Красная Шапочка, Серый Волк и Фридрих Ницше

 Волк отложил томик Ницше и изящно поковырял когтем между зубами. «Живи с опасностью и умри со славой», - подумал он. Многие говорили ему, что он живёт выше своих возможностей, что его удел – кролики и косули, что он плохо кончит и накличет на себя беду… Волк пропускал это мимо ушей. Он был молод и горяч, он любил жизнь и детский смех. Он мог бы умереть, но где-то там, в иной вселенной. Не здесь. Не сейчас.
 Сегодня всё утро он думал о прекрасном. О чём-то возвышенном, поднимающем над бездною. Он ждал, что вот-вот начнётся пир духа, и не собирался ждать приглашения, чтобы сесть за праздничный стол.
«Ни один победитель не верит в случайность», - процитировал он перед зеркалом, надел зелёные перчатки – митенки, пригладил буйную шевелюру и вышел в Лес. Сегодня был прекрасный день. Волк собирался сделать его ещё прекраснее.

А в это время в чьей-то печи румянились пирожки с голубями. Хозяйка, сомлев, стояла тут же, у стола, и молодой любовник её подошёл сзади, его жадные пальцы легли на… но тут скрипнула дверь и в проёме появилась заспанная, встрёпанная девица. Она была ещё долговяза и худа, но золотые волосы и пухлые губы выдавали будущую красавицу.
- Ты меня звала, мам? - спросило дитя. Женщина с досадой оттолкнула любовника, и он, усмехаясь, сел подле неё. Поглядел на девочку долгим взглядом и облизнулся. Женщина перехватила его взгляд и поджала губы. Достала из печи пышущий жаром противень и принялась складывать горячие пирожки в просторную корзинку. Любовник потянулся было взять один – но женщина больно ударила его по руке. Эти пироги она пекла не для него.
- Вот, отнеси это бабушке, - женщина вручила дочери корзинку, аккуратно увязанную белым платком.
- Но ма-а-ам… Она же сумасшедшая… она живёт там одна, посреди леса. Я её боюсь…
Женщина молча хлопнула девочку по мягкой румяной щеке. Любовник рассмеялся. Он любил быть причиной семейных драм. Девочка послушно взяла корзину, натянула на глаза красную вязаную шапку. Шапка придавала ей уверенности. В общем-то, девочке было не привыкать. Она уже полоскала бельё на реке в грозу; полола грядки в самый солнцепёк, когда выползают на борозду охочие до солнца гадюки; и ходила, как подморозит, по скользкой крыше на чердак за мелкими надобностями матери. Она привыкла к риску и опасностям. Но в этот раз нехорошее предчувствие сдавило ей сердце.
«Примите зло и убедите человека, что он сделал для вас добро», - подумала девочка и улыбнулась матери. Та поджала губы и отвернулась.
Яркая красная шапка ещё долго маячила на фоне листвы, и мать могла видеть её из окна, когда ничего остального уже нельзя было различить. Но мать не смотрела. Она раскинулась на столе, опрокинув муку, разбив неосторожно свежие яйца… Она видела только прекрасное лицо своего любовника, склонившееся над ней. Только его одного. «В мщении и любви женщина более варвар, нежели мужчина».

А в это время… Пожилая, но всё ещё красивая женщина открыла в сотый раз свой старый сундук. О, она могла ворошить прошлое часами. Доставала траченые молью фетровые шляпки и лорнетки, кружевные перчатки и веера, связки пронумерованных писем в розовых конвертах… Прикладывала лорнетку к ослабевшим глазам, опускала вуаль на шляпке и подолгу смотрела вдаль задумчивым, остановившимся взглядом. В её чистеньком домике пахло Парижем и сухими духами, блестящими победами, прошлыми связями, забытыми интригами…Дверь пожилая леди не закрывала никогда, ибо «смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни». Дама ждала приключений, ждала с тех самых пор, как поселилась тут – стареющей кокеткой, сморщенной грушей, выброшенной за борт блестящей светской жизни за ненадобностью.
И вот, сегодня, впервые за многие годы одиночества, леди почувствовала, что сегодня день её не будет прожит зря. Сегодня случится что-то из ряда вон интересное.
Так сплелись воедино три жизненных нити, и поспешили каждая навстречу друг-другу, навстречу своей Судьбе. Впрочем, спешили навстречу только Волк и Красная шапочка. Пожилая Леди, надев своё лучшее платье и завив поредевшие локоны, возлежала навстречу Судьбе на тощих перинах. Спешить ей давным-давно стало некуда…

Встреча произошла на лесной поляне. Волк заметил издалека красную хипстерскую шапку, и долго шёл следом. Потом он окликнул её и вышел из тени. Они смотрели друг на друга молча, как в фильмах про любовь. Волк был красив особенной, звериной красотой. Девочка была красива, как все юные девочки на заре своей женственности. Волк ей нравился, нравился, нравился…
- Привет, – сказала она, сравнивая его с любовником своей матери. Волк белозубо улыбнулся, и любовник матери тут же проиграл с позором по всем статьям.
Потом они долго болтали: про пирожки, про бабушку, про погоду…Говорили на все уместные темы, только чтобы не нарушать приличия молчанием. Волк похвалил красную вязаную шапку. Девочка похвалила зелёные перчатки – митенки.
Постепенно беседа сошла на нет, оба понимали, что пора прощаться. Ведь пожилые дамы не очень радуются, когда их внучки таскают к ним в гости своих волков. Простились легко. Будто бы играя. Юность всё воспринимает как игру. Условились встретиться завтра, на этом же месте.
Волк долго провожал Красную Шапочку взглядом, долго скрипел молодыми белоснежными зубами и хрустел суставами пальцев, не зная, что предпринять. «Ты называешь себя свободным. Свободным отчего или свободным для чего?»
И Волк решился. Бесшумными прыжками – волчьей иноходью – поспешил он по короткой дороге, навстречу своей волчьей доле.

Домик Пожилой Леди выглядел среди дремучего леса довольно нелепо. Интересно было бы узнать, какие неведомые плотники, каменщики и стекольщики пробирались по болотам и чаще, чтобы воздвигнуть эту несуразную, игривую постройку, резные наличники и французское крылечко. Но Волк принял домик как данность. В его хрупком волчьем мире все было нелогично и неправдоподобно. Другие волки давно записали его в сумасшедшие.
Метя хвостом по белым ступеням, он, волнуясь, постучал в дверь. Из-за двери мягким контральто его проинструктировали насчёт верёвочки, за которую нужно дёрнуть. Сама по себе дверь не открывалась – поработал неизвестный инженер. Наверняка тоже любил бродить по болотам с инструментами.
Волк дёрнул, как учили, и вошёл. Пожилая Леди вздохнула, насколько позволял ей плотный корсаж. Былая кокотка проглянула сквозь слой белил и румян, изящная ножка невзначай выглянула из-под пышного кринолина. Леди дождалась своего приключения. Она жадно запустила в него свои острые когти, и не было в мире силы, способной отобрать у неё этот шанс.
 - Средний  человек озабочен тем, как ему УБИТЬ время, человек же талантливый стремится его ИСПОЛЬЗОВАТЬ, - игриво заметила Пожилая Леди.
И Волк, сглотнув слюну, забрался на перины, прижался горячим телом к прохладным кружевам, под коими таилось так мало жизни и так много мудрости и опыта.  Но… «Умри вовремя – так учит Заратустра». Пожилая Леди так и сделала. Именно так. Волк с отвращением оттолкнул от себя обмякшее тело. С костяным лёгким стуком оно упало на старинный паркет…

 И тут в дверь постучали. Волк заметался по комнате, коротко взвыл. Но взял себя в руки. «Всё что меня не уничтожает, делает меня сильнее». Затолкал мертвеца в кринолине под кровать и пробормотал что-то о верёвке и двери.
Девочка в Красной Шапке (это была она) вошла и удивлённо уставилась на Волка. Он прятал глаза, кутался в измятое покрывало. Девочка заметила тело под кроватью. Волк смотрел побитой собакой: «Это не я… Она сама, она же была пергаментной костяной пташкой. Едва сжал ладони – и посыпались на землю пыльные перья…»
Девочка усмехнулась. Бабушку ей было вовсе не жаль. Она поставила корзину с пирогами на стол и, виляя тощими бёдрами, направилась к беззащитному Волку.
 - Бабуля, ты так изменилась со дня нашей последней встречи, - проворковала она, подсаживаясь на перину поближе. – Какие у тебя руки, какие глаза… А какие зубы!

Тут в дверь опять постучали. Волк и Девочка переглянулись в недоумении.
- Этого нет в сценарии, - прошептал Волк.
- А по-моему есть, - таким же шёпотом ответила Девочка.
В дверь снова постучали, уже настойчивее, в две руки.
- Кто там? – испуганно спросила Девочка.
- Охотники. У вас всё в порядке? Мы слышали женские крики и видели волчьи следы поблизости.
- Ступайте своей дорогой, любезные, - твёрдым и спокойным голосом ответила Девочка.
Но охотники не уходили. Они всё стояли под дверью, и Волк слышал, как зловеще молчат их охотничьи топоры.
- Пожилая Леди, Вы там? Отзовитесь!

Волк принялся читать волчьи молитвы. От острой стали и крючьев мясника его отделяла тонкая, белым выкрашенная, дверь. Топор и не заметит преграды, если пожелает войти. «Живи с опасностью и умри со славой», - некстати вспомнилось Волку. Жить с опасностью он, пожалуй, был согласен - а вот умирать со славой не хотелось. Волк натянул получше перчатки – митенки, отчаянно взглянул на Девочку… И швырнул в окно старинный венский стул. Звон, грохот, осколки. Охотники, как борзые псы, кинулись на звук. Выбили дверь.
Волк уйти не успел. Его повалили, растянули на чистом, вощёном паркете, и аккуратно, чтобы не испортить шкуру, зарезали. Девочка в Красной Шапке, взяв корзинку с пирожками, тихо вышла на крыльцо. Ботинки её прилипали к половицам… Ах, да, волчья кровь. Конечно.

Выкрашенные белым ступени были так прохладны, так безмятежен был цветущий сад, что на секунду Девочке показалось, что ничего и не произошло, что она просто придумала себе и Волка, и вымазанные кровью топоры, и весь этот солнечный весенний день…
Она стянула с головы шапку, уткнулась носом в колючую шерсть и зарыдала беззвучно, с сухими злыми глазами. Так плачут те, кто всё потерял, едва успев лизнуть сладкий обод колеса Фортуны. Скоро вышли довольные Охотники. Переругивались матом, похохатывали, оттирали руки от красного, липкого.
Девочка вежливо улыбнулась. Сняла белую ткань со своей корзинки. Запахло домашним печеньем.
- Угощайтесь, - предложила она. – Бабушка не будет против.
Пирожки расхватали моментально. По два, по три – кто сколько успел. Голубиное мясо крошилось, запутывалось в густых бородах. Девочка прижала к себе пустую корзину, натянула пониже шапку и пошла домой, не оглядываясь.

Она остановилась только тогда, когда услышала за спиной первый предсмертный хрип. Один из охотников завизжал, второй, царапая горло, упал на колени. Всех тошнило. Коварные голуби мстили за свою смерть, тащили упирающихся живых за собой, в свою беспощадную пустоту. «Да будет человечество избавлено от мести».

Девочка в Красной Шапке шла домой, беззаботно напевая. На душе у неё было светло и спокойно. От того, что мать вознегодует, увидев её опять живой и невредимой, Девочка мстительно улыбалась.

« Чтобы вести войну, надо уметь быть врагом».
« Падающего – толкни».
« Несбывшееся бывает куда важнее случившегося».
 
Первое, что она сделает, придя домой, это бросит томик Ницше в печь и поворошит угли, чтобы быстрее занялась пожелтевшая бумага. Потому что он, он во всём виноват, этот лютый немецкий тролль, этот Фридрих Вильгельм, афоризмами своими надругавшийся над всеми доступными ему Волками и Красными Шапочками…
А потом, когда лживый пророк истлеет в печи, Девочка возьмёт зелёную пряжу и свяжет себе митенки. И станет носить их, не снимая, как и красную свою шапку. Всегда, всегда. Никогда.