Вечер

[Эпиграф: Du bist der Himmel ueber mir...]

I

Поезд так долго шёл по открытой местности, что бескрайние поля уже надоели бы любому, даже самому терпеливому пассажиру. Солнце стояло почти в зените, но в купе было не очень жарко, хотя и душновато. Стены и двери этого купе давно уже выцвели, и теперь казались какими-то однотонно-скучными; по-прежнему ярко выглядели лишь обитые тёпло-коричневой кожей сиденья. На окнах висели грязно-зелёные занавески с маленькими жёлтыми пятнами, напоминающими лепестки цветов.

Не то что бы мне хотелось спать, но делать было нечего, поэтому я с удобством развалился на сидении, скрестив руки на груди и прикрыв глаза. Напротив меня сидел мужчина, постарше меня лет на пять. Всю дорогу он не отрывал глаз от своей книги, поэтому легко можно было сделать вид, что его здесь нет, и наслаждаться поездкой. Ну а вечером уже…

— Скажите, а может быть автор просто имел в виду зелёные занавески?

Я и не заметил, как мой попутчик отложил книгу в сторону, а теперь показывал глазами на окно, то самое, на котором эти занавески и висели.

— Простите?
— Может быть, автор просто имел в виду зелёные занавески?

Я сел чуть ровнее и тоже посмотрел на окно.

— Это старая шутка.
— А я серьёзно. Так что вы думаете?

Желания разговаривать сейчас у меня совсем не было, да и вопрос был на редкость странным, поэтому в долгие рассуждения я вдаваться не стал.

— Ну, обычно всё что-нибудь да значит. Можно самому того не понимая, вложить в занавески всё, что угодно. Хотя кто на самом деле знает этого автора…

В купе ненадолго воцарилось молчание. Поезд, не сбавляя скорости, ехал дальше.

— Играете в шахматы?

Этому человеку явно больше нечего было делать, кроме как мучить меня вопросами. Впрочем, мне ничего не оставалось, кроме как отвечать.

— Очень плохо.

Он кивнул и не задавал больше вопросов, снова углубившись в книгу. Я достал плеер, но уже включив его, понял, что музыку слушать почему-то не хочу, поэтому и продолжал сидеть так, держа его в одной руке, а наушники — в другой. Стрельцов еле слышно пел своё «You better try, because I tried a lot, it would be fun, it might be what you sought...» из далёких девяностых.
Поезд начал замедлять ход и вскоре остановился. Мой попутчик встал и направился к выходу.

— Бывайте, — кинул он мне.
— И вам удачи.

Остановка была недолгой, через две минуты поезд тронулся. «Бывайте…» Я усмехнулся. «Хотя, какая мне разница, кто как прощается?..»
За окном замелькали деревья, солнце скрылось за облаками. Становилось прохладно. Спустя примерно час поезд снова остановился. Чуть ли не двухчасовая, последняя перед самой длинной частью пути остановка. Я вышел из купе, сошёл на перрон и решил прогуляться по небольшому городку, раз уж довелось, а может быть зайти в книжный. Улицы были полупустыми, часто людей не было видно совсем, а те, кого я встречал, спешили по своим делам и не обращали не меня никакого внимания. Чтобы скрасить дорогу до какого-нибудь представляющего интерес места и поменьше обращать внимание на унылый пейзаж вокруг, я снова попробовал включить музыку. «Verlier all deine Tugend, verlier sie ganz bewusst, vergiss auch dein Gewissen, weil du nichts wissen musst...» Может быть, зря, это мне тоже скоро надоело, и как назло ещё не встретилось ни одного магазина; решив понадеяться на судьбу, я свернул в первый попавшийся переулок. Но кое-что тут же заставило меня остановиться.
Человек, мёртвый. Мужчина лет пятидесяти, хорошо одетый, лежал в переулке прямо у моих ног лицом вниз. Из-под его головы текла кровь. Ясно было, что он был убит буквально за несколько секунд до этого. Переулок был пуст.
Внезапно я услышал шаги и голоса позади. Обернувшись, я увидел подбегающую женщину, а за ней ещё человек двадцать.

— Убийца!

Казалось, каждый из них прокричал это уже раз сто, на улице сразу же стало шумно, с каждой секундой людей становилось всё больше, а я не мог вымолвить ни слова. Кто-то вызвал полицию.

— Да я же не...

Меня ударили по голове чем-то тяжёлым. Я упал на асфальт рядом с убитым.

II

Арест. Суд. Следствие. В итоге меня оправдали. Помню, как потом кто-то благодарил меня за какую-то ценную информацию. Убийцу нашли. Что точно я говорил — уже и не помню. Пора было возвращаться домой.

Я вышел из кафе. Шёл мелкий дождь, день выдался холодным и промозглым. Странно, но ни радости, ни грусти я не испытывал. «Всё просто как-то. Это сложный мир, но жить в нём просто. Видеть так. Так ведь и должно быть… Или может, не видеть этого было бы лучше? Потому что они не видят? Или мир прост в своей сложности. Впрочем, ничто не помешает мне видеть его таким, каким я захочу. Ведь так? Может быть только…» Я остановился и встряхнул головой, отгоняя эту невнятную бессмыслицу. Дошёл до станции, поднялся на платформу и стал ждать поезда. Куда я ехал? Не знаю. Я вдруг понял это, и стало немного страшно. Потому что не помнил, куда я ехал тогда, откуда. Нет, я помнил, где мой дом. И несмотря на это я ехал из ниоткуда в никуда.

Колени внезапно задрожали, ноги подкосились, я упал на перрон. Издалека послышался стук колёс и гудок. Приближался поезд. А я лежал и смотрел на небо, почти закрыв глаза. Должно быть, автор действительно просто имел в виду зелёные занавески. Только небо всё равно останется над нами.

















































III

И теплота ночи, которая не может быть холодной, ибо согрета бывшими людьми и дыханием их, и темнота дня, которая не может ослепить, ибо солнце лишает нас жизни видеть, но даёт нам надежду, и та жизнь, как отблеск света дня и ночи в глазах, пусть это только лишь короткая вечность, станут миром, ибо ты — небо надо мной, как есть, было, и будет вечно.



Москва — Ленинград — Москва, 2014