Я стою и плачу

Я стою на причале и плачу. Я стою на алуштинском причале и плачу. Утро! Какое прекрасное утро! Сквозь слезы я смотрю на вечную гряду крымских гор, уходящих куда-то туда, к Судаку. Я смотрю на море, переливающееся нежными утренними розовато-серебристыми красками. Я смотрю на набережную Алушты, где за новыми, яркими аттракционами спряталось старое здание главпочтамта; где на месте пляжей, называвшихся в народе «дикими» выстроились, как солдаты на плацу, кабины новых санаторных пляжей, и плачу. Плачу я оттого, что где-то там за этим новым и ярким спряталось мое веселое бесшабашное детство. Плачу я оттого, что в маленьком алуштинском дворике на Карла Маркса, 12 сейчас тихо и просторно. А когда-то там кипела жизнь!
Я уже никогда не увижу отца, в пять часов утра деловито вылезающего из чулана, потому что спальных мест больше нет, с подпорками для тентов и массой подстилок в руках, бегущего занимать место на пляже. Я никогда не увижу папиных тетушек, которых так никогда и не смогла назвать бабушками. Это были интеллигентные, красивые, моложавые хохлушки. Белокожая тетя Дина с вечным зонтиком от солнца и всегда в элегантной  шляпке. Тетя Тома с большими томными темно-вишневыми глазами, настоящая украинская красавица, прошедшая всю войну и встретившая своего второго мужа и последнюю любовь в Берлине.  Тетя Тася с тонким изящным профилем и двумя длинными черными косами, забранными в корону на голове на украинский манер. Красавица тетя Тася! Она принимала всю эту ораву гостей, и успевала ухаживать за мужем дядей Сережей, у него развилась болезнь Паркинсона после военной контузии.
 В темной  без окон прохладной комнате, вырубленной  когда-то в горе выселенным при Сталине татарином, четыре кровати. На самых широких - спят по двое, остальные на полу. В соседней комнате дядя Сережа.
 Какая веселая карусель кружилась в этом дворике при готовке  обеда! Кто-то сооружал салат: огурцы, помидоры, лук, подсолнечное масло.
- Борщ! Кто будет сегодня готовить борщ?
- Тю-ю! Опять борщ?
- Холодник! О-це!
 -На квасе!
- Тю-ю, на квасе! О, дежь той квас! Надо ж несалодкий! Не-е! Сегодня буде борщ и вареники з вишнею. Вот кали квас зроблю, тай и будэ холодник!
- Никаких обедов! Худеть надо! Я скоро ни в одно платье не влезу!
- Тю-ю! На чебуреках и абрикосах ты сильно похудеешь.
Дядя Сережа днем сидит в теньке и наблюдает за нами, все понимающими, умными глазами. Иногда он хочет что-то сказать, я подставляю ухо к его губам и пытаюсь понять. «Тетя Тася, Тетя Тася, дядя Сережа просит……», - кричу я и вижу, как у него благодарно светятся глаза.
- Мы пойдем погуляем!
- Только в море не лезть!
Мы – это я, мой брат, мой двоюродный брат, двоюродная сестра, дети друзей родителей, соседские дети. Мы бежим на пристань! О, этот запретный плод! Пристань! Как страшно и весело нырять с этой высоты и выплывать из черной бурлящей белыми воздушными пузырьками бездны! Как здорово плыть под водой змеей, как в фильме «Человек - амфибия», с открытыми глазами и видеть проплывающих мимо рыбешек и медуз. Какое счастье лежать на спине в море и смотреть на блекло - голубое высушенное солнцем небо!
Какое это было чувство! Чувство радостного покоя, когда вечером все собирались в дворике под большими подмигивающими звездами, и мы слушали разговоры взрослых о тех родственниках, которые не смогли сейчас подъехать в Алушту, или рассказы мужа тети Дины о Сибири, где он работал инженером на золотых приисках. Запахи остывающих от жары деревьев и цветов. Незамысловатая тихая беседа. Единение души и природы. Чувство фундамента огромной семьи, которая собралась сюда, под эти звезды, со всей необъятной страны: Минска, Симферополя, Магадана, Херсона, Чернигова, Черняховска, Москвы.
Я стою на алуштинском причале и плачу.  Плачу о том, что вместе с тетушками ушло что-то невыразимо прекрасное: чувство покоя и счастья.
Я смотрю на море, переливающееся нежными утренними розовато-серебристыми красками.  Я вижу на самом острие горизонта кораблик. Вот он начинает заваливаться за горизонт, становится все меньше и меньше и, исчезает. Я смотрю на гряду крымских гор в дымке, слышу, как море тихонько шуршит галькой, и бросаю монетку. Она долго падает, кружась и брызгая снопом солнечных лучей при каждом повороте.  Но вот и она погасла, пропала где-то в  темной глубине. Прощай, Алушта!
 А может, кто знает, еще вернется эта основательность счастья? Может быть эта прекрасная природа – старые, как мир горы, одетые в камень и изумрудную зелень, синее бесконечно глубокое небо, бирюзовое море - объединят наши души? И дворик зашумит новыми родными голосами наших детей и внуков? А, вдруг! И я говорю: «До встречи, Алушта».
               
                2005г.