Химера Борея. Глава XVI

                ГДЕ ЖЕ ГАБРИЭЛЬ?



   У каждого старого дома есть легенда о призраке. Топ Уизенс был очень старым домом. И у него был свой призрак. В отличие от многих привидений, это была не абстракция  вроде «белой дамы» или «человека в голубом». Призрак имел имя. Его звали Габриэль. Шаги за дверью живо напомнили о ней. Вдруг это она крадется ночью? Ее присутствие чувствовалось во всем, - и в то же время ее словно и не существовало вовсе. Чезаре начинало казаться, что само ее имя необычно. Он пробовал его на вкус, повторяя в уме, как молитву, - и оно входило в его плоть и кровь, как нечто органичное и неотделимое от него самого.
    Кроме мыслей о Габриэль Чезаре охватило предчувствие страха.  Он лежал и чутко прислушивался к звукам за дверью, как зверь, залегший на дно глубокого оврага и чующий приближение охотников. Его нарождающийся страх был безотчетным, совершенно иррациональным. Чезаре с ужасающей ясностью осознал, что на несколько миль вокруг Топ Уизенс – ни души. Никого, кроме пятерых человек в старинном доме с деревянными дверьми и хлипкими замками. Старик, Хелен и  Габриэль вряд ли могут защититься. Ричард наверняка обладает силищей вепря, но что может сделать один вепрь против нескольких ловкачей с оружием?
      Шаги стали значительно громче. Казалось, еще секунда – и неизвестный, крадущийся по коридору незнакомец войдет к Чезаре. Однако шаги начали постепенно стихать. Повинуясь порыву, Чезаре накинул халат и открыл дверь, двигаясь бесшумно, точно кошка. Шаги были слишком легкие, чтобы принадлежать мужчине. Чезаре был убежден, что тень, прошмыгнувшая мимо его двери, - Габриэль. Он прошел коридор, двигаясь на цыпочках, и посмотрел вниз. Сквозь густой сумрак столовой пробивался тонкий луч света со стороны кухни. Женская тень проскользнула в нишу у окна, но на сотую долю секунды попала в лужицу света, и ее рыжие волосы вспыхнули и погасли, остуженные темнотой.  Это была всего лишь Хелен. Чезаре почувствовал легкий приступ досады. И все же он не отступился. Чезаре бесшумно спустился вниз и затаился под лестницей, заинтригованный происходящим.
    Хелен вошла на кухню, где за грубо сбитым столом уже сидели Ричард и Гринвуд. Втроем они образовали нечто вроде пародии на военный совет в пижамах.
     Ричард флегматично курил. У него было очень выразительное лицо, и сразу было понятно: ему совершенно не нравится происходящее. Посасывая мундштук, он демонстративно размышлял над кроссвордом в тусклом свете керосиновой лампы.
   Гринвуд, буравящий его взглядом добрых пять минут, наконец, выхватил у него газету и, смяв ее, швырнул в камин. Хелен возмущенно шикнула на него:
- Мистер Гринвуд!
- Что мистер Гринвуд?! – свирепо отозвался старик, - Этот…этот кретин надо мной издевается, а ты, милочка, хочешь, чтобы я терпел?!
- Скажи-ка друг мой Артур, ты выпил таблетки на ночь? – протянул Ричард, приподняв бровь. Чезаре насторожился: Артуром Гринвуда звали давным-давно. Почти сто процентов, что Ричард – человек, связанный с прошлым старика.
   Гринвуд уставился на Ричарда в немой ярости. Хелен примирительно сказала:
- Господа, пожалуйста, прекратите.  Мистер Гринвуд, я готова слушать вас очень внимательно.
- Неужели? – уже спокойнее отозвался Гринвуд, - То-то ты опоздала.
- Моя комната рядом со спальней мистера Марчелли, а он спит очень чутко, - пожала плечами Хелен, - Может быть, меня посвятят в подробности?
- С величайшим удовольствием, - хмыкнул Ричард. Гринвуд перебил его:
- Замолчи и слушай, раз не умеешь нормально разговаривать. Мистер Марчелли...что ты о нем думаешь, Хелен?
  Ричард пристально посмотрел на Хелен. 
- Милый юноша. Если бы пополнел, стал бы красавцем. Впалые щеки не очень ему к лицу…
- Рад, что он в твоем вкусе, - съязвил Гринвуд, - Но меня другое интересует. Вызывает ли у тебя доверие этот красавец с впалыми щеками?
  Хелен тяжело вздохнула:
 - Мистер Гринвуд, если вы и правда хотите знать мое мнение…
- Жажду, как видишь.
- ..то я скажу: нельзя подозревать всех и во всем. Может быть, Чезаре Марчелли – единственный человек из внешнего мира, которому вы можете доверять. Он – племянник вашей жены…
- Вздор. Я верю в кровь. А по крови он мне никто, - отрезал Гринвуд.
- Слушай-ка, а что ты предлагаешь, доблестный сэр Артур? Выкинуть его на улицу, как котенка? – произнес Ричард, сжав кулаки, - Мы не имеем права так поступать с человеком, который имел законное основание нас засудить, но этого не сделал! Ты уже слышал, думаю, о статье этого пройдохи Хантера?! Нас бы на суде растоптали!
- Ах, да, дело только в этом! Благородный мистер Марчелли,  предмет восхищения нашего Ричарда! А может, Ричарда в нем восхищает нечто совсем другое?!... – иронично начал Гринвуд, но Хелен встряла в его полный яда монолог:
- Зачем вы дразните Ри…
   Ричард вскочил.
- На что, интересно знать, ты намекаешь? – ледяным голосом спросил он Гринвуда.
- Мне озвучить или сам поймешь? – Гринвуд лукаво наклонил голову набок.
  Ричард махнул рукой и сорвал с вешалки пальто. Хелен испуганно вскочила:
- Куда ты?
- Спать – я устал от этого бесконечного разговора, - отрезал Ричард и ушел. Послышался хруст свежевыпавшего снега, затем отключилась сигнализация джипа и хлопнула дверца. Все смолкло.
    Гринвуд в изнеможении опустился на стул. Его худое тело сотрясала лихорадочная дрожь. Бросив быстрый взгляд на Хелен, он спросил слабо:
 - Ты меня, естественно, не поддержишь? Двое против одного, значит?
  Хелен села рядом с ним и принялась осторожно гладить его по спине.
- Мистер Гринвуд, дайте Чезаре шанс. Мне кажется, он достоин его. А нет – в любую минуту вы можете отказать ему от дома.
- Ты не понимаешь. Если он продаст меня…
- Этого точно не надо бояться. Мы с Ричардом навели справки – Чезаре ушел из журналистики. 
- Ну что ж… - Гринвуд с трудом поднялся, - Пускай себе живет.
  Старик вышел из кухни, но, оглянувшись, заметил Хелен:
- И все-таки, дорогая моя миссис Вулф, я ему не верю.
   Шаркая старыми тапочками, Гринвуд удалился в кабинет. С легким вздохом Хелен проводила его взором, а потом устало поднялась к себе наверх. Военный совет был окончен. Дождавшись, пока все стихнет, Чезаре бесшумно проскользнул в свою спальню.  Раскинувшись на просторной кровати, он принялся размышлять над услышанным.
   Положение его в Топ Уизенс было шатким, однако Хелен и Ричард были его безусловным союзниками. Это давало преимущество перед Гринвудом  и вселяло уверенность. Главным было выиграть как можно больше времени, поэтому стоило держаться определенной стратегии поведения, не показывая истинных чувств. Лучше демонстрировать свою независимость, но как можно менее агрессивно. Такой стиль общения Гринвуд должен был оценить.
   Миновал час быка – самый темный в ночи. Было слышно, как чертыхается внизу Ричард, пытаясь попасть ключом в кромешной темноте в замочную скважину. За ним захлопнулась дверь – и все звуки утонули в безбрежном океане тишины. Чезаре слушал свое дыхание, и пытался убаюкать себя его ритмом, но тщетно – сон бежал от него.    Чезаре со вздохом поднялся и нашел на письменном столе список книг, данный Гринвудом. В неверном свете камина он рассеянно пробежался глазами по длинному перечню авторов. Камю, Золя, Моэм…Чезаре выбрал Сервантеса.
   Он зажег лампу и принялся за чтение, - чем, к своему стыду, давно уже не занимался. Он читал книги или монографии, если это нужно было для работы – но взять в руки книгу ради себя самого не приходило ему в голову. Однако  что еще делать ночью в сельском доме, когда томит бессонница?
   «В некоем селе Ламанчском, которого название у меня нет охоты припоминать, не так давно жил-был один из тех идальго, чье имущество заключается в фамильном копье, тощей кляче и борзой собаке.» Простодушно-ироничный тон автора захватил Чезаре без остатка. И он впервые за долгое время погрузился в книгу так, что забыл о времени. На ее страницах было рассеяно множество пометок, сделанных быстрым  почерком. После долгих стараний Чезаре сумел разобрать только одну: «Смешно и страшно при мысли, что Дон Кихот – мое точное отражение.» Кто был этот неизвестный вдумчивый читатель, Чезаре не смог догадаться. Почерк был знаком ему очень смутно.
   Когда Чезаре очнулся от книжного забытья, угли в камине, подернутые хрупким кружевом пепла, едва заметно тлели. Рассвет пунцовым пятном расползался на серой плащанице утреннего неба. Чезаре рывком поднялся и оглядел комнату беспокойным взглядом. Он и не заметил, как прошла ночь. Спать ему не хотелось. Его охватила лихорадочная бодрость. От ночной меланхолии не осталось и следа. Отлично понимая, что ему уже не уснуть, Чезаре решил осмотреть дом. Может быть, ему удастся найти комнату Габриэль. Или – чем черт не шутит? – встретиться с ней самой.
   
    Разрушенная ферма Топ Уизенс, вдохновившая Кэтрин Бренуэлл на создание «Губительной высоты», была куплена старым чудаком графом Саммерсом у птицевода Эрнеста Родди за много лет до того, как у сына Саммерса перекупил ее, в свою очередь, Николас Гринвуд. Родди восстановил дом из развалин, Саммерс сделал его максимально похожим на ферму из романа Кэтрин Бренуэлл, а Гринвуд переделал его на свое усмотрение. Каким было настоящее лицо фермы  - уже никто не знал.
   Дверь в дом находилась под высокой каменной аркой с барельефом, изображающим сцепившихся в смертельной схватке грифонов, и вела в просторную кухню квадратной формы с переносной плиткой и большим очагом, которым, впрочем, редко пользовались. Высокий деревянный потолок был увешан душистыми связками мяты, шалфея, лаванды и других трав, гораздо более экзотических и потому незнакомых не искушенному в ботанике Чезаре. Посередине кухни стоял грубо сколоченный деревянный стол, окруженный лавками, на одной из которых крепко спал Ричард, закутавшись в плед. Рядом с ним валялась пустая бутылка из-под виски.
   В углу располагался шкаф, набитый посудой и пыльными баночками со специями. Он был таким большим и неуклюжим, что напоминал неотесанного деревенского юношу.
   Рядом с каминным очагом Чезаре обнаружил открытый люк для спуска в ярко освещенный подвал. Подумав немного, он решил спуститься туда и осмотреть все – тем более, что Ричард никак не мог ему в этом воспрепятствовать.
   Подвальное помещение оказалось очень просторным – и обставленным весьма современно. Оно было разделено на две комнаты. Первую отвели под  кладовку – там все было заставлено консервами, вареньями, соками, крупами и объемными мешками с картошкой.
   Вторую оборудовали под мастерскую. Среди множества замысловатых инструментов там стояли недоделанные игрушечные кораблики, выполненные в точном соответствии со всеми стандартами кораблестроения, оснащенные мачтами и оригинальными флагами и недостроенные деревянные крепости с подъемными мостами и дозорными башнями.  Два кожаных фартука аккуратно висели на стене у самой двери. Чезаре рассудил, что они принадлежали Ричарду и Орландо.
   Чезаре дотронулся до одного из них – и, неожиданно для него самого, где-то внутри зашевелилась ревность. Он представил себе, как Ричард с Орландо мастерят что-то вместе, шутливо переговариваясь и обсуждая самые повседневные вещи. Они взмокли от долгой работы, и в перерыве к ним спускается Хелен с холодным чаем. Ричард был ровесником Ральфа.
   Чезаре быстро поднялся обратно на кухню. Подвал вызывал у него отвращение. Он отправился рассматривать столовую, смутно оставшуюся в его памяти.
  Столовая представляла собой узкую и длинную комнату с готической немецкой мебелью XVI века изысканного оттенка горького шоколада, люстрой из тускло поблескивающей бронзы и коллекцией старинного холодного оружия, горделиво мерцающего на стенах. Сбоку, у камина, располагалась маленькая дверца, завешанная гобеленом – это был вход в кабинет писателя. В вышивке гобелена, воспроизводящего картину Уотерхауса «Борей», преобладали выцветшие оттенки зеленого и пепельно-сизого. Бледная девушка в развевающейся накидке стояла спиной к неистовому вересковому ветру, и задумчивый взгляд ее был устремлен вдаль, на что-то невидимое для зрителя. Чезаре поймал себя на мысли, что именно такой представлял себе Габриэль.
    Массивная дубовая лестница, под которой, вопреки всякой логике,  располагалось высокое зеркало, вела из столовой на второй этаж, где по обеим сторонам длинного коридора располагалось десять спален, пять напротив пяти. Крайнюю справа отвели Чезаре. Две спальни с левой стороны занимали Вулфы, две с правой – Гринвуд и Ричард. Однако старик никогда не пользовался своей комнатой, предпочитая ей кабинет, а Ричард облюбовал для постоянного жилья кухню. Второй этаж казался нежилым – и только благодаря фанатичной любви Хелен к чистоте казался почти уютным.
   В правой стороне коридора второго этажа была просторная ванная, а напротив нее, в левой, -  винтовая лесенка из кованого металла, ведущая на чердак. Тусклый свет утреннего солнца освещал темную металлическую змею лестницы и невольно соблазнял подняться наверх.
   Чезаре так и сделал. Дверь на чердак, по-детски всхлипнув, распахнулась, и он застыл на месте. Перед ним была величественная библиотека, уставленная книгами от пола до пололка. Сумрачное безмолвие библиотеки потрясло его воображение. Книжные стеллажи располагались вдоль стен и перпендикулярно им, и, наверное, при взгляде сверху библиотека напоминала стилизованную схему человеческих ребер. Здесь были книги по психологии и философии, прекрасная подборка античных и средневековых авторов, и гораздо меньше – сочинений писателей XIX и XX века. Окон было ровно десять, и все они располагались очень высоко, под самой крышей. Кроме одного, выбитого над камином, закрытым экраном с вышитыми райскими птицами и лебедями. Подле камина стояли два кресла с цветастой обивкой, и лежал персидский ковер. Стена напротив окна стена была полностью отдана книгам.
    Чезаре подошел к ней и задумчиво провел рукой по книжным переплетам. В основном книги были на французском или о Франции – от преданий Бретани и рыцарских романов до сочинений Альбера Камю, Сартра, Симоны де Бовуар и Франсуазы Саган.
   Рука Чезаре замерла. Свифт был единственным писателем, помимо Кинга, заслуживший симпатию Чезаре. Стиль его был ироничен, а ум – остер и язвителен. Большего Чезаре было не нужно, чтобы проникнутся искренней привязанностью к покойному безумцу. О Джонатане Свифте он знал абсолютно все. И вдруг, у такого библиофила, как Гринвуд, -англичанин-сатирик XVI-го века Свифт,– и среди французских авторов, почти современников Гринвуда!  Здесь чувствовался подвох.
   Чезаре взял в руки книгу. Это было старинное издание «Писем суконщика», датируемое серединой XVIII века. Миниатюрная книжица в кожаном переплете, выкрашенным в благородный бордовый цвет и украшенным серебристой вязью букв, была очень пыльной – ее давно уже никто не читал. С виду в книге не было ничего необычного.
   Рука невольно потянулась с тем, чтобы открыть «Письма», как вдруг из-за стеллажа с французской литературой раздался бестелесный голос небесной чистоты. Чезаре замер. Сомнений не было – это пела Габриэль.