Фока

Фока
     Фока курил. Непривычно горький и едкий дым легко и мягко проходил по горлу, становясь единым целым.  Сигареты «Опал» были самыми дешевыми, едкими, кислыми и вонючими среди всех, зато стоили одиннадцать рублей (несомненно, это было их преимуществом). Он курил уже третью сигарету подряд. Место, где он сидел, стало похожим на грязное облако или туман. Фоке это нравилось даже больше, чем просто курить - он любил находиться в этом ядовитом смоге, что заставляет прищуривать глаза, потому что так его было не видно. Он не любил, когда на него смотрят. Кто же полюбит, когда ты в старых, грязных, оборванных и дырявых ботинках, которые  к тому же не по размеру. Кому могут понравиться твои истасканные, перештопанные штаны, похожие на оборванную тряпку? И кто захочет надеть огромную, некогда цветную, куртку, что сейчас засалена до безумия, разорвана и практически не пригодна для носки, так как весь пух скатился вниз, придавая ей брюховатый вид. Но Фока любил эту куртку за длинный воротник и большой капюшон, в котором можно было спрятать лицо.  Сам же Фока соответствовал своей одежде. Копна грязных, ломких, коротких, светлых волос, хаотично разбросанных, как лес после удара метеора, хранила свой хоть и хаотичный, но порядок. Каждый волос торчал застывшей волной всегда в одном направлении. Это больше было похоже на иголки сосен, собранных в кучку и кинутых на непослушную голову.  Взгляд же Фоки  соответствовал его уличной действительности. Это был взгляд  голодного и бездомного пса, переполненный собачьей печалью и готовностью к безумной верности, перемешанный с сорочьей ушлостью и жадным блеском на все, что доступно и плохо лежало.    Конопатое, чумазое лицо, с въевшейся пылью и песком,  и огромный, неестественно распухший нос - то после позавчерашней потасовки на овоще-базе.  Большие и сильные руки, короткие, крепкие пальцы, грубые ладони, привыкшие к тяжкому, непосильному труду, терлись друг о друга. Сигарета, зажатая меж желтых, поломанных зубов, едко дымила так, что порой слезились глаза.
Фока послушно сидел и ждал, вспоминая позавчерашнюю драку на овоще-базе, как ему четыре раза приехало в нос, и он еле унес ноги, как потом с удовольствием ел стащенный им непонятный фрукт, похожий на апельсин, только больше раз в шесть!  Фока сидел на песчаной улице, опершись на забор спиной. Его ноги привыкли сидеть так, поэтому не затекали, и он удобно расположился на корточках.  Наконец-то на горизонте появился Филин. Фока радостно сплюнул, бросил бычок, встал с корточек, оттолкнувшись от забора, и побежал навстречу.
     Филин держался особняком среди бездомных и беспризорных - он не был похож на ребенка из нищей или пьющей семьи. Именно это и нравилось Фоке, ему нравилось думать, что его друг - ребенок из хорошей семьи, хоть это было не так. Филин был очень умным и хитрым, и все, что он придумывал, обязательно получалось.  Несмотря на то, что Филин был младше на год, Фока относился к Филину как к старшему и не потому, что тот был сильнее. Нет. Фока прекрасно знал, что Филин долговязый, худой и хилый, более того Филин и драться-то, наверное, не умел, по крайней мере, Фока ни разу не видел, как тот дерется. Однако Филин на улице пользовался огромным авторитетом, его боялись, и он, зная это, вел себя важно и дерзко. Именно из-за внутренней силы Фока любил Филина.  Еще Фока любил, что Филин всегда был чист и хорошо одет, он был единственным бездомным. Сперва Фока не верил, что тот бездомный, но как-то Филин отвел его в свой дом.  Это был небольшой барак без окон и дверей, без мебели, лишь стол и диван. У Филина был вечно пьющий и злой отец, от этого Филин жил, где попало, и лишь иногда приходил домой, чтобы проверить, жив ли его папаша. 
     - Голодный? – Поинтересовался Филин.
     - Есть немного.
     - Пойдем, – приказал Филин и направился вперед, а Фока, на ходу доставая очередную сигарету и закуривая на ходу, довольно послушно шел следом. Они прошли пару улиц и вышли на «Народку» - местный палаточный рынок одежды.  Филин остановился, прищурив глаза, внимательно осмотрел все  расстояние и задумался, а Фока сменил сигарету.  После так же задумчиво пошел вперед мимо рынка. Подошли к бетонной стене.
     - Смотри, – указав пальцем на щель в стене, сказал Филин. – Пролезешь?  - Фока дернул плечами. – Ну так проверь! – Фока подошел к щели, просунул голову, а после  исчез весь, потом вернулся обратно.
     - Да! – Вернувшись, радостно ответил он.
     - Что там?
     - Ничего свалка.
     - Это хорошо, – для себя ответил Филин, а Фока не понял, почему это хорошо, но спрашивать не стал, чтобы не показаться глупым, и добавил улыбаясь: «Конечно, хорошо!». Они вернулись к «Народке».
     - Вон видишь, первая барыга?
Фока посмотрел на тучную женщину у прилавка и качнул головой.
     - Видишь, у нее на столе коробка с мелочью лежит? – Фока качнул головой. – Она крупные бумажные в карман внутренний кладет, а мелочь туда в коробку. Сейчас подбежишь, схватишь коробку и до дыры. Она не пролезет, жирная. А как уйдет, я подойду и тебя позову. Понял?
Фока молчал, смотря то на жирную женщину, то на мимо проходящих людей, то на щель в бетоне, важно засунув руки в ободранные штаны, оценивая расстояние для побега.
     - Что молчишь? Боишься?
     - Есть такое, – задумчиво трубя, ответил Фока, – видишь, как мне нос позавчера отбабахали? До сих пор болит! А тут если схватятся, то ребра точно поломают!
     - Да не бойся, не догонит она.
     - Не. Я же не бегун! Если поднять что или тащить! То я за радость! Даже побить могу! А вот бегать… Бегать я не умею.
     - Да ты посмотри на нее, она ходит еле-еле, да смотри, тут бежать то! Она пока визжать будет, пока раскорячится, ты уже юрк в дыру.
     - А вдруг кто из народа за мной сиганет?
     - Не-е-е-е.  – Коротко обрезал Филин. Фока хотел сказать: «Может, ты побежишь? Ты-то лучше всякого бегаешь», - но побоялся, зная, что Филин цыкнет или, еще хуже, треснет. – Куртку только сними, мешаться будет, вон в угол брось, потом возьмешь! Да не бойся ты, кому она нужна? Ты главно, как рванешь, не оглядывайся, просто беги. Ясно?
     - Ясно.
     - Ну все тогда, давай сперва подойди поближе, а потом хватай, и ноги!
Фока скинул свою куртку. Боязно пошел к прилавку, минуты две мялся, когда торгашка уже стала о чем-то подозревать, он дернул за коробку и сиганул со всех ног на раскарячку, вспотев, задыхаясь.
Все прошло как надо. Через пять минут они уже сидели и ели в какой-то дешёвой кафешке. Фока уже давно не ел так вкусно и так цивильно.
     - Прям как короли! – Теребя свой нос, воскликнул Фока.
     - Ты бы руки помыл.
     - А что руки-то, я же ложкой ем. Эх, сейчас бы еще курнуть, че подороже, и поспать бы, где помягче, и день вообще станет лучшим за последние дни, – Филин лишь презрительно ухмыльнулся.
     - Нравится тебе так жить? – Неожиданно спросил Филин.
     - Кому же нравится-то?  Как мышь безродная на улице, ходим, рыщем по помойкам, одно хорошо - учиться не надо! Ха! Я был как-то в школе, в первый же день училку послал!  - Искренне улыбался Фока. – Хотя там подъюбников много, можно из них деньгу повышибать, им по любому мамки дают на столовые. Даже? – Филин, закрыв правый глаз, улыбался, а сам думал о чем-то, о своем.
      - Вот сколько нас? – Так же медленно и неожиданно вытянул Филин.
     - Только в нашем районе порядка тридцати, наверное. А в городе… Да кто его знает, сколько еще наших забирают в детдома да приюты всякие? Много…  - Рассуждал Фока, строя из себя такого же важного и умного, как его собеседник.
     - Именно… А куда они уходят? Вот куда? Я бомжевать не желаю, в тюрьму тоже не хочу, а как шакал подохнуть под забором… Ну уж нет! Я жить, Фока, хочу!
      - Как подъюбник, что ль? – Вставил Фока. Филин сузил глаза и замолк.
Когда они вышли из кафе Фока первым делом закурил сигарету.
     - Куда? – поинтересовался он.
     - Не знаю. По домам.  – И Филин пошел молча и задумчиво куда-то.

     Сам Фока был уличный. У него не было ни дома, ни полдома. Он сбежал из дома однажды летом и не вернулся. А что делать дома-то? Нечего. Смотреть, как пьют? Страшно. Фока помнит, как было страшно, когда он жил там. На улице намного лучше. Конечно, страшно, если ты стащил что-то,  вдруг побьют? А так нет, бояться нечего. Все хорошо. Не то, что там. Страшно за мать, страшно за себя, он вспоминал, как часто плакал, когда просил отца не пить, когда просил мать сбежать вместе с ним, когда просил… А потом сбежал. Сперва жил под мостом, нормально, только зима вытеснила. К зиме познакомился с другими ребятами, такими же. Те клей нюхали, воровали, чтобы клей купить или клей просто воровали. Фока попробовал однажды, но не понравилось ему. Те какие-то странные были: уходили из мира с помощью клея этого, а Фоке нравился этот мир! Он намного лучше, чем тот, в котором он жил. А когда слушал ребят, он так и думал: мир тот, в котором жили они, был страшный, но этот мир намного лучше. Зачем  нюхать клей, Фока так и не понял. Но видел, как один из ребят умер. Тощий, весь высохший, в болячках, живот к позвоночнику прилип, одни глаза больше. Умирал еще так долго, дрыгался-дрыгался, слюни пускал, что-то выл и смотрел слепыми  глазами, глазами пойманной рыбы. После этого Фока точно не хотел нюхать… А потом и вовсе ушел от них, обчистив напоследок.
Фока вспомнил, как впервые украл, как впервые получил за это. Потом почему-то вспомнил, как познакомился с Филином. Сперва Фока подумал, что тот мертв. Филин сидел, вяло развалившись, как крыльце, головой упершись в фоски, весь был неподвижен и неестественно смотрел куда-то. Причем глаза у него были тоже, как у мертвой рыбы, туманные такие, неживые. Но когда Фока понял, что тот жив, решил, что он наркоман, и хотел полезть в его карманы, но неожиданно отхватил пощечину, сопровождаемую руганью.  «Ты что охамел, щенок?! Совсем страх потерял? А?». Он улыбнулся, вспоминая это, и что-то очень приятное смазало душу, словно залатав проеденные легкие от сигарет.  Фоке даже курить расхотелось. Потом Фока вспомнил день, когда Филин пришел к Гришке, он почему-то его очень хорошо помнил, хоть и прошел уже почти год.
     Гришка был авторитет, но не такой авторитет, как Филин, а другой.  Гришка жил на Песочной,  он был похож на Фоку - тоже весь драный, рваный. Не было на теле и клетки, что не страдала в свое время от побоев. Было у Гришки шесть парней, и Фока тоже был парнем Гришки. Гриха был атаман, думал про себя Фока. Настоящий предводитель: озорной, смелый ,юркий и буйный.  Они часто нападали на рынки да на овощебазы. Гришка не любил Филина, а Филин презирал Гришку, отчего-то называя его то шакалом, то петухом общипанным, но не при Грихе, естественно. А  Гриха в свою очередь хоть и был великим борцом на улице, почему-то побаивался Филина и говорил с ним, как с равным, а порой даже и как с тем, кто выше, и жутко ненавидел. Бывало, когда поговорят они, Гриха потом, как вскипяченный, носился по бараку и мог даже побить кого-нибудь в гневе, кто под руку попадется. Но никак не обзывал его, а вот Филин говорил порой злобно, сквозь зубы, и только с Грихой, на остальных даже не обращая внимания, называя их «шавками». Иногда, когда Гриха хвастал перед Филином добычей, то Филя обрезал:
     - Опять со своими шавками рыскал.
 Гриха, как сильный, жилистый парень, весь надувался и напрягался.  А после постоянно подкалывал Филина:
     - Курить бушь? – Специально порой спрашивал Гриха.
     - Нет. Не курю.
     - Что так? Мамка запрещает? – А после ревел, как гиена, упиваясь собственным смехом, и все поддерживали этот смех. И Фока смеялся, только как-то грустно.
А  бывало, идем по улице, увидим подъюбника с мамкой, и Гриха начинал говорить:
     - Вон подъюбник идет! Глянь, пузан какой! Глянь!
     - Счастливый, – коротко отвечал Филин.
     - Ха-ха-ха, – хрипло ревел Гриха. – Счастливый! Нашел счастливого! Пузан, подъюбник!
Филин единственный, кто подъюбников называл счастливыми. Иногда  приходил куда-нибудь в парк, садился на лавку и смотрел, как такие ходят, держа мамок за руки, и жуют мороженое. Долго сидел порой, смотря на это, отчего-то улыбаясь, а его мертвые глаза словно оживали. А Фоке становилось грустно, когда он видел «таких», ему отчего-то хотелось им вдарить, отнять все, что есть, и заставить реветь! Странный какой-то Филин.
Еще Гриха любил говорить о девках.
     - А бабу-то ты хоть нюхал? – Ухмыляясь, начинал Гриха.
     - Нет, – просто отвечал Филин.
     - Ха-ха-ха, – злорадно заливался  Гриха. – Я тебя возьму с собой на дискотеку, так такие девахи! И помять сможешь, а может, что и большее.
     - Брезгую, – совершенно спокойно отвечал Филя.
     - Чего же это ты брезгуешь?
     - Как чего? Ты их уже всех перемял да перетрогал, а после тебя брезгую. – Гриха заливался такой злостью, что было слышно, как скрипят его стиснутые зубы, и сжимаются напряженные кулаки. – К тому же, – продолжал Филин, – мне нравятся умные, а умные книги читают, дома сидят и уж тем более с такими, как мы, не связываются.
     - Чем это я хуже? А?! Я вон сильный! Меня все боятся!
     - Я не боюсь, – после таких слов, Фока думал, Гриха соскочит и хлестнет по Филину, так хлестнет, что того переломит.
     - Ха-ха-ха! – Заливался, не понятно почему, Гриха. – Не боится он! Ты смотри, говори-говори, да не заговаривайся! За каждое слово ответ нести надо!  А ты? Нюхал девок? – Переключался он тогда на кого-то другого. – А, пес? Отвечай?
Фока никогда не понимал, почему они живут под одной крышей. Почему Гриха не ударит Филина? На месте Грихи он бы уже давно за какую-нибудь обиду треснул.
А потом как-то состоялся разговор с Фокой.
     - Ухожу я, – сказал однажды Филин, смотря на Фоку, – пошли вместе.
     - А чего это так? Тут хорошо… Че уходить-то?
     - Шакал Гриха. Съест он вас всех. С потрохами проглотит. Он по наклонной идет, ему нравится так! Ему нравится жить так! Его либо за углом зарежут, либо в тюрьму пойдет, а это еще хуже. А вы  за ним. Уходить надо, пока не поздно! Это сейчас кражи мелкие, а потом? Потом что? Будет вам по двадцать? А в тридцать? Не протянете вы, съест вас Гриха! А я так не хочу!
     - Так ты же тоже воруешь! Иначе как?
     - Ворую! Ворую! Но не хочу делать этого, а Гриха живет этим! Ты знаешь, что у него семья нормальная была? Знаешь? Он же сам сюда с головой! Его родители ищут, постоянно находят, а он все сбегает! Жить ему так нравится! Не шакал, волк он, пес бешеный, и сожрет вас всех. Себя погубит и вас. А вы и рады, вас лишь бы вести, шавки! Хочешь - оставайся, хочешь - со мной иди! А я пошел.
Так и ушел Филин. А  Фока остался.  Гриху потом зарезали. Кража была большая, бежали все, случайно все вышло: Гриха врезал мужику какому-то, а тот с прилавка отвертку хвать - и Грихе в брюхо. Увезли Гриху в больничку, там и помер. Все разбежались, а Фока и остался на Песочной один в бараке жить.
С полным желудком Фока уснул. На следующий день Фока вновь увидел Филина. Его глаза неожиданно ожили, а сам он был переполнен настроением. Неужели что-то стоящее назревает? - подумал про себя Фока.
     - Я тут узнал! – Воодушевлённо начал Филин, – можно сегодня уехать с отцом Николаем! Я обо всем узнал! Я договорился!
     - Куда уехать? С каким еще отцом? Что твой бухарик протрезвел?
     - Да нет же, Фока, я договорился с отцом Николаем. Это  священник местный, он может пристроить куда-то, в духовное училище! Ты понял?
     - Ты че, Филин, башкой ударился? Или ты курнул че-то?  - недоумевая, спрашивал Фока.
     - Идиот! Там нас выучат. Понимаешь, выучат! Дадут место для житья, кормить будут! Это же шанс!
     - Ты че, в бога веришь? Православный, что ли? Священником намылился стать?
     - Ты не понимаешь, что ли? Ни во что я не верю, ни в бога, ни в кого. Это шанс. Нас выучат. Дадут сертификат, или что там дают после окончания? Приравненный к школьному, а потом хоть куда - хоть в военку, хоть в институт. Понимаешь? Мы людьми станем! Людьми!
     - Да ну, учиться у священника какого-то. Зачем? Мне и так хорошо же. Что плохого? Мы с тобой можем такие дела провернуть! Барак свободный, чем мы не люди! Ты - авторитет!
     - Чей, Фока?! Чей я авторитет?!  Мы так согнемся к годам двадцати! Не глупи!  Разве ты не хочешь жить как человек? Вот чего ты хочешь?
     - Я-то? Курнуть бы чего, подороже, да и это… - Фока замялся и немного покраснел. – Помнишь, Гриха про девок говорил. Так вот этого хочу, того самого…
     - И все?
     - Ну нет, не все. Еще бы покушать сегодня, как вчера.
     - Так идешь со мной? Мне сказали можно взять двоих-троих.
     - Не, Филин, зачем мне это? Мне и тут хорошо!
     Филин ушел, больше Фока его не видел.  После в барак пришли другие ребята, Фока стал главным, хотел,  как Гриха, но таким так и не стал. Не хватало чего-то, вроде бы все делал так же, но не был таким же. Он любил рассказывать про Гриху, про Филина. Хорошо, что рассказывать было много чего, а когда все заканчивалось Фока уже сам придумывал новые истории, а после и забыл, где правда, а где ложь. Потом пить начал с ребятами своими, воровали, чтобы выпить и иногда поесть. День был славный, когда было что выпить, а счастливый, когда он напивался до беспамятства и встречался с Грихой и с Филином и говорил, вот каким он стал, а те ставили его наравне с собой.  Ему нравились эти моменты, когда они с Грихой обсуждают девок и подшучивают над зелеными дураками, что еще даже девок не нюхали.  Как он идет за Филином и курит, а тот щурит свои глаза и говорит что-то умное.
     Заболел Фока где-то лет через семь, легкие подкачали, да и печень пропил. А потом, в очередной раз напившись, и помер, со своими двумя предводителями, так и не поняв, почему они друг друга терпели и почему ушли. Почему и он, Фока, не стал ни тем, ни другим.  Странно это все.  Странно.


Рецензии