Сколько стоит жизнь. глава 3

  Добираясь до дома, я еле волочил ноги. Однако, достигнув, наконец, кровати, уснуть мне не удавалось еще около часа. Поводов для раздумий было достаточно. Кто эти люди? Почему эти звери тянут? Что им нужно в нашем городе?

  Несколько часов спустя я снова был в больнице. Как это обычно бывает, глаза мои были все еще незрячими, когда я вошел в ординаторскую. Привычным движениями я налил себе чашку растворимого кофе и уселся в кресло, служащее нам обычно кроватью в периоды сильного переутомления. Сделав пару глотков я наконец продрал глаза и огляделся. Через окно во всю бил солнечный свет, в его лучах мерно кружили пылинки, комнату покрывал легкий беспорядок. Тут я, к немалому своему удивлению, увидел Фёрсона, сидящего за письменным столом, скрестив на нем руки и уложив на них свою лысеющую понемногу голову. “И как я его не заметил?”.
— Док! - обратился я к нему шепотом, проверяя спит он или нет.
Ответа не последовало.

  “Спит”— уверенно решил я и слегка ухмыльнулся. Вчерашние события совсем оставили мои мысли и теперь я удивлялся сам себе, вспоминая, что приложил столько усилий, пытаясь разузнать то, что меня вовсе и не касается.
Внезапно Фёрсон поднял голову. Я уже хотел сказать ему “доброе утро”, когда заметил, что на лице его нет ни тени сна. Он сидел ко мне боком, так что я видел только его половину, он не повернулся ко мне, хотя, очевидно, слышал, как я к нему обратился. Несмотря на это, его профиля хватило, чтобы заметить, что цвет лица его практически сливался с цветом врачебного халата. Эта картина окончательно пробудила меня.

— Док? - сомневаясь в том, что делаю, я подошел к нему и опустил руку ему на плечо - Вы здоровы? Такая бледность не подходит лицу главного врача.
Моя шутка явно не произвела на него никакого впечатления. Я почувствовал как он задрожал всем телом и торопливо отдернул ладонь. Хочу уточнить, что этот человек был из тех, кто давно похоронил все свои эмоции в золотом ящичке на дне души. От того такое его состояние вызывало у меня настоящий ужас. Я присел рядом с ним на корточки и посмотрел в пустые, почти безжизненные глаза. Внезапно, он особенно сильно вздрогнул, будто очнувшись и, тяжело дыша, обернулся ко мне так, что стул под ним со скрипом оставил на полу внушительную царапину. Я не верил своим глазам - по его щекам текли слезы.

— Она у них, Дин... Они забрали ее, Дин...- промолвил он, наконец, еле слышно. Его взгляд проходил сквозь меня, пронзал пол и все, что было на его пути. Такой силы был страх, который в нем читался.
— Кого Фёрсон, кто забрал? - стараясь не предугадывать ответ почти жалобно спросил я.
— Мою девочку, мою маленькую Валери... Они... Забрали...
Сердце мое екнуло и рухнуло куда-то в самый низ, сквозь пол, сквозь пространство, туда же, куда был обращен взгляд доктора. Валери, очаровательная четырнадцатилетняя дочка Фёрсона, всегда вызывала самые нежные чувства у людей, которые с ней сталкивались. В больнице, рассаднике мук человеческих, становилось тепло и весело когда она забегала к отцу на работу. Все ее обожали, я в том числе. Ноги больше не держали меня и я, подавшись назад, сел на пол. Плотно прижав руки к лицу я судорожно пытался придумать слова, достаточно убедительные, чтобы утешить несчастного отца, но спустя минуту понял, что сама затея эта абсурдна по своей сути.
— Как это случилось? Ведь была ночь... Что она делала ночью в торговом центре? - в отчаянии спросил я.
— Ночной кинопоказ, она ходила с друзьями.
— Когда вы узнали?
— Я был уверен, что она уже дома, когда начался пожар... Она обещала... Обещала не задерживаться... Около половины второго она должна была быть дома. Я вернулся, как и ты, под утро, а ее нет... Я обзвонил всех друзей, подумал, что она, вероятно, осталась ночевать у кого-нибудь... Никто, ни один не взял трубку...
Вчерашний полицейский — мой хороший знакомый, он работает внутри оцепления. В числе тридцати девяти заложников - семь детей... Их было именно семеро.

Эти слова уничтожили все мои надежды.