150. В. Агошков. Ефратово-Тросна тожь. НС. Лесков5
Это был, что называется, «субъект». Он жил в холодном, полуразрушенном доме в своём разорённом именьице при впадении Гостомли в Рыбницу, одевался в венгерку с шнурами, отлично говорил по-французски, весь свой век разъезжал по гостям на ледащей тройке в верёвочной упряжи; сватался ко всем барышням и от всех получал решительные отказы, но нимало этим не обижался; довольно мило играл на цитре и охотно «представ-лял» на вечерах Гамлета, Танкреда и ослеплённого Велизария.
Домой он попадал только изредка, и то случайно и неохотно, ибо здесь, «по неосторожности своей, зависел от ключницы». Словом, сбиралось множество гостей, и вдруг, совершенно ни для кого не-ожиданно, из окон залы заметили ещё незнакомый возок на почтовых, и через несколько минут человек докладывает о Телепнёве (как его звали по имени и отчеству — не помню).
Хозяйка приказала «просить», но сама осталась на своем диване, — зато многие гости пришли в замешательство. …При такой-то обстановке Телепнёв вошёл. Как человек воспитанный и светский, он умно представился хозяйке, получил её привет и был усажен в ближайшее к ней кресло. Но тут сейчас и пошла порча компании: дворяне стали к Телеп-неву приближаться, подседать, и послышалось величание его «превосходительством».
У хозяйки раз и два тряхнулись на чепце оборки, а Фигаро начал переходить от одного гостя к другому и язвительно шептал: — Что же вы далече сидите?.. идите поближе и повеличайте его превосходительство.
Потянуло по зиновьевскому дому таким тоном, про какой тут и не слыхивали. Даже две дамы уже запревосходительствовали. Фигаро смотрел на хозяйку с выражением ужа-са и гнева и показывал ей глазами, что «это невозможно»!
— Я, мол, свое дело исполняю, я стою на страже и кричу: «Татары идут!», а ты знай, как их отражать.
Вскоре это и случилось, и Фигаро был утешен: когда один из гостей особенно за-частил «превосходительством», хозяйка извинилась и поправила его, сказав:
— Нашего почтенного гостя зовут так-то и так-то. (Она назвала Телепнева по име-ни и по отчеству.) А через несколько минут, когда другой опять запревосходительствовал, — она опять сделала то же самое, и когда начал такую историю третий, то Телепнёв уже сам сказал ему: — Мое имя и отчество — если угодно — так и так.
Настасье Сергеевне это было очень приятно, а «Фигаро» перестал щипать усы, и опять настал «простой тон», как всегда бывало: гости смеялись, шутили, весело отобеда-ли, потом катались на тройках, из которых одною превосходно правил князь А. Трубецкой, а Фигаро выехал на своих одрах в верёвочной упряжи, и в его-то ветхие сани сели самые милые дамы и барышни и с ними заезжий вельможа. Фигаро захотел отличиться, вздумал обгонять заводских коней Трубецкого и всех своих пассажиров вывалил, а одров утопил в сугробах.
Дамы и сановник, вываленные в снег, возвратились в дом пешком и были в та-ком весёлом расположении, что смеху и шуткам не было конца.
Телепнёв хохотал больше всех и даже участвовал в присуждении наказания для Фигаро, который должен был за свою неловкость танцевать качучу с кастаньетами в жен-ском платье. Когда же вечером Телепнёв, спешивший в город Кромы, уезжал ранее других, хозяйка провожала его до передней и, проходя с ним через библиотеку, извинилась (она любила извиняться) и сказала ему по-французски:
— Вы меня, пожалуйста, извините, что я давеча говорила всем ваше имя: у нас разговор в другой форме не в обычае. За хлебом за солью все равны... Я ожидаю, что вы мне это простили и не сочли за неуместное.
Телепнёв улыбнулся, …поцеловал её руку и отвечал, что он сохранит самое луч-шее воспоминание о её милом обществе, в котором провёл очень приятный день в жизни.
— Ну, а я благодарю вас ещё более. И нам в вашем обществе было очень прият-но. А если бы иначе, то все бы начали себя другим образом чувствовать... неодинаково... Марья Николаевна, которая в жёлтой шали, дьяконица, она мне большой друг, я её ува-жаю за добродетели, а она бы сконфузилась и убежала, а Казюлькин очень добрый и бла-городный, но легко обижается и может колкость сказать.
Дворянин же Казюлькин и сам выступил на сцену: когда сановник в передней оде-вал шубу, он отвесил ему поклон и сказал напутствие: — Счастливый путь и всего хороше-го. Как честный человек и дворянин, прошу пожать вашу руку. Казюлькин. Очень рад, что вам было весело. Нагоняйте губернатору холоду, а сами не простудитесь, захватите от нас тепла в шубу. Я просьб не имею, но буду иметь честь вам представиться.
И он действительно ездил на своих одрах и мочалах в Орёл и сделал Т—ву «визит без надобности», но не был принят и не обиделся.
— Что же такое, — говорил Казюлькин, — здесь он свой тон держит, а мы там свой выдержали. Это порядок: всякий бестия на своем месте.
Приходский иерей при погребении Настасьи Сергеевны отличился тем, что сказал действительно правдивое слово: «Сия-де была для многих примером: она о всех лучше предусматривала и учреждала в своём домостроительстве; она совмещала благородство с простотою и разум со снисхождением; она соединяла вкупе разлученные неравенством, якобы все были равны во имя всех создавшего бога».
Исчезновение таких дававших тон обществу хозяек есть чувствительная утрата в нашей общественности, и она теперь сказывается скукою домашних собраний и всем тем, что мы видим, наблюдая всеобщее и повсеместное неумение жить сколько-нибудь весело, даже при огромнейших затратах. Веселье и ум удалились, а их заменили шум и дорого-стоящая аляповость, которую раньше всех стали вводить у себя «прибыльщики» и «ком-панейщики», принесшие собою очень дурной пример и соблазн в общежитие.
Великорусская народная поэзия представляет самыми мелочными и ненасытными честолюбцами купцов: купец постоянно в знать лезет, он «мошной вперёд прёт». Не заслу-гами, а опять «мошной родства добывает и чести прикупает». Купец «к князю за стол мос-тится», купец «в пуд медаль ищет», он «с дворянином ровняется», дочь за майора выдаёт, за сына боярышню сватает, на крестины генерала просит и т.п.
Малороссийская поэзия, изобилующая наивным юмором и ирониею, тоже уловила и осмеяла эту черту, представив, как русским купцам везде всё кажутся чины и знатность.
…О простоте они понимали различно: что одним казалось лишней претензионно-стью, в том другие видели упрощение. Всеволод Крестовский где-то рассказывает, что один купец из евреев, произведённый в действительные статские советники, сказал ему:
— Зачем вы всё беспокоитесь припоминать мое имя: вы называйте меня без це-ремонии просто: «ваше превосходительство». Простота людям этого сорта не нравится…
………………………………
.(*) Важный чиновник Телепнёв — по-видимому, Василий Дмитриевич Телепнёв (1796-1851), чиновник министерства внутренних дел. Сообщения об особых его полномо-чиях и пр. являются досужим вымыслом «орловского «общества».
Трубецкой, Петр Иванович — орловский губернатор.
*
(С) В.И. Агошков.
Свидетельство о публикации №214051100003