Достойная жизнь

Моих детей крестили в субботу, рано утром. Как сказал священник, *это самое подходящее время для внебрачных детей, чтоб людей не смущать*. Имена своим детям я выбрала русские, как и мечтала. В то время мы жили с отцом моих детей в Польше, в Варшаве. Он то и уговорил меня крестить детей в католическом костеле. На крестинах детей я видела его последний раз.
Познакомились мы довольно банально для нашего времени.
Мне было двадцать два. На четвертом курсе университета меня отправили на год практиковаться в Варшаву в страховую компанию.
Я сидела в кафетерии, попивая кофе и читая очередную книгу Э.М.Ремарка. Я была заинтересована его творчеством, пишет он красиво, жизненно.
Играла спокойная умиротворенная музыка. Тут зашел он.
Я почувствовала запах приятных духов, подняла голову. В этот момент он взглянул на меня, мы встретились глазами.
Обычно в таких моментах я сразу отвожу взгляд, но тогда не смогла. Что-то странное, непривычное манило меня. Он улыбнулся, пошел заказывать кофе.
Я отбросила все мысли о нем и постаралась сосредоточиться на книге, но его образ все еще стоял перед моими глазами : высокий, элегантный брюнет с выразительными зелеными глазами.
- Извините, можно мне присесть рядом с такой милой дамой? – услышала я сбоку. Повернув голову, я увидела его. Он стоял с подносом рядом, затем поставил поднос, увидев, что я положительно кивнула, снял пальто, повесил на вешалку и присел рядом.
Начался разговор, говорил он с сильным польским акцентом, но по-русски. Оказалось, что его корни исходят из России.
Допив кофе, он предложил мне прогуляться. Хоть я и привыкла не гулять с незнакомцами, но от него я чувствовала такое обаяние, что я незамедлительно согласилась. У меня сразу появилось чувство доверия к нему.
Спустя столько лет мне уже сложно вспомнить, какие достопримечательности он мне показывал. Но в моей памяти отчетливо сохранились некоторые моменты: мне до сих пор вспоминаются цветы, сорванные во время нашей прогулки, как он отошел на минуту, а вернулся с маленьким плюшевым мишкой, как кормили мы голубей на главной площади.
То время было самым замечательным в моей жизни, самым светлым моментом. Тогда я поняла, что любовь- это нечто нереальное, но я смогла это постигнуть.
Он вытирал мне слезы, развлекал меня, когда мне было плохо и когда сильно болело где-то внутри, целовал мои ладони. Никто и никогда не целовал мои ладони.
Я встретила мужчину и влюбилась в него. Я позволила себе эту слабость по одной причине – я ничего не ждала и ни на что не надеялась.
Но влюбилась я бесконтрольно, я отдала ему все, что было у меня: свое сердце, свою душу, свое тело.
Был конец сентября, я жила у него. Мы оба работали, а по вечерам гуляли. Но ему было нужно уехать. На неделю.
Та неделя показалась мне самой длинной и мучительной в моей жизни. Как будто оторвали часть твоей души, и тебе так холодно без нее и непривычно. Наступила осень, желтая и красная листва деревьев лежала повсюду. В Польше очень красивая осень, я хотела провести ее с ним, и это наводило на меня еще большую депрессию. Я тосковала, ждала и очень радовалась его возвращению.
Он позвонил в звонок, открыв дверь, я увидела его. Мгновенная улыбка появилась на моем лице, по щеке стекала слеза. Он стоял на пороге, с огромным букетом кроваво алых роз. Я бросилась к нему в объятия, в этот момент он сказал: «сейчас я держу в руках то, без чего я не могу жить».
От части он был прав.
Сейчас я хотела бы подробнее рассказать о моем принце. Звали его Франциск. Он работал хирургом в центральной варшавской больнице, часто выезжал в составе кареты скорой помощи.
Были и ночные срочные выезды в праздничные и будние дни. Поначалу меня тревожило это, но в конечном итоге я смирилась. Вероятно, я боготворила его, как идола, спасающего людям жизнь, вытаскивающим их с того света.
На момент нашего знакомства ему было двадцать семь лет. Я часто задавалась вопросом, почему же у него не было ни подруги, ни семьи.
Однажды я спросила его об этом. Но точного ответа не получила, до сих пор это остается для меня тайной… и останется на веке.
Он особенный, его не интересовало, кого я знаю, с кем я общалась, как я одевалась. Он любил меня обычную, когда я ходила в белой майке, любил мои наивные мечты. Я знала, что он меня любил.
Он был со мной, он был всем для меня, возвращение в Россию и все прочие детали меня не волновали.
Так же как и я, он любил читать, кофе, спокойную умиротворяющую музыку, звездные ночи под открытым небом…
Он был идеален, воплощением всех моих мечтаний. Я знаю, вы не поверите, что у него не было недостатков. И будете правы, идеальных людей не существует, но ведь, когда любишь, разве в человеке тебе не нравится все, вплоть до его самых нелепых и ужасных недостатков?
…
В декабре перед Сочельником я обнаружила, что у меня задержка. Сходив к гинекологу, узнала, что я беременна. Я боялась сказать ему об этом. Каждая женщина боится преподнести в большинстве случаев столь неожиданную для мужского пола новость.
За ужином я завела тему о детях, по моим глазам он понял, к чему я клоню. Он всегда понимал меня с полуслова. В этот момент он вскочил из-за стола, подхватил меня на руки и начал целовать, целовать ладони, как в первые дни встречи. Мы были счастливы.
Время моей беременности проходило достаточно сложно, на третьем месяце меня положили в больницу с серьезным токсикозом, меня часто рвало. Однажды я даже потеряла сознание. Он очень беспокоился за меня, был заботлив, заваливал меня подарками. Для меня была приятна каждая мелочь : цветочек, конфетка, брелочек. И он это знал. Но больше всего я дорожила мишкой, которого он подарил мне в день нашего знакомства, он стал моим своего рода талисманом.
На УЗИ нам сказали, что будет двойня. Этого я никак не ожидала, но от такой новости обрадовалась еще сильнее.
Как только меня выписали из больницы, он повез меня в Калининград отдыхать.
Разумеется, это не было местом моей мечты. Я всегда представляла предложение руки и сердца в несколько другом месте, но, учитывая наши обстоятельства, Калининград (Кенигсберг) достаточно подходил.
После ужина в шикарном ресторане, он повез меня на пирс. Мы сидели на пляже у воды и смотрели на звездное небо. Как-то давно я рассказала ему свою мечту, он запомнил ее и решил воплотить ее в жизнь. Достав из машины телескоп, установив его на пирсе, он подвел меня к нему, достал карту звездного неба и … сертификат. Сертификат о том, что на безграничном звездном небе есть звездочка, названная моим именем.
В этот момент я расплакалась, расплакалась от счастья. Он встал на колено, достал обручальное кольцо и предложил мне выйти за него. Не думая ни о возвращении в Россию, ни об учебе, работе, я согласилась. Я ждала этого, это было настолько романтично, как в сказке, в сказке с счастливым концом.
Свадьбу назначили на май.
Мы приобрели шикарное платье, пригласили гостей, ко мне приехала моя семья и самые дорогие мне люди.
Все шло замечательно.
Но случилось непредвиденное. На пути в церковь ему позвонил его лучший друг, крича, в слезах и сказал, что его матери срочно нужна операция. Я уже не смогу вспомнить, что же случилось тогда с ней, и где же были все остальные хирурги.
Помню лишь, как я рыдала, когда он уезжал, и на этот раз не от счастья. От обиды, обиды на судьбу, почему же именно в этот день звезды сошлись так нелепо? Моей прическе пришел конец, тушь стекала по лицу, помада была размазана, слезы текли рекой, я никак не могла себя успокоить, хотя все понимала.
Я понимала, что он не мог оставить друга в беде, что это было важно для него, это являлось его долгом. Но, однако, мой эгоизм переборол меня. После того дня мы сильно поругались, свадьбу переносить я не захотела, мы отменили ее.
Вот почему мои дети незаконнорожденные.
В августе родились они, два лучика в моей дальнейшей жизни, Евгений и Дмитрий.
Казалось, все было идеально: дом, работа, дети.…Но судьба сыграла со мной злую шутку.
Теперь я ненавижу врачей, меня бросает в дрожь при упоминании о хирургах, слишком глубокую рану оставила эта профессия на моем сердце. Хотя раньше у меня была мысль стать нейрохирургом, но к сожалению или к радости, эта мысль пришла в мою голову слишком поздно.
Рана, полученная после этой ситуации, со временем затянулась, но шрам остался навеки.
После крестин детей мы поехали обедать в ресторан, чтобы так сказать отпраздновать это событие.
Звонок. Опять звонок. Срочный вызов. Я занервничала. Он встал, я вышла проводить его. Он поцеловал мои ладони, затем в губы и, с натянутой улыбкой на лице подошел к машине, сел, захлопнул дверцу, помахал рукой на прощание, поехал, подняв облако пыли. Я стояла и смотрела ему вслед, глядя, как отдаляются от меня сигнальные огни его машины, затем она скрылась за поворотом.
Я только было собралась уходить, как услышала звук тормозов и хлопок.
Дальнейшее я помню плохо.
Насколько мне известно, он спешил быстрее доехать до места. Водитель грузовика припарковал свою машину на обочину возле поворота, и , убедившись, что не блокирует дорогу, вышел и закурил.
Далее водитель услышал грохот и сразу после — звон бьющегося стекла. Еще немного поревел мотор. Затем наступила тишина. Он машинально втоптал окурок в землю. Когда подбежал к дереву, увидел груду металла вокруг ствола. Пульсирующий свет выхватывал из сумрака силуэт мужчины. Первое, что он разглядел, — это пятна крови на белой рубашке водителя. Его глаза были открыты, он смотрел спокойно… Водитель наклонился и сквозь зиявшую в лобовом стекле пробоину просунул руки и положил на плечи раненого. Посмотрел ему в глаза и спросил:
— Вы можете сдвинуть сиденье назад?
Тот попытался ответить. Даже открыл рот, но в этот момент изо рта потекла струйка крови, смывая прилипшие к подбородку осколки стекла. Сам он не был в состоянии вытащить раненого из вдребезги разбитой машины. Вдали он увидел неясный свет фар едущего со стороны Варшавы автомобиля, вернулся к снегоуборочной машине и выехал на ней на середину шоссе, включил аварийный свет и по рации оповестил дежурного о происшествии.

До сих пор мне больно и мучительно вспоминать тот день. Я потеряла кусочек своего сердца, дети остались без отца. С тех пор я никогда больше не садилась за руль машины… Многие люди скорбят, сочувствуют, но им не понять, что пережила я в то время. Депрессия захватила меня целиком и полностью. Я очень благодарна родителям. Они, узнав о случившимся, прилетели и помогли мне. Я часто винила себя. Зачем я отпустила его тогда? Ведь из-за меня он спешил, старался побыстрее доехать и вернуться. Все это из-за меня. Я часто думала об этом, и сколько меня не убеждали, что я не причем, ужасный осадок все равно оставался в душе.
 
Я поняла, что я должна выкарабкиваться, ради своих детей, ради той его частички, которая заложена в них…И я нашла в себе силы.
Но я понимала: оставаться в Польше я больше не могу. Здесь все напоминало о нем: с фотографий на стенах на меня смотрели его глаза, его рубашки, книжка, заложенная на сто пятой странице. Так ее оставил он. Так она лежит до сих пор.
Уехать мне было сложно, я не решалась. Не хотела возвращаться в Россию, мне нужно было что-то новое. Один мой знакомый кореец предложил пожить у него. Мы познакомились давно, я приезжала на лето практиковать английский в Канаду. Он там тоже учился, нашел работу и остался жить. С тех пор он регулярно писал мне, звонил на праздники и всегда звал в гости.
Я решила воспользоваться этой возможностью.
 Я собрала сумки, вызвала такси в аэропорт. Я очень спешила, специально, думала, что так будет менее болезненно. Ну, или хотя бы короче.
Полет на самолете выдался долгий. Для моих детей это было новым открытием. Перенесли полет они хорошо.
В аэропорту нас встретил Джон. Так звала его я, настоящее его имя состояло из трех слов, и я так и не смогла его запомнить.
С детства я была влюблена в Канаду. Эта страна потрясающая. Мы остановились в Торонто.
Так и решила я там остаться. Я вполне смогла обеспечивать детей сама, так же мне помогал Джон.
Дети подрастали. Сердце болело, но уже не так сильно. Все-таки время лечит.
От отца у детей остались инициалы, его цвет глаз, родинка на левой лодыжке и фотоальбом.
Так мы и жили, по праздникам летали в Россию, навещали родителей и моих друзей. Будни же проходили стандартно: у мальчиков детский сад, у меня - работа. Вечером семейный ужин.
Потом они пошли в школу, подросли. До этого Джона они звали папой. Но пришло время перемен. Я больше не могла обременять Джона собой, ведь ему тоже надо создавать семью. Я знала, что он любил меня, но не могла ответить ему  взаимностью, любила его лишь как друга. Тогда я решила съехать в другой дом, на который к тому времени накопила денег.
Мы переехали в уютный домик недалеко от центра Торонто. Две комнаты на втором этаже, гостиная внизу, маленькая кухня, подвальчик с еще двумя комнатами, - все это соответствует стандартной жизни в Канаде. Так же у нас был небольшой садик, где я посадила красивые цветочки, яблоню и березу. Березу… немного я тосковала по родине.
С мальчишками проблем не было. Они пошли в отца  - любознательные, веселые, интеллигентные. Они никогда не плакали. Но настало время расспросов, чего я так боялась.
- Мам, а где папа? Мам, а кто наш папа?
Я всегда откладывала ответы на «потом».
Так вот мы и жили. Каждый год в день его гибели я летала на могилу в Польшу, детей оставляла у Джона, говоря, что лечу в командировку.
Потом на моем пути появилась она. Тоже иммигрантка с России, Маша. Она была новенькой в нашей фирме. Я предложила ей пойти пообедать и рассказать о нашей компании.
Так мы и сдружились, мне стало легче. Мы разговаривали на разные темы, везде я находила ее поддержку, получала советы.
Потом мы решили поехать отдыхать. Выбрали Доминикану, я давно хотела посетить этот остров.
Я, дети, Джон и Маша полетели на отдых.
Детям очень нравилось море, бассейны, аниматоры. Целыми днями они развлекались.
Мы же ходили на вечеринки, проводили вечера, глядя на закаты и красивые пейзажи. Там я познакомилась с интересным мужчиной, он жил в Бразилии. Курортный роман и ничего более.
И я снова, впервые за долгое время после смерти любимого, начала радоваться жизни. Я вновь стала понимать, что жизнь прекрасна, что есть много причин для счастья. Я опять полюбила жизнь.
Вернувшись из отпуска, я поняла, что время пришло. Я позвала детей к себе, посадила на диван и рассказала им, каким был их отец, как он любил меня и их, и как трагически он погиб.
Впервые за долгое время я увидела, как во время рассказа у моих мальчиков текли слезы…
Далее все было стандартно: я отправила их в Канадскую школу, они изучали английский, как родной язык, и французский, как второй государственный. Русский мои мальчики и так знали.
Они росли, но для меня все же оставались маленькими мальчиками. Женя любил читать, познавать новое, но большинство времени он проводил в Интернете. Однако Дима был *ловеласом*, но все время, пока он находился дома, он проводил со мной.
Дима знакомил меня с девушками, с которыми он встречался долгое время.
Невольно я вспоминала себя. Всю молодость я манипулировала молодыми людьми: то бросала, то ругала, то прощала, то возвращалась.
Однако всегда меня мучило единственное недоумение:
Почему мы, девушки, когда расстаемся с неподходящими нам парнями, чаще всего хотим остаться друзьями… Но, как правило, после фразы : «давай останемся друзьями», мы не видим сообщений от бывших, не слышим звонков и, чаще всего через полгодика, не слышим даже *привет* от бывших кавалеров. Получается, что девушки, в большинстве случаев, готовы поддерживать отношения с бывшими, интересуясь их *внутренним миром*, а они используют нас только лишь как игрушку, как куклу Барби, неинтересную им  в общении…
Такое отношение я испытала на своем опыте, за всю мою молодость: я общалась с двумя-тремя бывшими молодыми людьми после нашего расставания. Вероятно, мне никогда не понять психику мужчин, ведь у женщин и мужчин столько разных причуд…
Евгений мало рассказывал мне о себе, да и я не настаивала: я понимала, что парню сложно рассказывать женщине о своих проблемах. Думаю, что с сложных ситуациях ему помогал брат и Джон.
Но, как я слышала, он знакомился по Интернету. Я снова вспоминала себя в детстве. Тогда только стал популярен Интернет, все знакомились через него. В редких случаях я встречала людей, познакомившихся в Интернете и нашедших свою любовь.
Второй вопрос, волновавший меня на протяжении всего детства, был о влюбленности:
Почему мы влюбляемся в людей, которые всего лишь заинтересовались в нас? Например, я встретила молодого человека, отметила, что он мне симпатичен, но не обратила на него особого внимания. Однако, стоит лишь этому человеку познакомиться со мной и пообщаться, как я моментально влюблялась в него. Вот и мысли, они все в нем, в человеке, который лишь заинтересовался во мне, какая уж там учеба? Я думала лишь о нем, однако, сколь скоро я *влюбилась*, столь скоро и *разлюбила*.
Итак, дети росли, настала пора выбора им профессий. Женя всегда увлекался небоскребами, он любил архитектуру, мечтал возводить новые промышленные комплексы в разных странах, а Дима всегда мечтал работать дипломатом в Нью-Йорке.
Я не знаю, почему он выбрал именно Нью-Йорк, возможно, потому что он находится через реку от Канадской стороны Ниагарских водопадов, и мы часто на выходные ездили туда. Самой мне тоже нравится Нью-Йорк - небоскребы, в то же время изумительные парки, скверы; длинные широкие шоссе наряду с пляжем.
Посоветовавшись с Джоном, мы решили, что детям будет лучше учиться в Университете оф Торонто. Туда они, с небольшими трудностями, поступили.
Я снова осталась одна, мальчики снимали квартиру, подрабатывали, выходные проводили со мной. Но мне было одиноко. Раньше после работы я ежедневно встречалась с Джоном  и Машей. Потом Мария нашла своего суженого и теперь была занята построением собственного счастья: оборудованием дома, рождением детей.
Осталась я с Джоном, как и в те времена, около двадцати лет назад. Я всегда удивлялась: насколько же он силен, он любил меня всю жизнь, но никогда об этом не говорил, он всегда помогал мне, выручал, ставил на ноги после той жуткой депрессии.
Как-то раз мы ужинали в ресторане на Торонто Аилэнд. Я смотрела на залив, отделяющий нас от города. Башня Сиэнтауэр возвышалась над другими домами, освещая все вокруг. Внезапно, Джон сказал, что ему нужно мне кое о чем поведать.
История его любви ко мне была высказана в паре предложений, красиво и очень понятно. Он достал кольцо, опустился передо мной на колени и сделал мне предложение.
Я понимала, что снова нуждаюсь в нем, я согласилась. Мы стали жить вместе, так было веселее и лучше для нас обоих.
Сыновья закончили университет. Женя стажировался, но в Торонто не захотел работать. Тогда я предложила ему поехать в Дубай. Дубай – развивающийся город с кучей небоскребов, построений и удивительных зданий. Он бы был там в самый раз. И он согласился.
Грустно было провожать его, но ничего, тогда я наконец поняла своих родителей, которые двадцать пять лет назад так же отправили свою дочь на стажировку.
Дима же улетел в Нью-Йорк и работал там.
Мы с Джоном купили большой дом с красивым садом и небольшим бассейном. Завели зверинец.
В детстве я всегда была окружена животными: в моей маленькой комнате помимо меня обитали еще собака, кот и хомяк. Я всегда любила животных, мечтала, когда вырасту, собрать много-много кошек в гараже, кормить их, убирать за ними, в общем, иметь что-то вроде маленького зверинца.
Но, к сожалению, такого желания я так и не исполнила. Однако, я старалась помогать приютам животных.
Я ежедневно страховала жизни, здоровье и имущество людей. Но никогда не думала о своем.
Так и случился первый приступ.
Я упала с бетонной лестницы, ведущей в подвал, и сломала руку.  В больнице наложили гипс, подержали несколько дней и отпустили домой, дав направление на обследование у кардиолога.
Дима, узнав о случившимся, тут же прилетел домой. Я заверяла, что все в порядке, но он все же поухаживал за мной целую неделю, хотя это было не нужно, т.к. Джон во всем помогал мне.
Женя же отделался звонком.
Кардиолог сказал, что у меня очень шалит сердце. Тогда я вспомнила, что в возрасте лет тринадцати я попала в больницу, в неврологию. Врачи не могли понять, почему я еле хожу, не могу поднимать руки и поворачивать головой.  А уж о том, чтобы присесть и речи не было. Они делали много анализов, и помимо моей болезни, выявили у меня стенокардию.
Никогда не вспоминала об этом, а вот, спустя столько лет, болезнь проявилась.
Тогда я захотела покинуть этот мир раньше, чем Джон. Я не хотела переживать мужа, еще одной потери я бы не выдержала.
Я принимала специальные препараты для поддержания нормальной работы сердца. Так и жили.
Через несколько лет приступ повторился. Тогда мы отдыхали в Калифорнии с семьей Димы. У Димы была довольно таки милая жена, Элизабет, и дочь, Мэри. Я была уже бабушкой.
Женя же был полностью занят карьерой. Раньше он звонил мне очень часто, теперь же отношение практически сводилось к нулю. Я понимаю: все мы когда-то перестаем общаться, не видимся, не встречаемся. От наших отношений остаются лишь фразы, типа: «привет, как дела?» и поздравления по праздникам. Но это же родной сын, я до сих пор не могу разобраться, как они выросли такими разными. Но все равно, я одинаково люблю их обоих.
Итак, греясь на солнышке на Калифорния бич, я почувствовала тошноту. Решила отойти в сторону, Джон, увидев, как изменилось мое лицо, пошел за мной. Отойдя несколько метров, я потеряла сознание.
На скорой помощи меня довезли до ближайшей больницы. Тогда врачи решили, что мне нужно имплантировать кардиостимулятор.
Дима и Джон провели со мной долгое время. Ночами, когда они не видели, я тихо плакала. Плакала не оттого, что больно или что боялась умереть, плакала от безысходности.
В течение года скончался Джон. Мое опасение оправдалось. Это была сильная рана для меня, но я вынесла. Сердце стало шалить еще сильнее, я не знала, что делать дальше. Я осталась совсем одна, да еще и  с больным сердцем.
Тогда Дима взял отпуск, прилетел из Штатов. Он долго беседовал с доктором. Затем он посадил меня в машину, и мы поехали искать для меня место в доме престарелых.
Невозможно представить, что я тогда ощущала. Мои эмоции бились через край, однако, я не хотела их выражать, я не хотела показывать сыну слезы.
Больше всего я боялась, что может произойти инсульт и тогда моему сыну придется долгое время ухаживать за неподвижной матерью, которая уже не имеет надежды на выздоровление.
В таких случаях я всегда поддерживала некоторые больницы. В Европе есть больницы, где борются за то, чтобы, при согласии больного, вводить ему смертельную инъекцию. Разумеется, такие больные не двигаются, но давно доказано, что они все понимают и могут, например, подвигать пальцем или моргнуть в знак согласия.
Такие больные понимают, что только чудо поможет им встать с кровати, да и то не надолго. Зачем же тогда обременять близких?
Я же не хотела ни в коей степени обременять дорогих мне людей.
Поэтому я ничего не говорила о решении Димы. Он знал, что я не могу вернуться домой, что я стала беспомощной, так же он не мог забрать меня с собой в Нью-Йорк, у него даже своей квартиры там нет.
Женя, тем более, не вернется ради меня из Дубая.
А я как сейчас помнила свою беременность ими, сколько я находилась по всем врачам, как тяжело мне давалась беременность.
Сначала мы поехали в «Дэйзи», этот дом престарелых нам порекомендовали, как самый лучший в Торонто. Прохаживаясь по натертым до блеска коридорам, даже я заметила, что там пахнет мочой и лекарствами. Мы заглядывали в палаты. Старые люди либо лежали молча, не двигаясь, либо так же сидели.
Дима схватил меня за рукав и потащил к выходу.
Из «Дэйзи» мы поехали в «Олд лайф». Издалека это здание выглядело как шикарный пятизвездочный отель. На ступенях строения лежали ковры, дорога до администрации была выложена мраморными плитами. Дима улыбнулся, впервые за день. Как же я любила, когда они улыбались, дома у меня стояло добрых два десятка фотографий, на которых мои сыновья непременно улыбались. Когда они были маленькими, я часто просыпалась ночью и смотрела, как они мило улыбаются во сне.
Нас принял директор дома. Она рассказывала, что их организация обеспечивает достойную старость, что распространяемые телевидением и газетами слухи о том, что в таких местах пациенты умирают от недоедания, отравления успокоительными, плохого обращения, не имеют ничего общего с действительностью.
Дальше я не слушала, я не хотела стареть, да еще и «достойно». Я не хотела стариться еще больше, я итак была уже старой, очень старой. Так же я не хотела быть пациентом и не желала, чтобы мне оказывали услуги. Я же не была больна, в такие моменты я хотела вырвать из своей груди кардиостимулятор и умереть.
В это время Дима, резко вскочил с кресла, не дав договорить директору. Он помог мне встать и вывел из кабинета, не говоря ни слова. Мы поехали прямо в аэропорт, он забрал меня в Нью-Йорк. Несколько дней спустя мы вернулись все вместе. Он попросил перевести его на работе в Торонто.
И вот мы были все вместе.
В тот момент я поняла, что я прожила достойную, счастливую жизнь. Я поняла, как же прекрасна жизнь!