Бездна. Глава 5-8. Акулы

С утра солнце палило настолько жарко, что мне пришлось спрятаться в тень паруса и поминутно поливать на себя из кружки, зачерпывая воду прямо из моря.

— Мишка, знаешь, какая масса воды под нами? — а в груди холодок ужаса. — Сколько дней я буду опускаться на дно, если мы вдруг опрокинемся? Ты-то не утонешь. Ты будешь мотаться по Тихому океану, пока тебя не прибьёт к Америке. Станешь совсем американцем, тебя будет любить американская девчоночка. Хотя, по секрету, для американского ребёнка ты будешь рухлядью, мусором. Не обижайся, Мишка. Надо реалистично на жизнь смотреть.

— На жизнь я смотрю реалистично. Знаю, что до Америки мне не доплыть. Акулы-дуры жрут даже мусор. Меня-то подавно заглотят. Но плот прочный, шторм не предвидится. Нечего страшиться…

Я старался не поддаться воображению. Но независимо от воли в груди холодела бездонная пропасть. Я ощупал самодельный спасательный пояс, лежащий возле моей головы. Но спасательный жилет спасёт лишь от утопления, он не защитит от жажды и акул…

Солнце зависло прямо над плотом. Я по обычаю нырнул в “загон от акул”. Принимая водные процедуры, я совсем не думал про опасность, но и не забывал держать наготове заветную бутылку с ядом.

Температура воды была настолько комфортной, что я собрался вообще никогда не…

— Акулы! Акулы! — это Мишка, кто ещё может кричать таким фальцетом.

Я в долю секунды выскочил из воды.

— Фу, Мишка, ты меня напугал! Видишь, как они далеко.

— Лучше перестраховаться… — Мишка был немного смущён. — Мне-то, маленькому, весь мир кажется крупнее… А здесь — АКУЛЫ!!!

Мы сели на диван и, чувствуя полную защищённость, с интересом наблюдали за приближением акульих треугольников. Наш плот — наш дом. Здесь нам не страшен сам морской дракон. В любой момент я вылью за борт каплю всесильного реактива — и никто не посмеет меня тронуть! Я подпустил акул ближе, и с наслаждением капнул яд для вражьего племени.

В последующие дни я дерзко игнорировал опасность и, словно испытывая судьбу, часами наблюдал, как зловещие треугольники то появлялись, то надолго исчезали.

Но усиливалась жара, мне надоедало зрелище, и я, желая искупаться, опять прогонял непрошенных гостей.

После купания брал книжку, чтобы не думать о бескрайности и бездонности океана. О бездонности и мерзости акульей утробы.

Но непрошенные мысли терзали. Однажды я спросил медведя:

— Мишка, ты веришь в рай?

— Ты всегда говоришь, что я бессмертный. А бессмертному — какой рай?

— Ну, если тебя проглотит акула, ты бессмертным уже не будешь. Ты превратишься в акулье гавно.

— Ну, тогда я должен поверить не в рай, а в ад. А вот ты — веришь только в холмик с оградкой да ещё в казённую бумажку с двумя датами, что-де жил некий гражданин.

— Да, верю!

— И счастлив своей верой?

— Счастлив… не счастлив… не от меня зависит. Вот живу — и всё! Деваться некуда. Тем более, теперь даже казённой бумажки не будет. Просто — пропал без вести. Слышишь, Мишка? — я пока жив, но уже пропал! Думаешь, мать в розыски не подала? Сейчас опрашивают Сергея и всю бригаду.

Я отвернулся от Мишки и стал смотреть на треугольные плавники. Они рассекали воду близ плота, то вдруг пропадали, усиливая тревогу. Я грозно заорал на акул, открыл подобранную в бараке бутылку с вонючей жидкостью и налил чуточку (вот запах-то ужасный!) на брёвна и в море, пытаясь вообразить, как понравится акулам запах жуткого химического реактива.

— Человеческий гений всесилен! — закричал я, глядя на воду, скорее для того, чтобы разрядить напряжение. Я ещё несколько раз дико рыкнул на акул, взял книгу и читал до самой темноты.