В логове зверя. гл. 4. Возвращение домой

           Вот и опять «Три острова»!  Жаркий летний день, тихий и ослепительный.  Разыскал попутную машину. На ней в Самойловку. За квартал до нашей квартиры грузовик остановился.  Дальше пешком. Мусе  кто-то о моём приезде  уже  сказал и она бежала мне навстречу по густой траве. И опять радостная встреча – не менее радостная, чем зимой в Дзержинске.
           Жена рассказала, что после отъезда курсов в селе  сразу стало пусто и грустно. Исчезли с улиц офицеры. Умолкли военные песни, звучавшие раньше с утра до позднего вечера… Изменилось и  отношение хозяйки к моей семье. На беду хозчасть  перед моим отъездом не завезла на квартиру дров. Обещала, но, как водится,  забыла.  Пришлось Мусе брать топор и отправляться за речку в молодой дубняк за топливом. Заготовка дров стоила ей многих трудов.  Серафима, дочь хозяйки, за что-то невзлюбила Стасика и в отсутствие Муси стала его бить.
            Вскоре он заболел гриппом и плевритом…
            Совсем плохо стало с продовольствием. Единственным источником снабжения остался рынок с его высокими ценами, а больному сыну нужно было хорошее питание. Он, несмотря на свои три с половиной годика, спокойно и стойко переносил все процедуры лечения, включая уколы. Но силы его заметно слабели. Жена сама не доедала – только чтобы накормить его.
             Из вещей продавать было нечего, разве что с себя, да и то уже ношенное, на которое никто бы не позарился. И однажды решилась продать на рынке  две пачки махорки, оставленные мной, и на вырученные деньги купить еды. Решение было рискованным: это могли расценить как спекуляцию и  сурово наказать по законам военного времени… Муся знала об этом, но всё же пошла на отчаянный шаг – сын болен и кормить его нечем. Попытка, как и следовало ожидать, окончилась плачевно.  Не имея ни малейшего опыта в торговле  вообще, а в конспиративной из под полы тем более,  Муся  попалась сразу же. Её арестовали сотрудники НКВД. Обвинили, как водится, в спекуляции. В злостной. Не ведомо уж по каким признакам. И оказаться бы Мусе в «местах не столь отдалённых», если бы не помощь её хорошей знакомой – жены одного из начальников местного отдела НКВД. Но даже, несмотря на такое знакомство и на то, что Муся была женой офицера Красной Армии, находящегося в тот момент на фронте, уговорить  чекиста  удалось не сразу.  Возбуждать против неё дело не стали, но отпустили из арестантской только вечером. Всё это время с утра больной Стасик оставался в квартире один.
             Две мои продовольственные посылки, отправленные из Воронежа, существенно помочь не смогли. От всей души Муся была благодарна врачу самойловской больницы. Эта женщина внимательно, заботливо отнеслась к нашему сыну. За время моего отсутствия жена сдружилась с ещё одной женщиной – эвакуированной, инженером по профессии. Часто встречались, утешали одна другую, взаимно помогали, чем могли. Впоследствии  Муся часто горевала о потере связи со своей случайной подругой, вместе с которой перенесли трудные  дни мая и июня 1942 года.
              Когда я находился ещё в Воронеже, райвоенком  неожиданно объявил об эвакуации всех семей офицеров из Самойловки. Но Муся решила не уезжать – дождаться меня. Ко всем треволнениям добавилось  ещё и беспокойство обо мне, когда пришли вести о положении дел в окрестностях Воронежа. Их принесли квартирьеры и вскоре приехавшие за ними первые подразделения. Время шло. Уже вернулись все батальоны курсов, державших оборону  под Воронежем. Не доставало только того, в котором служил я… Уже незадолго до моего возвращения один из офицеров успокоил: видел меня целым и невредимым после боёв.

               Учебный центр сам собой ликвидировался после ухода его учебных полков на оборону. Бывший первый батальон с комбатом капитаном Буйваликом отлично дрался под Воронежем на берегу Дона,  потопил много немцев на переправе. После боёв возвратился на прежнее место дислокации Центра и положил  начало организации уже других курсов – младших лейтенантов  Воронежского фронта. 
             Из остатков учебных полков и подразделений, прибывших в Самойловку, впоследствии были  созданы курсы младших лейтенантов  Сталинградского фронта. Начальником этих курсов временно назначили бывшего командира 3-го учебного полка  Учебного Центра  майора Меньшикова. Потом курсы возглавил полковник  Шведков, впоследствии командовавший Тамбовским кавалерийским училищем. Начальником  учебного отдела поставили бывшего командира 1-го учебного  полка Учебного Центра  полковника Пилинога – будущего Героя  Советского Союза.  Прежний  командир 2- го учебного полка, Мищенко, долго не показывался, пребывая неизвестно где, но всё-таки показался, прибыл и, уже за Волгой, вновь стал командиром учебного батальона.

            Курсы разместились на этот раз не в самом селе, а в лагере  километрах в трёх вверх по  течению реки в лесу. Там сделали из веток шалаши. Они плохо защищали от ветра, но зато хорошо пропускали дождь.

             Памятным событием пребывания в этом лагере стало чтение  перед строем приказа Сталина  № 227  об укреплении дисциплины в Красной Армии. Каждый офицер  поставил свою подпись в особом  списке как свидетельоство того, что, что он знает содержание приказа. Все офицеры, сержанты и солдаты встретили этот исторический приказ с удовлетворением.  «Правильно!  Таки и надо!» - слышалось в лагере после его чтения.

              Опять закипела работа на курсах. И не только на них. Командованию пришлось совмещать  работу военную  с сельскохозяйственной – помогать соседним колхозам  убирать урожай. На полевые работы отправлялись поочерёдно  роты слушателей и курсантов. Колхозники за помощь благодарили, угощали хорошим обедом с жирными щами, молоком и мёдом – очень своевременное  подспорье казённому харчу.
                Небо над  лагерем то и дело  навещали немецкие самолёты. Но бомбили почему-то только  один раз – в районе железнодорожной станции. Вероятно, не знали о нашем  расположении и не могли сверху разглядеть. А цель была заманчивая…
                Я весь день проводил в лагере. Ночевать ходил иногда в село. Нравился мне этот путь от лагеря до Самойловки по полевой дороге мимо лугов вдоль опушки леса. Ходил этим путём или вечером, при закате солнца, или рано утром. Поражала буйная растительность как в полях, так и в самом селе. На обширных пустырях и даже на улице сплошь стояла высокая густая лебеда. Эта дремучая поросль на усадьбе возле нашей квартиры Стасика скрывала с головой. Только колебания верхушек травы позволяло определить, где он там движется. В этой густой траве  прямо возле дома росло множество шампиньонов. Местные жители их не ели, считая ядовитыми. А Муся ежедневно набирала  набирала по целой тарелке душистых грибов – деликатесов. Аборигены удивлялись:  этих бисовых москалей и отрава не берёт.
              Не долго на этот раз простояли курсы  в Самойловке. В июле начали поговаривать о передислокации. Стасик всё ещё болел. Держалась высокая температура. Мы беспокоились: как же с ним, больным, поедем в воинском эшелоне… Объявили день погрузки.  Фронт приближался – перебирались за Волгу.

 


Рецензии
интересно Надо дальше писать как было за Волгой

Мутуш Танов   21.05.2014 08:56     Заявить о нарушении