Мой друг бессмертный Глава 11
- Да.
- Герман, нам надо поговорить. Ты дома?
- Да, – Герман отвечал на автомате.
- Я у твоего подъезда. Можешь выйти и заплатить за такси?
- Да, – ответил парень и нажал на кнопку с красной трубкой телефона. На столе лежал кошелек. Он взял его в руку, положил в карман, надел домашние тапочки, куртку и вышел из квартиры. В голове продолжала звучать музыка, игравшая в колонках. Мозг воспроизводил ей из глубин памяти. Пропищал замок домофона. На улице было темно, и Герман не сразу увидел Люду, которая стояла в компании трех милиционеров. Увидев Германа, они моментально подлетели к нему и заломали. Он почувствовал, как его запястья сжали тугие металлические браслеты. Он практически вонзились в него. Это ощущение было новым и довольно не приятным. Герман чувствовал себя куском мяса, которое тащат на убой. Когда его засовывали в клетку, он увидел безразличные глаза Люды. Они встретились взглядом, но в там была пустота. В клетке, уже в наручниках, сидел Дима. По его лицу беспрестанно текли слезы. Герман сел рядом. Они молчали. Он слышал, как открывается дверь бобика, он чувствовал, как в него сначала садиться два тяжелых тела, потом полегче, потом снова тяжелое, и машина трогается с места. Довольно странное ощущение езды в бобике. Стекло на двери было полностью замерзшим, из кабины в будку проникало немного света. Его хватало лишь на то, чтобы видеть свои руки, закованные в наручники, и тусклое лицо Димы, который откинулся головой на стену кузова и молчал.
***
На допросе смысла отпираться он не видел и выложил все так, как оно было, как они ограбили квартиру, как Люда продала драгоценности в ломбарде, как они купили оружие и одежду для убийства. О том, как они все планировали. Следователь его внимательно слушал, записывал и изредка кивал головой. На лице следователя читалась равнодушие и скука. Герман смотрел на него и разглядывал его руки. Они были большими и морщинистыми. На вид следователю было лет 50.
«Он, наверное, еще и не то видел» - подумал Герман про себя.
- То есть вы утверждаете, что инициатором убийства была Людмила ***? – спросил следователь, когда Герман закончил свой рассказ, и пристально посмотрел на него.
- Да. Так оно все и было, – парень кивнул головой.
- Хорошо… - следователь что-то записал в своем блокноте и протянул Герману протокол допроса, попросив, чтобы он внимательно ознакомился с написанным и написал следующее: «С моих слов записано верно. Мною прочитано», поставил дату и роспись.
Почерк следователя был довольно аккуратен и разборчив. Герман внимательно прочел. Все было записано слово в слово, как он говорил. Парень взял ручку, лежавшую на столе, написал, что ему было велено, поставил дату, подпись и протянул листок бумаги следователю. Тот внимательно прочел, сверил дату с датой в своем мобильном телефоне, и Германа увели.
***
Как оказалось, Люда в ту ночь не придумала нечего лучше, чем пойти и сдать всех милиции. В этом она видела максимально допустимые изменения в своей жизни. Как и любая её задумка, эта оказалась не самым лучшим выходом из ситуации для всех. Отец ее, конечно, остался жив, но, когда узнал о поступке дочери, чуть не попал в больницу с подозрением на инсульт. Но все обошлось.
Суд состоялся через месяц после их ареста. Несколько раз я пытался попасть на свидание к Герману или Диме, но мне отказывали, не сообщая причин отказа. Один раз меня вызвали к следователю как свидетеля, и я поведал все, что знал о том, что произошло в ту злополучную ночь. На его вопрос, почему я ни как это не остановил, я отвечал, что считал это не больше чем детской игрой, которая не может иметь ничего с реальной жизнью. Но я ошибался. Не знаю, поверил ли мне следователь или нет, но, по-видимому, по этому делу обвиняемых ему хватало, и он не стал цепляться за меня.
В ночь перед судом, я еще раз все обдумал и решил всеми правдами и неправдами отгородить Диму от тюрьмы. Я уверял судью, что Дима хотел противостоять преступлению; говорил, что это был единственный выход, который максимально мог обезопасить всех от трагедии, и что у Димы это даже отчасти получилось. Судья внимательно слушала меня и что-то помечала.
Потом говорил сам потерпевший. Сквозь его светло-голубую рубашку виднелись заживающие следы от порезов. Он произнес довольно вдохновенную речь о том, что не держит зла на ребят, о том, что очень благодарен Диме за его поступок, о том, что Дима действительно бил фиксировано, стараясь нанести минимальный вред здоровью, и просил судью о снисхождении к этим людям. Но что бы он или я не говорили, несмотря на то, что все в зале суда раскаялись в содеянном, Люда только плакала в голос, стараясь создать образ любящей дочери, которую попутал бес-любовник.
Судья была непреклонна. Герману и Диме было присуждено шесть лет в колонии общего режима. Люде дали пять лет в колонии-поселении.
Я был одним из первых, кто вышел тогда из зала, так как не мог смотреть на лицо Димы. Оно было ужасно. На нем читалась вся безысходность, которая может быть в человеческих глазах. Он смотрел на меня, а я не знал что сказать. Я вышел из здания суда и закурил сигарету. Светило уже яркое почти весеннее солнце.
Свидетельство о публикации №214051001416