Видеть

Возвращаясь с работы, Аллаберген проходит привычным путем: сперва квартал мимо парка, поворот налево у банка, переход через улицу и еще два квартала. Живет он в длинной пятиэтажке, где  в пристройке расположен магазин «Надежда». На всякий случай  он спрашивает прохожего в конце пути: «Где  магазин «Надежда»?»  «Да вот же он, что ты, не видишь?» Аллаберген не видит уже семнадцать лет.  Иногда его забирает с работы сын на машине,  иногда он едет на автобусе, но если хорошая погода,  любит пройтись пешком. Если идешь за стуком каблучков, то можно спокойно переходить дорогу.

Аллаберген был девятым ребенком в семье, младшим.  Семья жила в поселке на севере Казахстана, дед слыл знаменитым костоправом. Из соседних поселков: из русского и из немецкого, и даже издалека,  везли к деду больных. Кому-то он сразу помогал, кого-то оставлял на несколько дней в доме, кому-то говорил, что помочь не сможет. Но последних было немного.  Аллаберген смотрел, как дед укладывает больного на живот и колдует над его спиной: на что-то надавливает, что-то щупает. «Видишь, - говорил он, – ноги болят оттого, что вот этот позвонок не на месте».  Аллаберген удивлялся: ноги ведь далеко. Дед  резко надавливает на спину, больной вскрикивает. Потом много подарков приносили деду, и еду, и вещи, и деньги, кто что может, благодарили. Аллаберген хорошо запомнил, как дед лечил девочку с вывернутой ногой: велел  вола два дня не поить. А потом посадил девочку на вола и велел дать волу воды. Вол пил, пил, и бока его раздувались, а девочка в какой-то момент вскрикнула и сустав ее встал на место. Дед был чудной человек. Маленького Аллабергена часто оставляли с дедом, он прятался за пологом  и наблюдал, как дед колдует. Однажды нашел куклу своей сестры и стал ей по спине стучать. Дед видел и смеялся: «Как вырастешь, научу тебя».   Однако когда Аллаберген вырос, он поступил учиться в техникум и стал электриком.

Они с Айжан поженились рано, как только восемнадцать исполнилось. Вместе в школе учились и соседями были. Аллабергену кажется, что он любит Айжан, сколько себя помнит. Сколько раз он проходил мимо дома Айжан, надеясь увидеть ее во дворе! Если видел, то весь день счастлив был. Бесконечно мог смотреть на ее милое чудесное лицо, на ее тоненькую гибкую фигурку. Что бы делал, если бы Айжан отказала ему – не знал. Но Айжан не отказала. Да оно и понятно – Аллаберген красивый, сильный и веселый парень, поет здорово, на гитаре играет и истории рассказывает. И при деле. Влюбилась Айжан.
Уходили они в цветущую степь и счастливы были, как были счастливы!

Когда Аллабергену исполнилась тридцать, у них с Айжан родился уже третий ребенок, девочка Алия. А вскоре после этого Аллаберген проснулся утром и понял, что он ничего не видит. «Айжан, - говорил он, - Айжан, где ты?» Айжан думала, что он дурачится.

Оказалось, что у Аллабергена врожденная глаукома. После шестнадцати операций, поездок в больницы Алма-аты, Уфы, Новосибирска, стало ясно, что видеть он не будет никогда. Ночь, окружившая Аллабергена снаружи, стала просачиваться ему внутрь. Айжан ни в чем не упрекала его. Она целовала его, говорила ласковые слова. «Я всегда буду любить тебя, - говорила Айжан. – Я буду любить тебя любого, потому что нет и не будет никого лучше тебя». Аллаберген обнимал ее, маленькую и хрупкую, и отчаяние охватывало его. Он понимал, как тяжело ей одной с тремя детьми да еще с ним, как ей, несмотря на помощь родственников, попросту не хватает денег, и черные мысли стали приходить ему в голову.      

Дед к этому времени был уже очень стар. Он почти не вставал и почти ничего не видел. Аллаберген сидел у его кровати. «Дед, ты же мудрый человек», - говорил Аллаберген. «Я не мудрый, я старый». «А я молодой, и я тоже слепой. Зачем мне жить?» «Ты более слепой, чем я, - поправил дед. – Жизнь – это дар». «Ты шутишь, дед? Зачем мне такой дар?» «Ты пока не знаешь, зачем». «Может, то, что я ослеп, что мне детей растить не на что, что жене своей я обуза – тоже дар?» «Может», - согласился дед.

Этой ночью Аллаберген не спал и думал, как нелепа старость, что даже такой человек, как дед, теряет разум.   

Приехал дядя Нурлан. «Надо поехать в Истаравшан, - говорил он. - Там черный камень святой. Слепые прозревают, калеки на ноги встают. Сосед мой был паралитик, сейчас ходит как молодой. Просить надо». Советский парень Аллаберген не верил в мусульманские святыни, но сидеть дома обузой для Айжан было невмоготу. Они поехали. Сначала поездом, потом автобусом. Дядя Нурлан болтал без умолку. Про всех родственников и соседей рассказал. Энциклопедия была у Нурлана в голове. Шуточки и прибауточки на всякий счет имелись.  «Меня отвлекает», - понимал Аллаберген. 

Черный камень не произвел на Аллабергена впечатления. Он повозил руками по холодной гладкой поверхности, но молитв не знал и просить правильно не умел. «Видеть хочу», - подумал.

На обратном пути сняли комнату для ночлега  в доме у дороги. За стеной кто-то стонал беспрерывно. «Мать моя болеет, - сказала хозяйка. – Ноги у нее сильно болят.» «Дед бы небось вылечил, - сказал Аллаберген. – Тот мог». «А сам бы попробовал, - зачем-то встрял дядя Нурлан. – Ты же все детство возле деда торчал. Если б я торчал, я б научился». «Да ладно, научился бы ты! – отмахнулся Аллаберген. – Там сложно все». «А попробуй, сынок, - сказала хозяйка. – Все равно ей ничего не помогает».

Аллаберген пошел в соседнюю комнату и сел на стул, подставленный хозяйкой. Он потрогал колени старухи и почувствовал, какие они горячие. И как-то понял, что горячее это надо прогнать. Он стал гладить ноги, но горячее не разгонялось. Тогда он стал мять ноги, все сильнее и сильнее. Старуха стонала и кряхтела. У Аллабергена сильные руки. Он мял и мял, потом положил старуху на живот и мял ей спину. Спина хрустела. И горячее ушло.

Аллаберген устал и уснул как убитый. Утром никаких стонов не было слышно. «Померла, что ли, мать?» - спросил дядя Нурлан хозяйку. «Нет, спит спокойно», - ответила та. «А говорил, не умеешь», - сказала она  Аллабергену при отъезде. И деньги с них  брать отказалась.

На обратном пути молчали. То ли дядя Нурлан все свои истории выложил, то ли еще отчего.

Осенью Аллаберген уехал в Китай изучать китайский массаж. Сначала в Урумчи, потом в Гуанчжоу и Шанхай. Сперва жил у местных казахов. Потом стал понимать язык, жил при клинике, там и работал. Сначала учеником доктора Чженя. «Это ничего, что ты не видишь, это даже хорошо. Чем меньше видят глаза, тем больше видят руки», - говорил  Чжень. Старик смотрел, как работает рослый казах, и спрашивал: «Откуда ты это знаешь? Я же тебе не показывал». «Дед научил», - не вполне правду отвечал Аллаберген.

Аллаберген сначала не брал денег за работу. Жилье и еда были бесплатные, кормили хорошо. Посетители клиники записывались к нему в очередь. Потом Аллибергена вызвал к себе Чжень. «Почему не берешь денег?» – старик был сердит. «Я ученик», - ответил Аллаберген. Чжень помолчал. Потом сказал: «Ты не ученик». И опять помолчал. «Ты слепой, но не святой. Ты просто хороший массажист».

В Китае Аллаберген провел почти два года. Он  хорошо зарабатывал.   Но стал скучать. По родине, по Айжан, по детям, и почему-то особенно по малышке Алии, которую видел только младенцем. Он вернулся, как только  пообещали его взять на работу в Астане.

Сначала Айжан и старшие дети, понимавшие, что с Аллабереном произошло, вообще избегали слова «видеть». Привыкли заменять его чем-то еще. Только малышка Алия, постоянно вертевшаяся рядом с отцом, все время болтала: «Папа, папа, смотри! Видишь?» И голосок ее звенел, как колокольчик. Сначала они гуляли втроем: Алия, Айжан и Аллаберген. Потом Айжан стала отпускать их вдвоем. Алия (душистая макушка, тонкая спинка, острые коленки) крепко держала Аллабергена за руку и, глядя  со стороны, никто не мог бы и подумать, что это не крепкий мужчина в темных очках ведет девочку за руку, а совсем наоборот.      

Аллаберген называет себя массажистом, так же написано на его визитке: «Незрячий массажист». Многие хотят попасть к нему на прием. Он всем говорит, что не врач и не имеет медицинского образования. С многочисленных бабушек, хворающих суставами, Аллаберген денег не берет. Бабушки приносят домашние яйца, картошку, творог, куличи на Пасху. Его дети выросли. Малышка Алия стала похожа на маму. «Значит, красавица», - понимает Аллаберген. 

Дорого заплатил Аллаберен за то, чтобы остановить время. Не властно время ни над Айжан, ни над братьями и сестрами, ни над мамой и отцом. Они уходят молодыми. Аллаберен трогает пальцами лицо Айжан: «Ты такая красивая!» «Какая я красивая, - смеется Айжан. – Я же вся седая и в морщинах. Вот здесь морщины и здесь». Аллаберен вновь трогает это милое лицо: «Никому не верь. Ты очень красивая».

Люди, которые ежедневно приходят к Аллаберену, вряд ли отдают себе отчет в том, как они существуют для него.  Как он представляет себе то, что стоит за жалкими уязвимыми косточками и хрящиками, которые  перебирает руками. Какие воспоминания он нанизывает на спины, локти, колени, кожу, голос, запах. Все мы придумываем себе людей заново, всего-то разницы в одном единственном чувстве.   

Люди, побывавшие у Аллабергена, рассказывают о нем своим знакомым. Другой рекламы, кроме этой молвы, у него нет. Его часто зовут приехать в другие города. Он объехал почти весь Казахстан, приглашают его и в Москву. Айжан всегда с ним. Им никогда не скучно вместе. Айжан  удивляется – даже в Москве к ним подходят люди и здороваются с Аллабергеном. Она подшучивает над ним – да ты знаменитость. Она гордится им, и Аллаберген это знает.
 
Снова звонит сотовый телефон. Аллаберген принимает звонок и долго слушает. «Снимки приносить не надо, я человек незрячий, - терпеливо объясняет Аллаберген. – Но помочь можно».