе волшебный котелок, только чтобы он действовал, надо было не вспоминать голубую обезьяну. Вот мужик и повторял себе: «не вспоминай ее, не вспоминай», а она так и стояла перед глазами.
Точно так же было и с Анжеликой.

А тут, как назло, двадцать третье февраля.
Раньше я думал, что проведу этот день с Анжеликой и что это будет такой же веселый праздник, как Масленица. Но теперь я не хотел ее видеть. Однако подозревал, что мое отсутствие в течение нескольких дней насторожит Анжелику и она начнет сама искать меня. Поэтому я отключил сотовый телефон, сел на свой домашний и принялся обзванивать своих друзей: где они будут встречать праздник и нельзя ли к ним присоединиться.
Димка тут же согласился. Он встречал праздник в большой компании.
- Кстати, там и Вика твоя будет, - предупредил он меня. – Если не боишься, можешь приходить.
- Что мне эта Вика? Мне лишь бы из дому уйти в этот день.

Анжелика правда меня искала. Она звонила мне на работу, хорошо, я в тот день я был в отъезде. Мне всего лишь передали от нее привет. «Ищет меня, значит, чувствует вину за собой», - подумал я.
После работы я сразу двинулся к Димке, не заезжая домой. Чем меньше я там буду показываться, тем меньше шансов услышать какую-нибудь новость от Анжелики. Я не хотел ее не видеть, ни слышать.
У Димки было весело. Большая компания, друзья, общение как-то сразу увлекли меня. Я мог отвлечься от дурных мыслей и если не веселиться на полную катушку, то хотя бы создавать видимость этого.
Ко мне подошла Вика с бокалом вина. Села рядом на диване, закинув ногу на ногу.
- Как дела, Игорь? Давно не виделись, с того года.
Да, я помнил, как видел ее в последний раз. В тот день я познакомился с Анжеликой.
- Все хорошо.
- Правда? – Вика как будто не поверила. – Надеюсь, ты не сильно переживал из-за нашего разрыва?
По ее виду было похоже, что она надеется на обратное.
- Все нормально. Мы оба вели себя немножко неправильно. Ну да ладно. Кто прошлое помянет, тому глаз вон. Я действительно рад тебя видеть.
Я похлопал ее по коленке, чтобы показать свое участие. Ноги у нее были очень красивые. Я всегда любовался ими. Прав был Димка: Вика просто красавица, ей в модели надо или в кино сниматься. И как это я умудрялся встречаться с ней? Неужели мы с ней были парой?
Вика зашевелилась, села удобнее. Но мне показалось, что она просто хочет лучше показать свои ноги.
- А… - протянула она. – Ты встречаешься сейчас с кем-нибудь? У тебя есть девушка?
Я ответил ей честно:
- Уже нет.
- Странно, - прищурилась Вика. – Мне говорили, что у тебя есть девушка. Анжелика.
Я усмехнулся:
- Как ты обо всем осведомлена. Зачем тогда спрашиваешь, если все знаешь?
- Так просто, - засмеялась Вика и игриво взглянула на меня. – Все с тобой ясно.
А мне было не ясно, что она имеет в виду.
- О чем ты?
Она еще раз засмеялась, и мне стало неприятно от этого смеха.
- Ты ее не любишь, - сказала она с умным видом. – Ты начал с ней встречаться только для того, чтобы забить эту пустоту. Да, она красивая, с редким именем, но ведь это не то, что тебе нужно? Я знаю, о чем ты думаешь. Ты до сих пор хочешь вернуться ко мне. Поэтому и напросился к Димке на праздник. Поэтому и говоришь мне, будто у тебя никого нет. Жаль, конечно, мне действительно жаль. Но я не буду возобновлять наши отношения. Я все тебе сказала в тот раз. С тех пор ничего не изменилось.
Говорила она очень серьезно, но я вдруг расхохотался. Вика удивленно смотрела на меня, не ожидала такой реакции. Она ждала от меня объяснений. И почему-то это меня умилило.
- Вика, родная, - обратился я к ней, как когда-то давным-давно. – Это у тебя с тех пор ничего не изменилось. А у меня изменилось буквально все!
Вика отшатнулась от меня и обиженно надула губы:
- Игорь, ты ведешь себя, как ребенок. На тебя смотреть противно. Если тебе не хочется признаваться, что ты до сих пор меня любишь, то так бы сразу и сказал!
С этими словами она встала с дивана и ушла. Больше я ее возле себя не видел. Она пошла флиртовать с другими парнями. Я хотел спросить у Димки, встречается ли сейчас с кем-нибудь Вика. Но я не стал этого делать.
Настроение мое почему-то повысилось. И даже из головы как-то вылетело, что я порвал с Анжеликой.
- А где же твоя подружка? – спросил меня Димка. – Неужели расстались накануне праздника? Сначала бы вытребовал с нее подарок, а потом бы уже бросал к черту.
- Ее нельзя к черту, - заступился за Анжелику. – Она хорошая.
Да, пусть она встречается с несколькими мужчинами, но душа-то у нее хорошая и добрая.

Возвращаясь с праздника домой, я мысленно сравнивал Вику и мою Анжелику. Какие они были разные! Конечно, Вика была гораздо красивее. С такой идешь по улицам, и душу распирает от гордости, что такую красавицу отхватил. А о том, что у нее внутри, как-то и не думаешь. Потому что она и думать об этом не дает. Она старается быть загадкой. То, что она мыслит, остается в тайне. А тебя она представляет эдаким дурачком, который никак не может ее разгадать.
Как мы с ней поссорились? Из-за чего? Я даже не понял этого, потому что она старательно скрывала причины. Ее что-то раздражало, а она копила это в себе, пока оно не выплеснулось наружу.
С Анжеликой все не так. Ей в глаза посмотришь – и сразу видишь душу. Она искренняя. Она говорит то, что думает. В ней нет флирта, наигранности, загадок. Она – это только она, вещь в себе, уникальная, удивительная, неповторимая.
Наверное, за это я ее и полюбил. Не знал за что, не знал почему, думал, что всего лишь впал в зависимость. Нет, на самом деле моя Анжелика лучше всех. Нет ни одной девушки, похожей на нее. Мне теперь и не нужны другие девушки.
Как жалко, что она еще встречается с каким-то Павлом!
С другой стороны, разве я ей что-то обещал? Что-то предлагал? Что-то говорил? Разве у нас с ней нормальные отношения? Может, она ждет от меня каких-то объяснений. А я, растяпа, все никак не мог этого понять? Может, это я сам виноват, что проворонил ее?
Если ей сказать, что я люблю ее, может, она бросит этого Павла?
Она ведь искренняя девушка, она не станет смеяться над моими чувствами или играть со мной. Мы можем все рассудить честно. Просто поговорить, чего мы друг от друга хотим.
Значит, не все потеряно. Можно все исправить. Главное, ничего не бояться.

Дома мне сказали, что звонила какая-то Анжелика, спрашивала, не пришел ли я еще с праздника. Наверное, с Павлом отметила двадцать третье февраля, а теперь со мной настала очередь.
- Давно звонила? – спросил я брата.
- Да минут пять тому назад.
Значит, она еще не спит. Я глянул на время: уже двенадцатый час! Ее родители могут возмущаться, что я так поздно. Но мне еще хуже будет, если я оставлю все до завтра. А если завтра у меня не хватит смелости на этот отчаянный шаг?
Я плюнул на все эти логические выкладки и побежал ловить такси. Спустя минут пятнадцать я уже стучал в ее дверь.
Она открыла. Секунду стояла на пороге, глядя на меня, потом протянула руки. Ни слова не говоря, мы обнялись на пороге.
- Дверь закройте, простудитесь! – кричала ее мама из зала. – Ишь, придумали сквозняки по хате распускать!
Анжелика отстранилась от меня. Я разделся и прошел на кухню.
- Не разбуди родителей, - тихо сказала мне Анжелика. – Они уже спать легли.
То было не вранье и не загадки. Она искренне так считала. Наверное, не обратила внимания, что ее мать на меня накричала. Не о том думала, не тем была занята. Я все это понимал по ее глазам. Они были как у ребенка, в них отражалось все.
Я снова обнял ее и прижал к груди:
- Анжелика, милая моя, дорогая! Я люблю тебя!
Я постарался вложить в эти слова всю свою душу. Не вышло – это прозвучало  жалко, хрипло и как-то  искусственно.
Она захлюпала носом на моем плече: то ли сквозняк на нее так подействовал, то ли эмоции.
- Не правда, - ответила она. – Это я люблю тебя. А ты, наверное, напился, вот и говоришь что попало.
- Нет-нет, - замотал я головой. – Я правда-правда очень люблю тебя. Поверь мне.
- Верю, - сказала Анжелика и даже засмеялась от радости.
В глазах ее стояли слезы, а на лице была улыбка. И сейчас Павел был не важен. Был ли вообще этот человек? Был он или нет, важно одно: Анжелика тоже меня любит!
- А я почти обиделась на тебя, - сказала она. – Сегодня ведь двадцать третье февраля. Я хотела увидеть тебя, сделать подарок… Я звонила тебе на работу и домой. Где ты был?
Мне на это и ответить-то было нечего. Я казался себе не просто дураком, а полнейшим идиотом. С той лишь разницей, что был самым счастливым идиотом на свете.
Анжелика прошла на цыпочках в зал, чтобы принести оттуда мне подарок. Я услышал сдавленный шепот ее матери:
- Он что, правда тебя любит? Не врет? Ты смотри хорошенько…
Я не видел, что там творится, я даже плохо слышал из-за стены.
- Что ты меня целуешь? – продолжала возмущаться Анжеликина мама. – Веди себя нормально, пожалуйста. И не хохочи.
Анжелика, веселая, смеющаяся, вошла в кухню. Она вынесла мне завернутый в блестки подарок.
Это оказался дорогой одеколон. Такого я не ожидал. Я думал, она подарит мне что-нибудь дешевенькое, простенькое, как она сама.
- Боже мой! – только и смог сказать я и бросился ее целовать.
Она высвободила от меня свое смеющееся лицо:
- Нравится? Правда, нравится? – спрашивала она и чуть не прыгала от радости. – Если бы ты знал, как я его выбирала! Я же никогда не делала подарки мужчине. Я даже не знаю, что им можно дарить. Пришлось мне пригласить с собой в магазин двоюродного брата, чтобы он помог мне выбрать подарок. Я перенюхала все одеколоны…
- Слушай, - перебил я ее, осененный внезапной догадкой. Даже мой голос стал каким-то хриплым. – Как зовут твоего двоюродного брата?
- Павел, - невинно ответила Анжелика. – А что?
Я без сил опустился на стул и закрыл голову руками. Какая глупая ситуация! Так этот Павел – всего лишь двоюродный брат? Как же я сразу не подумал об этом? Ведь с Анжеликой так просто: загляни ей в глаза и сразу все увидишь.
Если бы тогда я не убежал с позором, а зашел в бухгалтерию к Анжелике, то сразу бы все узнал. И тогда это праздник мы встречали бы вместе.
Но зато я бы не встретил Вику и не понял бы, что моя Анжелика – самая лучшая на свете.

Я купил ей розы. Продавщица, улыбаясь, объясняла, что красный – это цвет страсти, а желтый – измены. Но я ее не слушал. Мало ли что говорят продавщицы, рекламируя свой товар? Я выбирал цветы сам, те, что мне больше нравились.
Этот букет я покупал специально для Анжелики.