Померанец - часть II

II

Раньше, погостив у родителей, рассовав по карманам таблетки валокордина и пообщавшись во дворе с хозяйкой померанского шпица Баксика, Макс бегом бежал в съёмную гостинку, спеша вернуться с недружелюбных городских улиц в свой волшебный мир «Доширака».
- Буль-буль-буль-буль-буль!
Кипятильник из обрезанного удлинителя, двух бритвенных лезвий и нескольких сломанных спичек погружался в трёхлитровую стеклянную банку, перемотанную рваным вафельным полотенцем, кипяток с приятным шипением лился из банки в пенопластовые корытца с «Дошираком», «Роллтоном» или «Домашним бистро». Запивон - алкогольный коктейль «Ягуар» вскоре после получения зарплаты, пиво «ДВ - крепкое» спустя неделю, «Спрайт», слегка перемешанный со снотворным «Триган-Д» или глазными каплями «Цикломед». В конце месяца чай из пакетика заваривался до восьми раз, а окончательно выдохшиеся и засохшие чаинки выкуривались в бульбуляторе из раздавленной пластиковой бутылки, скотча, шариковой ручки без стержня и обёрнутой вокруг горловины фольги.
- Буль-буль-буль-буль-буль!
В колонках звучала Соната Арктика или Найтвиш - «I wish I had an angel!!!» Постер Мэрилина Мэнсона после долгих лет, проведённых в недрах письменного стола, под стопкой старых университетских конспектов и сложенным вчетверо, наконец-то оказался на стене, на самом видном месте. Новые видеокарта и оперативная память для компьютера, а также майка с надписью «World of Warcraft» были куплены с первой же зарплаты на интернет-барахолке.
- Буль-буль-буль-буль-буль!
За компьютером пролетали вечера и ночи: вместе с Лёней Макс играл во вторую часть «Доты», прокачивал своего анти-мага, писал на игровом форуме эмоциональные и многословные тексты о том, насколько его герой силён в лейте, восхищался полукруглыми мечами героя и лишь слегка расстраивался из-за его зависимости от фарминга.
Андрей, в отличии от Лёни, не уважал «Доту», предпочитая анимешные визуальные новеллы при более-менее хороше настроении или гоняя в «Бэттлфилд» после того, как в очередной раз ссорился с мужиками в автопарке. А Саня, выучившись на программиста и пойдя в аспирантуру, каждый месяц переписывал какой-то новый софт неясного назначения.
- Буль-буль-буль-буль-буль!
Сияли мечи в руках анти-мага, долбила «The end of all hope» Найтвиша, ухмылялся Мэрилин Мэнсон с постера, медленно остывал кипяток в стеклянной банке, сох на подоконнике кипятильник из лезвий. «Наверное это мой рай...», с облаками сублимированной лапши.
- Бульк...
Узнав, что умер померанский шпиц, Максим почувствовал всем телом и всей душой, как гигабайты его рая форматируются в душераздирающий 16-й FAT и как рушится внутренняя империя.

* * *

Внутренняя империя строится, помимо всего прочего, и из различного хлама, постепенно наполняющего жилища.
Женщина не способна привнести любовь в империю: не без её участия жилище «обустраивается», «обживается», «украшается» и «укомплектовывается» белыми чайными кружками с чужими мужскими именами и со знаками Зодиака, под которыми строитель своей внутренней империи не рождался, а также заткнутыми за зеркало визитками женских парикмахеров, малиновыми тапочками, с трудом налезающими мужчине на руку, босоножками такого же размера, обуваемыми два раза в год, стёгаными базарными халатами самых диких расцветок - вплоть до уточек или микки-маусов, синтетическими кухонными прихватками в цветочек, с  едкой вонью оплавляющимися об первую же горячую сковороду, горькими зубными пастами зелёного цвета, таблетками обезболивающего, помогающего лишь при менструальных болях и совершенно бесполезного при геморрое, фиолетовыми занавесками с аляповатыми красными бабочками и торчащими отовсюду нитками, валяющимися на трюмо абонементами в фитнесс-центр, растягиваемыми на год, откровенно бабскими журналами «Космополитэн», в которых никогда и ничего не пишут о видеоиграх...
А дорываясь до компьютер, женщина легкомысленно суёт в USB-порт вирусную флешку из офиса, постепенно забивает всё свободное место на жёстком диске российскими сериалами о любовницах олигархов, ну а по мелочи - сохраняет в папке «Мои документы» громоздкие фотографии со своего отпуска на Бали с бывшим парнем, после сбежавшим от неё к некой стриптизёрше из ночного клуба, и mp3-файлы песен Валерии.
Наблюдая за всем тем, что появляется в доме вслед с женщиной, не ощущаешь ни любви, ни заботы о себе.

* * *

Совершенно иную внутреннюю империю помогает выстроить померанский шпиц, даже живущий в другом конце города. Для него в жилище появляются совершенно иные вещи, с совершенно иными тенденциями и ощущениями.
Ещё тогда, когда Максим во второй раз повстречался во дворе с Баксиком и его хозяйкой, Макса посетила мысль - привести шпица к себе в съёмную гостинку. Первое, что решено было подготовить к его появлению на пороге - подходящую посуду. До этого Макс не выбрасывал пластиковые корытца из-под «Доширака», используя их как тарелки - когда после очередного визита к родителям удавалось разжиться банкой супа, гречневой каши с тушёнкой, макарон по-флотски, а то и риса с говяжьей подливой. Но что-то говорило Максу, что шпица нельзя кормить из такого хлама: в офисе вскоре обнаружилась забытая кем-то маленькая белая эмалированная миска с каймой цвета хаки и нарисованными вдоль каймы грибами да ягодами, в этой миске иногда валялись выварившиеся и вытряхнутые из кофеварки зёрна, а когда Макс тайком утащил миску, никто не заметил пропажи, из этой миски в будущем решено было кормить шпица, а поначалу - есть макароны и супы самому... Так внутренняя империя, обустраиваемая померанцем, заменяла пенопласт эмалированной сталью - причём не только за обеденным столом, но и в самосознании.
Дальше - больше. Отец Лёни страдал ожирением, от безысходности прикладываясь к бутылке пива и набирая вес на глазах, он посадил сердце с печенью и ушёл с работы на пенсию по инвалидности, а однажды он не влез в практически новую толстовку «FILA» из пурпурного полиэстера. Толстовка выглядела гораздо лучше убитого серо-белого свитера, в котором Макс пришёл к Лёне в гости, и после просьбы Макса была подарена ему, а свитер тем же вечером, сразу же по возвращении в гостинку был свёрнут и положен у батареи - здесь, в самом тёплом углу комнаты, можно было бы поселить шпица, к тому же сооружённая лежанка для пока ещё не приобретённой собаки закрыла дыру, нечаянно прожжённую в полу кипятильником из лезвий, да и пришла бы в голову идея попросить новую шмотку у отца друга, если б не та маленькая собачка с пышной рыжей шёрсткой, закругленным хвостиком и торчащими ушками?
Плюшевая коала, кстати, была украдена у лёнькиной сестры Максимом в тот же день... Всего за шесть лет дружбы с Лёней Макс был у него в гостях всего четыре раза.
Внутренняя империя учила жертвовать. Принеся от родителей рис с говяжьей подливой, Макс поужинал лишь рисом, оставил подливу на утро и пол-ночи представлял, что вообще отдал её Баксику. Впавший от голода живот слегка крутило, выпирающие рёбра чесались, пол-туловища покрылось красной сыпью, ногти слоились и ломались, а побагровевшие дёсны кровоточили от каждого прикосновения зубной щёткой.
Город - голозадый, засиженный не переводящимися в его подъездах даже зимой насекомыми, вымазанный в сапожной ваксе, продырявленный дезоморфиновой гангреной железнодорожного тоннеля под центральной площадью, надышавшийся угольной гарью из паровозной топки, избитый кочергой обколотого «крокодилом» кочегара и приготовившийся отхаркиваться фонтанами местечкового «Арбата» летом - давил нищетой.

* * *

Как внутренняя империя рушится?
Каждый удар в глубину души отзывается не менее сильным разрушением в реальной жизни и где-нибудь поблизости. Колченогая скрипучая и шатающаяся табуретка сломалась первой, упав идущему в сортир Максиму под ноги - она тоже была частью империи.
Батарея пластиковых бутылок из-под пива с тихими стуками разлетается по всей комнате. Зелёная обивка хозяйского дивана рвётся, обнажая под собой сырой поролон, необструганные доски и кривые пружины. Подставленная под сломанную диванную ножку стопка школьных учебников разваливается.
Тараканы, тараканы, тараканы, тараканы!
У фанерного рундука, подвешенного под самым потолком, распахивается держащаяся на одной петле дверца, и тараканы, тараканы, тараканы разбегаются по всему рундуку - и за обрезок алюминиевой банки с размокшим и слипшимся в один белый камень сахаром, и за коробку из-под конфет с лежащими в ней тремя половинками лимонов, позеленевших от плесени, и за пустые сигаретные пачки, и за изжёванную аудиокассету, забытую кем-то из прошлых жильцов. Что могло бы быть на этой кассете? «Сектор Газа», причём тот самый альбом, что без мата и с песней «Пора домой»? Шуфутинский? Ранняя «Дискотека Авария»? Сборник «Союз-27», на котором вслед за Децлом поёт Михаил Круг? Не узнать уже: кассетный магнитофон «Sharp» с отлетевшими кнопками, заклинившим механизмом деки, почерневшей от времени головкой воспроизведения и рваным динамиком, битком набитым дохлыми тараканами, мёртвым грузом лёг в санузле между унитазом и голыми кирпичами стены.
Внутренняя империя, разрушаясь, всё больше и больше уподобляется этому магнитофону с хрустящим дохлым тараканьём в динамике.
От таких магнитофонов надо бежать - ничего и никогда он не воспроизведёт страшнее той гнетущей тишины изломанных пластиковых шестерёнок, ржавых пружин и лопнувших конденсаторов, на которую российская жизнь хладнокровно обрекла его... Прочь из города бежать.