Полный конец

  Конечно, нашему миру было суждено однажды погаснуть, сделав некое заранее определенное количество кругов вокруг солнца. Ему было суждено закончиться, исчезнуть так, будто бы он вовсе и не появлялся, не оставить после себя даже космической пыли, из которой он был изначально создан. Пропасть даже из времени: ни в прошлом, ни в будущем нашей Вселенной уже нельзя найти этот маленький, но живучий и густонаселенный зелено-голубой шарик, наматывающий круги в бессмысленной гонке с остальными планетами. Казалось, что всё наше существование полно какого-то неземного, непознаваемого, но великого смысла, что ничего не происходит просто так, и каждая жалкая человеческая жизнь оставляет свой отпечаток на самом мироздании, куда уж там говорить про какую-то мелкую планетку: она вся уже истоптана бесчисленным множеством людских следов. Они подобны мелким ссадинам, без должного лечения превращающимся в глубокие раны. Доживая свои последние дни, мир, наверное, был очень счастлив, что его мучения наконец-то закончены, и что вместе с собой он унесет миллиарды ненавистных жизней…

      Так оно и случилось, и стало ясно: все это не несло никакого замысла. Идеалисты горько плачут в свои призрачные платки, а другие же торжествуют над победой материи, над восхождением их главной мысли. Человеческий разум, мысли, поступки, события никак не влияют на Вселенную, и лишь одним неловким движением она может скинуть нас, паразитов, со своего девственно чистого тела.

      Как это всё закончилось – вопрос субъективный. Каждый увидел конец именно таким, каким он его себе представлял. К кому-то в гости наведались Всадники Апокалипсиса, кто-то с восторженным взором наблюдал за восходящей в небе планетой Нибиру, кто-то решил повторить участь динозавров и подставить своё хрупкое тело под удар метеорита… можно продолжать бесконечно. На самом же деле, это можно сравнить с тем, как в фильмах про путешествие во времени человек убивает своего отца и перестает существовать. Так же, наверное, кто-то вернулся в начало времен и уничтожил тот камень, из которого должна была возникнуть эта несчастная Земля.

      Самый главный вопрос – что происходит с душой человека, который постигает антипод существования, небытие, ежели она вообще существует? Происходит ли с ним то же самое, что с обычным представителем человечества после смерти, или же это что-то еще более непостижимое, непонятное? Может, ему дается шанс родиться в другом теле, раз уж вопрос бытия этого тела стоит под вопросом? Как и многие великие вопросы философии, этот можно проверить только на практике.

      Впрочем, оставляя все экзистенциальные споры, можно прийти к главной сути: наступил конец. По-крайней мере то, что принято им называть: небо потухло, люди умерли, и все остальные прелести Армагеддона дали о себе знать. Это, конечно, грустно, но ничего не попишешь: что случилось, то случилось.
 
      Николай очень удивился тому, что ему удалось открыть глаза: все-таки, когда на тебя мчится необъятная волна пламени, с жадностью одинокого богача пожирая всё на своем пути, поневоле начинаешь мириться с тем, что ни глаз, ни каких-либо других составляющих твоего тело уже не будет. Да, именно так он и представлял себе Конец Света, простенько и сердито: огромная волна пламени придет от Солнца и уничтожит всё за несколько секунд, так, что ни поплакать не успеешь, ни даже в трусы, простите, наложить. Такова и была его формулировка, точь-в-точь, а на фразе про трусы он обычно даже заострял внимание. Все-таки, когда говоришь о чем-то пугающем с пошлостью и иронией, это становится не более тревожным, чем карикатурная зарисовка в бульварной газете. Так и произошло: Николай успел разве что закрыть глаза скорее рефлекторно, и прошептать «прощай» своей неплохой, но уже успевшей надоесть жизни.

      Боли он не почувствовал. Пламя прошло сквозь него как прибрежный ветерок летним вечером, и вскоре совсем утихло. Юноша даже разочаровался: всю жизнь он изнемогал от скуки, и надеялся, что хоть умирать будет весело, а тут – такая подстава.

      В общем, глаза-то он открыл, но толком ничего не увидел. Парил себе в каком-то темном пространстве, хоть ногами дрыгай, хоть кричи – ничего не сделается от того. Потому он даже и не пытался. Николай парень не глупый, ему еще в школе говорили, что он всё схватывает налету. Хотя, о какой школе теперь может быть речь, если ничего более не существует? Даже сам Николай ощущает себя не более чем миражом, но уж точно не реальным объектом. Выпасть из пространства и времени, оказаться ничем и нигде – это куда проще и понятнее, чем кажется.

      «Будь у меня здесь ручка с бумажкой, я бы написал стихи, - подумал Николай. – Тут такая уединенная, умиротворяющая обстановка – мечта поэта просто!»

      Похоже, после смерти Николай потерял возможность удивляться, ведь когда в его руках действительно возник пустой блокнотик в клеточку и дешевая шариковая ручка из сомнительного ларька, он лишь хмыкнул и принялся записывать приходящие в голову образы, сопоставлять их со словами, слова собирать в рифмы… В общем, этот тяжкий творческий процесс показался ему практически бесконечным. Получать вдохновение от нескончаемой, антипространственной тьмы может только настоящий умелец слова, такой, как Николай. Удивительно легким и бесчувственным было прикосновение ручки к бумаге, будто бы та сама по себе записывала мысли писателя, а тот лишь придерживал её, чтоб не улетела.

      Кто еще может похвастаться, что на написание стихотворения он потратил бесконечность? Никто, только Николай. По-крайней мере, здесь каждая секунда была бесконечностью, ибо времени здесь не существовало – оно-то и ясно. Какое тут время, да и зачем оно нужно? На работу не опоздаешь, режим сна не собьется (ни одного физического недомогания Николай за собой не обнаружил), да и сериал по любимому каналу уж никуда не денется… А ведь как жалко-то! Именно сейчас в груди Николая защемило тягостное чувство печали и жалости к пропавшему миру. Столько сериалов осталось без завершения, столько сюжетов не раскрылось, столько вопросов осталось без ответа!

      Николая сразу же посетила идея пожелать «продолжения банкета» так же, как он пожелал ручку с блокнотом. Но как бы он не формулировал свои заказы, мир не возвращался в свой привычный облик, а возникающие перед ним экраны телевизоров показывали лишь те серии, которые он уже видел. Вот главный герой заглядывает в комнату, где видит нечто, доводящее его до слез. А что там было на самом деле, автор обещал раскрыть только в конце сезона, до которого никто не дожил. Обидно, очень.

      Вскоре Николая посетило старое доброе чувство скуки. «Как навязчивая теща, ей-Богу, даже после смерти от тебя покою нет…»

      Так он поприветствовал это состояние, при котором так хочется чем-нибудь заняться, но все предлагаемые варианты кажутся неинтересными, бесперспективными или просто надоевшими. Он уже и не знал как себя развлечь: и салюты пускал, и различные конструкции мастерил, и даже в игровую консоль играл, но в итоге все равно сдался.

      Мысль о том, что таким образом придется провести бесконечность, не сколько огорчала Николая, сколько злила. А злость, как известно, имеет куда большую силу, чем отчаяние. Будь поблизости стена, он обязательно ударил бы её, как любят делать все разозлившиеся мужики, а затем сделал бы вид, что сломанная рука после такого акта никоим образом его не беспокоит, и он готов еще как минимум десяток стен таким же образом атаковать. К сожалению, бить здесь было нечего, кроме, разве что, самого Николая, а мазохизмом юноша никогда не промышлял.

      Поэтому, вспомнив великое изречение о том, что слова сильнее меча, Николай воссоздал в памяти все преподанные ему жизнью уроки злословия. Вспомнил своих одноклассников, которые использовали брань вместо знаков пунктуации, вспомнил бабок у подъезда и на рынке, столь сильно ненавидящих каждое явление, их окружающее, вспомнил своего дядю, что, напившись, изрекал фразы, вполне достойные звания литературных.
 
      Если не прибегать к точным цитатам, то Николай выразил своё сильное недовольство сложившимися обстоятельствами, заявил, что не побоится использовать все средства, дабы найти виновника происходящего, даже если это сам Господь, нанести ему сильные физические увечья, войти в половой контакт не только с ним, но и с его ближайшими родственниками и даже с домашними животными. В общем, речь получилась очень внушающей, угрожающей: Николай сам не ожидал от себя такой прыти. Он даже хулиганов послать на три буквы не мог, а тут на самого Господа с кулаками полез! Наверное, правду говорят, мертвому всё по зубам… Или так не говорят? Не важно.

      Никакого ответа, конечно, не последовало. Это вам не интернет, где даже на вопрос «Как дела?» можно получить сотни гневных сообщений, мало чем, кстати, отличающимся от недавних фраз Николая. Зато материя вокруг явно изменилась. Она все еще была беспросветно черной, но теперь была похожа скорее на кусок натянутой ткани, и расположение этой ткани менялось вместе с направлением взгляда Николая. Еще более разгневавшись от того, что ему не уделяют должного внимания, Николай ухватился за эту ткань двумя руками и принялся тянуть её в разные стороны. Одного рывка было достаточно, чтобы ткань податливо разошлась и пропустила изнутри яркое свечение, как в кинофильмах. Хоть это был обычный свет, он лишь казался ярким для привыкших к темноте глаз.

      Николай сразу же окунулся в образовавшуюся щель и обнаружил себя на твердой поверхности, что уже несказанно радовало. Причем обнаружил в лежачем положении. И еще одна маленькая деталь – голышом. Но это ни разу не смущало Николая. Он поднялся, осмотрелся. Это была обычная прихожая какой-нибудь советской коммуналки: серые обшарпанные стены, ржавые крючки для одежды, пустующие, кстати. Коврик для обуви также был чисто для красоты. Полы, покрытые линолеумом, скрипели под ногами. Николай наслаждался этим скрипом, проходя немного вперед. Один проход вел на кухню, такую же неприметную и грязную. Другой, видимо, к санузлу. Две двери находились по двум сторонам угла прихожей. Николай принюхался: как ему не хватало этого пресного запаха пыли и старины, прямо как у бабушки в гостях! В первую очередь он направился в ванную. Чтобы понять, живой он или мертвый, да и является ли он тем же Николаем, или уж давно стал бесом каким-нибудь, нужно было постоять перед зеркалом, у раковины, умыться, причесаться, и лишь когда в зеркале замелькает та же самая рожа, которая каждое утро провожала его на работу, можно будет жить дальше.

      Он прошел по узкому коридору и дошел до белой двери по правую сторону. Впереди был тупик. На двери красовалась табличка с подобным ангелу мальчиком, принимающим душ. Еще одна теплая щепотка ностальгии в возрождающееся сердце Николая.

      Он подергал за ручку, приметив, как приятно прикосновение кожи к холодному металлу. Дверь оказалась заперта. Раздался грубый, хрипловатый голос, сразу напомнивший Николаю его не выходящего из запоя дядю.

      - Занято, куда лезешь?! – негодовал голос за дверью. – Для кого я, черт тебя подери, расписание составлял?!

      Тут же раздался писклявый, высокий голос, оттуда же.

      - Да не буду я никого драть, заколебал уже!

Николай еле сдержал смешок и решил ретироваться, а то вдруг все-таки подерет… Не хотелось бы, однако, ни капли не хотелось бы!

      Когда человек попадает в совсем необычные обстоятельства, он часто начинает воспринимать это как безумный сон или галлюцинацию, чувство реальности ускользает словно скользкая змея, и относиться к происходящему со спокойствием и насмешкой становится гораздо проще. А если ты при это и умер недавно – так и подавно перестаешь верить в причастность всякого безумия к чему-то настоящему!

      Вернувшись в коридор, Николай постоял там немного, подумал. Мол, что теперь делать, куда подаваться, да и где ему вообще повезло очутиться? А затем плюнул на всё с высокой колокольни, решив «Будь что будет!», принялся долбить кулаком по ближайшей двери. В этот раз голос за дверью принадлежал какому-нибудь оперному исполнителю или великому громовержцу: идеально поставленный, низкий, басистый.

      - Надеюсь, ты тревожишь мой покой, чтобы сообщить благую весть? – вещал этот великий глас. – Твоё пребывание в ванной итак затянулось на три лишних минуты, а мой сын уже пропах потом и грязью, подобному земляным червям, которых ты так любишь есть на завтрак!

      - Ну пааааап! – раздалось протяжное нытье оттуда же. – Нормально я пахну! Чего ты вообще…

      - Не пререкайся, сын! Что-то я не слышу ответа!

      Николай быстро среагировал. Не то, чтобы коммуникабельность была сильной его стороной, но промолчать казалось, как минимум, невежливым.

      - Боюсь, что ванная еще занята, - с искренним сочувствием сказал Николай. – Я к вам на чай пришел.

      Голоса замолкли. Видимо, сильно удивились. Затем дверная ручка медленно повернулась, дверь приоткрылась. Через образовавшуюся щель на Николая глядел старый, дряхлый мужчина, с небольшой темно-седой бородкой и морщинистой лысиной. Глядел, широко распахнув усталые, слезливые глаза, и разве что ртом не хлопая, аки рыбка.

      - Ты еще кто такой? – пропало всё былое величие из этого голоса, и теперь это был обычный старческий хрип. – Ты как сюда попал?

      - Меня Николай зовут, - забыв даже о своей наготе, Николай был максимально дружелюбен и обаятелен, насколько он вообще мог. – Можно зайти? А там уж всё и обсудим.

      Старик раскрыл дверь и с недоверием поглядывал на гостя. Николай прошел в небольшую комнату, уставленную парой кроватей и шкафом, устланную белым ковром, и обклеенную золотыми обоями. Такое удивительное совмещение пафоса и нищеты. На кровати сидел юноша, больше всего похожий на обычного парня-подростка: патлатый, растрепанный, дряблый, с равнодушным взглядом, уставленным в экран мобильного телефона. Он мельком глянул на Николая, и, продолжая делать вид, что ему наплевать, продолжил залипать на сияющий экран своего гаджета.

      Николай, не ожидая приглашения, уселся на небольшой стул рядом с одной из кроватей. Оглядел хозяев: одетые по-простецки, в просторную домашнюю одежду, которую спустя несколько лет обязательно пустят на тряпки, явно чем-то угнетенные и недовольные, и даже немного озлобленные. Обычные жители родной страны Николая, которая, впрочем, уже не существует. Хотя, вдруг существует?.. Граждан этой страны часто сравнивают с тараканами – может они и живучие настолько же?

      - Ну, так откуда ты взялся? – тяжелым тоном вопрошал старик. В комнате висела атмосфера вечно игнорируемого напряжения.

      - С Земли, - ответил Николай. Знал откуда-то, что надо называть ни город, ни страну, ни время, а именно планету.

      - Как мило, - проворчал старикашка в ответ. – Одни беды мне от этой Земли…

      - Да? – Николай, как ни странно, приятно удивился. Люди вообще любят доставлять кому-то неприятности, это позволяет чувствовать себя важным. – Можете больше не переживать, она успешно сгорела в адском пламени.

      - Как сгорела?! – Старик подняли брови так высоко, что они, казалось, почти достигали затылка. – Как в адском пламени?!

      Даже сидящий на кровати тинэйджер ради такой новости отложил игрушку и проявил интерес к разговору.

      - Так вот, - спокойно, как диктор из новостей, Николай продолжил рассказывать о подобном бедствии. – Взяла и вспыхнула, как спичка.
      - А ты уверен, что в адском? – прищурился старик.

      - Ну не в райском же! – Николай хотел было посмеяться, но увидел, что старик всерьез задумался над этой идеей, мол, может и в райском…

      - А ты-то как тут оказался? – он явно еще не особо верил в россказни Николая, будто бы тот просто предвещал Конец Света, а не рассказывал о нем.
 
      - Сам не знаю, - Николай пожал плечами, закинул ногу на ногу, в общем, чувствовал себя как дома, и это учитывая, что он продолжал сверкать всеми своими внешними достоинствами. – Сначала я был нигде, а потом очень разозлился, и порвал это нигде к чертовой матери.

      - А она-то в курсе? – поинтересовался старик.

      - Кто – она? – нахмурился Николай.

      - Чертова мать. Наверное, она должна знать, раз уж ты к ней это порвал…

      - Боже, это же просто такое выражение! – мальчишка явно устал от глупости старика.

      - Для тебя я отец, а не «Боже»! – рявкнул старик, а затем вновь обратился к Николаю. – Ты точно уверен, что Земле конец? Может, тебе показалось?

      - Еще как уверен! – Николай вскинул руками для пущей наглядности. – Прям такой Конец, прям с большой буквы Конец!

      - Удивительно… Ладно, девать тебя некуда, сиди тут и не рыпайся. И, прошу тебя, надень штаны!

      - Все мы твари Божьи, чего нам стесняться? – поинтересовался Николай, все же принимая от старика штаны и натягивая их.

      - Постыдился бы перед Богом! – громогласно ответил он и вышел из комнаты. Николай же остался наедине с юношей, чья жизнь, судя по выражению отца, явно не удалась. Тот, несмотря на всю ненависть к Николаю (как и к любому живому существу) не побрезгал подсесть к нему, и даже заговорить.

      - Это правда, что Земле кирдык? – кровожадно спросил он.

      - Правда, правда, - Николай умиленно улыбнулся.

      - Шикарно! Там все такие придурки, я сам подумывал их прикончить, но отец говорил, мол, нам нельзя вмешиваться в их развитие и всё такое. Это, конечно, жутко бесило, но против отцовского слова не пошлешь – вдруг он бы меня опять на Землю отправил! Пришлось бы опять в животе девственницы просидеть, чтоб потом прожить так недолго и помереть за чужую лажу.

      - Люди действительно придурки, тут ты прав, - ласково согласился Николай. – Но что-то в них есть умиляющее, как в маленьких детях. Вроде такие глупые, вечно всё ломают, всё портят, всех достают, да и думают только о себе… Но ради их улыбки и смеха, ради их натужных попыток сделать что-нибудь хорошее, полезное, и ради их воплей: «Мама, мама, смотри что нарисовал, красиво!» готов хоть мир перевернуть, лишь бы была точка опоры. Даже немного жалко, что этот огромный детский сад все-таки прикрыли.

      - А ты типа считаешь себя умнее остальных? – вполне искренно, безо всякого упрека спрашивал юнец, обнаружив в Николае родственную душу.

      - Ни в коем случае, что ты! – он отмахнулся. – Такой же дурак, как и все, может даже похуже. Единственное отличие – я это осознаю. Не считаю себя пупом Земли, центром Вселенной. Не придаю своей жизни большой значимости. Наверное, потому и помер с такой легкостью.

      - Так ты ж живой, вот сидишь! – возразил юноша.

      - Сижу. Сам удивляюсь – как так вышло? Но факт моей смерти точно был. А сейчас я, наверное, на пути к раю…

      - Не, мужик, боюсь тебя обломать: рай уже давно прикрыли за ненадобностью.

      - А ад?

      - И ад тоже прикрыли. Перенаселение, знаешь ли, это тебе не шуточки. Даже грешников надо как-то содержать, по крайней мере, дядя так заявляет.

      - Удивительно, но вполне логично, - отметил Николай. – Видимо, настала моя очередь задавать вопросы, да?

      - Валяй, только учти, что я все-таки не всезнающий. Это папаша у меня на любые вопросы может ответить, а мне ж совсем другое интересно.

      - Ну, хорошо… Если нет рая и ада, куда же попадают умершие?

      - Да кто куда! Этим у нас соседи занимаются. Такие бюрократы! Каждую душу отдельно рассматривают, и решают, что с ней делать. Кого-то перерождаться отправят, кого-то просто в хранилище отправят, пока не возникнет дефицит душ или еще чего.

      - Что за хранилище такое?

      - Ну, ты там, как я понимаю, бывал. Эта темнота, где душам приходится повисеть некоторое время, - Николай кивнул, давая знать, что вопрос исчерпан. – А некоторых, значит, здесь селят. Но это уж только совсем крутые шишки! За особые заслуги, как говорится.

      - А здесь – это где?

      - Здесь – это здесь, чего непонятного? Мы тут все живем, отдельно от прочей Вселенной. Раньше располагались на всяких там небесах и так далее, а потом отец с дядей подумали, что надоел им весь этот пафос, так же как и дурацкие людишки, поселились здесь. Тут у нас своё здание небольшое, ну и дворик. А остальное – кто как захочет. Точно как в хранилище: захотел чтоб что-то появилось - и вот оно, у тебя перед носом! Только тут большинству некогда развлекаться, у всех дел по горло… Хотя бы с гибелью Земли их станет чуть поменьше.

      - Так меня на небеса занесло? – Николай усмехнулся. – Удивительно! Я таким атеистом был, а теперь – на тебе, и небеса!

      - Не, так-то всё правильно. Мы не какие-нибудь сверхъестественные твари, которых вы себе напридумывали. Просто, это ж ясно, что у любой организации должно быть своё начальство, вот мы и работаем. И сами гадаем, откуда такие взялись: Отец говорит, что он не помнит, как родился, просто был себе и был, как будто всегда. В вопросах мироздания мы ушли не дальше вас, идиотов!

      Эту милую, душевную беседу прервали вопли из коридора. Юноша хотел было выйти и посмотреть, что там творится, но его прервал опомнившийся Николай:
      - Как мне тебя называть-то?

      - Ну, зови меня Иисус, тебе будет так привычнее, - лучезарно улыбнулся тот и вышел из комнаты. Николай одобрительно хмыкнул, мол, вот он какой, пророк мировой религии! И последовал за ним. Все-таки, следовать за Иисусом – великое дело! Тут гляди и апостолом стать недалеко!

      В коридоре творился полнейший беспредел. Старик, папаша Иисуса, и, видимо, Господь Бог по совместительству, бранился с высоким, коренастым мужиком-брюнетом. За этим наблюдал робкий парнишка в деловом костюме, сжимая в руках кипу бумаг. За пределами квартиры были слышны вопли, крики, и вообще полная паника.

      - Не нужно мне столько народу! – кричал мужик, да так, что стены тряслись. – Забирай их в свой гребанный рай, а то там столько места пустует!
 
      - Ишь чего захотел – всякую дрянь я буду в рай посылать! Знаешь, сколько из них заслужило вечный покой? Да нисколько, едрить тебя под хвост!

      С грохотом что-то врезалось во входную дверь снаружи, и та чуть не слетела с петель. Ручка начала отчаянно дергаться, словно пытаясь отвалиться и убежать отсюда подальше. Мужичок в костюме робко повернул замок, дверь распахнулась. Влетел растрепанный, измотанный парень, в порванной одежде, с царапинами на лице и с синяками по всему телу. Все, естественно, уставились на него: где это такое видано, чтоб на небесах кого-то избивали?

      - Они обрели тела! – вопил он. – Миха, мать твою за ногу, они обрели тела!

      - Они что сделали?! – завопил Господь.

      - Тела, дружище, тела! Все собрались внизу, все семь миллиардов, и теперь собираются с нами разбираться!

      - Как это случилось? – тихо поинтересовался вышеназванный Миха, или же Михаил.

      - Какой-то паршивец продырявил хранилище, вот они все и выбрались оттуда!

      - Вот я ж говорил тебе, что идиотизм это твоё хранилище!

      - Ой, Люцик, хоть сейчас не надо! – обратился Господь к коренастому мужику. – Не видишь, в какой мы заднице?! Как мы справимся с семью миллиардами этих озлобленных идиотов?!

      Николай, тем временем, стоял в стороне с видом провинившегося ребенка. Благо, никто не собирался тыкать на него пальцем с криками: «Это он, это он, негодяй, во всем виноват!» Жители небес были все-таки слегка умнее людей. Так, совсем чуть-чуть, но умнее!

      А затем решил высказаться:
      - А вы разве не всемогущие, ребят?

      Все сразу же уставились на него, как на пришельца. В каком-то смысле он им и был. Но никто не задавал лишних вопросов и ждал, пока чужак продолжит.

      - Вы же можете что угодно… Разве не так?

      - Не совсем что угодно, но точно побольше тебя! – скривился Бог. – А к чему ты это?

      - Сделайте что-нибудь со всеми этими людьми. Испепелите, там, или еще что. Заприте где-нибудь. Вариантов же полно!

      - Эх, это ж хреновы души! Бессмертные субстанции, как ни крути! Уничтожим мы тела – так они новые заведут, тут-то наука простая. А запереть их и некуда уж – хранилище сломалось, куда мы их денем, по-твоему? Не настолько мы много можем!

      - Тогда хоть явись перед ними, весь такой великий, они-то в твоем всемогуществе не сомневаются! – Николай сам не заметил, как перешел со Всевышним на «ты», да это его и не волновало. Не до формальностей сейчас.

      Господь одобрительно кивнул, мол, хорошая мысль, надо попробовать!

      И вышел прочь, забрав за шкирку Михаила и избитого Гавриила. Проворчал: «Будете мне помогать», заставил архангелов вести его к толпе. Николай совсем не хотел пропустить явление Господа народу, и потому побежал вслед, оставив в квартире Иисуса и Люцифера. Те переглянулись, пожали плечами, и решили тоже не оставаться в стороне.

      За дверью находилась не лестничная клетка, как ожидал Николай. Скорее это похоже на бежевые коридоры гостиницы с великим множеством одинаковых дверей, путаными коридорами и огромным количеством жильцов. Обстановка коридоров совершенно не соответствовала квартире, в которой Николай успел побывать.

      Они долго плелись по коридору. Откуда-то раздавался жуткий шум и гам. «Будто бы всё человечество собралось в одном месте», - подумал поначалу Николай, а затем опомнился, что так оно и есть. Такого шума он не слышал нигде: ни на концертах, ни на митингах, ни на самых многолюдных улицах столиц. Миллиарды голосов и воплей складывались в единый балаган, какофонию. «Вот он какой, глас народа!» - усмехнулся Николай сам себе.

      Вскоре они добрались до больших стеклянных дверей, ведущих на балкон. Господь приказал Люциферу и Иисусу оставаться здесь, мол, они будут лишними. Николаю и архангелам он разрешил присоединиться, вышел на широкий балкон, похожий на тот, с которого вещает Папа Римский. На ходу Господь преобразился, принял узнаваемый облик: величавый, высокий старец с густой белой бородой, томно-грозным взглядом, укрывшийся белым одеянием. От прежнего старичка не осталось ни следа, теперь ни у кого не могло возникнуть сомнений: перед ним стоит сам Господь Бог, великий и всемогущий создатель и покровитель. Правда, что делать с теми, кто придерживался других религий? Это он тоже предусмотрел. Дело обстояло так же, как и с Концом Света: все видели того, в кого они верят. Атеисты же и прочие видели то, что они отрицали.

      С балкона виднелась бесконечная зеленая долина, усеянная человечеством. Люд притих. Лишь шепот прошелся: «Будда! Аллах! Господь!». Некоторые и вовсе узрели пред собой образ Сатаны, хотя тот в этот момент томился за дверью. Еще были люди, увидевшие лишь сгусток энергии, и те, кто вообще ничего не видел, но ощущал присутствие Всевышнего.

      Затем послышались возгласы на всех языках. Николай сразу вспомнил, как он сравнивал людей с детьми. Сейчас эти дети пытались выяснить у своих родителей, зачем они выгнали их из дома. Жалостливо, надрывно, и при этом с плохо скрываемой злобой кричат они: «Зачем ты нас погубил, Боже, за что?!»
 
      Господь поднял руку, и ни звука более никто не издал. Лишь прислушивались к каждому его вздоху, надеясь расслышать ответ хоть на один из вопросов. Господь выдерживал паузу, задумчиво осматривая народ, который когда-то сдуру взял под своё покровительство. «Молодой был, глупый», - вот как он обычно комментирует своё решение о создании человечества на Земле.
 
      - Они верят в твоё могущество, просто убеди их, что ты не только устроил Конец Света, но и сделал это для их блага.

      Есть такой тип людей – их хлебом не корми, дай только людям советов надавать. В то же время в их жизни может быть полная неудача, и на душе кошки скребутся, всё равно будут они уверены не только в своем мнении, но и в необходимости им поделиться. И таким людям даже не важно, кто перед ними. Они будут учить родителей их воспитывать, учить начальство распределять расходы, учить Господа властвовать над людьми… Николай никогда не гордился этим качеством своего характера, но девать его было некуда. В отличие от многих приятелей Николая, в своё время преисполненных желания врезать ему за такое вмешательство в их дела, Господь выслушал совет и принял его к сведению. Все-таки, в психологии людей он вряд ли особо хорошо разбирается. Законы мироздания, сущность темной материи и темной энергии, вопрос о Черных Дырах – всё это так, мелочи, которые обязан знать каждый уважающий себя Господь-Бог. Но вот разобраться в устройстве человека, даже если ты создал его по своему образу и подобию – это уже чрезмерный подвиг! Уж легче создать камень, который ты не сможешь поднять.

      - Внемли мне, мой народ! – завещал Господь, и голос его раздался повсюду, дошел до каждого. – Внемли моим словам! Ваша гибель есть часть всего бытия, есть начало новой жизни! Если вы сможете постичь терпение, обуздать свою злобу, не поддаваться Дьявольскую искушению ярости и обиды, я обещаю создать вам новый мир!

      Человечество не верило Богу. Большая его часть уж точно. Снова весь гул мыслей материализовался в одну фразу: «Чтобы и его уничтожить?»

      - Не гневите Бога сомнениями, если хотите обрести его милосердие! – громогласно заявил Господь.

      «Но ведь гнев – это дьявольское искушение?»

      Похоже, за тысячи лет развития люди научились находить логические пробелы в религиозных идеях. Это было большой проблемой: Господь привык, видите ли, что слово его – истина, даже если противоречит всем принятым законам мироздания. А если кто и начнет спорить – шарахни его молнией, и дело с концом. Тут так не выйдет: весь народ сомневается в словах Отца своего, жаждет бунта, споров. Похоже, человечество, наконец, подросло, и теперь стало эгоистичным, капризным подростком. Не вовремя, но какой, зато, прогресс!

      - Вы полагаете, что Господа можно искусить грехом?! – яростно трепещет Бог, а люди только и делают, что находят аргументы в ответ. Уже не явление Господа народу, а какая-то политическая дискуссия на Первом канале. В конце концов, человечество пришло к мысли, обычной для подросткового мышления, заявило, что Господь им всю жизнь поломал, и всё в таком духе. Конкретнее же, оно заявило: «Мы более не глупцы, и мы злы на тебя».

      А ярость человечества – это уже отдельный разговор! Если они друг друга с таким энтузиазмом уничтожают, то сложно представить, как они объединяются против единого врага.

      - И все-таки, почему Земля загнулась? – поинтересовался Николай у Господа, пока в разговоре возникла пауза, установилась тишина.

      - Сложно сказать, - ответил тот. – Наверное, просто устала. Наполнилась всей этой людской ненавистью, злобой, мерзостью, и лопнула, как воздушный шар…

      - Все-таки мне радостно, что я сейчас здесь, а не среди них, - прошептал Николай скорее сам себе, оглядывая бескрайний океан из людей. – Позволяет чувствовать себя особенным.

      - Смешно, что тебе даже сейчас необходимо выделиться из серой массы, - приметил услышавший это архангел Гавриил. – Может, тебе все-таки место там, а не здесь?

      - Ни в коем случае! Тут хотя бы компания поуютнее, а то я всегда неудобно себя чувствую на массовых собраниях…

      Тишина прервалась человеческой мыслью: «Ты можешь вернуть нам наш дом?»

      - Не могу, - честно ответил Господь. – Даже я не обладаю даром возвращать утерянное.

      Еще молчание. Человечество задумалось. Затем провозгласило:
      «Тогда мы отберем твой дом».

      С этого момента началось нечто невообразимое. Господь сразу же окружил высокое, коричневое здание, высочайшей стеной, одним лишь движением руки, а затем рванул внутрь, преображаясь обратно в дряхлого старика. Все остальные еле поспевали за ним.

      Пройдя несколько поворотов и этажей, они оказались в очень просторном зале, с деревянным гладким полом и такими же стенами. Каким-то образом здесь же оказались и все остальные жильцы дома: архангелы, просто ангелы, апостолы, и несколько штук Святых. Что самое удивительное – не все они были землянами. Были и зеленые большеголовые пришельцы, как их себе представляют, и создания практически нематериальные, и жукоподобные, и просто не поддающиеся описанию. Под покровительством небес, как сразу же понял Николай, была действительно вся Вселенная.

      Господь прошел в центр зала, настолько большого, что несколько сотен различных созданий вмещались сюда без труда. Они молчали.

      - Есть у кого-нибудь хоть какие-то идеи насчет того, что нам делать?
      Предложения посыпались градом. Кто-то предлагал просто сбежать, обосновать себе новые Небеса и жить там себе в радость, а эти людей здесь оставить. Но Господь возразил, мол, не дело это – когда люди на Небесах болтаются, особенно такие злые.

      Другие предлагали время остановить, но это тоже оказалось плохим вариантом, ибо его если останавливать, то по всей Вселенной, а ей это не особо полезно будет.

      Так и спорили бы они до скончания времен, отвергая одно предложение за другим. Но тут поступила весть, что люди уже практически пробили стену, возведенную Господом (прежде считалось, что подобное невозможно). Сила человечества оказалась слишком уж необъемлемой. И вновь, как ни странно, разумное решение поступило от Николая. Он спокойно стоял неподалеку от Господа, почесывал затылок, да и подумывал, что к чему. В итоге говорит:
      - Скажите, а ведь в аду души грешников пытают всякими вилами, и так далее?

      Люцифер сразу же возбудился: «Да, так и делают, точно!»

      - Значит, оружие из ада способно причинить душам боль?

      Все одобрительно закивали.

      - А Люцифер сможет позвать сюда всяких дьяволов и прочих ребят, набрать оружия побольше, чтоб и мы в стороне не сидели, ну и пойдем боем на этих паршивцев?

      Где-то послышался радостный вопль Александра Невского, явно одобряющего эту идею, да еще и готового взяться за своё любимое дело – возглавить эту Небесную армию.

      Все уважительно смотрели на Николая, по плечу его хлопали, уже как к своему начали относиться, хоть и удивлялись – человек, да такой сообразительный, да еще и против своих же козни строит! А Николаю-то плевать, против кого там что строить. Лишь бы умом своим посиять. «Ради красного словца не пожалею и отца», - это про него.
 
      В общем, все ангелы и святые, готовые принять участие в битве, были внизу, расставлены по периметру стены, ибо люди ломились со всех сторон. Вскоре, при активной поддержке Люцифера, присоединилась армия чертей и бесов, составляющая несколько тысяч. Конечно, количество было на стороне противника, но все-таки Небесные жители и черти будут покруче каких-то там людишек!

      Господь, Иисус, Люцифер, архангелы и Николай восседали на крыше здания, закругленной и зауженной специально для того, чтоб можно было за всем наблюдать. Рядом же восседал Александр Невский, одаренный громким гласом и готовый раздавать приказы.

      Вид открывался тот еще: людская масса в основном кулаками ломилась внутрь, умудрялась действительно рассыпать куски стены в пыль, бурлила ненавистью, как некая однородная субстанция, направленная лишь на уничтожение. Армия, состоящая из ангелов (по большей части, это были обычные люди в черных костюмах) и святых (они, в свою очередь, были представителями не только разных эпох, но и разных рас), чертей и дьяволов, вооруженные адскими виллами и копьями, готовилась встретить этот поток.

      Вот она, вся глупость человечества, нарушившая устоявшийся порядок вещей! Обычно битвы происходят между Добром и Злом, а тут – Добро и Зло объединилось против жителей Земли.

      Вот появилась в стене первая прореха, и первый человек прошел на территорию, защищаемую Небесной армией. И Битва за Небеса началась.

***

 С высоты двадцати этажей предводители Небесной стороны наблюдали за кипящей битвой. Оружие преисподней действительно помогало не только остановить, но и уничтожить наступающих через прорехи в стене представителей человечества. На вопрос о том, куда попадают души после смерти, Николай получил очень невразумительный ответ: «Это сложно объяснить. Происходит примерно то, чего вы, люди, так боитесь испытать после смерти: полное прекращение существования». Битва приобрела в глазах Николая слегка печальный оттенок, но всё равно взирать на неё столь безучастно оставалось легкой и непринужденной долей.

      Были жертвы и на Небесной стороне, но гораздо меньше. За прошедшее время погибло около 3 чертей, в то время, как людей истреблено больше тысячи. Вопрос о том, что становится с чертями после погибели, остался и вовсе без ответа.

      Николай восседал на шезлонге и потягивал прохладный кофейный напиток из продолговатого стакана – всё-таки, получить желаемое на Небесах было проще простого.       Он сидел и взирал на это пугающее сражение. Самым страшащим было отсутствие каких-либо звуков, сплошная тишина. Никто не издавал боевых кличей, предсмертных воплей. «У меня однажды на телевизоре динамики сломались, когда я Властелин Колец смотрел, - подумал Николай, - очень похожее зрелище…»

      Наблюдал также Николай за своими новыми товарищами. Застал умилительную сцену.
      Один из чертей, такой же красный, низкий и ушастый, как остальные, явился на крышу и сразу же упал в объятия Люцифера. На его каменном, хмуром лице появился след удивительно теплых чувств.

      - Я должен идти в бой, - говорил черт с таким пафосным тоном, что в совмещении с его сиплым, горластым голосом это звучало крайне забавно. – Каждый воин может стоить победы.

      - Я не отдавал тебе приказа сражаться! – яростно возразил Люцифер, хотя за яростью скрывалась надрывность, жалобность. – Останься здесь, рядом с нами!

      - Ты лучше меня понимаешь, что так будет неправильно, - полушепотом сказал черт, нежно поглаживая когтистыми пальцами огромную руку своего властителя. – Моё место рядом со своими товарищами, среди твоего войска. В первую очередь я твой воин, а уже потом – твой л…

      Люцифер аккуратно прижал палец к не обремененному наличием губ рту черта, тот заморгал круглыми, желтыми глазами. Люцифер прикрыл глаза, печально опустил голову, присел на одно колено, чтоб быть с собеседником на одном уровне. Затем он провел грубой ладонью по его красному, угловатому лицу.

      - Я всё понимаю, но… Вдруг ты не вернешься? – надломившимся голосом спрашивал Сатана, смотря ему в глаза. – Там очень опасно, эти твари не знают пощады!

      - Люди действительно беспощадны, ты прав, но я вернусь, - отвечал черт, - обещаю тебе, что вернусь.

      Он подставил свой длинный коготь под скупую слезу, так предательски сбежавшую из плена ока Сатаны. Та проскользнула по гладкой поверхности ногтя, и черт небрежно стряхнул её, как кусок грязи, прилипший к руке. Дальнейшую сцену Николай предпочел не наблюдать, ибо поцелуй Сатаны с его дьявольским приспешником совершенно выходил за все пределы разумного и адекватного. Черт спустился через люк в здание, и оттуда – на поле боя. Люцифер глядел ему вслед, разве что платочком не махал. Смотрел, боялся моргнуть, сам не понимая почему, а затем обнаружил наглый взор Николая. Резко обернулся в его сторону, рявкнул: «Чего пялишься?!»

      Николай лишь виновато развел руками. Сатана пробормотал что-то себе под нос, да и уселся на край крыши с видом то ли озлобленным, то ли огорченным. Черт его разберет! Да он бы и разобрал, не будь сейчас на поле боя, среди тысяч таких же несчастных рекрутов.

      Александр Невский ходил по периметру крыши, обозревая всю битву, и периодически отдавал приказы, предупреждал об очередной прорехе в стене. За ним хвостиком шатался Господь, контролируя процесс: все-таки, полностью доверить командование Небесной армии человеку он не мог, и его можно понять. Постоянно уточнял: «А ты уверен, что так надо? А ежели помрут? Как не помрут?! Еще как помрут, раньше ж помирали, и сейчас помрут!»

      Вообще, вопрос кто там помрет, а кто нет, беспокоил Господа до невозможности. Ранее считалось, что жители Небес бессмертны, да и черти тоже не лыком шиты, а тут – мрут как мухи! Вот уже лежит парочка истоптанных трупов ангелов. На черных костюмах пятна крови смотрятся очень красиво и символично, хоть в галерею вешай. Голыми руками люди набрасываются на противников, и не все даже успевают нанести хоть один удар до кончины, выигрывают лишь количеством. В ответ же их режут, тыкают пепельно-черными орудиями адских пыток. При попадании оружие не оставляет ран, не пускает кровь, а лишь задерживает, отталкивает людей, или же вовсе уничтожает. Смерть же человеческая тоже была непривычного вида: побежденное тело просто испаряется в воздухе, подобно проходящей галлюцинации.

      Архангел Гавриил нервно ходил из стороны в сторону, словно ожидал важного звонка от своих деловых партнеров, который бы решил, получит он какой-нибудь хренов миллион, или же лишится всего. Тут же его беспокоило нечто большее, чем материально-значимые циферки. Гавриил не мог оставаться спокойным, пока его друзья-ангелы пребывали на поле боя. Так же его беспокоило, что остальные архангелы тоже рванули в бой, и лишь он и Михаил оказались, то ли достаточно трусливы, то ли благоразумны, чтобы остаться здесь.

      Михаил время от времени пытался успокоить своего коллегу тихим, медовым голосом, однако тот сначала огрызался, потом извинялся, а потом вновь продолжал мельтешить. Николай уж начал бояться мозоли на глазах заработать от этого постоянного движения, и посему поднял взгляд наверх, устало выдохнул, растянулся на шезлонге и уставился в пространство над собой. Небом это не назовешь – просто одно сплошное серое полотно, обозначающую границу между Небесами и остальной Вселенной. Так вот полежишь, подумаешь, и забудешь, что за грандиозная битва проходит неподалеку…

      Вечно бы Николай так лежал. Бормотание, создаваемое Господом, Невским и Архангелами переросло в обычную моногамию, убаюкивающую и совсем не тревожащую. Юноша будто бы остался наедине с самим собой. В подобные моменты задумчивости у него возникает привычка вести внутренний диалог с самим собой. Этот парень, как правило, оказывается куда мудрее и прямолинейнее самого Николая, поэтому между ними не самые лучшие отношения. «Что он тут умничает, приказывает мне еще?» - думает Николай, а всё равно рано или поздно слушает свой внутренний голос.

      «Забавная выходит ситуация, - говорит Николай своему собеседнику. – Я вроде ничего особого в жизни не сделал, а теперь сижу на небесах, потягиваю кофейный смусси, пока абсолютно все мои одноземляне сражаются не ясно за что. Это ли называется удачей?»

      «Изгой он и после смерти изгой, - ядовито заметил второй Николай. – Что в школе, что на работе, что во всем мире. Ты один такой, понимаешь? Один-одинешенек. Боги эти не считаются, ну ты посмотри на них! Этот сумасшедший дом заправляет всей Вселенной, думаешь, они радушно примут тебя в свой рабочий коллектив за мастерское питье через трубочку? Тебе скорее не повезло, что ты оказался здесь. Как там говорится? Чужой среди своих, свой среди чужих? Брось, Николай, это не про тебя. Ты везде чужой. Просто здесь ты пока что умудряешься быть немного полезным».

      «Ой, да ладно тебе! – отмахивался Николай. – Какая теперь-то разница, где я чей… Может, я вообще, сам по себе? Свой среди себя. Во как. А ты тут лезешь со своим коллективизмом – да в заднице я его видал! А если ты беспокоишься о моей дальнейшей судьбе, то совершенно напрасно. Я уже разок умер, и по всем известным мне правилам, сейчас должен как минимум гореть в аду. Я ж в третьем классе батончик из супермаркета украл, помнишь? А сколько мух-то перебил! В заповедях же четко сказано: «Не укради», «Не убей». Без уточнения суммы украденного и убитой формы жизни. Но, стоит заметить, тело моё не пылает в огненном котле, да и чертям не особо до пыток моей итак израненной души. Так что я уже могу благодарить Господа за такую судьбу. Что, кстати, и сделаю под конец битвы. А то сейчас отвлекать неловко.»

      Эту шизофреническую болтовню Николай считает своей личной, безумной манерой, и стыдится кому-либо о ней рассказывать. Конечно, это немного глупо с его стороны. Но не стоит забывать: подростковый индивидуализм живет в каждом из нас, будь нам тридцать лет, пятнадцать, или вовсе – две тысячи.

      - Николай, дружище, ты дрыхнешь, что ли? – ломающийся голос Иисуса заставил юношу отвлечься от увлекательного безделья, приподняться, проморгаться и вновь слиться в единую личность.

      - Уж сон-то точно меня навеки покинул, - с тоской ответил Николай. – А мне ведь так нравилось спать…

      - Мужик, да причем тут твой сон? У меня тут такая тема!

      Николай всем телом показал, что готов слушать: приблизился к Иисусу, уставился на него, сложил руки под подбородком.

      - Я подумываю к людям смотаться, - говорит сын Господний. – Прикинусь своим, проведаю обстановку. Из любопытства в основном!

      - А… Ну, удачки, да, - одобрительно покивал Николай. – Я помочь чем-то могу?

      - Да было б неплохо, - Иисус неловко улыбнулся, почесывая сальную шевелюру. – Подскажи, что там к чему. Какие сейчас нравы, какие фишки, да и имя мне чье взять?

      - Это-то просто, - деловито собрался Николай. – Назовись хоть Ваней тем же. Ходи с таким выражением лица, будто до остальных тебе нет ни малейшего дела. Постарайся не казаться дружелюбным, и для диалога находи корыстный предлог. Просто захочешь пообщаться - люди почуют подвох.

      Иисус слушал внимательно, казалось – вот-вот рванет записывать. Но нет, видимо своей памяти хватало.

      - Что-то еще?

      - Пожалуй, да. Скажи, как сильно ты ненавидишь этого Господа, и как рад, что вы ему покажете, чего сила людская стоит. Ненависть объединяет, как ты мог заметить, - Николай многозначительно покосился на сторону бушующей толпы.

      - Всё, усвоил, - Иисус кивнул, наспех поблагодарил Николая и скрылся в люке, скорее всего для виду: через несколько секунд его было можно разглядеть в людской гуще. Николай сперва погордился собой. Посидел, поглядел в пространство с горделивостью античного философа, и основательно погордился. Экий молодец, Иисусу самому помог! Затем Николай начал перебирать в голове недавний диалог с самим собой и остановился на одной интересной мысли.

      - Котлы, - твердо произнес он. – Люцифер!

      - Что?! – громко отозвался хозяин Преисподней.

      - Можно как-то поставить котлы, в которых ты грешников купаешь, на стену?

      - Ну, тут-то всё можно, - пробормотал Сатана. – А зачем?

      - Устроим им дождик, - Николай пожал плечами. – Довольно эффективно может быть. Да и эффектно тоже.

      Люцифер призадумался, а затем позвал Господа. Пошептался с ним немного, поделился идеей Николая, подумал, как её реализовать.

      - Я-то могу прям сюда их переместить одной лишь мыслью, но не более, - говорил он. – На стену я их не помещу – все-таки, здесь твоя территория.

      - Значит, вместе надо, - подвел итог Господь-Бог. – Ты сюда их перемещаешь, а я сразу на стену. Постараемся, чтоб они не материализовались до попадания на стену. Справимся?

      - Еще б не справились! – выпятился Люцифер.

      Так и пошло дело. Для большей продуктивности они взялись за руки. К счастью, брезгливость учеников начальной школы была им чужда. И понеслось. Ну, как понеслось – с виду-то ничего не происходило, разве что котлы действительно периодически возникали на стене, по всему периметру. Остальное всё происходило на ментальном уровне, и потому узреть процесс в полной его последовательности было невозможно. Действо это затянулось надолго: котел появлялся только раз в несколько минут.

      Николай, тем временем, все-таки потрудился подняться с шезлонга. Александр Невский все так же главенствовал сражением, Архангел Гавриил всё так же измерял площадь крыши своими ступнями, а Михаил просто стоял. Стоял несколько безучастно, равнодушно, как это делают несчастные жертвы туристов – британские часовые. Но взгляд его, все же, с интересом гулял по окружению, и зафиксировался на пришедшем в движение Николае. Практические белые глаза, цвета ванильных сливок, не оставляли юношу в покое. Архангел еле заметно прищурился. Но достаточно заметно, чтобы Николай забеспокоился.

      - Что-то не так? – вежливо поинтересовался Николай у удивительно молодого с виду жителя Небес. Маленький, даже детский носик слегка дернулся. Архангел волнообразным движением поправил прядь коротких, кудрявых волос цвета старого дуба.

      - Что вы, Николай, меня всё устраивает, - тоном обиженной девушки проговорил тот. Архангел практически не утруждал себя движением губ, и потому речь его была слегка примятой, и при этом довольно величественной. Николаю показалось, что он имеет дело с сыночком жителя Рублевки, у которого всё есть, и при этом ничего его не устраивает.

      - На меня однажды кот таким же взглядом смотрел, как ты сейчас, - расслабленно, по-приятельски, заметил Николай. – Я уж думал – погладить его, или покормить… А он убегал от меня вечно, да убегал. Так дня три мы с ним жили, а затем он как набросился на меня одной темной ночью, чуть не прикончил… Я ведь ему доверял, в комнату свою пускал, а он!

      - И почему вы мне это рассказываете? – спрашивал Архангел так, словно ответ он собирался записать в блокнотик, для «пунктика», и на самом деле им не особо интересовался.

      - Просто хочу сказать, что подобный взгляд вызывает у меня беспокойство. Этакий корректный способ спросить: «Чё вылупился?»

      - Могли бы и спросить, - воздушно приметил Михаил. – Я вам не доверяю, Николай. Вы не человек.

      - Как не человек? – дивился тот. – Еще как человек.

      - Не думаю, что ваш уровень самопознания достаточно высок, Николай, - высокопарно резюмировал Михаил. Николай расценил это как «Не выпендривайся».
 
      - Точно так же можно утвердить, что ты не Архангел, а мой сосед, - смешился Николай. – Или тот же самый кот…

      - Я руководствуюсь тем, что вижу, Николай, - он уже очевидно уставал, - а вы поддаетесь ослиной, простите, упрямости. Как вы объясните, что душа ваша до невозможности стара, но при этом вы ни разу не попадали к нам?

      - Михаил, я с тобой спорить не желаю, - отмахнулся тот. - Знаю, что выводы твои небезосновательны, аргументы убедительны, и вообще ты умница, а я - баран. И не надо так удивляться. Меня действительно никогда не интересовало, кто я. Я даже в своей ориентации так до конца и не разобрался, и разных психологических практик всю жизнь избегал. Не важно это, понимаешь ли? Человек я, или хер с горы, или спиритическая атомная масса… Это ведь не факты, не события. Меня определяет то, что я думаю, делаю, и что со мной происходит. Я могу точно сказать, что я Николай, который сейчас находится на Небесах, помогает сражаться с людьми и думает о том, на своем ли он месте. Остальные мелочи выяснятся сами по себе, а если намеренно за ними бегать – ускользнут и не попрощаются!

      Посмотри на Господа: думаешь, кто-то однажды подошел к нему и вручил паспорт, где подписано: «Господь-Бог, великий и всемогущий»? Нет, это просто мы его так назвали, чтоб проще было. А кто он есть? Он заправляет Вселенной, Небесами, он создал Землю, и у него даже есть сын. С таким же успехом можно сказать, что он просто сисадмин или президент, почти ничего не изменится. Но вот мужик он точно хороший, это я могу сказать. Злобный слегка, но о вас, дурнях, заботится. А для семи миллиардов он главный злодей. В общем, что я хочу сказать, Михаил, нет причин меня бояться, или не доверять мне, ибо сам я не ведаю, кто я, что я творю, и что буду делать дальше. Лучше бы спросил, как у меня дела...

      Михаил молчал. Он, конечно, не глупец, но привык, что всё четко, по полочкам. Люди – это люди, а Господь – это Господь. Он Архангел, Гавриил тоже, Люцифер был когда-то, но уволился, и теперь гордо зовется Сатаной. Небеса – это их дом, а Земля – дом людской. Жизнь – это жизнь, смерть – это смерть. А вот как оно оказывается, что всё можно переиначить. На всё посмотреть с другой стороны, и всё назвать совершенно другими словами. Михаил посмотрел на беспокойный океан людей и подумал: «Армия ли это? Или же беженцы? Или жертвы?..»

      Так и стоял, оглушенный, удивленный. Николай попытался как-то привести паренька в чувство, но вскоре оставил это. «Пусть постоит, подумает… Все-таки когда тебе весь мир ломают, это жутко. Я себя так чувствовал, когда порно впервые увидел. Это не вызвало бы у меня такой большой шок, не будь мне тогда пятнадцать лет.»

      Николай потянулся. После мозговых штурмов, даже таких непродолжительных, он чувствовал себя так, словно ему пришлось перетаскать десятки мешков с кирпичами, и вот, наконец, он закончил и принялся отдыхать. И говорил сам себе: «Хорошо быть мной, как же я умный, здравомыслящий!» И не поспоришь ведь.

      В очередной раз Николай устремил взгляд на сражение. Всё чаще и чаще он подмечал какие-то мелочи, делающие ситуацию неприятной, тоскливой и немного идиотской. Все эти детали складываются в единую картину постепенно, по маленькому кусочку. Сейчас, например, он осознал, чего не хватает этой битве, помимо звука. Конечно, тишина была невероятно гнетущей. Но вдобавок к этому, не доставало боевого антуража, с которым все войны рвутся в бой. Не хватало насыщенности, идейной или эмоциональной. Даже войска Гитлера на фоне нынешних армий выглядели бы очень живыми и душевными, потому что они четко понимали, за что сражаются. Люди же сейчас сражались просто потому, что не видели иного выхода. У них не было цели, у них не было никакого плана действий на случай победы.

      Вновь они напоминали непутевого подростка: сейчас он влез в ссору с родителями. Но явно ожидал, что те его приструнят, отругают, но затем все-таки все вернется на свои места. А тут – внезапно! – родители ответили агрессией на агрессию. Подросток ошеломлен, но действовать иначе он уже не может. Не может просто присмиреть, извиниться, нет-нет. Гордость не позволяет.

      С такими размышлениями о сути вещей, Николай уж было начал сомневаться: а правильно ли всё происходит? Правильно ли было затевать битву? С другой стороны – что еще делать? Раз уж они полезли, то надо же что-то предпринимать, а то пришли бы, захватили Небеса, и всё, полный тупик. Так что, в общем-то, это лучший выход из ситуации, хотя бы временный, пока что-нибудь новое не придумается. Хоть и не самый гуманный.

      Господь и Сатана продолжали расставлять котлы, заполнив разве что четверть стены, а Николай, задумавшись, оказался на пути у архангела Гавриила. Слегка столкнувшись друг с другом, они оба пробормотали какие-то жалкие попытки извиниться. Затем Гавриил хотел было продолжить свой путь, но застыл на месте, едва сделав шаг. Развернулся к Николаю, говорит:

      - Неужели действительно не было лучшего выхода? – архангел, казалось, был на грани нервного срыва. – Они же умирают там! Умирают, ты понимаешь?! А что с ними дальше творится? А? Вот умер ты на Небесах, это ж страшно представить! Почему нельзя было обойтись армией чертей? Этих тварей не жалко, но ангелы-то мои, ангелочки! У меня сердце на части разрывается, как вижу их там, дерущихся, ну ты глянь: они и оружия в руки ни разу не брали, а теперь… Эх, им и самим это такой грех, такая ноша! Какие они ангелы после этого?! Вояки! Во-я-ки! Тьфу!

      Выговорившись, архангел был близок к судьбе перегретого баллона с газом. Покраснел весь, дышал тяжело-тяжело, на висках и шее выступили жилки, и за грудь держится, за грудь! Видно, душа болит за своих несчастных товарищей. Очень тоскливо.

      - Сам, честно сказать, хожу и думаю: правильно ли это всё? – честно, и совершенно без лишних эмоций говорит Николай. – Но понимаю, что иначе никак. Раз уж люди разозлились, тут ничего не поделаешь. Их уже ни обещаниями не проймешь, ни здравым смыслом. Можно наказать попытаться, но как? Домашнему аресту они б только обрадовались, будь он возможен. А так – ничего не поделаешь. Приходится держать оборону, покуда силы есть, да думать, что к чему.

      - Но это же всё совсем неправильно!.. – Гавриил выглядел отчаявшимся. Руки обвисли, как бессильные грозди, глаза выпучились, а плачевный вид его конопатых, черных волос напоминал не то уставшего от безумия шизофреника, не то страдающего от ломки наркомана. Переодеться Гавриил тоже не успел, так и ходил в изрешеченном множеством дыр костюме. В общем, вид у архангела был тот еще, и периодически переходящий на высокие тона скрипучий голос эту картину только дополнял

      - Неправильно, - согласился Николай. – Но разве всё всегда было правильно?

      - Конечно, было! – архангел пытался сорваться до крика, но из-за нервов у него получалось громкое, но невыразительное шипение. – Это же Небеса! Будь тут что-то не правильно, все б уже давно загнулось! Даже пока проходит эта битва, и Вселенная остается без присмотра, множество миров может повторить участь Земли! Или где-нибудь порвется временная ветвь, или какой-нибудь город наполнится энергией, предназначенной для всей планеты, или появится очередной ложный бог благодаря усилиям людской веры, или, или…

      Гавриил схватился за голову, зажмурился, и принялся её тормошить, видимо, очищая от плохих мыслей, а заодно и приводя свою «прическу» в совсем печальный вид. Затем протер глаза, уставился на Николая жалобно-жалобно. Хоть лицо у Гавриила было довольно мужественное (мужество это было скорее царское, чем воинское), морда готового зарыдать мальчишки получилась очень даже натуральной. Николай даже подумал, не погладить ли несчастного по головке. Решил, что лучше не надо.

      - Почему-то я готов верить, что Вселенная прекрасно понимает: её хозяин и надсмотрщик сейчас занят, и было бы невежливо вытворять пакости в его отсутствие, - с полной серьезностью успокаивал Николай бедолагу. – Она ж не дура, и не хулиганка какая-нибудь дворовая, чтоб воспользоваться свободой от надзора и побежать на заборе плохие слова писать, или ложных богов создавать, какая разница… Если вы считаете, что она дышит до сих пор только благодаря вашему присмотру, это как-то эгоцентрично. По-настоящему крепкая корпорация продолжит функционировать, пока босс в командировке.
 
      Гавриил неохотно верил словам Николай, но слегка успокоился: колени уже не так дрожали, да и руки пришли в неподвижное состояние, что уже достижение.

      - Ты так говоришь, словно Вселенная - такое же разумное существо, как и мы, - озадаченно подвел итог Гавриил. – Словно она способна сама принимать решения.

      - Ну, скорее Вселенной управляет некий всеобщий разум… Как тот, что возник у человечества сейчас, - Николай ни на секунду не задумывался, можно подумать, что он всю жизнь размышлял на тему мироустройства. – Только он охватывает, собственно, всю Вселенную. Все разумные существа, обитающие в ней и вне её, полагаю, и формируют разум Вселенной. И, думаю, это весьма гармонирующая вещь. Допустим, появится этот ваш ложный бог, и что вы, убивать его будете?

      - Да нет… - пробормотал Гавриил. – Наше дело – проследить, чтоб он был достаточно быстро разоблачен, и вмешаться в совсем крайнем случае…

      - И как часто наступает этот крайний случай? – еле сдержался Николай от откровенной насмешки.

      - Пока что ни разу, - архангел сам удивился своему ответу.

      - Видишь, Вселенная и правда сама справляется, настолько это идеальная, устойчивая система. Гениально слаженный механизм. А вам остается лишь наблюдать: может все-таки даст где-то сбой? В общем, работка у вас не слишком замороченная.

      - А то, что происходит сейчас, здесь, - Гавриил настолько задумался, что совсем перестал волноваться. Сил нет, всё уходит на мыслительный процесс. – Это тоже часть механизма?

      - Возможно, - задумался Николай. – Может быть, Вселенная пытается сказать, что ей и наблюдатель уже не нужен? А возможно пытается просто хоть как-то вас развлечь. В течение вечности дурака валять – это с ума сойти можно!

      - Удивительно, сколько ты знаешь всего, - распахнул глаза Гавриил. – И, главное, поспорить с тобой даже не возможно. Обычный, главное, человек – а по рассуждениям будешь поумнее нашего Господа.

      - Дружок твой, - Николай покосился на Михаила, - утверждает, что никакой я не человек. Уверен, что я какой-нибудь хрен с горы, которого надо бояться и боязливо поглядывать, когда тот проходит мимо. Не совсем мой типаж, честно говоря…

      - Да, не твой, - закивал Гавриил. – Но страх ты внушаешь.

      - Почему же? – искренне негодовал Николай.

      - Дай подумать… - он на несколько секунд замолчал. – Ты говоришь правду. В смысле, твои слова, если они правдивы, то они очень пугают. Они рушат привычный порядок вещей, выбивают слушателя из привычной колеи и заставляют взглянуть на всё совершенно иначе. Мы все привыкли к незнанию, Николай, а ты рушишь наши привычки, как старательно возведенный песочный замок рушится волной. А нам и остается только перебирать песчинки своей священной неосведомленности и горько плакать. Думаешь, почему люди так и не нашли ответы на все свои вопросы?

      - Они привыкли искать, - задумчиво ответил Николай. – Привыкли, и всё тут, да?

      - Совсем привыкли, - подтверждает Гавриил. – В этом многие видят смысл своей жизни: искать непостижимую истину. А если взять да обрушить на их постулаты суровую правду, то люди загнутся. Узнают, например, что Господь создал их ради развлечения, а не с какой-то великой целью, и будут с этим утверждением, как мартышка с очками. Попытаются подогнать его под другую истину, мол, их великое предназначение – развлекать Господа, доставлять ему удовольствие, и начнется всё по новой. И спросят: «А как его развлекать-то?», навыдумывают всякой ерунды. Поэтому, пусть лучше мечутся в незнании. И им так лучше, и нам.

      - Здесь, конечно, ты прав, - деловито говорит Николай. – Но я ж не утверждаю, что говорю правильные вещи. Просто одни из миллиардов философских мыслей, появившихся в голове разных разумных созданий. Почему именно мои должны выбивать кого-то из колеи?

      Тут уже Гавриил пожал плечами. Николай сразу понял, что ответ на этот вопрос – тоже не из тех истин, которые он сам хотел бы узнать.

      - Рано или поздно, конечно, всё узнаем, - вздохнул Гавриил. – А пока что – без этого спокойнее… Спасибо за разговор, Николай. Я даже успокоился слегка, хотя от первоначального вопроса мы далеко ушли. Пойду с Михаилом пошушукаюсь на тему твоего гениального ума.

      - Да пожалуйста, - отмахнулся Николай. – Я только рад лишний раз себя умным почувствовать, нечасто такое счастье выпадает.

      Так они и разошлись. Архангелы действительно отошли в сторону ото всех и о чем-то трепались. Причем разговор выглядел довольно забавно: когда растормошенный, живой и нервный Гавриил, сопровождая каждое слово наглядным жестом, пытается вдолбить свои рассуждения в голову совершенно холодного, расслабленного Михаила, это похоже на разговор человека со стеной. Но Михаил, несмотря на внешнюю невосприимчивость, все-таки слушал своего коллегу и даже изредка что-то отвечал.

      Пока Николай погружался в дебри философии, блуждая там, в общем-то, с ловкостью опытного охотника за сокровищами, его приятель Иисус успел вернуться со своей шпионской прогулки. Выглядел он довольно опустошенным и взбудораженным, словно он не только наполнился некой пустотой, но и спешил ею со всеми поделиться. Вполне распространенное явление, стоит сказать.

      Вернулся он, причем, незаметно. Николай заметил его сидящем на шезлонге, где он сам не столь давно расслаблялся. Грустный сидел, сложился чуть ли не в комочек, как все мы хотим во время действия прожигающей кишки и сердце тоски. Посмотрел на Николая, мол, иди сюда, будешь мне слезы вытирать.
 
      Николай подошел к Иисусу и сел рядом. Взглянул в его круглые, полные юношеской печали глаза. Вспомнил, как такой же взгляд сверлил его из зеркала, когда он в отрочестве осознавал всю несправедливость и жестокость мироустройства. Видимо, у приятеля Иисуса начался тот же период, и крепкая дружеская поддержка была ему нужна как никогда.

      Николай не особо задумывался, в каких социальных отношениях между собой жители этого прекрасного места, присущи ли им вообще человеческие чувства, определения и ярлыки, но в одном он был уверен: друзей у Иисуса не было. Он являлся тем самым сыночком директора в школе, которого все обходили стороной. А то мало ли, заденешь его локтем на перемене, и из школы полетишь, даже подумать не успеешь…

      - Дружище, что такое? – крепким тоном старшего брата поинтересовался Николай, взяв его за плечо. – Не идет сыну Божьему выражение лица умирающего щенка.

      Иисус посмотрел на него с недоверием. Не любит он, когда люди пытаются лезть в причины его грусти, хотя это не мешает ему выставлять своё настроение напоказ. Дескать, «вот я какой грустный, а вы и сделать ничего не можете, никчемные». Правда, всмотревшись в лицо Николая, Христос понял, что юноше нет никакого дела до его настроения, просто он надеется, что сможет помочь и почувствовать себя умным и великолепным, уже в который раз. А раз дела обстоят так, и в душе его копаться никто не собирается, и нотации читать тоже, можно и рассказать, что не так.

      - Пошлялся я там, среди людей, - развел он руками. – И, знаешь, я вообще не секу, что тут творится. Ты вообще присматривался к этой толпе? Не к тому, что видишь отсюда, а в их лица, в их тела. Замечал, что у них те же самые тела и умы, что были при жизни? Прикинь, то есть сейчас эта армия состоит из обычных горожан, из детей, из голодных африканских негров, которые на Земле бы еле ползали, из стариков... Ты понимаешь, о чем я толкую? Эти ребята вообще не хотят сражаться, и уж тем более не хотят снова подыхать. Каждый из них просто прет за толпой, и при этом каждому это не нравится.

      - Всё так же, как и при жизни, - не без скрытого веселья заметил Николай. – Удивительно. И что же тебя в этом расстроило?

      - Да то, что это всё такой идиотизм! – вспылил Иисус. – Я подхожу, например, к бабе, говорю: «За что мы воюем-то?», а она даже не знает, что мы воюем. Ведет своего ребенка за руку во всей этой каше, и ведет-то на погибель от рук ангелов и демонов. То есть, все они хотят вернуть свой дом, но никто не понимает, как началась битва. И уж тем более, зачем она началась. Это же просто бессмысленная кровавая каша, выходит! Надо прекращать как-то!

      - Как прекратишь-то? Они не остановятся, даже если захотят. Ни Бога, ни Дьявола слушать не станут. Мы только и можем, что копьями их тыкать, да лавой поливать, лишь бы самим в живых остаться.

      - Лавой?! – Иисус возмутился и лишь сейчас заметил котлы на стене. – Той, в которой дядя грешников топил?! Вы охренели?!

      - Если б люди вели себя нормально, обошлись бы без этого, - Николай пожал плечами. – Но они нарываются, разве нет?

      Но он уже не слушал. Сначала гневно уставился в пространство, пытаясь, видимо, прожечь его всей своей ненавистью, а затем поднялся и направился к Господу и Сатане. Те продолжали, стоя за руки, размещать котлы на стену, заполнив больше половины к этому моменту.

      - Отец, это уже слишком! – претенциозно прервал Иисус их деятельность.
 
      - Сын, не мешай, - Господь даже не соизволил посмотреть на своего отрока.

      – Эти придурки внизу, они совершенно не злые! Они запутались, они в отчаянии! Как мы можем убивать их?!

      - Иисус, делай, что тебе говорят, не мешай! – рявкнул Сатана.

      - Они живые, они дышат, чувствуют! – кричал он, вскидывая руками, пытаясь достучаться.

      - Уйди, мальчишка! – отвечали ему равнодушно, пропуская слова мимо ушей.
      - Они не заслужили такой смерти! – надрывался он.

      - Ты не видишь, что мы заняты?! – жестко отторгали его.

      - Да послушайте вы меня! – он кричал, хватал их за плечи, тянул, бил, тряс…

      - Прочь! – они направили этот вопль на него, словно порыв горячего ветра, и Христос приник. Сжал кулаки, дрожал от злости, но приник, покорно отошел в сторону, опустив голову.

      Николай наблюдал с интересом. Иисус, чье лицо было закрыто длинными прядями, шел к нему медленно, сдерживая обуревающую его ярость.
 
      - И что теперь будешь делать, борец за справедливость? - с доброй насмешкой спросил Николай. – Одно дело разбираться с грехами человечества, но когда Господь и его товарищи уничтожают души, как надоедливых жуков, тут ничего не попишешь…

      Иисус остановился. Замер в нескольких шагах от Николая. Расслабился, собрался, больше не дрожал, не изнемогал от обиды.

      - Однажды мне пришлось страдать за грехи человечества.

      Голос его заставил Николая искренне удивиться. Иисус неожиданно заговорил статными, мягкими речами взрослого человека, обладающего невероятным уровнем самообладания. Этот взрослый человек сложил ладони у груди, над головой его сверкающим кругом возник нимб.

      - Теперь придется расплатиться за грехи Господни, - Иисус поднял голову. На Николая взирал благостный лик с православных икон. Мудрый, собранный лик.

      - Устроишь им Второе Пришествие? – удивленно усмехнулся Николай.

      - Не этого ли они так ждали? – Иисус мягко улыбнулся, вежливо поклонился Николаю, и просто исчез. Впрочем, Николай уверен, что Иисус сумел скрыться в тот момент, когда юноша моргнул. Подошел к самому краю крыши, начал высматривать Иисуса. Всё-таки невероятно интересно, что из себя будет представлять явление Христа народу.

      Вышеупомянутый Христос стоял на том же балконе, с которого недавно вещал Господь. Оставался поначалу незамеченным, задумчиво рассматривал человечество. Прикрыл глаза, вздохнул и заговорил.
 
      И глас его отразился в разуме каждого, и затронул душу любого, и заставил все сердца биться быстрее.

***

Когда Иисус явился перед человечеством, те затрепетали. Остолбенела и небесная армия, и её предводители. Все остановились, предвкушая нечто великое. Само мироздание затаило дыхание, наблюдая за дебютом Господа Младшего, как замолкает зал, когда их кумир выходит на сцену. Миллиарды взглядов устремились на Иисуса, и даже те, кто не знал его или не следовал ему, замерли, чувствуя, что перед ними стоит создание, достойное их спокойствия. Словно сошедший с икон, Иисус рассматривал людей печальным сочувственным взглядом. Смотрел на них не как на единое столпотворение, а изучал каждое лицо, каждого человека, и все замечали это внимание. Все семь миллиардов людей почувствовали себя особыми, уникальными, заслуживающими внимания сына Господнего.

      Властители Небес не осмелились прервать тишину, лишь обменялись взглядами. Господь и Люцифер – возмущенными, архангелы – удивленными и слегка восхищенными. Александр Невский был преисполнен религиозной благодати, даже перекрестился, смотря куда-то вверх, хоть Господь стоял в двух шагах от него. Кому крестился, спрашивается?

      Николай же наблюдал за развитием событий, как за интересным фильмом. Всё это вызывало у него интерес, любопытство, и даже сопереживание главному герою, но не более. Принимать активное участие в событиях он до сих пор не собирался, хотя, если вспомнить, происходящая война была результатом его действий. Себя Николай успокаивал тем, что если б не он порвал это дурацкое хранилище, так кто-нибудь другой обязательно. Не один он ведь такой сильный и сердитый. Тут все сильные и сердитые.

      Разделив со всеми присутствующими молчание в течение нескольких минут, Иисус заговорил:

      - Братья и сестры, - начал он, как подобало по всем правилам религиозного ораторства. – Посмотрите, во что вы превратились.

      Он говорил спокойно, без упрека, скорее с той же самой жалостью, как бабушка говорит любимому внуку, что тот совсем исхудал.

      - Остановитесь и подумайте, - наставительно произнес он, и вновь замолчал. И, как ни странно, все действительно задумались. Сложили оружие, опустили кулаки и принялись интенсивно осознавать происходящее. Выражение их лиц мгновенно менялось, они стали растерянными, будто бы не понимая, что они делали только что. Это относилось не только к людям. Гавриил трепетал от радости, предвкушая окончание бессмысленной битвы, Михаил выглядел еще более погруженным в себя, чем был обычно. Господь шепнул Сатане, мол, какого хрена этот паршивец вытворяет? Сатана же что-то вякнул в ответ: «Да пусть вытворяет…». Он был занят другим: высматривал в армии своего любовника, надеясь удостоверится в его целости и безопасности, и, содрогаясь при виде мертвых чертей, боясь увидеть его среди таковых. Господь вздохнул. Позлиться на сына – это так, часть педагогической деятельности. А так-то он был бы только рад, если удастся завершить весь балаган.

      Николай кивнул сам себе, своим недавним мыслям о том, что, мол, да, неправильно всё происходит. А сейчас всё будет правильно. Придет Иисус, расскажет, что хорошо, а что - плохо, и люди самовольно поплетутся в хранилище, еще и спасибо скажут за гостеприимство.

      Правда, в итоге вышло не совсем так.

      - Вы все относитесь к ситуации по-своему, вы все хотите разного, - завещал Иисус. – Кто-то хочет новой жизни, кто-то хочет вернуться к семье и работе, кто-то осознал все свои ошибки и хочет их исправить… Сейчас, когда у вас всех сформировалось собственное представление о ситуации, почувствуете, как чувство тяжести снисходит с ваших душ, как вы освобождаетесь от оков. Чувствуете? Массовое сознание покидает вас. Сделайте глубокий вдох и медленный выдох, закрыв глаза.

      Все послушались Иисуса, и не потому, что боялись ослушаться. Люди просто осознавали мудрость этого создания, соединившего в себе Божескую и человеческую сущность.

      - Откройте глаза и скажите, чего вы хотите теперь.

      Совсем недавно в ответ на такой вопрос все Небеса прониклись бы единым голосом: «Мы хотим обрести дом» - заявило бы общественное сознание. Но сейчас вместо этого начался настоящий гвалт. Такой шум, будто бы все базары, мегаполисы и школьные классы мира объединились в одну цитадель шума, болтовни, невнятных человеческих речей, растворяющихся друг в друге.

      На крыше все покосились друг на друга, и каждый что-то тихонько пробормотал. Никто никого не услышал, и то к лучшему. Впрочем, многое было и так понятно:

      Гавриил желал, чтобы вновь восстановился порядок и покой, Сатана грезил о здоровье Черта, а Николай заявил, что не отказался бы от шоколадного коктейля, который, впрочем, сразу же оказался у него в руке. Чем проще потребности, тем легче их осуществить – по такому принципу жил Николай, и ни разу не оставался недовольным. Его вполне устраивала маленькая однокомнатная квартира на краю города, забавная компания для общения и должность с заработной платой, достаточной для повседневных нужд. А больше ему и не надо было. Желания остальных Небесных покровителей остались либо неизвестными, либо незначимыми.

      Иисус поднял руку, и шум постепенно прекратился, вновь установилась тишина.

      - Я не могу ничего вам обещать, - честно признался он. – Не могу ничего гарантировать. Ни вечного покоя, ни обретения жизни, ни полноценной смерти. Но я готов поспорить с отцом в его утверждении о том, что утерянное не вернуть. Ведь утерянное всегда может оказаться просто у вас под кроватью, или прямо под носом, не так ли?

      Неожиданно, Иисус сменил тон с пафосного и благородного на повседневный, как если бы он просто вел стенд-ап на вечере открытого микрофона. Люди были слегка ошарашены, но приятно удивлены, кто-то даже посмеялся: такое обращение на равных делало разговор куда продуктивнее и приятнее. Так же и ученикам десятого класса приятнее, когда учитель обращается к нему как к такому же полноценному человеку, а не к подчиненному. Подростки, что с них взять…

      - Дело в том, что мы не разрушали Землю, - развел руками Христос, украсив свой священный лик дружелюбной улыбкой. – Мы не удаляли её, не расформировывали. Она просто взяла и пропала. А так как мы считаемся здесь главными – под «здесь» я имею в виду Вселенную – то без нашей воли ничто навсегда пропасть не может. Вот если что-то появляется просто так, то это еще ладно. А вот пропадать таким важным штукам, как густонаселенные планеты, мы, как правило, не позволяем.

      Николай довольно ухмыльнулся, замечая в речах Иисуса свои собственные интонации.       Видимо, паренек решил, что нет представителя человечества коммуникабельнее и внушительнее, чем Николай. «Всем нам свойственно ошибаться», - насмехался Николай, хотя и прекрасно понимал превосходность этой тактики. Ведь работает, ведь слушают, паршивцы, Иисуса. Может, стоило самому Николаю с самого начала выйти на балкон и обсудить всё как есть, по душам? Мол, так и так, кирдык Земле, мы не виноваты, уж простите.

       Правда, на одних оправданиях Иисус не остановился.

      - Я веду к тому, что, вероятно, мы в силах и отыскать эту вашу драгоценную Землю, - завершил Христос, и толпа рукоплескала. Серьезно, люди начали аплодировать, кричать, визжать, скандировать имя своего спасителя и просто несказанно радоваться. «Вот в чем папаша-то ошибся, - подумал Иисус. – Сразу лишил их надежды, вынудив на крайние меры. А ведь с надеждой можно хотя бы время потянуть, куда лучше, чем войной…»

      - Так что, наберитесь терпения, и пообещайте хорошо себя вести, пока мы будем искать способ обеспечить вас домом, хорошо?
 
      Люди закивали, как послушные дети. Вот и молодцы. Хорошее человечество.
 
      - Если что-то понадобится, обратитесь к тем самым ребятам, против которых вы только что воевали, не бойтесь, они сами только рады помириться. Правда, ребята?

      Ангелы громогласно подтвердили слова Иисуса, а черти радостно захихикали. Обстановка сразу же разрядилась. Ангелы по велению мысли распределились среди людей, представляя с тех пор собой этакие «пункты обслуживания». Люди толпились вокруг них, просили различных прелестей, вроде еды, книжек и прочих жизненно важных вещей. Смеялись, улыбались, обнимались, много разговаривали друг с другом, делились впечатлениями от Конца Света…

      - Ой, а Любка-то наша так померла забавно! – заливалась смехом пожилая женщина в ярком платье, купленном в подземном переходе. – Она ж эта, ой, как их там… Пастафанка, или что-то в таком духе. И, значит, открывает она дверь, а на неё как лапша вылетит, да начнет её душить!

      - Зато не банально, - с наигранной обидой пробормотала вышеупомянутая Любка, молодая девушка, вровень Николаю.

      Вся эта сцена оказалась невероятно трогательной и радостной, люди даже оставили свою дурную привычку грустить об умерших, почитать их память, и просто наслаждались жизнью после смерти.

      Иисус же вернулся на крышу, причем уже в своем первозданном виде. На него смотреть было жалко, ничего от прежнего великолепия. Лицо, и так украшенное проблемной подростковой кожей, покрылось слоем блестящего пота, волосы еще более засалились, а коленки дрожали, как у первоклассника. Но и радости было столько же, как у поступающего в школу мальчишки. Мол, смотрите, какой я крутой и взрослый, в школу пошел! Здесь то же самое. Смотрите, какой я крутой и взрослый, помирил человечество с Небесами! Действительно, репутация миротворца у Иисуса совершенно не напрасна, и свидетели его речей убедились в этом.

      Все, кто до этого разошелся по всей крыше, теперь собрались вокруг нового героя и предмета восхищения. Иисус Христос всегда был для жителей небес не больше чем мальчишкой, рожденным от человеческой женщины в результате того, что Господу просто стало скучно. Но теперь он стал чуть ли не претендентом на пост Бога, когда тот решит уйти в бессрочный отпуск, хотя ранее этот статус причислялся архангелу Михаилу.
 
      - Это было круто, приятель! – радость Гавриила выглядела еще более устрашающе, чем его гнев или грусть. Архангел так размахивал руками, что некоторые удивлялись, как те еще не отлетели.

      - Искренне восхищен Вашими дипломатическими способностями, - одарив Иисуса незабываемой, ангельской (что не удивительно) улыбкой, Михаил пожал ему руку.

      - А что, войны уже не будет? – искренне огорчался Александр Невский.

      - Сашенька, иди поспи, - ласково, но настойчиво, как надоедливому ребенку, сказал ему Господь. Тот огорченно ушел в здание. И даже не стал напоминать Господу, что во сне он вовсе не нуждается.

      - Папаш, надеюсь, я не тупанул? – нелепо улыбаясь, спросил Иисус. – А то я ж понятия не имею, как эту Землю искать…

      - Ничего, найдем, - отмахнулся Бог. – Молодец ты, молодец. Хотя самодеятельность я никогда не любил…

      - А где дядя? – спросил Христос, осматривая собравшихся.

      - Пошел своего Черта отыскивать, где ж еще, - вздыхал Господь. – Он меня в могилу сведет…

      - Самого Господа и в могилу – это ж каким чудовищем надо быть! – неуместно засмеялся Николай. – Простите, вслух это прозвучало не так, как у меня в голове. Такое часто бывает.

      Это именно тот момент, когда в уютную компанию врывается посторонний человек, с которым, в общем-то, все знакомы, и даже многие хорошо относятся, но при этом в компанию никто не зовет, просто потому, что всем ясно, насколько он лишний. Всем, кроме него, навязчиво и отчаянно пытающегося обрести хоть какое-то подобие друзей и внимания. И, главное, прогонять-то жалко. Приходится терпеть. Но неловкая тишина после его реплик гарантированна. Ситуация была крайне похожа, хотя Николай убеждал себя, что ему совершенно наплевать, будет ли крутой парень Господь и его приятели с ним дружить. Благо, молчание прервал Иисус.

      - Николай, спасибо за твои советы, - сказал он. – Ты вообще сильно помог мне придти к тому, что я там наговорил. И поддержал меня. Спасибо, в общем.

      - О, да, это он может! – Гавриил не упустил возможности поделиться своими впечатлениями от общения с Николаем. – Таких мудрых вещей наговорил, у меня голова кругом пошла!

      - Действительно, - подметил Михаил.

      Господь одобрительно хмыкнул. Мол, ладно, раз уж моим людям ты нравишься, то и мне тоже. Но не сильно прельщайся.

      - Просто я мыслю неординарно, - объяснил Николай. – И люблю выставлять это напоказ.

      - Что ж, может ты и придумаешь, где Землю искать? – насмешливо спросил Иисус. Николай же задумался всерьез.

      - Какие есть в мироздании места, кроме Небес и Вселенной?

      Все замолчали. То ли искали ответ на вопрос, то ли просто их застала врасплох гениальность Николая. В конце концов, ответ выдал Господь.

      - Нирвана, - ответил тот. – Это место вообще не вписывается во все известные нам понятия. Как Будда туда забрел, так и своих приспешников за собой повел. Хорошо им там живется, говорят, никаких обязательств, проблем…

      - Ну и как туда попасть? – полностью готовый прямо сейчас отправиться в путь, отозвался Иисус.

      - Ты-то не попадешь! – засмеялся Господь. – Это ж для людей место, они сами его себе создали. По сути, вся Нирвана – это лишь сознание всех людей, её постигших, которое в итоге слилось в настоящую реальность, сильно отличную от привычной нам. Не буду ждать пока Николай любезно предложит нам свою кандидатуру и скажу первый: нам надо, что бы именно Вы туда отправились.

      - Замечательно, - отметил Николай. – Без проблем, серьезно. Как это делается?

      - По идее, для этого нужны годы и годы монашества, медитаций, особого образа жизни, в общем, как-то так… Но с теоретической точки зрения всё проще. Для того чтобы попасть в Нирвану, человек должен заглянуть в самую глубину своего сознания и сопоставить её с вечностью. Мол, вот есть я, мой разум, а вот вечность, и, по сути, мы не сильно отличаемся друг от друга. Я могу даровать тебе свою мудрость, и тебе, думаю, хватит пары часов, чтобы постигнуть это.

      - Ну, давай, - пожал он плечами. – Мудрость мне пригодится…

      Тут же Господь сделал небрежный жест в сторону Николая, и заявил, что всё, мудрость получена. Николай никаких изменений в сознании не заметил, и оно и к лучшему. Быть может, став совсем мудрым, он бы понял, как это всё бессмысленно, и смылся бы покорять тайны Вселенной…

      Всей компанией Николая отвели в темное помещение, обставленное свечами и пропахшее благовониями. Ничего, кроме тьмы, пламени и странного, мягкого запаха, напоминающего очень крепкий кислый чай, в комнате не было.

      - Значит, мне просто сидеть и медитировать? – уточнил Николай.

      - Именно так, - кивнул Господь.

      - Удачи там, - попрощался Иисус.

      - Давай, приятель, разберись там с этим Буддой! – Гавриил был полон энтузиазма. Михаил лишь выразительно кивнул, и, честно говоря, кивок этот нес в себе куда больше смысла, чем слова предыдущих ораторов.

      Николай зашел в комнату. Дверь сразу же закрылась, и юноша остался наедине со своей целью: постичь Нирвану. Он знал о медитации только то, что надо сесть, скрестив ноги. Но это положение представлялось ему неудобным. Поэтому он разложил на полу мягкие-мягкие маты и лег на спину, сложив руки по швам, вытянув ноги.

      Все буддистские и эзотерические идеи были чужды Николаю. Не то, чтобы он был против, просто не приходилось с ними сталкиваться, и уж тем более пользоваться ими. Конечно, всё бывает в первый раз.

      Николай, в первую очередь, четко сформулировал первую цель: заглянуть в глубину своего сознания. Из средств у него было только его собственное тело и разум. А разум обладал смутными знаниями. Правда, вспомнил он, что при упоминании различных медитаций так же мелькает слово «энергия». Стоило этому слову мелькнуть в голове невольного монаха, как колющее, тягостное ощущение охватило всё его тело. Он чувствовал не просто каждую свою конечность, он ощущал каждую клеточку своего тела, каждый миллилитр своей крови, и всё его существо пропиталось этой, так называемой, энергией.

      Николай сосредоточился на разуме. Он почувствовал, что может управлять этой самой энергией, направлять её в разные части своего тела, теряя при этом ощущение тяжести в тех, откуда энергия уходит. Он перестал осознавать себя как часть пространства вокруг и чувствовал себя не лежащим в комнате, а бродящим по переулкам собственного сознания, разыскивая дверь в эту самую глубину.

      Энергия сразу же прильнула к голове. И тут уже началось нечто вообразимое.

      Образы, мысли, идеи приливом окутали разум Николая. Напоминая вдохновение, только гораздо мощнее, это ощущение давало столько ответов, что юноша не успевал их воспринимать, а лишь припасал в некоторых уголках подсознания, надеясь когда-нибудь к ним вернуться. Он начал понимать, почему ему никогда не везло в отношениях с людьми, почему некоторые моменты жизни кажутся ему такими серыми и скучными. Он осознал, на кой черт ему сдалось двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года прийти в гости к своей бывшей, а двенадцатого января две тысячи тринадцатого навсегда пропасть из её жизни. Он понял свою роль в жизни каждого человека, свою роль в мире, во Вселенной. Но все эти знания оставались недоступными для высших, главных слоев его сознания, и, следовательно, для него самого.

      Конечно же, ход времени снова пропал из восприятия Николая, поэтому засечь, через сколько часов или минут после начала процесса к нему начало приходить просветление сказать нельзя. Но главное, что оно действительно пришло. Вернее, сначала пришло равнодушие. И к своей участи, и к участи Земли и Вселенной, да хоть всё мироздание рухнет прямо сейчас, Николай лишь приподнимет брови, и то для виду. Когда знаешь ответы на все вопросы, рано или поздно становится наплевать.

      Это состояние полного пофигизма приносило за собой блаженство. Но наслаждаться им Николай не мог слишком долго, ибо вскоре ощутил, что пространство вокруг него меняется. Вернее, оно пропадает вовсе, или он пропадает из него – это уже не имело значение. Главным оставалось то, что Николай решил наконец-то открыть глаза.

      Место, где он оказался, представляло собой полную противоположность хранилищу, в которое он попал после смерти. В хранилище не было ничего, здесь же было всё. В хранилище была тьма, а здесь присутствовал вездесущий свет. Здесь были и люди, но совсем не в том виде, в котором он привык их видеть. Он скорее чувствовал их присутствие, и иногда даже засекал очертания их лиц где-то в пространстве. Слышал их мысли или переживал их эмоции (в основном это был интерес к новой персоне).

      Сам Николай, к своей радости, оставил тело при себе, не стал астральной сущностью гармонии разума с вечностью. Поэтому же он нуждался в физической опоре для своего физического тела. Это желание было выполнено: под его ногами в бесконечно светлом пространстве выстраивалась каменистая дорожка. Куда она вела, Николай не имел представления, но это его не беспокоило, как, в общем-то, и всё остальное. Шел себе да шел, любовался тем, что позволяли увидеть его органы зрения, хотя было ясно, что одних глаз тут мало, и чтобы познать это место, надо стать полноценной его частью. А он так – погостить пришел.

      Всё, что он видел – это лишь абстрактные образы, мелькающие вокруг.       Действительно, самое настоящее сознание. Причем, судя по всему, сознание писателя во время творческого процесса. Образов просто тысячи, все они невнятные, понятны лишь на интуитивном уровне. Где-то мелькают вспышки света, а где-то молодая мать кормит грудью младенца, причем младенец – девочка, и зовут её Ефросинья. И, главное, не понятно, почему дела обстоят именно так, ведь из всех чувственной информации Николай получается лишь сверкания, силуэты, линии и контуры. А остальное приходит как-то само собой, и формируется в слова, привычные для описания подобных образов.

      - Эй, Николай, Николай, поиграем давай! – прозвучал откуда-то голос ребяческий, но при этом довольно взрослый. Николай не обратил внимания, сразу понял, что это просто один из миражей в этом бесконечно заполненном мире.

      - Правильно, Николай, не слушай никого, ты большой, сильный мальчик, - ласково поддержал его женский голос. – Главное, не забывай кашку кушать. А то Кафка обидится.

      - Какая-то глупая игра слов, - обиделся Кафка. - Не смешно даже.
 
      - Кафка с Маслоу, - засмеялся детский голос.

      - Как вы узнали?! – удивлялся Маслоу.

      От того, чтобы заржать, Николая удерживало лишь полное душевное спокойствие. А так бы – он уже давно давился от смеха, хватаясь за живот, падая и валяясь. Если сознания самых мудрых и разобравшихся в мироустройстве людей в совокупности представляют из себя такую чушь, то, наверное, и само мироздание – довольно бредовая штука. И это только радует, помогает легче относиться ко всяким неприятностям и тяжестям.

      - Он, наверное, что-то потерял, - заговорил голос, и Николай нутром почуял, что это про него.

      - Потерял-то не совсем я, а найти надо, - ответил он. – А то меня Господь отругает. И люди на лоскуты порвут. Печально будет, я себе нравлюсь.

      - Это как так? - удивился голос. – Тебе, да еще и надо? Ты не похож на того, кому что-то надо.

      - Звучит как комплимент.

      - Так и есть! Ты больше похож на человека, которому нечем заняться. Причем хронически, всю жизнь. Ужасная болезнь!

      - Бедный мальчик!

      - А всё потому что моей пирамиде не следуешь!

      - А Бог разве не умер?

      - Да тихо ты, Ницше! Сам ты умер!

      - Ну да.

      Николай начал полагать, что этот балаган затеян специально для него, чтобы как-то скрасить скучное человеческое существование. А то, похоже, неведомые обитатели Нирваны искренне сочувствовали Николаю и его хроническому чувству скуки.

      - Очень мило, - подвел Николай итог. – Мне нужна Земля. Кто у вас тут главным?

      - Будда! – хором ответили голоса.

      - Я! – громкоголосо ответил Будда.

      Он уже восседал перед Николаем, ровно в таком же виде, в каком его представляют. Толстенький, невероятно обаятельный дядька, с голым торсом и в свободных штанах. Только теперь он был не в виде золотой статуэтки, приносящей удачу, а живой, во плоти. На лице его застыла улыбка, а глаза были закрыты под суженными веками. Он сидел, скрестив ноги, перед ним, на небольшом деревянном столике, стояла глубокая тарелка с супом. «Гороховый», - почуял аромат Николай.

      - Присаживайся, - голос вполне соответствовал внешности милого толстячка. Гнусавый, и при этом невероятно приятный, полный жизнерадостности.

      - Спасибо, - отозвался Николай и сел около стола так же, как и Будда, скрестив ноги. Будда же гостеприимно поставил перед ним тарелку с супом, положил ложку. Николай беспрекословно принялся поглощать угощение, хоть и совершенно не был голоден.

      - Значит, Землю ищешь? – уточнил Будда. – Забавно, надо же! Сюда попадают те, кто себя ищет, а ты, видите ли, Землю искал! Твоя страсть к выделению никогда тебя не покинет.

      - Зато я красивый, - нашелся Николай и скушал еще супа, как бы награждая себя за красоту.

      - Действительно, красивый. А с чего ты взял, что Земля здесь?

      - А где ей еще быть? Суп, кстати, шикарный.

      - Да, я сам его готовил, по всей Вселенной горох собирал.

      - А что за мясо?

      - Ситкокианцы.

      - Не слышал о таких… Это такой сорт говядины?

      - Вроде того. Не отвлекайся! Ешь и отвечай, пожалуйста.

      - Да, конечно. В общем, я подумал: во Вселенной её нет, иначе бы люди не померли. На Небесах тоже никаких планет, кажется, не завалялось. Значит, где-то здесь. Как я понял, в этом месте есть абсолютно всё, думаю, и Земля у вас найдется.

      - А что-нибудь еще присмотреть себе не думал? – здесь Будда напомнил Николаю навязчивого продавца-консультанта. Но он быстро избавился от этого идиотского сравнения, а заодно подметил, что суп в его тарелке и не думает кончаться. Даже количество не уменьшается. Во дела.

      - Что, например?

      - А что бы ты хотел? – интригующе вопрошал Будда.

      - Ничего, - честно ответил Николай. – Вообще ничего не хочу. Всего мне хватает.

      - А как насчет способности видеть дальше своего носа? – Будда рассмеялся, а затем встал, отряхнулся, и, сопровождаемый удивленным взглядом, ушел восвояси. Николай остался с тарелкой супа и начал думать над этим воистину мудрым высказыванием.

      Конечно, было понятно, что Земля где-то рядом, бери – не хочу. Но где именно? Николай не видел вокруг ничего, кроме белой пустоты и различных образов и идей, но никаких планет на горизонте явно не виднелось.

      Сначала он попытался найти какие-нибудь круглые очертания. Но все круги и шары, попадавшие под его взгляд, оказывались либо солнцем, либо глазами, либо мячиками, либо головами, либо тарелками супа…

      Тут-то ему и вдарило в голову, осенило, что называется. Он посмотрел в тарелку и начал рассматривать её содержимое. В густой жидкости плавали овощи, куски мяса, круглые горошки…

      Круглые…

      Горошки…

      Николай начал двигать горошины ложкой, рассматривать их. Горох как горох. Зеленый, вареный, мягкий. Но, в конце концов, со дна всплыла совершенно необычного цвета горошина, зелено-голубая. Николай подцепил её ложкой, поднял, начал рассматривать. Затем аккуратно, чтобы не раздавить, взял в руку, и положил в глубокий, свободный карман.

      - Удивительно, как быстро, - рассмеялся Будда.- Я когда ходил, горох собирал, случайно Землю с собой прихватил… Ну и думаю, чего волноваться? Если кому-нибудь понадобится – придет, заберет. Вот ты и пришел. Доволен, небось?

      - Нет, не доволен, - ответил Николай. – И никогда не буду, как и любой человек.

      - Ну, перед кем ты пытаешься мудростью похвастаться? – искренне удивился Будда, а затем восхищенно рассмеялся. – Ладно, тут вот какое дело, красивый. Предлагаю тебе остаться. В постижении Нирваны ты хорош, и, думаю, избавившись от тела, станешь вполне замечательным местным жителем.

      Николай заинтересованно посмотрел на Будду, нахмурился.

      - Знаю, это место выглядит не особо привлекательно, но ты просто не видел его так, как видим его мы!

      - А зачем тебе надо, чтобы я оставался?

      - Да не нужно мне это! Я просто добрый, вот и делаю такое предложение. Поживешь тут пару вечностей, узнаешь ответы на все вопросы… Тебе ли надо рассказывать, что представляет собой блаженство обитания в Нирване! И так все понимаешь!

      - Понимаю, - ответил Николай. – А с Землей что делать, если я останусь?

      - Ничего, - хмыкнул Будда. – Тут и оставим. Еще супов наделаем.

      Николай всерьез задумался. Все-таки, перспектива стать всезнающим разумом была очень привлекательна. Но в голове то и дело всплывали лица ожидающих его жителей Небес, и так мечтающих о возвращении дома семи миллиардов. Да и совершенство всегда казалось Николаю слишком скучным делом.
 
      - Никакого совершенства, что ты! – захохотал Будда. – Всё будешь так,
как ты захочешь! Захочешь вечность познавать мир – будешь делать это вечность. Не думай, что всё так просто!

      Николай вздохнул, и пришел к выводу, что разумом это решение не принять. Только сердцем или интуицией. А все они голосовали за то, чтобы уносить отсюда ноги. Всё-таки, не для Николая это место, есть в нем что-то отталкивающее. Любое слишком идеальное явление в итоге становится слишком неинтересным и скучным. В том-то и состоит прелесть жизни, чтобы постоянно стремиться к идеалу и никогда его не достигать. Придумывать себе недостижимые образы возлюбленных, и никогда таковых не встречать, а потому не просто обходится теми, что имеются, но и менять их в лучшую сторону. Оно-то и всего касается, и мира, и самого себя. Врожденное стремление к недостижимому идеалу заставляет людей делать мир лучше.

      Без него и всей это Нирваны не было, и Будда бы так и оставался каким-то несчастным принцем, спокойно глядящим на беды своего народа и считающим, что так и надо.

      Поэтому, у Николая не осталось сомнений.

      - Я думаю, что всё-таки дом для семи миллиардов людей важнее, чем мои желания, - подвел он итоги своих размышлений, подкрепленные геройским самопожертвованием. – Да и не нужно мне это всё. Привлекательно, конечно, заманчиво… Но не моё. Не создан я для совершенства.
      - Ох, как ты ошибаешься! Ты уверен, что отказываешься? Если передумаешь, то попасть сюда будет так же сложно, как и всем нам.

      - Если сильно захочу – попаду, - отмахнулся Николай.

      - Но не отпускать же тебя с пустыми руками и пустой головой! Давай, я на любой твой вопрос хотя бы отвечу. А то не могу я так.

      - Хм, это уже интересно, - Николай задумался. – Недавно один архангел заявил, что я не человек. Я ответил ему, что мне всегда было наплевать, кто я, но сейчас, раз появилась возможность узнать, то почему бы нет? Это точно интересует меня больше, чем всякие глупости о смысле жизни.
      - Хочешь узнать, кто ты, правильно? Так хотелось бы придраться к формулировке вопроса, но не буду. Ясно же, что ты хочешь услышать. Ладно, слушай.

      Николай был весь во внимании.

      - Ты, на самом-то деле, не являешь собой ничего особенного. То есть, ты действительно обычный человек… С одним небольшим исключением. У тебя довольно самостоятельная душа. То есть, настолько самостоятельная, что она появилась на свет без чужой помощи, и тело себе новое сама находит. Только сейчас, когда все померли, решила сама отправиться на Небеса, и то там отделилась от людей и решила побыть на другой стороне. Удивительное явление, хочу сказать. Скорее всего, сначала ты был создан для службы на Небесах, но свалил оттуда на Землю, и там уже столько успел прожить, что и забыл о своем предназначении…

      - Ничего себе… - задумался Николай. – Да я ж Господь!

      - Еще и красивый Господь, - подмигнул Будда. – Всё, проваливай отсюда! Заскакивай еще, если получится.

      Николай хотел ответить, но уже пришел в себя в той же комнате, где он недавно постигал Нирвану. Поднялся, проверил карманы на наличие горошины-Земли, которая стала твердой, как круглый бисер, и отправился на крышу.
 
      Вся небесная компания была там, в полном составе. Стояла и любовалась идиллией, установившейся внизу. Люди разбили палатки, лагери, сидели в компьютерах, смотрели ТВ, общались, развлекались, напивались, в общем, вели свой повседневный образ жизни, в компании чертей, ангелов и святых. Когда Николай пришел, его встретили приветливо и дружелюбно. Улыбнулись, помахали, и уставились выжидающе: ну что, нашел?

      Он не стал церемониться. Достал и показал своим приятелям маленькую Землю: нашел, нашел. Лица Иисуса и Гавриила украсились широкими улыбками, остальные же тоже были полны радости и одобрения, но не так явно это выражали.

      - И что вы так запарились с этой Землей, - грубо съязвил Сатана. Черта рядом с ним не было, а взгляд Люцифера преисполнялся печалью. Николай сделал соответствующие выводы и мог лишь посочувствовать.

      - Зато теперь все вернется на свои места, - деловито подчеркнул Господь и взял Землю из рук Николая. – Я займусь этим. А вы тут пока что прощайтесь. Николаю, как человеку, суждено будет отправиться на Землю вместе с остальными. Делайте как я.

      Господь уважительно и крепко пожал Николаю руку.

      - Спасибо тебе за помощь, - сказал он. – Небеса будут помнить тебя.

      - До встречи, Боженька, - дружелюбно ответил Николай. – Спасибо за гостеприимство.

      Господь вежливо кивнул и удалился возвращать Землю на её законное место, сказав на прощание, что всё будет сделано через пару минут.

      - Что ж, ребят, вот я и отчаливаю, - с печальной улыбкой сказал Николай. – Приятно было познакомиться, что я еще могу сказать? Удачи вам в управлении Вселенной и всё такое.

      Иисус сначала хотел тоже сказать что-нибудь сентиментальное, но затем не выдержал и обнял юношу. Налетел на него и сжал в объятиях, зажмурившись, уткнувшись лицом в его плечо.

      - Мужик, ты офигенный! – сказал Христос.- Спасибо тебе огромное!

      - Ты помог ему повзрослеть, - улыбался Гавриил, пока Николай снисходительно и умилено приобнимал Иисуса. – А он, в свою очередь, помог повзрослеть всему человечеству. Всё население планеты обязано тебе, Николай, и мы можем им об этом сообщить.

      - Да уж, и цену я за это заплатил неплохую… Но не надо только никому ничего сообщать! А то еще сделают меня своим Богом, будут восхвалять, а вас позабудут. Не надо так. Иисус, ну хватит тебе, отцепись, - ласково сказал Николай, и Иисус послушно отстранился.

      - Извини, - засмущался Христос. – Просто, есть в тебе что-то родное, как будто брат ты мне, или еще кто.

      - Да, что-то такое мне Будда говорил, - беспечно улыбнулся Николай. – Впрочем, какая разница, кто я там… Смотрите-ка, народ пропадает!

      Николай указал на толпу, из которой действительно исчезали люди.

      - Видимо, всё и правда возвращается на свои места, - сказал Михаил. – Значит, никакого Конца Света и не будет.

      - Я всё забуду? - удивился Николай. – Жалко-то как.

      - Ничего, помрешь – вспомнишь, - отмахнулся Гавриил. – Главное, проживи свою жизнь как следует. Вам всем, можно сказать, дается второй шанс. А такая удача редко кому выпадает.

      - Действительно, Николай, - подхватил Иисус. – Проживи великую жизнь!

      - И не забывай про поэзию, - неожиданно сказал Михаил. – Я видел твоё творение в хранилище. Оно вполне неплохое.

      - Вот как… - Николай аж засмущался от такой доброжелательности. – Кстати, а раз Конца Света не будет, то и битвы тоже?
 
      - Получается, так, - пожал плечами Гавриил.

      - И все погибшие не погибнут?

      Тут уже в разговор вклинился Сатана.

      - Действительно, не погибнут… - задумался он и широко заулыбался. Настолько широко, насколько ему позволяет суровая сущность Люцифера.

      - Ладно, ребят, удачи в…

      Он прервался на полуслове. Земля заняла своё прежнее место во времени и пространстве, память освободилась от тех моментов, которые перестали существовать, и всё наконец-то встало на свои места.

***

      Николай открыл глаза и сначала задумался о том, что заставило его остановиться. Не найдя объяснения, он свалил это на собственную невменяемость, в которой был так уверен и продолжил идти по жаркой летней улице. Особенно теплом отдавал раскаленный асфальт. Такая жара, что у Николая возникло ощущение, будто бы по всему миру прошелся поток пламени откуда-нибудь прямиком с Солнца… Но эту глупую идею он сразу отстранил. Просто очень жаркий день, обычное лето в центре города.

      Несмотря на жизнерадостные лучи солнца, мир казался ему довольно серой и скучной штукой, как и вся его жизнь. Но серость эта была такой родной и приятной, что без неё как-то не так. Да и серый – его любимый цвет. Так что пусть будет жизнь серой, Николай не возражал.

      Его отвлек голос.

      - Молодой человек, - юноша с удивительно светлыми глазами и темными волосами остановил Николая тяжелым прикосновением к плечу. – Вы уронили, - мягко и настойчиво проговорил тот.

      Николай опешил, рефлекторно взял в руки блокнот с дешевой ручкой из ближайшего ларька. Когда он был готов ответить юноше, что это вовсе ему не принадлежит, тот уже сверкал своим черным костюмом где-то вдалеке. Николай про себя удивился, и решил открыть блокнот на первой страницы. Там он увидел стихотворение, причем написанное его родным почерком.

      Удивляться, стоя на одном месте, прожигая макушку под солнечными лучами было невозможно. Поэтому Николай сначала уселся за небольшой уличный столик кафе, расположенный под огромным зонтом с рекламой Кока-Колы, взял себе холодный кофе, и, лишь дождавшись заказа, понял, что теперь пора удивляться.
 
      Вокруг ходили сотни людей, шумный город переполнялся разговорами и гулом автомобилей, а летний зной кружил голову. Но Николай сумел отвлечься от этих обстоятельств и погрузиться в чтиво.

«Когда вдруг наступит конец,
И небо исчезнет навеки
Будешь ли горько ты плакать
Через закрытые веки?

Плакать по горьким страданиям,
Как же ты их полюбила!
Плакать по глупым скитаниям…
Ты бы ведь их повторила?

Слезы твои – это ветер,
Чувства твои – океан,
Шар Земли вовсе не вечен,
Он как подарок нам дан.

Добрый старик Санта Клаус
Вскоре его заберет.
Будешь грустить ты хоть малость
Без милых оставшись забот?

Взгляд твой - есть центр столицы,
Дух твой как поезд метро
В темную бурю стремится,
Не находя себе кров.

Слезы твои – поколения,
Все твои чувства – война,
Плач твой – печальное пение,
Ты паразитом больна.

Слезы твои растворяются,
Чувства пропасть норовят.
Рыдания все прекращаются.
Будешь ли плакать, Земля?»

      Таким был текст написанного стихотворения.

      «Неплохо, вполне, - подумал Николай. – Немного нескладно, но в целом сойдет... Если это и правда я написал, надо еще попробовать, вдруг в осознанном состоянии еще лучше будет».

      Он поднялся, несколькими глотками допил колу и отправился дальше, к себе домой, куда изначально и направлялся. По пути он часто задевал людей плечом, или наступал на них – он вечно так делает, ибо в реальности пребывает, как правило, очень малая часть его сознания. В ответ люди либо ругались, либо что-то ворчали под нос, либо молча шли дальше.

      «Ну, ничего, вы у меня еще попляшете, - шутливо возмущался Николай про себя. – Когда-нибудь вы все меня будете благодарить, что я еще сохранил вам жизнь!»

      Улыбнулся собственным бредням, и пошел себе дальше бродить по этой маленькой горошинке в огромной Вселенной, проживать эту великую жизнь, наслаждаться бьющим в лицо ветром, писать стихи и постоянно чувствовать себя чужим среди людей, которых не так давно собственноручно вернул к жизни.

      «Полный конец» - думал он каждый раз, когда перед ним представали все беды, глупости, пороки и обиды людей. И продолжал при этом любоваться ими, как зверьками в зоопарке, помогать двигаться по это жизни, и все равно тешить себя постоянно одной и той же мыслью:

      «Просто полный конец…»

      И, конечно, оставаться совершенно правым, даже не подозревая об этом.