ДУХ диссидентства витал в воздухе...

ДУХ  ДИССИДЕНТСТВА  ВИТАЛ  В  ВОЗДУХЕ…
Предисловие

…Начало семидесятых. Мне двадцать и чуть более лет. Жизнь – почти безоблачна. Весь мир – как чудо и раскрытая книга: читай, познавай, впрыгивай в новые реальности взрослой жизни.

Я была смела и дерзка, внутренне – самоуверенна, но главное – доверчива. Я так доверяла идеологии своей страны: иди, пытайся – и ты достигнешь. Я шла и пыталась. А чего достигла – именно об этом настоящая статья.

Естественно, что в возрасте до двадцати-двадцати двух лет ты смотришь на мир через очень розовые очки. Очень многого в нём не замечаешь, а видишь только радужную дугу сквозь призму твоей веры, любви и надежд.
Серое, черное, болотное проявляется позже, когда ты научишься различать, когда сбросишь накидку эйфории со своих плеч.

И хотя накидка эта так привычна и приятна, всё же реальность уже постепенно (хотя и неясно ещё для тебя самой) даёт тебе чёткие приметы того, какова она есть на самом деле. Не в твоём мозгу (или сознании), а в реальности.
Но ты – кузнечик. Ты всё ещё скачешь, и вроде бы – вперёд! Но… Остановись, оглянись, разгляди… Где уж там! Возраст и запас энергии делают своё дело. Хотя… Приметы неоднозначности бытия встречаются не так уж и редко.
История 1.

“…Наш адрес – не дом и не улица, наш адрес – Советский Союз!” - слышу, как скептически-трагично напевает сии слова из популярной песенки один новый мой знакомый, умный молодой человек возраста Иисуса Христа.
- Тебе не нравится песня? – удивлённо спрашиваю его в свои двадцать три года.
- А ты не понимаешь? – не менее удивлённо переспрашивает он.
- Что? – недоумеваю я. – Песня как песня. Задорная.
- Ну да… У нас ни адреса, ни дома, на всех -  Советский Союз. Неплохо же? Вот такое воспитание поколений…
- А это – воспитание? – опять удивляюсь я. – Ты хочешь сказать – бродяжек двадцатого века?
- Да ещё под бравурный маршик… Неплохо придумано! – с сарказмом отзывается мой знакомый инженер-москвич.

Я только молчу, передёрнув плечами. А я бы и не догадалась, что за этим – политика…
Я – почти крестьянская дочь (а внучка – точно), мои деды “землю пахали”. Мне тонкости политики улавливать трудновато, особенно, когда она так каверзна, с тонким подсмыслом  даже в бравурной песенке для народа.
Я искренне недоумеваю: - Неужели так?..

Мой собеседник – выпускник одного из лучших столичных технических вузов, закончил аспирантуру. Трудится сразу на двух работах, в том числе преподаёт в вузе. Поклонник Высоцкого, собирает записи его песен. Не считаясь со временем, часами сидит, переписывая их на своём “маге”.
Не глуп, старается учиться жизни каждую минуту – учится на практике – житейской мудрости. Родом из не очень обеспеченной семьи: мать – медсестра, отец – механик, давно ушёл из семьи (у моего знакомца есть ещё младший брат). Не скрыл, что папаша его еврей, позже как-то сказал, что недолюбливает евреев. Я не поверила ему, мне показалось, он приврал: скорее, еврейкой была его мать (которую он очень любил). Не поверила, видимо, потому, что из него выпирала излишняя самоуверенность, самовлюблённость, то, что скорее свойственно всё же не русским…

Со временем меня даже стала раздражать его излишняя любознательность  в отношении окружающего: всё старался подметить, каждому нюансу любого события дать оценку; докопаться до причин и корней…  Иногда это просто надоедало.
В то же время я поняла: знакомец мой старался избавиться от всего, что могло усложнить его личную привычную жизнь. Удивил тем, что сознательно не читал советских газет (когда вся страна их читала!), не хотел себя обременять излишней трескотнёй, наверное…

В меня, тем самым, поверхностно ещё – сеется зерно скепсиса. Я, конечно, долго ещё остаюсь собой и полагаю, что у него какой-то выверт в сознании, что он предубеждён от своей какой-то загнанности, вечного безденежья.
Ездит на горбатом “Запорожце”, мечтает, естественно, о большем. Любит высказывать мечту вслух: - Уйду в таксисты. Там свободы больше, и доход нормальный…

Я понимала: это голубая мечта советского инженера-москвича… (Созвучная голубой мечте студента-пятикурсника экономического факультета МГУ, замечу, страстного поклонника Гегеля: - Вернусь в Казахстан, пойду в торговцы пивом. Заработаю, а потом… -  мечтал  в начале семидесятых один приятель моей знакомой журналистки…)

Как все интеллигенты того времени, мой столичный знакомец-инженер носил огромный полупустой портфель, ходил,  полусгорбившись от этой ноши, и исподтишка плевал в “светлое будущее”. Именно он рассказал мне классический анекдот о том, что  Никсон, посетив Москву, на вопрос Брежнева о впечатлениях, воскликнул: - Какие у вас умные нищие! Все с портфелями!
…Кто сочинял эти анекдоты в те годы? Возможно, Жванецкий, который до сих пор имеет слабость к этой заскорузлой вещице – символу эпохи – портфелю? Может, ребятки из института социологии, который был "единственным в своём  роде" в ту пору – на весь СССР?

История 2.

Был у меня один знакомец из этого института – кроме рассказывания анекдотов ничего больше не умел. Но рассказывал вяловато, чувствовалось, что повторял за кем-то из анекдотоманов.

…Анализировать  наше время, наш социум – неплохое занятие. Так было в 60-е, в 70-е, и позднее. В 70-е – это стало просто модно. Именно стало модно – после 60-х. Всяк дурак считал себя мудрецом, и (может быть, вслед за Жванецким, писавшим в ту пору для талантливого А.Райкина?) пытался хлыстом и клинком пытать свою страну, свою современность – кто со страниц газетёнок или толстых журналов, кто с подмостков трибун, кто в скромных студенческих аудиториях, дурманя молодые мозги; кто в устной пропаганде на улицах или в транспорте, в нашептываниях на заветных кухоньках, но всяк норовил ткнуть в бочок всё затопившую собой (вроде бы и благополучную внешне) советскую реальность.
Иные, вот, посредством анекдотов. Порой – из уст неискушённых, глупеньких сотрудников–полумальчиков, профессорских сынков даже (как в случае с моим знакомцем, к примеру).

Только значительно позже, из высказываний оппозиционеров (Зюганова) в конце 80-х и в 90-е годы пойму, что за всеми этими анекдотами (“из института социологии” - как я прозвала их уже в начале 70-х, слушая из уст оболтуса-москвича) скрывалось нечто значительно большее, значительно более вредное, вредоносное, зловредное, чем просто похохатывание над  всесоюзной реальностью.

Директора сего института Заславскую и сотрудника К.Борового господа коммунисты обвиняли в том, что это по их “социологическим” рекомендациям уже в 60-е годы в стране стали уничтожать многие деревни, сёла по причине их “неперспективности”. Этот институт проводил якобы какие-то научные изыскания, публиковал подобной тематики статьи, делал разработки, а некие их “проводники” из ЦК партии брали это на вооружение, вносили в народно-хозяйственные планы укрупнение сёл и т.п., тем самым нанося урон русской глубинке, уничтожая самые корни России -  её деревни.

Интересно, что в последние годы Зюганов как-то перестал упоминать эту тему в своих речах, но в начале перестройки это звучало довольно часто. И вот, вспоминая это и сопоставляя с тем, что в своё время приходилось слышать от своего знакомца, якобы социолога  (естественно, пристроенного туда по дорогостоящему прежде “блату”, ибо это было видно  невооруженным взглядом – никаких аналитических способностей или чего-то подобного в нём даже не просматривалось), так вот, это всё меня наталкивает на мысль, что, скорее всего, г.Зюганов был прав в своих обвинениях в сторону этого “научного центра”, ибо очень похоже, что все эти анекдоты рождались ни где-нибудь, а в самом этом центре, как особая разработка (в популярно-народном жанре) темы неустроенности русской жизни.

Кстати, сами анекдоты эти нередко были и не смешными, и не остроумными, порой плоскими и пошловатыми, но именно политические – довольно острыми и злыми. К счастью, память моя не так уж сильна на анекдоты, но кое-что всё же сохранила, и в основном именно антисоветской направленности (возможно, потому, что в ту пору я обучалась журналистской профессии, которая подразумевала и владение политической темой тоже?).

Но отдадим справедливость и моему приятелю – он был полный балбес, и именно поэтому, думаю, ему тогда было всё равно, какие анекдоты выдавать, – он выпаливал их как пулемёт: о лесном животном мире (зайцы и волки, зайцы и медведи и т.п.), о Вовочке, о Чапае; нечто из армянского радио, откровенно похабные и политические… Словом, тематика охватывала все изгибы советской реальности, а я, повторюсь, слушая их из уст человека, не способного ни к какой аналитике, но при этом являвшегося сотрудником института социологии, естественно, делала вывод, что анекдоты эти сочиняют сами господа-социологи  - то ли от нечего делать, то ли из презрения к советской реальности. Наверное, моё мнение было не так уж далеко от правды…

История 3.

- Вы слышали? Солженицын сказал…. – и та-та-та-та разное-всякое в мои уши, что, к счастью, как легко вдувалось в них, так же легко и выдувалось в те времена.  –  А Сахарова гонят из Горького…  -  и снова та-та-та в мои уши.
Или (в позднее вечернее время, ближе к полуночи, после каких-либо длительных гуляний по Москве): - Давайте зайдём ко мне, послушаем радио. Сегодня должны сказать что-то новенькое…

Заходим. Он вертит ручку радиоприёмника. Сквозь шумы слушает какую-то ерунду. (Ранее, дома, на Украине, когда-то давно, в юности, я тоже вертела переключатель радиолы, вылавливая какие-то заморские сообщения о Светлане Сталиной, ещё какие-то пунктирные новости. Но больше всего мне запомнилась тогда, звучавшая на тех частотах блатная одесская (может, запрещённая?) песенка:
- Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня?
Самая нелепая ошибка - то, что ты уходишь от меня…)

Так вот, мой знакомый слушает какую-то ерунду, иногда что-то комментирует вслух, но больше посмеивается и кряхтит.
Я тем временем осматриваю его превосходную библиотеку. Она занимает всю комнату. Книги - во все стены до потолка, на открытых стеллажах посредине комнаты. Библиотекой я “сражена” не в первый раз. Здесь вся “зарубежка”, полно букинистических редкостей, мировая поэзия, философия, альбомы по искусству.

Здесь уже ранее меня познакомили с кубистами, импрессионистами, модернистами, перелистав передо мною альбомы Кандинского, Малевича, Шагала, особенно потрясшего меня Босха… Из этой библиотеки я перечитала уже Вийона, Верлена, Уитмена, Рильке, Бодлера, Элиота… Прозу Мережковского, напечатанную примерно в 1910 или 11-м году в каком-то журнальчике Брюсова; Л.Андреева, Цицерона, Гофмана, Кьеркегора, Камю; аллегорические романы и рассказы каких-то  китайцев и японцев (Лао Ши, Акутагава)… 

Дружбу с этим “чернокнижником” (так я про себя называла своего знакомца-библиофила) и его библиотекой воспринимаю как второй мой университет в Москве. Кстати, он же посеял во мне интерес и к древней русской иконописи (которую я уже прежде – в 1968-71-м годах - видела на выставках в Третьяковке и в музее изобразительных искусств им. Пушкина; даже запомнила её визуально и прочла о её исторической ценности в аннотациях к выставкам, но всё-таки и недопоняла, и недооценила. После просмотра каких-то альбомов в этой частной библиотеке поняла, как актуально и модно в среде интеллигентов, коллекционеров разбираться в этом… После чего прочла несколько хорошо иллюстрированных изданий о древнерусском иконописном искусстве). 

…Мои подружки-студентки, издали наблюдая нашу дружбу, заочно зовут моего знакомого “философом”. Он об этом не знает, т.к. мы с ним не говорим на бытовые темы – только о чём-то отвлечённом, связанном с искусством, книгами, фрагментарно – о философском. Нередко спорим, дискутируем.  Но отчасти он действительно философ, т.к. иногда вдруг открывает какую-то страницу из замысловатых книг своей библиотеки и начинает зачитывать мне цитату или абзац, поразивший его своей рассудительностью, в конце обычно переспрашивая: - Интересно?

Обычно я, конечно, спорила с ним, но про себя удивлялась: как это он помнит все эти страницы, чтобы зачитать их? В обычных ведь беседах он слабоватый философ, ни на чём не настаивает, ни в чём, в общем-то, не переубеждает, разве что пересмешничает иногда. Не любит ничего  говорить о себе, не спрашивает обо мне. Общаемся на Вы уже несколько лет нашей дружбы. Почти никогда не снимал меня, хотя в кофре у него  всегда с собой фотокамера (это –в силу его профессии, он фотограф, кинооператор одной из крупных киностудий).

Да он и говорить-то не очень любит, а уж рассуждать… Так, иногда, под настроение. Но изредка любит удивить нетривиальным мнением. К примеру, как-то при моём упоминании о "Тихом Доне" Шолохова, неожиданно спросил:
- Кто Вам сказал, что "Тихий Дон" написал Шолохов?
- Как?! – почти онемела я, провинциальная выпускница поселковой школы, лучшая ученица класса в гуманитарных и точных дисциплинах.
- Шолохов только переписал рукописи… Дневник какого-то белогвардейского офицера, то ли попа донского…
- Где Вы это услышали? – воскликнула я, почти протестующе.
- Да все говорят! Почему нет черновиков этой книги? И что вообще ещё написал Шолохов?
- Как что? "Поднятая целина", из романов…
- Да его "целина" – то же самое, что и "Тихий Дон"!
- Н-ну… Не может быть! Не верю…

Позже я передам наш разговор своему дяде, музыканту, выпускнику одной из украинских консерваторий, в последние годы (в 70-х) тоже увлёкшемуся писательством (одновременно - преподавал в подмосковном Пушкинском музучилище). На мои доводы он откликнулся достойно:
- Слышал, слышал… Ерунда! Не верь!..
- Но говорят, что черновиков его книг нет? И что он ещё написал,  дескать?..

- А  "Донские рассказы"? – парировал дядя. – Не читала? Почитай! Нескучное чтиво. А слухи эти завистники распускают… Представь себе ситуацию: молодой, никому не известный парнишка из казацкой станицы приезжает в Москву. Где сидят эти "маститые", раздутые от самомненья "талантищи"… И вдруг выдаёт такие шедевры! И что оставалось столичным авторитетам, которых здесь – пруд пруди? Они и стали распускать слухи про белого офицера… попа… тому подобное…
Мой дядя тогда показался мне убедительнее… А чуть позднее в "Литературке"  прочла, что где-то, на каких-то чердаках нашли черновики некоторых глав "Тихого Дона"… Эти сообщения убедили меня, что тема не закрыта, кому-то, видимо, нужно её время от времени подбрасывать обществу…

А значительно позднее, уже после смерти Шолохова, в каких-то телепередачах некто из журналистов выпытывали у вдовы писателя эти самые подробности, что, конечно же, возмутительно. Но слухи обычно не бывают скоротечными. Особенно, когда они касаются больших талантов. Видимо, всё по той же причине: слишком много завистников. А тщеславные завистники – это вообще особая порода, не вымирающая.

…Если вернуться к моему знакомому кинооператору, то он был, скорее, из пассивных инакомыслящих. Из наблюдателей, не более. Эдакий созерцатель происходящего. Политических анекдотов не рассказывал; думаю, как и в моём случае, его память на анекдоты не обременяла его. Правда, один раз удивил. Просто, пришлось к слову, видимо, привёл в качестве аргумента:
"Армянское радио спросили: - Что будет в стране после двадцать четвертого съезда КПСС?" – и далее, обращаясь ко мне: - А, Валь, что будет, как Вы думаете?
- Ну, что будет? То же, что всегда, - отвечаю я.
- Армянское радио ответило: - Большой концерт! Ха-ха-ха… Ха-ха-ха… - Я была просто сражена – ему так нравился этот анекдот, словно бы никаких других он вообще никогда не слыхивал… (Ну, теперь-то я не уверена, о каком именно съезде шла речь: может, о 23-м? Какой там проходил примерно в 72-74-м годах??)

В целом, мой знакомец был очень скромным и порядочным, умеренным, благоразумным человеком, в меру любопытства и некоторого подражательства моде в окружавшей его среде, изредка повторявшим навязываемые радио "Свобода" и т.п. двусмысленные сентенции.               
Помню, на его первый вопрос о моём отношении к Солженицыну, я ответила, слегка запнувшись, в  духе массовой печати: - Отщепенец… - на что, помню, он  так сморщил нос, полуотвернувшись от меня, что я умолкла…
Н-да, история творится только нашими устами. Что провозгласим – то и есть. Причём тут поступки и анализ действий? Реальность и отношение масс? Вообще – бытие масс?
Что мы сами себе определили, назвали, произнесли, во что поверили, - то и есть история. И правда. И жизнь. Такова сила правды жизни…
03.12.2012.

История 4.

…Мы идём через Манежную площадь. Вокруг стоят постовые – регулировщики движения.
Он, Александр, издёрганный, нервный, гневный. Говорит громко, так что слышат все. К счастью, на площади почти никого нет, но постовые реагируют боковым зрением.

Он, переполненный кипящим внутри него гневом, естественно, научает и перевоспитывает меня, "спящую" провинциалку.
- Не видела по телевидению передачу? Психологи проводили эксперимент – показывали людям пирамидки, и давали им определения. А потом опрашивали испытуемых – какие они?
- Нет, не видела. А смысл в чём?
- Показывают чёрную пирамиду, а говорят – белая… белая – внушают повторением. Затем показывают белую, называют – чёрная, чёрная, чёрная…
- Ну и что?
- Потом снова ставили чёрную, и просили назвать – какая? И люди начинали путаться. Видели чёрную, а называли белой… Понятно?
- Нет.
- Ну, нам, зрителям, можно внушить всё, что угодно. Чёрное видеть как белое, и наоборот…
- Не знаю… Не верю… Вряд ли… Разве через гипноз?
- Какой гипноз? Говорю тебе: мы давно все так живём. У нас такие шоры перед глазами… Понимаешь? Нам внушают, что мы первые в мире – мы и верим. Неужели не ясно?
- Ну, кретины есть везде…
- У нас все кретины! Не видишь? Не видишь, что всё держится только на лозунгах? Всё прогнило, всё!
- При таких взглядах тебе давно надо бы уехать за границу. В Америку…
- Уехать! Ты думаешь, это просто? Не пускают!
- Но другие же уезжают.
- Да, из Большого уже многие не вернулись с гастролей. Макарова, Годунов…
- Ну, и ты бы, если б хотел…
- Меня не выпускают совсем, понимаешь?
- Но ты же говорил, что твои балеты ставят в Лаосе, Китае… Где там ещё? Во Вьетнаме…
- Это не Запад, и почти не заграница. Оттуда не удрать…
- Пробовал, что ли?
- Знаю… - (Он в таком отчаянии, что я не знаю, чем помочь). – Ненавижу всю эту фальшь… Скорее бы уже… рухнуло… Ты думаешь, это надолго?
- Что – всё?
- Ну, эта реальность: КПСС, Брежнев, партсъезды…
- Навсегда, наверное? Я не думала об этом.
- Вот в том и дело. Мы не думаем… Большинство… Оно же всё прогнило… Гниёт изнутри… Скоро кончится…
- Ты преувеличиваешь, Александр…
- Увидишь. Ещё лет… - подумал секунд несколько, - пятнадцать продержится, и рухнет…

Зная его и понимая, что не настолько он умён и прозорлив, чтобы самостоятельно рассуждать эдак, я догадываюсь, что всё это он повторяет за кем-то.
- Радио наслушался? И почему орёшь так здесь, на площади? Вот заберут тебя…
Он входит в ещё больший раж: - А я никого не боюсь. Пусть слышат. – (Смотрю, милиционеры и впрямь косят в нашу сторону).
- А мне почему говоришь? Вдруг выдам? – удивляюсь я, т.к. мы и знакомы-то с ним совсем недавно.
- А я не скрываю своих взглядов. Меня и так все здесь знают…
Может, и так. Я  замолкаю. Мне как-то даже неловко идти с ним, таким кипятящимся, рядом по улице.

Он – низкоросл, полутощ, полулыс. В джинсовом костюме, какие летом 72-го далеко не все носят в Москве. С не застёгнутыми спущенными рукавами, что создаёт впечатление о нём, как о не очень опрятном человеке. Импульсивно вышагивает рядом со мной по центральной улице столицы, кажется, с одной целью – повыпендриваться, показать характер.

…Я помню, как он выследил меня у факультета журналистики МГУ в первый день знакомства, как привязался с вопросами, предложением прогуляться. Помню о моём очень несерьёзном о нём впечатлении тогда, вследствие чего я наговорила ему столько вранья, что, догадавшись об этом и уличив меня, он, бедолага, вслух удивлялся: - Неужели я произвожу впечатление такого несерьёзного человека? - (Которому, дескать, можно так безжалостно врать? Что поделаешь? –произвёл.)
Правда, позже я была несколько удивлена: на Тверском бульваре неожиданно с ним стали здороваться прохожие. Это в Москве-то, в самом центре? Что за такая публичная личность? До этого он сказал мне, что работает концертмейстером в музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко.  И вот теперь – как бы в подтверждение этого – комментировал внимание к нему проходящих:
- Музыкант нашего театра… Один из лучших танцоров театра… - Что ж, я оценила, как приятно жить и работать в самом центре драгоценной столицы: от одиночества ты не помрёшь! Но серьёзнее к нему относиться не стала и позже: такой позёр, трепло…

Его раздражало не только окружающее, но и что-то другое. Помню один из наших разговоров в период Вьетнамской войны. Как-то пришлось к слову мне посочувствовать её бессмысленным жертвам. Александр тут же неожиданно высказался:
- А зачем их надо жалеть? Это вырождающаяся нация… Американцы правильно делают…
- Вы с ума сошли? – (через раз я ему говорила то вы, то ты). – Уничтожают же целый народ, этнос… культуру…
- Да они же от природы отсталые. Пигмеи! У них даже рост метр двадцать…
После этих слов я так посмотрела на него и его фигуру, что он всё прочёл на моём лице, и дополнил как бы оправдывающимся тоном:
- Ну, я тоже невысокого роста. Тому есть причины – война, голод… Моя мать недоедала во время войны, и на моё детство пришлось…
Непривычно было мне осаждать тогда столичных умников, но в этом конкретном случае, помню, сдерживаться не хотелось, и я произнесла то, что для меня было самым естественным и несомненным:

- По мне, так всякий народ имеет право на свободу. И традиции, культуру. Меня даже восхищает самобытность разных культур… даже африканских племён, - помню, добавила я. – По меньшей мере, нужно уважать культуру любой нации…
В ту пору я только-только в университетских читалках просмотрела прежде не листаемый мной журнал "Советское фото", где впервые прочла и увидела фото голодающих детей Эфиопии. Да, у нас в печати много говорили о голодающих детях Африки, но это всё были общие слова, которые нивелировались повсеместной пропагандой, а вот увидев воочию детские скелеты, рахиты, - я ужаснулась.

В то же, примерно, время я впервые стала покупать журнал «Курьер ЮНЕСКО», перечитывая его от корки до корки. Уже почитывала некоторые книжки по этнографии народов русского Севера, их религиях, промыслах и т.п.
…Помню, я очень отчётливо пожимала плечами при этой беседе со столичным музыкантом-композитором Александром, т.к. никогда ни от кого ещё не слышала столь откровенного расистского бреда. Это для меня был контраст и общепринятому, и моим личным взглядам.
- Если они низкорослы, так, по-вашему, справедливо их убивать напалмом? Да Вы просто современный иезуит! – вырвалось у меня. Он, конечно, остался при своём мнении.

…Впрочем, вскоре я поняла, что резок он был не только к вьетнамцам, советской власти, но и к близким ему людям. Как-то он сказал, что разведён.
 – А кто по профессии Ваша жена? – спросила я. Он, бедолага, даже передёрнулся в лице, но ответил кратко:
- Она – довольно известный в своих кругах музыкант.
- Ну кто? Секрет?
- Вам не обязательно это знать…
В другой раз в каком-то разговоре, когда он рассказал о смерти матери, переспросила его:
- И Вы живёте один? А отец? 
- У отца своя семья.
- Он тоже музыкант, верно я поняла?
- Да, преподаёт в консерватории. Но мы не общаемся.
- Почему?
- Не общаемся, и всё. У нас разные взгляды на жизнь…
…Ещё в начале знакомства рассказывал, что семь (или восемь, теперь уж не помню точно) лет отработал концертмейстером в Большом театре.
- Ничего себе! Как интересно! – сказала я в ответ.
- Что интересного? Ничего. Потерянные годы для творчества…
- Но Вы там работали среди знаменитостей!
- Да, аккомпанировал Плисецкой, и что?
- Н-ну!..
- Негодяйка, как все. Только и завлекала мужиков. Семь раз была замужем…
- Вы не путаете? Это Некрасов семь раз женился…
- Не путаю. Своими глазами видел… -  Возразить было нечего…

Как я понимала, на тот момент нашего знакомства – зарплаты ему на жизнь едва хватало. Он всё надеялся, что вот-вот где-то в восточной стране будет поставлен какой-то его балет, и ожидал гонорар.
…Прошло некоторое время, я уже слегка изучила его характер. Поняла, что именно амбиции зашкаливают за пределы разумного. Однажды по контромарке пригласил на какой-то спектакль, но в средине его меня покинул, и больше не появился. Когда об этом я, случайно, поведала своему дяде, одновременно рассказав о его неудовлетворённости жизнью и т.п., тот очень удивился: - Тут что-то не так…
- Ну, наверное, был занят… -  сказала я.
- Тогда не приглашал бы. А, может, он еврей? – неожиданно спросил он. (Как будто это что-то объясняло в поступке театрала!)
- Да нет, голубоглазый, светловолосый, не похож…
- А-а, они бывают и голубоглазые, и светловолосые… Раз мечтает уехать – еврей наверняка, - заключил дядя. (Так мои представления о непонятном знакомом были повёрнуты в несколько иное русло).

…Для полноты образа – ещё один эпизод периода нашей якобы дружбы (познания друг друга. Помнится, как-то не выдержав, я спросила его: чего он бегает за мной, что ему надо? А у меня не было телефона на съёмной квартире, свой он мне тоже не называл; жил, как я поняла, в коммунальной квартире. Так вот что он мне ответил тогда: ему для вдохновения не хватает образа, идеала. Видимо, предполагал его во мне. Ранее со мною реально случился потешный случай, шутливо описанный в зарисовочке "А вы нашли свой Идеал?" (см. в подборке "В Столице" – В.Л.). Ей Богу, по какому-то странному совпадению, эти случаи весьма сходны… И о встречах с Александром мы, чаще всего, не договаривались. Иногда он просто высматривал меня у факультета, и мы болтались по городу, разговаривая на выше описанные темы…)

Так вот вернёмся к эпизоду, который лишний раз показал мне, как легко и быстро этот человек умел портить отношения с окружающими. Однажды мы с ним стояли у большой киноафиши на углу улицы Герцена, напротив ДК МГУ. Смотрели афишу – в каком кинотеатре что идёт, собирались в кино. Мимо проходил молодой человек, тоже задержался у афиши. И вдруг Александр хлопает его по плечу:
- Алексей, привет! Ты в Москве?
- Да, пока здесь.
- Как дела, как жизнь? Работаешь?
- Ну, в общем, да. Нормально. А ты?
- Да всё то же. Никак… Всё жду… Не выпускают…
- А у меня пошёл спектакль в Китае… - Далее – полунемая сцена. У Александра аж перекосило лицо от услышанного, об успехе знакомого. Наконец,  он нашёлся:
- Так ты теперь богат? Получил деньги? Сколько? – бесцеремонно спросил. Тот назвал сумму,  двадцать тысяч.
- Слушай, дай в долг! Так надо! – провёл рукой у шеи мой знакомый. – Ну, одолжи…
- Нет, ты что? У меня у самого долги, расходы…
- Не  жлобься, выручи. Надо позарез…
- Не могу, нет… Не дам!
- Ах, не хочешь помочь? Не дашь? Жлоб! Всегда так! Не желаю тебя видеть! Всё! Я тебя не знаю! – демонстративно отвернулся, умолк. Его знакомец в нерешительности что-то хотел сказать, но, видимо, зная его характер, лишь слегка махнул рукой, и пошёл вдоль проспекта Маркса, в сторону улицы Горького.

Всё это время я ощущала себя полной дурой и не знала, с какой мимикой принимать происходящее. Чувствовала  неловкость перед ушедшим.
- Что ж вы так… В минуту рассорились… -  сказала осторожно.
- Да пошёл он! У него сейчас куча денег! А жадобится… - И я поняла, что этому человеку рассориться с кем-то – раз плюнуть. Понятно, почему в ссоре в отцом, в разводе, и Плисецкая плоха, и вообще один…
…Был случай, как-то повёл меня в спецмагазин на Старом Арбате, показать новый выпуск нотного сборника, где были напечатаны и его работы, но не купил, не подарил. Вероятно, не было денег, чтобы прихвастнуть всерьёз. И я как-то не догадалась купить на память. Но по дороге туда, спросила: - А какая у тебя фамилия? - Он назвал: - Эманов. - Кажется, не соврал, кажется, в сборнике действительно была она. Теперь уже не помню.

История 5.

…Осенью 1974 года я покинула Москву, решив поработать по специальности в другом городе (здесь не было постоянной прописки). До предпоследней сессии в феврале 1976 года "проболталась" в двух российских городах, с марта начала работать над дипломом в столице.

Поселили нас, дипломников, в ДАСе – Доме аспирантов МГУ в Черёмушках. Именно с этим местом связано всё главное, ради чего пишу эту большую, длинную статью – как подтверждение той мысли, что вынесена в её заглавие.

Весной 76-го в ДАСе полно аспирантов-иностранцев, молодёжи из союзных республик.  Только поступивших в аспирантуру и прибывших на курсы повышения квалификации. Разного рода научные сотрудники из Белоруссии, Грузии, Армении, Дагестана, Башкирии, Киргизии, с Ближнего Востока. Все они толкутся в разных тусовках, сдают экзамены или решают какие-то другие дела, а в свободное время – знакомятся, флиртуют, мечтают, спорят…

Понятно, что обитала здесь не простая молодёжь – детки секретарей ЦК и крупных чиновников союзных республик, дружественных стран, генеральские, профессорские сынки, и т.д. В некоторые из таких тусовок затесались и мы с подружками-сокурсницами. Изредка по вечерам случались лёгкие застолья, танцы.
Как-то на одном из вечеров мною случайно был услышан один спор. В то время, как большинство из молодёжного общества в полумраке плясало и обнималось, небольшая группка аспирантов из Средней Азии пристроилась у края стола играть в преферанс. Мне почему-то не хотелось танцевать в этой толчее (а по какому-то случаю набралось очень много народу), и я скромно пристроилась подле этих парней, наблюдая за неизвестной мне игрой. Меня словно бы никто и не замечал. Но азиаты были энергичные, и даже взрывные, поэтому вскоре их игра переросла в самые разные споры, и, наконец, даже в спор политический.

К тому моменту, когда "разулись" мои уши и я уловила смысл их спора, они рассуждали как раз о перспективах нашей, тогда ещё большой и могучей, страны – СССР. Помню, кто-то горячо настаивал на том, что в стране всё уже так заскорузло, что ничего нового ожидать не приходится. Что всё катится под гору, члены ЦК, Политбюро стары и устарели, но править будут до смерти, и т.п. И хотя спор был горячим и бойким, все сходились примерно в одном и том же мнении.

И вдруг я отчётливо услышала мнение одного из наших знакомцев, старшего научного сотрудника одного из азиатских исследовательских институтов, мужичка лет 35-40, который неожиданно произнёс:
- Да нет, ребята… В Политбюро есть новое молодое крыло. Говорят, есть перспективный лидер, Горбачёв… - После чего спор разгорелся с новой силой, до моих ушей уже не долетало ничего членораздельного, но о ком сказал этот аспирант, я, конечно, сразу смекнула. Поскольку большинство из наших правителей знала в лицо: по стандартному набору портретов, обычно выставляемых в те времена вблизи зданий райкомов-горкомов партии. Был этот "наборчик" и в том посёлке, где выросла я, и располагался он, как и сам райком, как раз напротив моей школы-десятилетки, через автодорогу, в центре посёлка.

Не помнить эти лица было нельзя, и я сразу воочию представила самого "молодого и перспективного", Горбачёва… А разговор этот запомнился мне, как теперь понимаю, навсегда. А припомнился, естественно, лишь через 9 лет, когда Горбачёв реально пробился вперёд и стал Генсеком ЦК КПСС, да ещё объявил такую всесоюзную "ломку" как перестройка. Но и тогда ещё я долго не придавала значения услышанному в 76-м году.
Зато когда на страну посыпались – американизация, антинародная политика, направленная на развал СССР, геноцид русских путём шоковой терапии, развал экономики и повальная безработица, и т.д., - тут уж мои мозги включились, и припомнили всё, слышанное в столице ещё в 72, 73, 76-м годах. Я стала сопоставлять все эти факты, и пришла к совершенно новым, абсолютно понятным и бесспорным для меня, выводам. 

Я припомнила, как когда-то человек никто, психоватый, дурно воспитанный, не обладающий никакими аналитическими способностями, а всего лишь имеющий непомерные претензии в силу своей ущербности, - вдруг, с такой удивительной точностью, предсказал конец существовавшей в стране эпохи.
А не был ли г. Александр Э-в членом какой-то, например, молодёжной сионистской организации? Которая, допустим, сотрудничала с теми зарубежными службами, кто и планировал события по развалу СССР, и определял сроки этих событий? А такая организация существовала, о ней как-то были сообщения в российской печати в период перестройки. (Где-то в черновиках я записывала её название, но теперь не помню: "Б….").

Ну, конечно, он мог состоять и в других кругах-кружках, достоверно утверждать не могу, меня не посвящали в это, но такая неприязнь к стране, где вырос, выучился, выжил, наконец, в военные 40-е, - фактор не случайный, и вряд ли фрагментарный… А уж громкие предсказания-вызовы в 72-73 годах, с указанием почти точной даты падения социализма… - ну, это скорее фрагменты из известного "плана Даллеса", нежели из предположений никчемного московского музыкантишки…

И второе "ключевое слово" из вышеизложенного – это упоминание имени М.Горбачёва. Представьте себе, ещё в 1976-м году "золотая молодёжь" советской Средней Азии уже была в курсе, на кого делают ставку определённые политические круги! Кто, быть может, будет выводить страну в новое, прогрессивное, перспективное русло!

Не будем наивными, не будем притворяться детишками. Уважаемые вчерашние члены ЦК партии, Политбюро, процветавшая верхушечка КПСС, – не станете же вы ныне утверждать, что когда даже научные сотрудники  из Средней Азии знали о предполагаемых переменах в ваших рядах, и смене вектора развития самой страны, - вы же, святоши, словно безухие и безглазые, безъязыкие, оставались непосвящёнными, не ведающими и т.п.? Не верю!

А кто-то, возможно, знал, что готовили Горбачёва к этому поприщу. И знал – кто именно готовил первого перестройщика? И даже – к какой именно "перестройке" подготавливали его?
Именно люди "сверху" рассказывали, как зависим был М.С. от своей жёнки. Не через неё ли тянулись первые ниточки грядущего "ускорения" к мозгам плоховато обученного в советских вузах М.С.? Естественно, как посредника меж ним и теми, кому нужен был новый "прогрессист" в стране Советов?

Конечно, в 85-ом, и чуть позже, пока М.С. окончательно не погрузился в демагогию, мы все с энтузиазмом восприняли его призывы. Радовались, приветствовали, удивлялись, одобряли… Пока дым демагогии не покрыл нас всех одним сплошняком, и не поняли, что нас, как газончик, стригут под западный образец. Во всём, кроме уровня жизни рядовых сограждан. А пока наши осознания не созрели до конца – кукловоды из-за океана и преподнесли нам ускоренный сюрприз  от 19-21 августа 1991 года.

Всё, страница исторической вехи перелистнулась. Сразу, быстро, нахрапом, без участия тех, кого прежде гордо называли "народными массами".
(Ребятки из института социологии, помните анекдотик: "…А за окном бурлили народные массы. Было слышно, как ковали нечто железное. Вдруг перестали ковать: - А ну его на ххх! Завтра докуём!.." Не из вашего ли сценарика? Не ваше ли видение завтрашнего дня россиян ещё в 70-е?.. Но это так, к слову пришлось…)      
…Вот так нас и подводили. К тому, к чему мы пришли ныне.
19.12.2012.
 
P.S. Небольшие аргументы-дополнения к сказанному выше…

С осени 1980-го снова проживаю на московской земле, точнее – в Подмосковье. До осени 84-го работала кассиром в туристическом бюро. В период с 21.03.84. неожиданно была направлена на месячные курсы повышения квалификации в Москву. 28 марта, с целью, видимо, усиления политической убеждённости кассиров туристской сферы нам была прочитана лекция по линии политпросвещения. Помню, меня тогда очень удивил тон самой лекции: вся она была построена на том, как всё плохо в советской стране.

Коротко я записывала кое-что за лектором, и теперь разыскала свои конспекты –дай, думаю, взгляну, кто читал нам лекцию, из какого просветобщества. Увы, этих сведений в конспекте нет, видимо, не представлялся лектор, иначе я, конечно бы, отметила; такие вещи всегда записываю. Но тон лекции в моих конспектах просматривается.

Хочу привести её здесь полностью, предварив лишь замечанием: читалась она весной 1984 года, то есть после ухода из жизни Брежнева, Андропова, в период болезненного правления Черненко; почти в канун прихода к власти М.Горбачёва. Читалась в определённой критической тональности: зачем, почему именно в этот период? Или лектор тоже был из посвящённых, и тоже знал даты краха великой державы? Почему-то у меня нет в этом никаких сомнений.

Лекция называлась "Ленинские принципы идеологической борьбы". (Чтобы не сложилось мнения, будто бы я сторонник ленинской идеологии, напомню, что своё отношение к ленинизму и его пропаганде я уже описала в статье "Фрагменты русской жизни", повторять их более не стану).

Итак, из лекции: "Кремлеведы, советологи, марксологи ведут борьбу против политической системы страны. Против ведущей роли партии. Против диктатуры  партии, абсолютизации…
Ленин предупреждал о недопустимости подмены хозяйственных и общественных органов партийными.
Предложение Черненко: разграничить функции между партийными, хозяйственными и общественными органами.
В моральном праве руководства народом, партии просматривается схоластика. Партия состоит из элиты. В ней - 44,4% рабочих, 12,4% крестьян и 43% служащих, но нет эксплуататоров.

В стране идёт насильственная русификация всех наций и народностей.
(Далее слово "Конрпропаганда" – подчёркнуто мною, но никак не определено. Может, это моё личное замечание к лекции? – теперь уже не помню – В.Л.) 
Нашему поколению присуще чувство социального оптимизма. Ощущается динамизм государственной и общественной жизни. В области туризма существуют 43 специальности.

Превалирует квасной патриотизм (Русаков -) – (неясное мне примечание в скобках. – В.Л.)
Ныне наступил век ядерного оружия и сверхточных ракет, как определил это Черненко.
В стране нехватка культуры труда, дизайна производства, качества. Наша продукция не соответствует мировым образцам, её покупают у нас 70 недоразвитых стран.
Необходимы пропаганда и использование опыта других социалистических стран. В решении продовольственной программы, проблем бытового обслуживания. Больше освещать в СМИ жизнь этих стран. (В СССР проживает 270 млн человек, в ГДР – 17 млн).

Брежнев ставил задачу: на оборону тратить столько, сколько необходимо. Черненко: значительные средства уходят на вооружение.
Задача: не применение ядерного оружия первыми. Обструкционизм" (видимо, как метод борьбы кого-то с кем-то, не расшифровано. – В.Л.).

Вот такая, пунктирно записанная лекция. В ней, возможно, многое и верно, но если учесть, что произошло в последующие годы, задаёшься вопросом: неужели подобные недострои в экономике могли стать реальной причиной развала огромной, богатейшей ресурсами, страны?
Раскачивал кто-то, активно раскачивал нашу лодку. Ну, мы, конечно, ещё и помним даже, кто это делал в период горбачёвщины. (Имею в виду межрегионалов, во главе с косноязычным главным советским архивариусом Ю.Афанасьевым). А вот кто делал это "до того" – это, конечно, очень любопытно.

…И ещё пара фрагментов в дополнение к моей основной теме. С осени 84-го я работала корреспондентом в Серпуховской городской газете. Ездить приходилось автобусом, километров двадцать. На полпути этого расстояния есть самая оживлённая остановка "Овощная база". Здесь всегда крутилось-трудилось много разного подрабатывавшего люда.
Помню, однажды в салон вошёл, на первый взгляд, вполне благополучный гражданин, примерно пятидесяти лет, и вдруг стал разыгрывать представление: стал косить под юродивого, и орать для присутствующих: - Вот скоро уже, скоро, снизойдёт Архангел Михаил, и воцарится среди нас, и пойдут великие потрясения… - Орал, размахивал руками, поднимал перст вверх, крутил башкой во все стороны… Ну, создавал фон, вызывал как бы панику, пророчествовал среди теснейшей толпы пассажиров…

Мне это тогда не показалось ни правдоподобным, ни убедительным. Но ведь Мишка вскорости снизошёл, посеял разброд… Что – случайность, совпадение? Больше похоже на кем-то проплаченный спектакль. Причём, проплаченный загодя, ещё до восхода Мишкиной звезды…

И последнее. Всем известно, что в Политбюро благословлял на высокий партпост Горбачёва никто иной, как тогдашний глава МИДа г.Громыко. Ныне о бывшем министре иностранных дел время от времени показывают документальный фильм, снятый по воспоминаниям соратников и родственников. В фильме этом тоже прослеживаются долгие сомнения Громыко прежде, чем предложил в Генсеки Горбачёва.

Вероятно, было в чём сомневаться сему госдеятелю. Видимо, многое было известно ему. И то, кому нужен был Горбачёв. И то, зачем нужен был Горбачёв. И какие планы, и кем возлагались на Горбачёва. Да и какое давление, должно быть, оказывалось на самого Громыко и в этом вопросе, и в других, - разве кто-нибудь теперь расскажет нам об этом?

Мы можем только предполагать. Но есть люди, в руках которых сегодня находятся разные красноречивые документы, и они хотят дать им ход. Многие демагоги и предатели разных мастей пробуют препятствовать тому. Лично я – за. В истории должны расставляться все точки, как и запятые…

Мои же аргументы исчерпаны. Но воспользуюсь случаем, и скажу несколько слов о другом. Скажу свои личные слова благодарности г. Александру Коржакову за его книги о ЕБН, о Ельцине. Я  прочла, правда, лишь одну, "От рассвета до заката". Но мне хватило, чтобы понять всю дичайшую профанацию той власти, которую захватил этот пройдоха-президент совместно со своими приспешниками-преступниками.

Иногда я с ужасом думаю, что  в такой величайшей стране, как Россия, очень часто у власти стояли профаны, и слово "профанация" для них самое родненькое. Тем выше должна быть наша оценка тем государственным деятелям, которые умели и хотели работать для России, во имя её блага. И даже не всегда это были цари, но их помощники, стратегически мыслящие люди, как Карамзин, Столыпин, Косыгин, к примеру.

Тем благодарнее должны быть и тем современным государственникам, которые есть в нашей стране сейчас. К сожалению, их немного. К сожалению, они тоже делают какие-то ошибки. Но надо их ценить и беречь. Таких людей, трудоспособных и хорошо образованных, честных и достойных, нужно уже сегодня находить среди молодёжи, и взращивать для будущего России.
7-10 мая 2014 г.
Валентина Лефтерова