Еще не сорваны погоны. Барышня-крестьянка

Часть первая. Наталья Николаевна

Наталья Николаевна не любила деревню. Не любила ее ни зимой, ни летом. Особенно летом не любила. Родившаяся и выросшая в большом шумном городе, она не понимала, что находил ее супруг, действительный статский советник, примечательного в том, чтобы ранней весной она грузилась в карету и тащилась по распутице целую неделю до его имения Отрадное в Т губернии. А потом поздней осенью по разбитой дороге возвращалась в столицу. Ей было в деревне скучно, весьма скучно. Она порой не знала, чем занять себя.

Наталья Николаевна, может, и занялась бы чем-нибудь, хоть хозяйством. Считала, что без твердой хозяйской  руки, все в упадок придет. Но ее раздражали мухи днем, а злые комары по вечерам. Именно поэтому она предпочитала сидеть, запершись в своей спаленке, откуда дворовые девки всех мух повыбили. И ставенки требовала затворить, чтобы даже яркое солнце ее не беспокоило, держала в руках томик стихов модного в этом сезоне поэта и предавалась сладким грезам о несбыточном.

Но сегодня ей не читалось и не грезилось. Она раздраженно откинула книгу в сторону и подошла к зеркалу на шкафу с ее нарядами, занимавшему полстены в ее спаленке. Повернулась одним бочком, потом другим.

— Хороша! — прошептала она довольно, поглаживая себя по пышному бюсту, по крутым бедрам, затянутым в дорогущее платье, по стройным ногам.

— Хороша! — повторила она, счастливо улыбаясь.

Она втайне надеялась, что сегодня ей не будет скучно. Сегодня у нее будут гости — соседка, вдовствующая помещица Мария Александровна Кертова, такая же скучающая дама, правда, раза в два постарше Натальи, с сыном, который вернулся в имение матушки из столицы.

— Анфиска! — Наталья Николаевна выплыла из своей спаленки и громко окликнула дворовую девушку.

Та тот час появилась перед барыней и присела в глубоком реверансе. Наталья довольно кивнула головой — та все сделала правильно, как учили.

— В парке столы необходимо накрыть для послеобеденного чаепития. На лужайке, — приказала она. — Варенье смородишное достаньте из кладовки, да свежее, а не прошлогоднее. И  сливочек с ледника принесите.

— А что у нас к чаю? — вдруг забеспокоилась Наталья Николаевна.

— Дык, пирогов напекли, блинчиков, — отозвалась Анфиса, не понимая беспричинное волнение барыни.

— Выбрать надобно наиболее освещенное и обдуваемое ветерком место — не желаю, чтобы мухи меня беспокоили, — продолжила та.

— Да, какие в парке мухи, барыня? Их и в доме-то нет. Они скорее в конюшне или…

Наталья не дала договорить Анфисе, топнула ножкой и, махнув недовольно рукой, снова исчезла в своей спаленке. Терпеть не могла, сразу раздражительной делалась, когда дворня ей перечила.

Следовало бы до кухни дойти, удостовериться, что кухарка с обедом не опростоволосилась и все успеет приготовить к означенному времени, прогуляться до палисадника, своей ручкой сорвать душистой мелиссы к чаю. Хрусталь, фарфор, столовые приборы… Наталья поморщилась — одно дело в столице принимать гостей, когда в доме у нее все самое лучшее на зависть всем знакомым. И совсем другое дело здесь, в деревне, где она не знает даже, в каком ящике что лежит.

— Анфиска, — Наталья, приоткрыв дверь, раздраженно снова окликнула девушку.

— Да барыня, — та присела в реверансе, появившись тотчас же.

— А обеденные столы где накрыли? Тонкие скатерти постелили? Нагладили их?

Анфиса недоуменно пожала плечами: — На веранде накрыли, знамо где.

— Льняные скатерки постелили, — она кивнула головой. — Даренка прошлась по ним утюгом, но они и без утюга были гладкими, только с одним незаметным заломом посерединке. Так она и его разгладила.

— Проследи, чтобы на веранде ни одной мухи не было, — Наталья Николаевна топнула ножкой — ох, уж эти болтливые слуги, и снова удалилась к себе в спаленку. Скорее бы уж Мария Александровна приходила…

Только вот визит дамы с сыном особой радости не доставил Наталье Николаевне — соседка заявилась в гости с прыщеватым юношей, назвав его сыном Василием. Тот пошленько хихикал, шмыгал носом и много и неаккуратно ел.

О чем с ним говорить? Не о стихах же. Настроение у Натальи хоть и не испортилось, но лучше немногим стало, несмотря на то, что Мария Алексеевна пыталась развлечь ее последними уездными сплетнями.

— Галина Даниловна, супруга предводителя дворянства…

— Барин, барин! — конюх Тимофей, один из слуг Натальи Николаевны бежал вслед за всадником на черном жеребце, который мчал во весь опор по парку в их сторону. Из-под копыт сильного животного летели комья земли и дерна.

«Газон будет основательно испорчен. Садовнику будет работа», — недовольно подумала Наталья, не любила она непорядка, но взгляда ни от коня, ни от молодого человека на нем не отвела.

Не доезжая всего несколько шагов до того места, где стояли накрытые для чаепития столы и сидели люди, всадник заставил своего жеребца подняться на дыбы и красиво погарцевать перед ними, махая в воздухе передними копытами. После этого он ловко спрыгнул на землю и, кинув поводья подбежавшему слуге, приблизился к дамам и юноше, сидевшим за столами.

— Поручик Кертов, — представился он, звонко щелкнув шпорами, и склонился в почтительном поклоне перед хозяйкой дома.

— А этой мой Егорушка, — добавила, улыбаясь, Мария Алексеевна. — Георгий Николаевич.

Наталья поднялась со своего плетеного кресла и протянула руку для поцелуя.

Поручик, сдернул с головы фуражку, откинул ее в сторону и лишь потом, бережно взяв в свои руки, затянутые в тонкую лайку, изящную ручку, поднес ее к губам. Наталья второй рукой попыталась пригладить растрепавшиеся кудри Георгия Николаевича.

— Покорнейше прошу простить меня за опоздание к обеду, — произнес он со всей серьезностью, на которую был способен, по-прежнему не выпуская из своих ладоней руку дамы. — Хорошо еще, что на чаепитие успел. А то было бы совсем неловко.

Наталья Николаевна непроизвольно улыбнулась — этот Кертов приглянулся ей гораздо больше. Она мысленно простила его и за опоздание, и за испорченный газон. Пожалуй, ее улучшившееся настроение того стоило.

— Расскажите о житье в столице, о службе, — попросила она Георгия Николаевича, после того, как его маман пересказала все уездные сплетни. Она не стала перебивать нескончаемый поток слов Марии Алексеевны, лишь изредка бросая изучающие взгляды в сторону молодых людей, ее сыновей, внешне похожих, но в то же время абсолютно разных.

— Э, нет, — замахал руками поручик, — я вернулся в деревню, чтобы отвлечься от столичной жизни, а вы просите меня рассказать о том, о чем я даже думать не хочу.

— Разве так можно? — Наталья Николаевна кокетливо улыбнулась.

— Я могу и хочу вам рассказывать об упоительных летних вечерах, о бархатных закатах, о слезах дождя, о рыбалке на утренней зорьке. Кстати, в вашем прудике ловятся удивительные золотистые карасики. Вы любите карасиков?

— Карась — сорная рыба, — сморщила тоненький носик Наталья. Она терпеть не могла эту костлявую рыбу, к тому же воняющую, на ее взгляд, тиной.

Поручик громко и заразительно рассмеялся. Он радостно хлопнул себя по колену:
— Надо взять вас с собой на рыбалку. Только так вы сможете полюбить и карасиков, и окуньков. Именно поэтому я вас приглашаю завтра на рассвете…

Наталья отрицательно покачала головой, вставать до восхода — это не для нее, выше ее сил. Вечером, еще куда ни шло.

— Ну, тогда послезавтра предлагаю повечерить…

И Георгий Николаевич снова звонко рассмеялся.

Вторично отказываться было неудобно, и Наталья Николаевна решила согласиться, хоть и ненавидела и саму рыбалку, и особенно комаров, сопровождающих вечернюю зорьку. А их возле пруда или речки должно быть видимо-невидимо. Но один раз можно было и перетерпеть…

Наталья Николаевна долго и тщательно подбирала наряд и обувь для рыбалки. Оказалось, что платья, привезенные из столицы, совершенно не подходили для вечерних прогулок и уж тем паче для рыбной ловли. А в парчевых туфельках по пыльным деревенским дорогам можно было пройтись только в один конец, на обратный их могло и не хватить. Уже совершенно отчаявшись подобрать хоть что-то, перерыв все шкафы и сундуки, она, наконец, извлекла из одного из комодов широкую расшитую рубаху и цветастый сарафан. Не весть какая одежонка, оставшаяся от матушки ее супруга, но вполне годная, чтобы не выглядеть нелепо возле озера.

— А на ноги лапотки следует надеть, — вдруг развеселилась Наталья Николаевна. — И обязательно с онучами.

Быстро прикинув наряд, она залюбовалась на себя в зеркале —  пышную грудь подчеркивала широкая лента, завязанная под ней, нежная шея с разметавшимися по ней завитками русых волос, выбившимися из прически, изящно выглядывала из широкого ворота рубахи, пышные рукавчики подчеркивали крепкие руки. Этакая барышня-крестьянка. Жаль, что под сарафаном не видны были ее стройные ноги и гибкий тонкий стан. Но все равно хороша…

— Вот это да! — ахнул поручик, сдвинув на затылок картуз и выронив удочки из рук, когда перед ним явилась Наталья во всей свой красе. Такого он никак не ожидал — после манерного столичного общества эта капризная барыня, какой она ему показалась всего день назад, выглядела невозможно прекрасной в своей деревенской простоте. Глядя на нее он получал почти физическое наслаждение, любуясь ее красотой.

Какая, к черту, рыбалка — до ближайшего стожка бы ее довести! Нет, верхом они не поедут. Озеро недалеко, пройдутся пешком…

Георгий решил сократить путь до озера и прогуляться по лугу, по покосу, где крестьяне торопились сметать в стожки сено.

День выдался жарким, а к вечеру стояла просто невыносимая духота. Парило. В воздухе стоял густой пьянящий аромат свежескошенной травы. Там, где бордовым диском должно было уйти за горизонт солнце, облака собирались в тучи.

— Надо поспешить, — Георгий протянул Наталье руку, предлагая немного ускориться. — Быть дождю. Не хочу, чтобы он нам рыбалку испортил. Да и в темноте рыбу ловить несколько неудобно.

«Зато удобно миловаться в свежем сене», — улыбнулся он Наталье.

Пес, скорее дворняжка, чем породистый, видимо, прибежавший из поместья Кертовых вслед за своим хозяином, теперь сопровождал их к озеру. То молча, то с громким лаем он гонял в траве перепелок.

— Пробежимся, — предложил Георгий, остановившись на взгорке, и потянул за собой Наталью.

Она не стала возражать — и одежда, и обувь позволяла ей совершать безрассудства…

Они остановились только на песчаном берегу небольшого неглубокого озерца, поросшего осокой. От бега щеки Натальи раскраснелись, прическа растрепалась, бисеринки пота выступили на лбу.

«Хороша! Чертовски хороша!» — крякнул Георгий и, притянув к себе разрумянившуюся Наталью, крепко поцеловал в губы…