Психолог

                П С И Х О Л О Г
               
                рассказ
               
                « Если вы случайно очутились в яме,
                первое, что надо сделать – это            
                перестать копать».
 
    Откуда у простого паренька с окраины Москвы, сына простого рабочего с завода имени В.И.Ленина - Виктора Матюшкина, появилась эта способность, он и сам  не знал.
  Может, это был дар, переданный ему поколениями от наших древних предков, среди которых было много ведунов, колдунов и предсказателей, а может, просто этот дар достался ему от бабки Ефросиньи, жившей в глухом селе Смоленской области, которая теперь была под немцем.
 Факт, что лейтенант госбезопасности НКВД Матюшкин этим даром обладал, и умело им пользовался. А, дар этот, заключался в том, что лейтенант, мог «разговорить» любого пойманного диверсанта или шпиона, которых «Абвер» – немецкая разведка, начиная с первого дня начала войны  сентября 1939 года, в большом количестве забрасывала на территорию СССР.
   Большое количество  немецких разведчиков и диверсантов, вербовалось из бывших российских граждан, офицеров, казаков, бывших дворян,  бежавших или просто эмигрировавших из России после гражданской войны и проживающих за границей. Эти люди,  говорящие на русском языке, в большинстве своём люто ненавидели Советскую Россию, и часто соглашались против неё работать, поверив заверениям немцев, что они – это сила, которая сможет уничтожить царство коммунистов – этот «колосс на глиняных ногах».
   Органы безопасности принимали все меры, к поимке этих шпионов, и при их допросах старались получить от них информацию о  немецких разведывательных школах, их руководителях, местах их расположения и главное имена и фамилии тех, кто там учился.
   Капитан Цымбалюк, один из следователей занимающихся делами  шпионов из  числа русских эмигрантов, при допросах особенно с ними не церемонился, и если арестованный молчал, то он просто избивал его, доводя до беспамятства. Порой, это давало, какие-то результаты, но чаще арестованные просто «сознавались во всём» и говорили то, что нужно было капитану, только,  для того чтобы прекратились истязания.
   Начальник отдела дознания  старший майор госбезопасности – Иван Иванович Прохоров, был часто недоволен результатами работы своего подчинённого, но хвалил его за оперативность, и частенько ставил капитана в пример лейтенантам Матюшкину и Сидорову, тоже занимающихся делами арестованных агентов разведки.
  Лейтенант Афанасий Сидоров, был призван в органы после окончания филологического факультета московского университета и свободно говорил на трёх языках: немецком, английском и испанском, что было особенно ценно при допросах иностранцев.
   Тридцатилетний  Виктор, как и Цымбалюк  последние три года работал с русскими шпионами и, начиная с января 1940 года, раскрыл уже больше сотни этих оборотней, правда, при этом, никогда не применял к арестованным физической силы, а просто разговаривая с ними. Просто разговаривая. И всё..
  Времени на эти «разговоры» уходило, значительно больше, чем у Цымбалюка с его методами, но результат был, причём более точный и достоверный. Именно за это, капитан ненавидел обоих лейтенантов,  считая их  «интеллигентными хлюпиками», а не настоящими чекистами.
  - Так Цымбалюк, как у тебя дела с Федотовым? Начал говорить? – Прохоров махнул рукой, на вскочившего при его появлении в кабинете капитана Цымбалюка.     – Сиди, сиди! Ты уже неделю с ним бьёшься, и всё бес толку. А, этот Федотов, который, судя по всему, был в гражданскую войну белым офицером, очень много знает. Двое из бывших выпускников школы «Вольф», сообщили, что часто видели его разговаривающим с начальником школы гауптманом Штильбергом и его заместителем обер-лейтенантом  Куртом Грубе. Видели, правда, издалека, но чем он занимался в этой школе, не знали. Опытный вражина. Он, видимо и попался то случайно, когда после прыжка на парашюте приземлился на дерево, а потом упал оттуда и сломал ногу. Его нашли грибники, и тут же сообщили в милицию.
  Скажи, как это он умудрился с поломанной ногой, уползти с места приземления почти на три километра. Сумел переодеться, закопать парашют, деньги, оружие и взрывчатку в яму, которую мы смогли найти только спустя неделю, когда облазили всё вокруг сантиметр за сантиметром.
   И что мы теперь имеем, а? Федотов он по паспорту, а как его фамилия на самом деле? С какой целью он к нам заброшен? И, сколько всего было диверсантов?  Нам сообщили, что заметили в небе три парашюта. И если один из них Федотов, то где ещё двое? А, то, что они должны были совершить диверсию, это факт. Иначе зачем, им столько взрывчатки, целых тридцать килограммов? А может эти вещи: оружие, парашют, деньги и взрывчатка, и ни его вовсе, а он действительно Федотов Леонид Андреевич из города Саратова и находится здесь в командировке.
   Приехал он сюда на поезде после обеда, на завод сразу не пошёл, а  пошёл в лес по грибы. Там, случайно попал в яму, сломал ногу, увидел грибников и позвал на помощь. Может, так и есть на самом деле, тем более что из Саратова мне по телефону сообщили, что слесарь Федотов, действительно находится в командировке в Москве уже две недели.
  Он уже неделю у нас, а результата нет. Меня уже комиссар теребит по его поводу. Ну, хоть, что-нибудь он говорит?
  - Никак нет, товарищ майор! Молчит сука! Как я не старался вместе с сержантом Фролкиным, ничего не получается. Молчит. Вчера, на допросе он даже сознание потерял, пришлось в камеру врача вызывать. Вроде отошёл. Вот  сижу, готовлюсь, скоро его доставят на допрос.
  - А, знаешь что Микола, - майор, устало посмотрел на капитана. – У нас сейчас просто нет времени на раскачку, а время тревожное. Судя, по тому, как немецкая разведка активизировала свои действия, большая заваруха под Москвой ожидается. Я этих немцев ещё с первой мировой знаю, они ничего просто так не делают. Поэтому, передай Федотова лейтенанту Матюшкину, а сам займись Гройсманом, который два револьвера у себя в квартире  хранил, - и, видя недовольное лицо капитана, строго добавил:    
  - И не кривись, одно дело делаем. На, твою долю шпионов и диверсантов ещё хватит. Это приказ! – и ничего больше не сказав Прохоров,  быстро вышел из кабинета.
  Когда Федотова, на костылях с загипсованной ниже колена ногой, ввели в кабинет лейтенанта Матюшкина, он, как раз читал  протокол допроса, который передал ему Цымбалюк.
  - Садитесь Федотов, - он жестом указал арестованному на табурет, прикрученный к полу, а второй рукой указал сопровождавшему его сержанту в угол, позади табурета.
 - Моя фамилия Матюшкин, я Ваш новый следователь. И, знаете, что я Вам сразу скажу? Время у нас военное, тревожное, немцы в пятидесяти километрах от Москвы стоят, нервы у всех напряжены. И потому, если Вы, честно и по порядку не расскажете, как Вы оказались в том лесу, если, судя по Вашим документам прибыли в командировку на московский завод, то Вас просто расстреляют как шпиона и предателя, по закону военного времени.
  Это первое. В трёх километрах от того места, где Вас нашли, мы нашли зарытый в землю парашют, часть обмундирования, русские деньги, пистолет ТТ с патронами, и самое главное, тридцать килограммов взрывчатки. И если на купюрах нет ваших отпечатков, то на обойме пистолета они есть. Значит, пистолет Ваш. Ну а про остальное, Вы, я думаю, мне сами  расскажете..
  - Даже так? – усмехнулся мужчина уголками  рассеченных губ, и в правом глазу  его сверкнул огонёк. Левый почти не было видно, потому что он заплыл от побоев.
  - Я уже тому капитану - мяснику всё рассказал. Рассказал кто я, откуда, и зачем пошёл в лес. Да, поймите же Вы, наконец, гражданин следователь:  у нас в Саратове нет леса, вот я и сошёл на узловой станции перед Москвой,  решив прогуляться, подышать лесным воздухом. Когда ещё такое удастся? Спокойно шёл, слушал пенье птиц, и вдруг провалился ногой в какую-то яму, заросшую травой. Упал, нога подвернулась и хрустнула,  пронзила дикая боль. Когда я, пересилив боль, осмотрел её, то понял, что это перелом и мне одному с того места  до станции не дойти. Я сломал старую берёзовую ветку, порвал на куски майку и носовой платок, и сделал шину, как нас учили на заводе на курсах по гражданской обороне..
  - А дальше?
  - Что дальше? Лежал на траве часа два, идти было невозможно. Потом услышал женские и детские голоса, и позвал на помощь. Подошли две женщины и два мальчика с корзинами, я им рассказал,  что со мной случилось, и попросил помочь добраться до станции. У них недалеко оказалась телега, запряжённая лошадью. Одна женщина и мальчишка, его кажется, Иваном зовут, довезли меня до станции прямо к медицинскому пункту. Довезли и уехали. Мне  там сделали обезболивающий укол, и вызвали скорую помощь из больницы. Привезли в ближайшую  Балашихинскую больницу, там сделали рентген, наложили гипс и положили в палату. А,  на другой день арестовали, и привезли сюда, как какого-то шпиона и диверсанта.
   Я, что похож на шпиона или диверсанта? Я потомственный слесарь-лекальщик. У меня даже броня от фронта есть. Здесь,  в Москве, на «Красном пролетарии» специалистов не хватает, вот меня и послали  сюда в командировку. Вы, посмотрите на мои руки, гражданин следователь,- и он вытянул прямо перед собой обе руки, на которых практически не было ногтей, одни сплошные раны.
 – Ну, как я теперь работать буду? Он, же гад, мне все пальцы искромсал плоскогубцами, требуя, чтобы я признался в том, что я шпион и диверсант.
  Федотов продолжал держать перед глазами Матюшкина израненные руки, а сам спокойно глядел ему прямо в глаза.
  - Опустите руки Федотов, - спокойно сказал лейтенант, которого раны на руках арестанта не особенно тронули, за годы работы в НКВД, он видел и не такое.- После допроса Вам окажут первую помощь, если нам всё-таки удастся договориться.
  - О чём договориться? Мне что, нужно взять на себя взрывчатку, пистолет, деньги и парашют? Да? А смысл? Если  я признаюсь, что я  немецкий шпион и диверсант, то Вы меня что, помилуете? Ерунда всё это. Сами сказали, что время военное. Потому, больше я Вам ничего не скажу,  буду молчать, - и он, опустив голову, уставился на загипсованную ногу, покрытую во многих местах пятнами крови, очень хорошо видимой на белом гипсе.
  Матюшкин блефовал, никаких отпечатков пальцев на обойме не было, как не было их и на других обнаруженных в яме предметах.
  Он начал свой допрос заново, пытаясь поймать арестованного на каких-то мелочах, противоречиях, но всё было безуспешно. Он сам сопроводил Федотова в   их медпункт, где ему обработали раны на руках, и под левым глазом, потом  накормили, и допрос продолжился.
  Это было похоже на долгий разговор двух старых приятелей, которые давно не виделись. Всё вежливо, культурно, но безрезультатно.
  Прохоров «давил» на Матюшкина требуя результата, торопил его, но результата не было.
  Через неделю, уставший, с тёмными кругами под глазами лейтенант, рано утром постучался в кабинет старшего майора.
  - А! Матюшкин! Заходи! Ну, что скажешь? Расколол подлюку? – улыбнулся Прохоров, глядя на унылое лицо подчинённого.
  -Нет, ни расколол, товарищ старший майор. Мне думается, что мы зря его взяли. Тем более, что на фотографии  личного дела Саратовского авиационного завода, которое нам прислали спецпочтой, именно лицо Федотова. Он действительно там работает, и был послан сюда в командировку, по указанию директора завода. А, то, что оказался там в том лесу, где мы искали сброшенных парашютистов, это чистая случайность. И потом эти руки его. Это руки рабочего, с въевшейся в них смазкой от станков и настоящими мозолями. У моего отца такие руки, я их хорошо помню. Нужно его отпускать, пусть долечивается в больнице, а потом идёт на завод, там сейчас такие специалисты на вес золота.
  - Ты, что с ума сошёл лейтенант? Что я теперь комиссару буду докладывать? То, что ошибся,  и в течение двух недель допрашивая с пристрастием невиновного человека, так? – вскочил с места Прохоров,  подойдя к Матюшкину и буквально буравя его глазами.
   - Доложите, как есть, товарищ старший майор. Я ручаюсь, что Федотов не шпион, и не диверсант. Это просто ошибка, тем более что те двое, на очной ставке его не узнали. Если мы его, такого специалиста сейчас расстреляем, мы нанесём нашей стране огромный  вред, поймите это.
  - Ладно, давай его дело, я ещё раз сам посмотрю, а потом позвоню комиссару, пусть он решает. Иди, работай, там ещё двух лазутчиков привезли, наши колхозники сами их задержали, проявив бдительность, - и махнув рукой Прохоров сел за стол, и углубился в личное дело арестованного Федотова.
   Через два дня Федотов был освобождён из-под стражи, и Матюшкин сам лично отвёз его в медсанчасть при заводе, где ему предстояло полежать ещё некоторое время, пока не срастётся нога, а потом работать. Никакого наблюдения за ним не поставили, да, и людей для этого просто катастрофически не хватало.
   Так пролетело три недели. Немцы уже находились под Москвой, и во всю твердили по радио,  писали в разбрасываемых с самолётов листовках, о том, что к ноябрьским праздникам будут маршировать по брусчатке Красной площади.  У сотрудников НКВД, в эти дни было особенно много работы, потому что в городе появились мародёры, дезертиры,  люди сеявшие раздор и панику, огромное количество беженцев из оккупированных областей СССР, среди которых было много врагов желающих гибели стране. Поэтому все работники дневали и ночевали прямо у себя в кабинетах,  иногда засыпая прямо за рабочим столом.
  Телефон на столе у лейтенанта Матюшкина, зазвонил ровно в семь утра. Он поднял голову от стола, сбросил с себя  сон и тут же взял трубку:
  - Лейтенант Матюшкин, слушаю.
  - Товарищ лейтенант, тут в приёмной человек к Вам просится, - узнал он голос дежурного лейтенанта Лысакова. – Говорит, что по важному делу. Его фамилия Федотов.
  - Как? Федотов? Ты не путаешь? – вскочил со стула Матюшкин.
  - Именно Федотов, Леонид Андреевич, 1897 года рождения. Вот у меня в руках его паспорт.
  - Коля, жди! Я сейчас прибегу, а ты этого Федотова никуда не отпускай, хорошо? – и Матюшкин, не дослушав ответа, тут же рванулся к двери.
  А ещё, через полчаса, в кабинете старшего майора Прохорова, в присутствии лейтенанта Матюшкина, состоялся допрос Федотова. Вернее, даже не допрос, а  его монолог, потому что говорил один он.
  - Меня зовут Пётр Владимирович Запольский, я сын знаменитого психолога профессора Запольского, мой дед и прадед,  тоже все были специалистами психологами.
  В  мае 1917 года, я окончил   факультет психологии при Московском медицинском институте. И тут произошла революция. Отец, работавший, в первой градской больнице сначала решил помогать большевикам, и привлёк меня, молодого специалиста к этому делу. Но, в 1918 году, после убийства Урицкого, когда была арестована и расстреляна по ложному обвинению, половина врачей этой больницы, он решил уехать из России. Мы, вместе с моей матерью, и сестрой, уехали сначала в Крым, оттуда пароходом в Стамбул, а потом во Францию.
     Время было тяжёлое, но для отца сразу нашлась работа в одной из клиник на окраине Парижа. Я тоже стал работать с ним, и многому у него научился. Мы внимательно следили за тем, что происходит в России, мечтали о том времени, когда советы будут уничтожены, и мы вернёмся домой в Москву. Но, время шло, а СССР, наоборот, набирал силу, что вызывало просто дикую ярость, у бывших царских офицеров, и тех людей, которые, по разным причинам сбежали из России.
  Только в одном городе Париже, было организовано, около пятнадцати разных «союзов», ставивших своей целью борьбу с коммунистами  и советами, ну и я, естественно тоже, примкнул к одному из них.
  Потом оказалось, что наш «Союз освобождения», финансируется немецкой разведкой, и из нас стали вербовать шпионов.
   В ноябре 1935 года, я попал в одну из первых немецких разведывательных школ, организованных адмиралом Канарисом, и прошёл там обучение, получив навыки разведчика и диверсанта.
  Честно говоря, после психиатрической клиники, где продолжал работать мой отец, это была отдушина. Мне, просто надоело видеть эти тупые, мало, что понимающие лица больных, слушать их бред, и пытаться их вылечить, поэтому я с удовольствием окунулся в эту новую авантюрную жизнь.
  Однако, ни на какие задания, меня не посылали, а наоборот, как психолога, оставили, при главной школе, чтобы я изучал людей обучающихся в школе, и давал советы, где их лучше использовать. Часто ездил и в другие школы.
   Так было с 1936 по 1938 год. А, потом меня, и ещё двух человек: один украинец, а второй немец с Поволжья, забросили в Саратов, где мы были должны поступить на авиационный завод,  получить там хорошую  рабочую профессию, легализоваться и ждать команды.
   Так получилось, что мне повезло. А двоим другим, нет. Они, решили не сидеть, сложа руки, а устроили  на заводе диверсию, подожгли сварочный цех. Пожар быстро потушили, а  их тут же вычислили, и арестовали. Дальнейшая судьба их мне неизвестна.
   Ну а я продолжал работать, даже стал  передовиком производства, и собирался жениться на знакомой девушке, когда началась война.
  Меня тут же нашли, и сообщили о том, что в городе находится резидент немецкой разведки, который в нужное время подаст мне сигнал, что нужно делать.
   В это время, я действительно получил  приказ  на командировку в Москву, и тут же сообщил моему связному об этом. Уже в поезде, я получил указание найти в лесу под Балашихой тайник, там были деньги, оружие и взрывчатку для меня. Тайник был  заранее оборудован, одним из диверсантов, заброшенных, с целью организации диверсий в центре Москвы, когда немцы, вплотную приблизятся к городу.
   Я тайник нашёл, осмотрел его и снова замаскировал. Работал я в перчатках, поэтому уважаемый гражданин лейтенант, - обратился он к Матюшкину, - Там просто не могло быть моих отпечатков. Не могло.
  - Давайте дальше, рассказывайте, - перебил его Прохоров, закуривая папиросу.
    - Дальше? А дальше, «как в плохой фильме», -так любил говорить мне мой отец.  Возвращаясь на станцию, я действительно попал в какую-то глубокую ямку, заросшую травой, и сломал правую ногу. И всё. Про то, что было дальше, я уже много раз рассказывал.
  Честно сказать, после того капитана – живодёра, ваш лейтенант меня удивил. Я знаю  историю, про злого и доброго следователя, и сначала думал, что это игра. Но, потом понял, что лейтенант относится ко мне,  арестованному как шпион и диверсант, с уважением, и не унижает себя тем, что бьёт безоружного человека, особенно того, у которого руки стянуты наручниками за спиной.
  Ваш лейтенант, несмотря на молодость, мастерски вёл допрос, это я заявляю, как профессиональный психолог. Вёл допрос с уважением, умело и настойчиво, опираясь на факты и Ваши приказания, гражданин майор.
   Иногда, я уже готов был, сказать ему правду, но он неожиданно останавливался, ему просто не хватало опыта. Тогда, я просто блокировал его сознание, хотя это удавалось с трудом.  Ему не хватало моего опыта  психолога, но он скоро его приобретёт, я уверен.
  Потом он вдруг отпустил меня, и я, проверившись много раз, понял, что за мной даже не установили наблюдения, поверив, что я действительно слесарь-лекальщик Федотов, а не немецкий шпион.
  Пока лежал на койке в гипсе думал, много думал, и решил вернуться сюда к вам и во всём признаться. Почему? Наверное, потому, что я русский по рождению, и вижу, какая беда грозит России. А, может потому, что  ваш лейтенант отнёсся ко мне  с таким уважением. Не знаю. Но, хочу помочь вам. А Вы уже сами решайте,  как со мной поступить.
   Вам, лейтенант особая благодарность, за человечность и уважительное отношение, пусть даже к своему врагу. Вы меня  всё равно переиграли.

                12 мая 2014г.