Желтые цветы

             
                Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстояньи.
               
                С. Есенин
     После окончания Великой Отечественной войны отец не вернулся домой и  мама со мной перебралась жить  к бабушке  в коммунальную квартиру на пять семей. В одной семье была моя близкая, как сестричка, подружка  Олечка, ее мама  и бабушка, которую все называли бабой Ядзей. Отец Олечки погиб на войне. Время было трудное, наши мамы работали, но их зарплаты хватало в лучшем случае на неделю. Поэтому они и бабушки старались еще как-то заработать. Давали уроки музыки и пения, рисовали  косынки и воротнички, шили сандалии, делали шляпы, жарили пирожки, пекли вафли на продажу и многое другое.  Продавали все, что можно: так ушел рояль бабы Ядзи, на котором она нас с Олечкой учила играть, на том и кончилось наше музыкальное образование. Бабушки не только еще вели хозяйство, но и воспитывали нас,  стараясь всеми силами вырастить  хороших людей. Они не получили государственных наград, но вели поистине героическую жизнь. Мы, пяти-, шестилетние дети, конечно, не понимали это, но очень любили и уважали их. Оценить их роль в нашей жизни мы смогли, лишь став взрослыми. Прав В.Жуковский, говоря:

Не говори с тоской;их нет,
Но с благодарностию: были.

     Я хочу рассказать о незаурядной жизни нашей бабы Ядзи — Ядвиги Александровны Киваковской-Туцевич. Родилась она в 1888 году в городе Остроге Волынской губернии. Отец, поляк, был управляющим имением княгини Яблонской, а мать, немка из Баварии, — ее камеристкой. Семья была зажиточная, отец имел в городе собственный дом. Ядвига была младшей из четырнадцати детей. Очень смелая, она ездила верхом на лошадях, принимала участие в охоте в лесу, каталась на коньках.  Любила природу,  много читала, обожала музыку и с радостью училась игре на фортепиано. Ее заветной мечтой было окончить консерваторию. Но отец считал, согласно тогдашним взглядам, что место женщин - в семье, профессия им ни к чему, это лишь трата денег. Два года уговаривала Ядвига отца, но все без результата. Помог старший брат, который к тому времени был уже практикующим врачом в Киеве, он согласился оплатить обучение.

     Ядвига поступила в Варшавскую консерваторию. Ее студенческие годы  прошли в бедности: гардероб составляли  одна юбка и две блузы, что, однако, не смущало девушку, она старательно училась. Участвовала Ядвига и в общественной жизни: вместе с друзьями-студентами  разбрасывала  антиправительственные листовки, за что была арестована и  месяц просидела в тюрьме. После освобождения продолжала учиться и, окончив консерваторию,  стала преподавать. На первые заработанные деньги купила матери отрез на платье, а отцу - дорогой подарок. Он был  потрясен, что женщина может заработать, и всем его  показывал.   

     Накануне первой мировой войны очень заболела сердцем мать Ядвиги, и она приехала с ней в Одессу к старшей сестре Анне,  жене офицера Владимира Владимировича Туцевича, племянника писателя В.Г.Короленко, которые снимали нашу квартиру. В это время началась война, возвращаться было опасно,а вскоре пришло известие о смерти отца. Поэтому они остались жить у сестры. Ядвига зарабатывала уроками музыки и пения, чем содержала себя и мать. Обе они очень полюбили дочь Анны Лилю, родившуюся в 1909 году, и много возились с ней.
    
     К сожалению, Анна  болела и в 1922 году умерла, но перед смертью просила мужа и Ядвигу пожениться, чтоб у маленькой  Лили не было чужой мачехи. Об этом же просил Владимира Владимировича и его отец, который вместе с женой после революции перебрались в квартиру к сыну.
 
     Через год Ядвига Александровна стала женой В.В.Туцевича и  всю свою жизнь посвятила воспитанию любимой падчерицы. Лиля получила высшее образование и поступила на работу. Вскоре она познакомилась и стала встречаться с моряком Ильей Беланом, плававшим заграницу.
      
     Один из братьев бабы Ядзи  жил в городке Ольгополь, она ездила к нему в гости и там подружила с семьей школьных учителей, у которых была дочка Януся. В 1937 году отца  Януси, преподавателя немецкого языка, арестовали, а через две недели пришли арестовать мать, которая была полькой. Бедная Януся целовала сапоги милиционера и, обливаясь слезами, умоляла не забирать мать. Чтоб Януся не попала в детский дом, семилетнюю девочку по просьбе матери привезли в Одессу к Ядвиге Александровне, и она приняла ее в свою семью. Это было героизмом: помимо материальных трудностей  она рисковала иметь большие неприятности с  милицией. Поэтому в дальнейшем Лиля удочерила Янусю. Два года бедный ребенок заикался, а потом Януся поступила в школу. Ядвига Александровна жалела и любила девочку, чтоб она не забыла родной язык, разговаривала с ней на польском, а не только на русском. 
    
     В 1938 году в семью пришло большое горе:  арестовали, как бывшего офицера царской армии, Владимира Владимировича - мужа Ядвиги Александровны. Впоследствии при реабилитации стало известно, что его сразу расстреляли, хотя жене сказали, что он осужден  на  десять лет без права переписки. Ядвигу Александровну, как жену репрессированного, стали высылать из Одессы. В отчаянии она послала телеграмму Калинину, который приостановил высылку, но осталась угроза выселения. К счастью, соседняя комната была на имя Лили. Спасение пришло  совершенно неожиданно.   
   
     Лиля понимала, что после ареста отца ее встречи с Ильей лишат его возможности  плавать за рубеж. Поэтому она рассказала ему об аресте отца и попросила больше не приходить. Однако он ответил:

     - Как, бедные женщины остались одни в таком горе, и я не буду приходить?

     Пришел, дал  200 рублей с просьбой столовать его. Свою комнату Илья отдал взамен комнаты Ядвиги Александровны, получил на нее ордер и ушел в плавание.  По  возвращении из рейса Лиля вышла за него замуж. Они стали жить одной семьей с бабой Ядзей и Янусей, которую Илья очень жалел. В 1940 году родилась дочка Лили Олечка,  внучка бабы Ядзи, в которой вся семья души не чаяла.

     А потом началась война, Илья ушел на фронт и погиб.
    
     Как пережили оккупацию, не передать словами. На улицу в основном выходили баба Ядзя и Януся, молодым женщинам выходить было опасно. Меняли, продавали все, что только можно было. Пытались открыть столовую, но прогорели.
   
     После войны, в связи с нехваткой в Одессе квартир, была установлена норма жилплощади, а затем началось "уплотнение". В квартире оказались свободными две комнаты и Ядвига Александровна, решила, что лучше, чтоб здесь жили знакомые, а не чужие люди. Поэтому она предложила комнаты  Лилиным сослуживцам, стоявшим в очереди на получение жилья. Так возникла коммунальная квартира, в которой почти все были сотрудниками одного учреждения и всячески помогали друг другу. В доме наша квартира слыла самой дружной. Конечно, трения бывали, но никогда не доходило до скандалов и товарищеских судов. В самое трудное время после Великой Отечественной войны три семьи сослуживцев, среди которых была наша и бабы Ядзи, объединились, создав, как они смеялись, «колхоз». Все, что удавалось кому-либо достать, шло в общий котел, это помогло всем не умереть от голода.

     После оккупации мы с Олечкой были худые и болезненные. Чтоб укрепить здоровье внучки, баба Ядзя решила поехать с ней на лето в деревню, а по просьбе моей мамы взяла и меня. В деревне жизнь была дешевле, можно было купить парное молоко, масло и яйца. Весь день мы проводили в лесу, где собирали ягоды, грибы и фрукты: дикую горькую черную черешню, вишни, яблоки, кизил и груши. А потом варили вареники с черешнями и вишнями величиной с ладонь. Хату снимали подешевле, с земляным полом.

    Мы, как все дети, безобразничали, и часто заставляли бабу Ядзю нервничать. Вспоминаю, как после очередной большой шалости она нас поставила по углам комнаты на колени, а сама села в центре читать книгу. Продержала нас довольно долго, пока мы не попросили прощения. Была она добрая: хотя и видела как под колени подкладывали потихоньку меховую шкурку, но делала вид, что не замечает.
 
     Забавным был случай, когда летом на день рождения Олечке в деревню соседи прислали поздравительную телеграмму с подписью: «колхоз». Это обеспокоило деревенскую милицию, баба Ядзя была вызвана туда и давала объяснения.

     Приезжали мы из деревни поправившиеся, окрепшие, а мамы нас встречали похудевшие: они экономили на еде, чтоб обеспечить нам отдых.

     Прошли годы. Януся окончила школу, работала. Выщла замуж , у нее родилась дочка Танечка, которую помогала растить баба Ядзя, так как муж Януси вскоре умер. Олечка выросла, окончила институт, вышла замуж и уехала далеко по назначению. В Одессе остались баба Ядзя  и мама Оли. Баба Ядзя загрустила, я часто видела, как она держит фотографию любимой внучки, а по щекам ее текут слезы. Зато как она радовалась в те редкие дни, когда Олечка с мужем приезжали в гости!

     Как все одесситы, баба Ядзя любила животных. Еще до войны был у нее необыкновенный черный кот Мишка. Во дворе у соседей в противоположном флигеле жила его любимая кошка. Когда у нее родились котята, Мишка приносил ей котлетки, которыми баловала его баба Ядзя. Об этом ей со смехом рассказала кошкина хозяйка.

     После войны жили  у бабы Ядзи две кошки. Одна из них, хотя совсем не блистала наружностью, в честь известной красавицы носила имя Фрина, а ее дочь звали Киской.  Баба Ядзя о них очень заботилась, жарила рыбку, баловала,  они постоянно лежали у нее на плечах,как воротник.

    Любила баба Ядзя желтые цветы, причем от одуванчиков до желтых роз. Но считалось, что дарить желтые цветы — к разлуке. Поэтому она сама  их себе покупала и, так как на розы денег не было, то чаще всего я видела в ее синей вазочке "золотой шар"- рудбекию.

     Теперь, приходя на ее могилу, я всегда стараюсь принести желтые цветы, цветы солнечной любви и гармонии.

     В заключение привожу стихотворение Олечки (Ольги Ильиничны Белан-Захаровой), посвященное бабе Ядзе.

     Твой светлый образ в памяти моей
     Не гаснет, хоть давно в разлуке мы.
     Сквозь толщу лет встает в душе живей,
     Волшебно выходя на свет из тьмы.

     За добрым юмором скрывая сердца жар,
     Ты верила в людей и в их дела,
     В заботах неустанных и трудах
     Жизнь ясная и светлая текла.

     Когда пришел страдания черед
     И близкие трагически ушли,
     То бремя горя и земных тягот
     Осанку гордую осилить не смогли.

     Меня растила, всю себя отдав,
     Не требуя ни капельки взамен.
     Добру учила, мне примером став,
     В душе и ныне отзвук тех времен.

     Теперь, на склоне уходящих дней,
     С годами мне становится ясней,
     Как глубоко и нежно я люблю
     Старушку милую, вторую мать мою.
                1999 г.