Баба Лиза

Как-то моя соседка по даче, худенькая старушка в толстом синем платке, подозвала меня, протягивая через забор пучок зелени с огорода:
- Я тебя кликаю, кликаю, а ты всё бегаешь, не слышишь… Небось укроп-то не сажаешь?
- Не, не сажаю, - улыбнулась я. – Спасибо!
- А то хошь, сушеной морковки пакет дам, у меня много насушено…
Я растерянно пожала плечами, глядя в её морщинистое, в мелких капельках пота лицо.
- Баба Лиз, а вы в войну здесь были?
- В деревне Войтово, с матерью. Сюда-то я уж замуж вышла.
- Немец приходил?
- Да. У нас пришёл карательный отряд, ночью. Забрали бабку, золовку её, что осталась там ночевать случайно, и двух пришлых – наших – в солдатской форме. Не то дезертиры, не то что…  Они и к нам в хату зашли. Мать стоит, на стол оперлась – у нас стол посреди дома стоял, а ей немец что-то по-своему лопочет, шибко так. А она стоит, смотрит на него и говорит:
- Я не понимаю.
   Как он взвился, перекосоротился: «Нэ по-ни-ма-йу… Нэ по-ни-ма-йу…» Дразнит её. У меня всё это как сейчас перед глазами стоит. Мать на стол-то оперлась и от страха стала оседать – стоять не может. Мать плачет, мы – детей пять человек – плачем. Всё, думаем, убьют мать, и нам хоть топись… Детям по 9 лет. Я младшая.
  Но тут другой немец вдруг так чисто сказал: «Она ведь и впрямь не понимает». Не знаю, русский он был али нет. И тут всё стало утихать. Тот горластый утих, и мать жива осталась. А я уже с детства с надорванными нервами…
  …Бывало, старшему брату Николаю, он в банке работал, зимой ходил в одном пинжаке, выдавали хлеба 500 грамм. И я ждала его, как отца, хлеба хотелось. Бывало, лежу на лавке, жду, часов не было. И вот шаги в коридоре: бух, бух, бух… Идёт. Я кричу: «Коля пришёл!» И мать его кусок хлеба на всех делила. А мне – самый маленький кусочек. Мол, самая маленькая. А я взовьюсь, швырну этот кусок и бегу к отцу на погост – жалиться… Вот такая я была. Не то, что мне хлеба было жалко, а хотелось по справедливости.