Мадлен - часть VII

VII

- Вот вам ёлочка душистая, зелёная, из далёкой из России привезённая! - после работы Василь заехал на рынок, где торговали ёлками, за полторы тысячи рублей купил одну из них, невысокую и слегка ободранную с боков, и теперь втаскивал её в квартиру. Нос Василя заложило капитально, но изо всех своих сил отец семейства старался не говорить в нос. 
   До Нового Года оставалось всего ничего.
- И о календарях совсем забыли! - Ирина остановилась в прихожке напротив зеркала и висящего на нём отрывного календаря. На календарном листе было вчерашнее 29-е декабря, под датой мелким шрифтом упоминалось о лунном затмении, Аггеевом Дне, именинах Макара и памяти блаженной Феофании.
   Настроение детей, изрядно подпорченное около двадцати часов назад, практически не улучшилось. Ёлка, прислонённая к стене прихожей, осталась без внимания. И это при том, что в предыдущие новогодние праздники её немедленно бросались наряжать всей семьёй, позабыв обо всём остальном.
- Ань, а ты за гаражами хорошо искала? - Димка, сидя за выключенным компьютером, обратился к сестре. Включить компьютер и даже просто вспомнить, сколько закованных в броню цефов попадалось на пройденном вчера уровне второго «Кризиса», мешало какое-то чувство, тяжёлое и гнетущее.
- Да... - лишь для того, чтобы произнести короткое слово и при этом не всхлипнуть, Ане пришлось напрячь все мышцы лица и заговорить вдвое медленнее привычного.
- А у дороги на затон?
- Да...
- А в садике?
- Да...
- А у автомойки?
- Нет...
- А у матрасной фабрики?
- Нет...
- А за школой?
- Я через дорогу не... - первая слеза предательски потекла по аниной щеке.
- Пошли сейчас! - Димка вскочил со стула и быстрым шагом пошёл в детскую,
вскоре оттуда громко заскрипели ящики шкафа, в котором лежали тёплые свитера и подштанники. Надевая двое подштанников, пятиклассник явно намеревался провести на морозе не один час. Аня, тоже не собираясь возвращаться домой через пол-часа, надела два лонгслива.
- Дети, уже вечер! Поздно уже! - Ирина попыталась отговорить детей идти на поиски Мадленки, которые уже врят ли увенчаются успехом - Аня, у тебя температуры...
- Не... - уже в который раз за день у девочки не получалось говорить и при этом не плакать. Три слезы подряд упали тёмными кляксами на светлый линолеум прихожей.
- Какой вечер?! Какое «поздно»?! Собака пропала! - рявкнул Димка, выбежав в подъезд. Аня побежала за ним, не застегнув пуховик.
   Вскоре топот ног по лестнице стих и снизу донёсся грохот двери: дети выбежали из подъезда во двор.
- Ну и что я теперь Свете скажу?! - Ирина в сердцах топнула ногой - Здравствуйте, я ваша тётя, простите, мы потеряли вашу собачку, извините нас, да?!
   Василь, сморкаясь в ванной, ничего не слышал.

- ...Нет, я не видела... - сгорбленная седая старуха в коричневом пальто и в высокой меховой шапке не могла понять, чего же от неё хотят двое незнакомых детей. Одной рукой старуха судорожно сжимала клюку, а в другой еле удерживала пакет с продуктами.
- Точно не видели? Маленькая такая собачка, с коричневой шерстью и чёрной спинкой.
   Мимо, дребезжа и раскачиваясь, проехал трамвай с треснутым лобовым стеклом, размалёванным корявыми граффити. Позади, за трамвайными путями, шелестели шинами плотные автомобильные потоки на оживлённой улице, ещё дальше, позади улицы, одно за другим зажигались окна в родной девятиэтажке. Слева, в одном из одноэтажных кирпичных домиков довоенной постройки, утробно ревело посетителями кафе «Чарльз Диккенс», а справа возвышалось ободранное жёлто-коричневое здание школы, тоже ещё до войны построенное. В этой школе Аня и Димка учились.
- А вы не видели... - Димка хотел было спросить о Мадленке прохожего, но прохожий лишь демонстративно отвернулся и ушёл в неизвестном направлении.
- Лошара! - сказал Димка, когда прохожего уже не было поблизости.
   За школой Димка знал все углы и закоулки. Да и Аня знала: сюда, за школу, Аня и некоторые её одноклассницы бегали смотреть, как Алекс из параллельного курит химку или делает бурбуляторы из двухлитровых пластиковых бутылок из-под «Кока-Колы». Там же, за школой, был сломанный железный мост через высохший ручей, по этому мосту брат с сестрой пошли дальше.
   За мостом начинался частный сектор, застроенный совершенно хаотично. Прямых улиц и переулков здесь не было. Тропинка справа уводила к улице Чикатило, в свою очередь спускающейся к трамвайному кольцу, откуда уже и оживлённая дорога с девятиэтажками неподалёку была, а вот грунтовая дорога слева вела вглубь частного сектора.
- Здесь пока ещё живут гремлины - Димка повернулся к сестре.
   Сплошной сугроб представляли из себя проходы и проезды, отходящие от грунтовки, сама же она особо заснеженной не была: ездили по ней регулярно. Две хибары сносились, на захламленных подворьях стояли экскаваторы и микрогрузовики. Вот только людей не было видно.
- Дим... А у кого... мы спросим... Мадлен не попадалась им? - Аня с недоумением посмотрела вокруг, на вросший в землю бревенчатый сруб с окошками величиной с ладонь, на завалившийся дощатый забор и на занесённую снегом коляску от мотоцикла. Участок дороги освещал один-единственный фонарь на деревянном столбе.
   В годы, когда Аня готовилась пойти в школу, а Димка только-только перестал ходить под стол пешком, тут была глухомань пожёстче: освещение отсутствовало вовсе, машины заезжали сюда крайне редко, с наступлением сумерек завывали собаки, а в окнах до полуночи тускло горели керосиновые лампы. Стёкла некоторых окон были замазаны изнутри зелёной краской, а из некоторых сарайчиков, стоящих чуть поодаль от домов, слышалось чьё-то натужное пыхтение, изредка переходящее в гулкое тутуканье, истерический смех или тихий прерывистый свист.
   Хотя, по правде говоря, трущобой район и остался. Длинный тёмно-синий одноэтажный деревянный барак с замшелым торцом и замазанными зелёной краской окнами никуда не делся, никуда не делся и фанерный уличный сортир треугольной формы и без двери, в котором типичного для таких сортиров пола с круглым отверстием не было и была лишь жёрдочка над ямой. Напротив соседнего дома на верёвках висели джинсы с неестественно узкими штанинами, крепдешиновые платья с застроченными рукавами и потрёпанные шлемофоны танкистов, а посреди небольшого пустыря, на странной рамной конструкции висели шкуры ондатр - водяных крыс.
- Мадленочка!..
   Анин испуг был напрасным: кроме ондатровых шкур, на конструкции больше ничего не висело. Ещё пара ондатровых шкурок, висящих на дереве, обнаружилось через сотню метров, напротив очередного жилища - двух бетонных блок-комнат, на полтора метра ушедших под землю, покрытых рубероидом сверху и обшитых реечным сайдингом с двух сторон. Обитатели жилища, по всей видимости, появлялись в нём изредка и большую часть времени жили где-то в другом месте, отсутствовали они и сейчас. Лишь ондатровые шкурки, покачивающиеся на ветру и сравнительно недавно содранные, напоминали о том, что хозяева у двух бетонных блок-комнат всё-таки есть. Об ондатровых шубах и шапках слышали лишь старшие Елисеевы - да и то лишь до первых лет Миллениума, а о том, чтобы мясо ондатры использовалось в пищу, не слышали ни они, ни их друзья и знакомые. Под деревом лежал брус, забрызганный кровью, валялся плотно обёрнутый полиэтиленом топорик и стояли две мятые алюминиевые кастрюли со льдом красноватого цвета.
   Хотелось думать о том, что это не имело никакого отношения к собачкам комнатно-декоративных пород. И о том, что Мадленка, по зиме не желающая даже ненадолго появляться на улице, никогда не окажется в этом частном секторе по собственной инициативе. Но тогда... её могли выкрасть местные жители, сами вышедшие к многоэтажкам? Гремлины? Настоящие и существующие в действительности?
   Живущие бок об бок с гремлинами кобры на зиму впадают в спячку, а в тёплое время клубятся на дне выгребных ям в дощатом общественном сортире, стоящего напротив многоквартирных бараков. Это уже новый вид: к нижней челюсти змеи задом наперёд и перпендикулярно крепятся ещё две, сзади на капюшоне они образуют ещё одну пасть, только без языка. Чешуя кобр не пробивается из мелкокалиберного огнестрельного оружия, а в лабораториях турбинится дисками, предназначенными для мокрой резки мрамора и кафельных плит. Яд кобр льют в керосиновые лампы, меняя цвет пламени на более приятный для гремлинских глаз, и добавляют в расплавленный свинец, отливая из него нательные крестики. Многоквартирные бараки и общественный сортир с проломленными дощатыми стенами, окружённый коричневым льдом, стояли где-то слева от дороги, за оврагом с высохшим ручьём на дне. Там же, на дне оврага, валялась куча хлама со свёрнутым в рулон и обгоревшим ковром по цетру. В темноте было трудно разобрать - сама ли по себе валяется в той же куче пара дырявых сапог, или же они обуты на ноги завёрнутого в ковёр тела? И что вообще в тот ковёр завёрнуто?
- Наверное, там что-нибудь скажут - Димка посмотрел вперёд.
   Дальше частный сектор заканчивался, справа от дороги возникли кирпичные здания Горэлектросети, а на дороге появился асфальт. А ещё дальше возвышались пятиэтажки из серых блоков и девятиэтажки из белых - почти такие же, как и в микрорайоне, где Елисеевы жили. С той лишь разницей, что перед первой пятиэтажкой был огромный, погребённый под выпавшими в ноябре снегами огород, окружённый забором из кусков жести, автомобильных дверей и колючей проволоки. Посреди огорода возвышался стальной столб высоковольтной линии, а по углам - теплицы из тонких досок и полиэтилена, прокопчённые бочки, в которых постоянно что-то жгли, и припорошенные уже недавним снегом навозные кучи. Проволокой, натянутой между воткнутыми в землю палками, огород делился на несколько частей: не имея работы, натуральным хозяйством здесь жило каждое пятое семейство.
   Собачьих следов на снегу нигде не было. Да и следов обуви было мало, двор первой пятиэтажки был безлюден, а свет горел лишь в пяти её окнах.
- В другом дворе спросим.
   Пухлый мужчина, льющий кипяток из чайника под капот своей пятнадцатилетней «Хонде Аккорд», не разбирался ни в породах собак, ни в цветах: он честно признался, что коричневый цвет ему не под силу отличить от серого, бурого, телесного или хаки.