Бездна. Глава 5-5. Новая жизнь началась

     Утром я проснулся поздно. Солнце было высоко. Я мгновенно сообразил, что парус перед моим взором настоящий, что нахожусь я на плоту.

     Я вскочил и окинул взглядом горизонт. Берег был настолько далёким, что всё там воспринималось, как плесень этого мира. Тумана не было, но вулкан Авача и несколько ближайших безвестных сопок вот-вот готовы были раствориться во влажной океанской атмосфере.

     Я начал прыгать, обнимать Мишутку и кричать:

     — Мишка! Новая жизнь началась!

     Чтобы совладать с нетерпением — когда же исчезнет берег — я принялся за обустройство плота. Доделал “палубу”, соорудил борта, наспех покрыл старой кухонной клеёнкой “каюту”, закрепил старое кресло, перетащил под навес исшарканный дерматиновый диван, крепко прибил под навесом ящик для всех своих вещей, выстрогал из обычной доски кормовое весло. Привязал верёвками фляги и сбросил их за борт, чтобы дольше сохранялась вода. В перерывах между строительными хлопотами я заботился о пропитании: привязывал к решёткам “бассейна” и скрепляющим брёвна скобам закидушки. Точнее, кидался от одного дела к другому и, ничего не завершив, бросался к рыболовным снастям. Иногда вытягивал морских окуньков или каких-нибудь незнакомых рыбёшек. Очистив от внутренностей, нанизывал их на тонкую проволоку и развешивал вялить на солнце. Но я почти не ел, а рыбу ловил для успокоения нервов и для уверенности в завтрашнем дне. После каждой пойманной рыбки я плясал, крепко схватив Мишку, не столько от радости, сколько от возбуждения и необходимости двигаться. Несколько булыжников, что прихватил вместо гантелей и гирь, я уронил в океан в первые же день — дожонглировался. Можно бы отжиматься от палубы, но пляска — наилучший способ разрядиться.

     Разжигать костёр я не решился не только ночью, но и днём, опасаясь дымом выдать себя пограничникам. Хотя плот виден без всякого дыма… И где эти пограничники? Но всё же я решил обходиться холодной гречневой кашей, огурцами, укропом, луком и простой водой, настоянной на смородиновых листьях.

     Ветер не был сильным. Но он вызывал волнение на море и в моей душе. Ветер наполнял мои паруса полнотой жизни. Пусть сильнее грянет буря, — закричал было я, но вовремя спохватился — так недолго накаркать непогоду на свою голову.

     Наступила ночь. Я долго не ложился спать. Ожидание момента, когда ступлю на новую землю, было так велико, что я не мог просто лежать и ждать. Так в детстве до полночи не мог уснуть перед долгожданной поездкой. Я любовался лунной дорожкой, приседал и отжимался от палубы, громко декламировал стихи, устраивал забеги на несколько метров, искал Большую медведицу, любовался лунной дорожкой, отжимался, делился с Мишкой мечтами. Потом в изнеможении упал на диван, укутался бушлатом и одеялом и почти мгновенно уснул.


     Наутро горизонт был совершенно ровным. Точнее, несмотря на совершенно ясное небо, горизонт терялся в белёсой дымке. Поэтому я не представлял, далеко ли до земли.

     Я ненадолго открывал какую-нибудь книгу, читал Мишке два-три стихотворения, не понимая, о чём речь, откладывал её и снова нетерпеливо всматривался в горизонт, пытаясь угадать, как повернуть парус, чтобы плот вынесло именно на мой райский берег. Школьный атлас мира стал самой любимой книгой. Я вдоль и поперёк исходил весь Тихий океан, изучил течения, запомнил названия почти всех островов.

     — Допустим, Мишка, мы неизбежно попадаем в зону действия течения, которое понесёт нас к Америке. Потом — к Аляске либо Южной Америке. Но я хочу верить: именно благодаря моему страстному желанию всё будет именно так, как я рассчитал, — зная, что меня никто, кроме Мишки не может слышать, я говорил нарочито громко: — наше желание убежать от рутины и давления к свободе и исполнению мечтаний настолько велико, что мы поплывём против ветра и течения к тропическому острову в океане. Знаю — безрассудно. Но пока дует северный ветер! Есть фрегат! Есть парус! Потом будут морские течения и пассаты!

     — Главное — есть наше желание! А пока дует северо-северо-восточный ветер, расправь-ка пошире дырявый славный парус.

     Я максимально расправлял верный парус, и мы с Мишкой молча любовались им, словно необыкновенной картиной.