Ветер

Приятно познакомиться. Я – Ветер.
Ну, вы меня знаете. Я волную сине море, всюду вею на просторе, я гоняю стаи туч… Впрочем, я гоняю не только тучи. Знаете, как весело погонять людей?
Вот идет какой-нибудь усталый путник. И ты начинаешь с ним играть. Дуешь ему в лицо, развеваешь одежды. Он от тебя закрывается, жмурится, отворачивается. А ты заходишь с другой стороны. Поднимаешь с земли песок, мелкие камешки – и давай в него кидаться. Очень весело! Вы так не пробовали?
Еще люблю пугать перед грозой. Специально пробегаюсь по верхушкам деревьев. Люди видят меня и спешат укрыться в домах. Некоторые бегом бегут. А я думаю: «Все равно кто-нибудь не успеет, вот тут-то я над ним и позабавлюсь!»
Хотя иногда бывает мне людей жалко. Идет, например старушка, на палочку опирается, хромает. Ну вот как с такой будешь играть? Она твоих игр совершенно не понимает.
Была у меня один раз еще неприятная ситуация. Вижу: едет королевич на своем коне. Я хорошо его знал. У него невеста была, самая красивая девушка на свете.
И вдруг он ко мне обращается. Знаете, ко мне обычно люди не обращаются и вообще не разговаривают. Большинство из них даже не знает, что я живое существо. А он вдруг заговорил со мной:
- Ветер, ветер, ты могуч…
И я заранее знаю, что он сейчас скажет. Спросит, где его невеста. А я-то знаю, что она уже умерла давно. Как вот ему сообщить о смерти любимой?
Я прекрасно их помню. Когда она еще жива была, он вечно приезжал к ней в гости. И вот выйдут они в сад, сядут там на лавочку и разговаривают. А я с ними играл, как и полагается. Подую на девушку, растреплю ей волосы, а королевич ей их поправляет. Я – с другой стороны налечу, волосы ей на лицо накину. А королевич любовно так их с ее лица убирает, смотрит на нее, любуется.
И вот сейчас он меня спрашивает, где же его невеста. Распинается, мол, я везде бываю и все должен видеть. Я его оборвал:
- Постой.
Думаю, поймет ведь: знаю, что с его девушкой случилось. Только рубить вот так, с плеча, не надо. Объявлять о смерти родных и близких – очень неприятное дело. Тут нужно постепенно, подготовить его.
И вот я начал издалека:
- Там за речкой тихоструйной есть высокая гора.
Думаю: ну, уже можно догадаться. А он смотрит на меня честными глазами, в них читается надежда. Ну, не хочет он понимать, что невесты его нет больше.
Я дальше его подготавливаю:
- … В ней – глубокая нора…
Я ему уже намекаю: «Дыра, парень. Хана твоей девушке. Нет ее».
А он опять не понимает. Торопит меня: мол, продолжай.
Ну, приходится продолжать:
- В той норе, во тьме печальной…
Ну, я не знаю, как тут можно не понять. Я ему уже прямым текстом говорю: «Тьма», «печаль». Тут бы уже любой догадался. А королевич нет. Смотрит на меня так, будто я ему сейчас помогу. Весь – внимание, весь – надежда. Ну что с ним делать?
- … Гроб, - говорю, - качается хрустальный на цепях между столбов.
Вот уже и про гроб сказал. Неужели не понятно, королевич, что раз про гроб заговорили, значит, девушка твоя мертва?
А он все еще на что-то надеется. А глаза – в них все понятно, что он думает. Не хочет он верить в такой печальный исход.
И я смалодушничал:
- Не видать ничьих следов, - говорю, - вкруг того пустого места.
Ну, не смог я взять и сказать ему об этом в лоб. Зарыдает ведь! Начнет ногтями землю рыть. Недавно к Морю обращался. А вдруг вернется к нему и утопится? Ведь любит он свою невесту страшно. Жить без нее не может. Дни и ночь напролет думает только о ней. Вон поехал искать ее, спасать. Как жаль, что опоздал он!
Собрался я с силами и сказал:
- В том гробу твоя невеста.
Как и следовало ожидать, королевич зарыдал. Так и не получилось у меня подготовить и мягко подвести его к этому. Он действительно рыл ногтями землю и хотел покончить с жизнью. Когда умирает кто-то из дорогих тебе людей, умирает и часть тебя.
Я оставался с ним все это время. Пушкин неправильно написал, что, мол, я дале побежал. Он просто описывал переживания парня, и не обращал внимания на меня. А я утих, сидел рядом и все думал: чем же помочь.
Он поехал проститься со своей невестой. Я и здесь неслышимо был рядом с ним. Попутным ветром дул ему в спину. Когда зной висел в воздухе, я спускался к реке, набирал из нее полные пригоршни воды, нес к королевичу и обдувал его лицо, чтоб было легче. Отводил от него грозы и ураганы. Хотя, может быть, как раз стихии ему и не доставало. Он бы выплеснул куда-то эмоции, которые тяжелым грузом давили ему на сердце.
Только в нору я не пошел. Остался за дверью усыпальницы. Подумал, что королевичу надо побыть одному, проститься со своей любимой.
А они выходят оба из норы, живые и невредимые. Целуются, радуются, смеются, обнимаются. Вот тут-то и я от радости зашелестел, взвился кверху. Слетал в лес, вырвал там с корнями парочку сотен деревьев. Ураганом закружил в реке, поднимая вверх рыбу. Сорвал с места несколько домов, оторвал крыши. Устроил торнадо в Америке, тогда им еще не давали названия.
Короче, эмоциональная разрядка после пережитого. Пушкин об этом тоже не написал. Да и не знал он этого: я же далеко улетел, чтобы влюбленным не мешать.
Такова моя правдивая история.

09.02.2013