Глава III

                * * *
 После последнего посещения Марка Сару неделю пичкали различными препаратами. Старуха Дархау ежедневно навещала ее, часами сидя возле ее ног. Она была, несомненно, недовольна, ведь тратить столько сил и времени на одну пациентку среди множества прочих было досадно, но женщина словно впервые дорвалась до девочки. Сара знала, что Дархау особенно выделяла ее... но никак не понимала почему. И всю неделю Сару именно Дархау выводила из строя всеми возможными способами: лекарствами, унижениями, порой рукоприкладством. Но самым тяжелым и решающим оставалось осознание, что матери больше нет. Теперь Сара не знала, есть ли смысл выходить из этих стен. Кто будет там ждать маленькую слабую девочку, если не мать, хотя бы инстинктивно заботящаяся даже о слабом своем дитя? Ее здесь хоть как-то содержат, кормят и... поддерживают определенное физическое состояние. Да, это состояние слабости, но Сара до сих пор жива, а значит, пока ей не угрожает опасность смерти от голода или околения, которые ей станут первой серьезной угрозой снаружи.
  К концу недели Сара совсем перестала понимать происходящее: осознание, что ее пытаются морально сломить притупилось, как и интеллект. Девочка совсем забыла про некого Эриха, соседствующего с ней, как и про маленькую бумажонку в отверстии в стене, как и про ручку. Ежедневно она бессмысленно часами глядела в потолок, стены, лица санитаров и расплывающуюся фигуру старухи. Порой в мозгу возникали лица и голоса женщин. Так девочка пыталась представить себе мать. Но все напрасно... омут серого варева жизни - медикаментов, пустых детских мечтаний, подавляющих разговоров и четырех стен - поглотил образ женщины и уничтожил его раз и навсегда. Мама умерла. Сара желала быть вместе с ней.
 


                * * *

   Спустя неделю после усиленной вправки мозгов Сара постепенно стала приходить в себя. Марк не появлялся, но и старухи Дархау не было слышно. Конечно, санитары никуда не делись, однако "прививок" не следовало. Пока что.
   После тяжелой бессознательной недели даже мерзкое сухое подобие каши показалось угощением с пиршества; девочка заметила, что похудела: ребра стали заметнее, а природная белизна кожи усилилась неестественным зеленоватым оттенком. Завтрак, обед и ужин Сара съедала за пять минут, буквально заглотив все целиком, а не по привычке растягивая "трапезу" до двух часов хождений по мукам.
   Еще одним важным фактором было то, что ноги плохо слушались свою хозяйку. Встать на них было тяжело, а держаться больно. Слабость одолевала ее первые семь дней после последнего ввода дозы, затем стала отступать перед силами юношеского организма. Сара не понимала, как ее тело все еще способно с чем-то бороться.
   Но несмотря на аппетит, постепенное восстановление и некий покой девочка уже была в корне надломлена морально. Это осознание дошло очень поздно. Спустя три недели после окончания "мозгополоскания". Все три недели Сара чувствовала себя животным, живущим лишь инстинктами. Быстро и, по возможности, сытно есть, вдоволь пить, испражняться и крепко спать. Никакие мысли ее толком не посещали. Она видела себя слабым загнанным животным, пытающимся выжить.
   И только спустя три недели она стала постепенно начинать думать.Думать заново. Подбирать слова для примитивных мыслей, понимать, что происходит или анализировать то, что было. Это оказалось настоящим трудом. Первым её достижением было воспоминание о ручке с бумажкой, а  затем и об Эрихе.
   И вот, спустя три недели, она постепенно стала окончательно придавать своим мыслям форму. Она вышла на верный путь. Точнее, ей позволили выйти на этот путь.
   Собравшись, она стала тяжело анализировать прошедшие недели. Обдумав трехнедельный физический и умственный труд, она вернулась к самой неделе, проведенной в забытье. Но Сара понимала, что если что-то и произошло тогда, то она этого бы не поняла и не запомнила. Нет смысла это смаковать. Нужно помнить лишь одно: Дархау сторожила ее ежедневно. И то, что было раньше... нужно потрудиться над собой и детально все осмыслить. Смерть мамы Сара запомнила. Это был слишком грубый след в памяти, чтобы забыть это. О смерти девочка узнала из разговора с Марком. Может, он сообщил ей что-то еще?..
"Хм... что-то же было... Марк, что-то ты натворил..."- рассеянно обрисовывала себе Сара.
  Неожиданно в голове встал звук скрипа двери. Взволнованный, испуганный и торопливый голос санитара сам собой возник следом.
"Шифлер! Господин Шифлер! - словно раскатом грома разнеслась мысль в голове девочки. На секунду ей представилась глупая картина: если бы кто-то подслушивал её мысли, то только что он бы был оглушен- Некто Шифлер... видимо, это кто-то важный... или это ты, Марк, Шифлер?.. Тогда я...Сара Шифлер?"
  Могло ли случиться так, что Саре предоставилась возможность узнать больше дозволенного?..Но эти мысли были пока что неподъемны для нее. Острота её детского, но пылкого умишки была сильно притуплена... Девочка искренне старалась удержать все свои мысли, придти к умозаключению, но ничего пока не выходило. Мысли словно растекались из четкой картины в яркое непонятное пятно.
"Шифлер, Шифлер, Шифлер! Думай, идиотка, думай!- беззвучно рыдала девочка- Ты пропускаешь что-то важное, болванка!"
  Тяжело состыковалось то, что выболтал санитар, бешенство Марка и последующая неделя. С таким трудом вышел новый вывод, который так был необходим Саре. Последний удар. Накативший со всей силой и страстью откровения.
  Это все взаимосвязано. Проболтавшийся болван и неделя настоящих пыток. Сара не должна была знать фамилию Шифлер. Те, кто назначил эту терапию, явно желали, чтобы Сара забыла все слова, начинающиеся на "Ш", лишь бы "Шифлер" вылетел с остатком разума. Но кто за этим стоит?.. К этому мог быть причастен тот, кто так негодовал, когда за его спиной раздалась фамилия...
"Марк... Неужели ты в этом замешан? Ты обещал держать меня в безопасности, Марк! Неужели ты предатель?.."
  Исчезли старые вопросы, но теперь возникли новые. Кто-то должен помочь в них разобраться. Есть два выхода: спросить Марка, а значит, дать повод для новой травли или узнать информацию у другого источника. И этот источник единственен: Эрих.