Елизавета. Юная дочь Петра. Кн. 1. Глава 26

Глава 26

    На следующее  утро Елизавета была разбужена малолетним великим князем. В радуге счастливого сна она страстно целовала своего принца, но простуженный голосок  настырно и противно зудел над ухом:
    - Лизета, Лизета, да проснись же ты, наконец, проснись!
    - Кой черт здесь? Али на нас снова напали шведы? – проныла она. – Я спать хочу…
    В ответ сопливо шмыгнули носом и затянули:
    - Эх, кабы шведы! Лизета, проснись, ради Христа! Кроме тебя никто мне не поможет!
    - Это ты, что ли, племянничек? – узнала она Петра и с трудом разлепила хорошенькие, заспанные глазки. – Смешной-то ты,  жалконький! Эх, нюня!
    Петрушка был в потрёпанном кафтанишке и валенках на босу ногу. В прошлом октябре ему минуло одиннадцать лет. За последний год он сильно вытянулся и ростом догнал юную тётку. О нём говорили: «вылитый дед», но умом-то дитятко ещё малое. Вечно без строгого призору, едва отсидев уроки, Петр бегал с новым своим дружком, молодым князем Ванькой Долгоруким, по псарням и по конюшням, а то, случалось и по девичьим. Не удивительно, для такого дылды! Воровато оглянувшись, великий князь скинул с ног валенки, подтянул штанишки и без спросу забрался на постель к молодой тётке и прижался к ней боком поверх одеяла. Приятного мало, но Лизете приходилось терпеть, она сама избаловала мальца, приучив лазать к себе в кровать, чтобы без помех пошептаться.
    - Петрушка! Чего это ты спозаранку прибежал ко мне, дитятко неуёмное? – сонно пробормотала девушка, пытаясь с головой укрыться одеялом. - К утру выстыло,  я озябла! Чего прибежал-то? Ну, говори, говори, тебя кто-нибудь обидел? – Одеяло-таки сползло на пол, и она уселась на постели, дрожа и натягивая подол рубашки на голые коленки.
    - У меня нынче великая беда, - утираясь кулаком, выдавил слезливо Петрушка.
    Девушка сжалилась и нежно потрепала его рукой по мокрой щечке:
    - Не простудился? Вишь, красные, а холодные, щёки-то! Беда-то, поди, пустяшная? Кто-нибудь из любимцев твоих околел на псарне? Неужели, старый Тимурка?
    - Нет, Тимурка-то живой! А беда в том, что я теперь не просто великий князь, а наследник российского престола!  - пробурчал Пётр, косясь в сторону и опять шмыгая носом.
    - Неужели? – она подпрыгнула на постели. - Ты? Наследник престола? С ума сошёл? Эх, да тебя разыграли, наверное? Петечка, подшутили?
    - Нет-нет!  - Последний в роду Романовых мужчина – это я, и посему должен царствовать после бабушки Екатерины! Вот тебе святой крест! – и он истово, широко, положил крест во всё пузо.
    - А кто это тебе про это сказал? – не верила девушка. – Всё это враки! Если бы было всё так, то я бы знала!
    - Значит, они не хотят тебе раскрываться до времени! – упрямо гнул своё мальчик.
    - Кто это – они?
    - Светлейший князь Александр Данилович и бабушка Екатерина! Светлейший князь только что от меня ушёл, сказав эту новость! Он объявил бабушкин указ, согласно коему, я становлюсь наследником!  Бабушка, говорит, выбрала меня!
    - Маменька? Тебя? – не поверила своим ушам Елизавета. – Ох и новость! Значит, никто не знает, не ведает? И это пока всё?
    - Ох, нет! Меншиков мне сказал, что я буду должен сочетаться браком с княжной Марьей, его старшей дочкой, а иначе престола мне не видать! – объяснил, размазывая по замурзанным щекам слёзы, Петрушка. – Я же не хочу жениться на этой Марье! Она высокомерная, противная! Я хучу, чтобы ты уговорила бабушку отменить свадьбууу! Как смог, так сразу и прибежал к тебе! Лизонька, понимаешь, все отказались заступиться, даже сестра! Ты заступишься? – и он с надеждой уставился на молодую тётку.
      Вот это – да, вот это новость, так уж новость! Первым порывом было быстрей бежать к матери и разузнать всё из первых рук. 
    - Сперва надо маменьку спросить, так ли обстоит дело? Ты, может быть, чего не понял? А ну-ка, слезай с кровати и убирайся, я одеваться должна! - Не церемонясь, девушка спихнула великого князя на пол и сама, в одной тонкой рубашонке, спрыгнула на пол. -  Который час? Ох, батюшки мои, да уже три часа пополудни? Ну я и заспалась! Маменька, наверное, уже встала! Уж, не послать ли мне за сестрой Аннушкой, чтобы вместе идти узнавать новости? 
    Пока она рассуждала на бегу, Пётруша угрюмо сопел, а потом кинулся бегать за Лизетой. Плаксиво умолял, хватая её за подол рубашки:
    - Тётушка, дай досказать-то, не убегай, ради Христа! Увольняют всех моих педагогов! Слышишь? Всех старых слуг! Отныне у меня главным воспитателем Андрей Иванович Остерман. А моего лучшего друга, Ванечку Долгорукого, в Низовой полк ссылают! Как я без него буду-то?! Это всё Александр Данилович, он Ваню терпеть не может! Лизета, подскажи как мне поступитьть?
    У девушки сразу чуточку отлегло от сердца. Князь Иван? Так в нём заключается причина слёз глупого Петрушки? В юном безобразнике и лоботрясе, дурно влияющем на великого князя? Так туда ему и дорога! Но Лизета, всё же, остановилась.
    - Его там убьют, и я его никогда не увижууу Помоги! Больше ведь некому! Я уже умолял сестру любимую, Наташу, заступиться за меня, но она только плачет и ничего не говорит. Я даже вставал перед нею на колени, предлагал ей золотые часы! – Пётр полез в карман и втащил золотой брегет. – Тётушка, вот, возьми ты, если хочешь? Я и перед тобой встану на колени.
    - Да что ты, Петечка, ох, что ты? - Лизета обняла племянника и вместе с ним коротко всплакнула. – Ну, скажи, причем тут Маша-то Меншикова? Она ведь обручена с Петром Сапегой! – перед глазами тут же явилась вчерашняя картинка: Пётр Сапега, гоголем выходящий из маменькиного будуара. Так вот оно что! Потом вспомнился вчерашний визит княгини Меншиковой и Маши с модисткой. Не иначе, как отводить ей глаза. Подумать только! За  их с сестрой спинами заводятся такие гадкие конъюктуры!
    В это время великий князь несильно дёрнул её за косу:
    - Сапега больше не жених Меншиковой, - сказал хмуро, он женится на тёте Соне Скавронской!
    С ума сойти! Выходит, что от маменьки князь Петром Сапегой просто-напросто откупился, снабдив её новеньким фаворитом? А его отцу, графу Сапеге, предложили в невестки новую выгодную невесту – кузину Софью? Вот так комбинация! Лизете захотелось завизжать так, чтобы во дворце и на набережной было слышно. Но она только погладила по голове Петрушу: - Беги! Я всё устрою!
    И позвонила в колокольчик, чтобы скорей разыскали ей Маврушку Шепелеву, верную подружку.
    «Срочно приезжай ко мне, но без мужа» - послала она записку сестре с Маврушкой.
   

    Ожидая отчего-то долго копавшуюся сестру Аннушку, Лизета торопливо одевалась, носилась по будуару и без конца выглядывала в окошки. Но первый, кто её навестил, был старик граф Толстой.
    - Здравствуй, красавица ласковая, - поклонился девушке мудрый старец. – Не помешал, солнышко?
    Пётр Андреевич – самый большой её приятель с детства. С нею он играл, дарил книжки, игрушки, носил на руках, вытанцовывал на ассамблеях. Она всегда бросалась ему на шею с поцелуями.
    Толстой, дворянин не особенно знатный, не сразу потянулся к молодому Петру Алексеевичу, но в сорок пять лет принялся сызнова за карьеру, изучал инженерное дело за границей, потом в Стамбуле учредил первое русское представительство, стал доверенным лицом царя. Величайшая услуга Петру – участие в сыске и суде над сыном Алексеем. По сю пору он занимал место главы Тайной канцелярии.
    Лизета бросилась целовать Толстого, подвигать ему кресло и подавать квасу.
    - Боюсь, что ты и сама, девушка всё знаешь, - начал Толстой. – Ходить нам с тобой вокруг да около некогда, да и противно. Нынче Господь велит мне пасть грудью на защиту великих дел Петра Алексеевича. А ты – искорка от пламени отца-героя, его наследница. Я кланяюсь твоему высочеству!
    Но Лизета удержала его от поклона.
    - Что ж, рано или поздно, а всё выйдет наружу, - вздохнул граф. – Теперь же твоя мать запугана, сбита с толку, обольщена Меншиковым. Ты должна понять, что твоё будущее под угрозой.
    Она кивнула и рассказала о визите маленького Петра.
    - Значит, не возражаешь против наследника? – Толстой, вроде, удивился, шевеля густыми бровями. - А скажи, в чём ты видишь своё будущее, цесаревна?
    - Как это в чём? Конечно, я вижу будущее своё в законном браке с ровнюшкою, Пётр Андреич. Престол – слишком тягостная обуза.
    - Э, не скажи! – Толстой с решительным видом приподнялся и погрозил ей толстым пальцем. – Ты ведь умна! Ты с детства кажешься мне отличной управительницей и хозяйкой. Не думаю, чтобы мы, русские патриоты, смогли когда-нибудь получить лучшую императрицу! Да! Не быть отпрыску Алексея на престоле, которому мы не простим побега и предательства! Нашей императрицей должна стать дочь Петра, равная ему по духу. Конечно же, решение о твоём воцарении – это новость, но я всё обдумал. Лебёдушка моя, краса и гордость России, коли доверишься мне, старому псу, то станешь царствовать. Поверь, я зрю в самый корень. Меншиков съест всех, так что действуй, а не сиди, сложивши белые рученьки на коленях. У тебя может быть великое будущее. Подумай сама: отец уже умер, и матушка помирает, прости меня, старика, за худое слово. Тебе б начать действовать поскорей, дочка. Указ-то о назначении Петрушки, чай, ещё не подписан, а ты ведь подписываешь все бумаги?
    Она нервно сглотнула.
    - Я…
    - Значит, подписи на завещании пока что нет, - старик удовлетворительно усмехнулся, - твоя мать, императрица, всё ещё может перерешить дело также и в твою пользу. Пошли-ка ты за старшей сестрой поскорее, как за поддержкой.
    - Да  я уже послала …
    - Вот и отлично! – Толстой звонко хлопнул в ладоши. – Берите мать, что говорится, прямо за горло. Плачьте, падайте на колени, умоляйте не губить ваше будущее ради неродного внука. Ты же особенно напирай на своё девичье положение. Не бойся огорчить мать напоминанием о тяжёлой болезни. Грех вступать в царствие небесное, оставляя беззащитных сирот. Меншиков ни черта не боится, и ты не бойся! Не махонькая. Здравый смысл и практическая смекалка тебе помогут. Во имя отца действуй, а я пока схоронюсь, тут, недалече. Вон и сестра твоя, вижу, подъезжает. –Он припал к руке девушки и исчез.
    - От тебя выскользнула старая лисица? Чего ему было надо? – сестра вбежала к Лизете, ломая руки. – О, мы унижены, осталось умереть. Остерман действует заодно с Меншиковым, предатель! Он вчера отказал мне в ходатайстве на мою кандидатуру! Подлец! Граф Сантий предупреждал меня, а теперь всё пропало! Ты звала меня? А зачем?
    Аннушка, плохо владея собой, замахала перед носом сестры руками, бросилась в кресло и громко, истерически разрыдалась.
    Лизета встала, чтобы налить сестре в небольшой кубок вина и заставила её выпить.
    - Мы сейчас же пойдём к матери!
    Замерев, сестра напряженно уставилась на Лизету:
    - Как ты это себе представляешь?
    - Надо войти к маменьке неожиданно, мы воспользуемся мы потайной лазейкой!       
    В своей опочивальне, Екатерина с опухшим лицом лежала в постели.
    - Доченьки мои, - слезливо протянула она им руки и осеклась под недобрым взглядом. Её лицо сморщилось, перекосилось.
    Рядом с ней на стуле сидел Меншиков и держал руку на плече великого князя. Глаза светлейшего от ярости побелели.
    - Чего вам угодно, ваши высочества?
    - Мы хотим с глазу на глаз поговорить с матерью. Любезный князь и ты, дражайший племянник, не соблаговолите ли удалиться?
    - Как?! – каркнул Меншиков. – Уйти? Вы можете говорить при мне, как при отце!
    - Но вы не отец наш!
    - Вот как, дети?! – и он сурово уставился на Екатерину. – Разве я не второй отец?
    - Ох, да не обижайся уж ты, Данилыч, -  слезливо пролепетала императрица.
    Цесаревнам сразу же бросилась в глаза полная зависимость императрицы от светлейшего князя. Екатерина трусила и еле дышала перед ним, а он свысока посмотрел на дочерей «мин херца» и сипло выдавил:
    - Значит, хотите поворковать без меня? Ну, поворкуйте, поворкуйте!
    Схватив за руку Петрушу, он поволок его прочь. Двери спальни с треском закрылись за ними. Но нечего было ждать от матери серьёзной политической беседы. Екатерина так разрыдалась, что ни один довод не подействовал. «Нельзя». «Всему свой черёд». «Пока моё время, а не ваше». « Вы обе такие молоденькие, что страшно мне за вас». «Отец, когда короновал меня, всё о вас думал, переживал из-за ваших нежных лет, не мог взвалить на ваши нежные плечики государственную махину. Он надеялся, что у вас родятся дети, мальчики, и тогда будет, кому завещать корону. Отныне завещание – это мой долг, а князь Александр Данилович мне помогает». – И, наконец, - «Меншиков всех нас спас». «Вас наследия не лишают, пока я императрица».
    Мать замялась и неуверенно улыбнулась дочерям.
    - Что же это значит: «пока»? – гневно вырвалось у побелевшей от злости Анны. – Ведь именно сейчас пришло время, чтобы ввести в курс дела старшую из наследниц. Я уж не молода, чтобы дожидаться! Мне девятнадцать лет, и я скоро два как года замужем!
    - Замужем, - обронила Екатерина глухо. – Не понимаешь, что твоё замужество поганит дело? Ты доченька, замужем за дураком! Бедненькая моя касатка! Дорого бы дала я, чтобы этого не было. Дурак не любит тебя, а меня сильно оскорбляет, нагличает, требует наивысших чинов. А в чём долг его перед Россией, он знает ли? Ну, говори! Знает?
    В ответ герцогиня Голштинская гордо выпрямилась и сказала:
    -  Да, он не герой, - Анна проговорила это с огромным усилием, - но не извольте забывать, мама, что именно наш с ним сын должен стать императором России. Этого хотел мой отец! Вы же отвергаете родного внука!
    - Внука? Я? А разве чего-то есть? – с интересом спросила Екатерина и вдруг охнула. – О, мейн готт!  О, майн Готт! Да ты беременна?
    - Ещё нет.
    Императрица сразу помрачнела.
    - До сих пор нет, - проговорила она с сердцем. – Вот какая беда! Твой брак, Аннушка – пустышка! Я родила первенца от отца день в день, … ну, да ладно! – она вяло махнула рукой. – А ты, душечка Лизета, ты у меня не отданная пока. Что ж, в этом твоё счастье. Тебе я разрешаю самой избрать мужа. Нравится ли тебе архиерей? Да что за вопрос-то? И так вижу, что он тебе зело по сердцу пришёлся, так и выходи!
    Вот так сказала маменька Екатерина. После этих слов из Лизетиной головы выветрилась вся наука Петра Андреевича Толстого. Ах, трон! За него надо схватываться с противным Меншиковым, а потом с возомнившей себя великой императрицей Анной. Какое же счастье заключить брак именно по любви! А она-то своего Августа любит! От своего дорогого епископа Любского она родит десяток мальчишек!
    - Мамашенька, это правда ли? – осторожно спросила девушка, смаргивая с глаз слёзы. – Я люблю Августа, и у нас будут сыновья. Только ты, пожалуйста, поправляйся, не болей! – она схватила материнскую руку, покрыла горячими поцелуями и прошептала. - Спасибо.
    - Да-да, - глупо заморгала Екатерина. – Все твои мечты, доченька, осуществятся. Я об этом позабочусь. Не плачь, золотко моё.
    Но плакали уже все три, и мать, и Анна. Рыдания, наверно, доносились и до Меншикова, засевшего в гостиной. Он чувствовал себя победителем. И вдруг он услышал, как императрица опять разразилась кашлем, в опочивальне раздался крик. Когда он туда вломился, Екатерина не дышала, а младшая дочь прижималась к материнской руке трясущимися губами, как будто этим могла удержать её жизнь.
    Меншиков безжалостно уставился на цесаревен и выдавил:
    - Вашу мать! Я ли не говорил вам? Ну что за дуры?