Наследство

                ПЬЕСА   В  10  КАРТИНАХ.





ДЕЙСТВУЮЩИЕ  ЛИЦА

АСИ, писатель, 38 лет
ОРНА, его жена, 37 лет
ТОМЕР, адвокат, 37лет
РАХЕЛЬ, художница, 32 года

Действие происходит в Израиле
         в  конце 20 века.




               
                КАРТИНА  1.

Квартира АСИ и ОРНЫ в Рамат Гане. ОРНА и ТОМЕР.

ТОМЕР (смотрит на часы) Ну, где твой благоверный? Назначили в четыре, значит в четыре!
ОРНА.    Ты прав. Со временем у него сложные отношения.
ТОМЕР  Time is a money.  Позвони ему!
ОРНА.    Он не любит, когда я…Тем более над могилой отца… А посидеть
                со мной… без секса…просто поговорить – ты не можешь?
ТОМЕР. При чем тут это? Опять ты со своими…Просто у меня время по
               минутам! Ты знаешь, сколько стоит час  адвоката?
ОРНА.  Все знают, что вы бандиты в белых воротничках. К вам только
              в  руки  попади … Но все встречи у нас наспех, в спешке, урывками. Даже когда мы в постели, ты краем  глаза на часы…Думаешь, я не вижу? Думаешь, мне не обидно?
ТОМЕР (смотрит в потолок). Ладно…
ОРНА.   Его брат был такой же. То есть он был совершенно другой, но в смысле времени… Если всем назначали в четыре, то Якову  в три. 
ТОМЕР.       Тебе это трудно понять. Ты свой час отговорила и свободна, а я…
ОРНА.  Да что ты глупости говоришь?  Ты знаешь, сколько времени, сколько людей  должны работать, чтобы подготовить как следует передачу на час?
ТОМЕР. О кей. Надеюсь, что хоть псалмы он там не читает. Их сто пятьдесят штук, если мне память не изменяет…Господи, чем только не забита наша голова…Аси и псалмы – это, конечно…Он что – действительно так сильно любил отца?
ОРНА.  Да….(Пауза) Я хотела спросить….  Далия догадывается о наших отношениях?
ТОМЕР.  Она не догадывается, она знает.
ОРНА.  Да?!  Откуда?
ТОМЕР.  Что значит «откуда»? Я ей сказал.
ОРНА.  Сам??… Зачем?
ТОМЕР. Затем, что она спросила, с кем ты (я, то есть) сейчас спишь. Я ответил.
ОРНА.  С ума можно сойти.
ТОМЕР.  У нас с ней товарищеские отношения. Она мне  рассказывает, я ей. Она всегда.  Я – если спросит. Всем своим любовникам выставляет оценки. Твой муж у нее получил 87 или 88. Почти 90. А я – 95!
ОРНА. Аси с ней спал?
ТОМЕР. Спал.  Орна, умоляю, не будь ты наивной девочкой, ей Богу! Далия красивая сексапильная баба. Если она снимает с мужчины штаны…
ОРНА.  Я слышала о ней, конечно, но чтобы так…Как ты мог на такой жениться?
ТОМЕР. Иногда человек вступает на путь, который однозначно приводит его туда, куда он и не думал.
ОРНА. Например?
ТОМЕР. Например некий парень поступает на юридический факультет. Красивый, высокий, талантливый. Офицер элитной части. Но – без гроша. И рассчитывать ему не на кого. А рядом с ним учится другой - болезненно толстый и способностей,  скажем так, весьма средних. Про элитные части  читал только в книжках, и он из кожи лезет вон ,чтобы с этим офицером подружиться. А папаша у этого толстяка знаменитый адвокат. Зусман! .. Значит, занимаются они вместе. Офицер толстяка тянет, офицер у толстяка кормится.  А ещё у толстяка есть младшая сестра. Красивая, изящная, умная, знает языки, начитанная и сексапильная невероятно. И в один прекрасный день – это действительно случилось днем - офицер оказался у барышни в постели. Причем, надо сказать, что она в меня влюбилась. Второй и  последний раз в жизни. С другими спала просто из любви к занятию, а в меня вот влюбилась. Ну и как-то за обедом, меня не спросив, она говорит своим ангельским голоском: " Папочка, для чего Томеру тратить деньги на его гнусную конуру, с сегодняшнего дня он будет спать у меня.»  Мы оба поперхнулись, как по команде. Зусман и я.
ОРНА.  А мать?
ТОМЕР. Нет у нее матери. Умерла в родах.
ОРНА.  А что Зусман?
ТОМЕР.  Зусман дочку обожает. Боготворит. Он вообще-то человек очень жесткий и гордится этим. А она из него веревки вьет. Делает, что хочет. Кроме того, я ему нравлюсь. Он ведь тоже self made man. Ну и о наследнике надо подумать. На кого он оставит контору, на Макса? Он сына презирает почти открыто. За бездарность. Так что брак наш был неизбежен. К свадьбе ее влюбленность прошла, но мы остались друзьями. «Мы ведь с тобой люди современные, портить друг другу жизнь дурацкой ревностью не будем, верно?»
ОРНА. А почему у вас нет детей?
ТОМЕР.  Она сделала когда-то аборт. До меня. Кроме того, для чего ей дети? Только помеха.
ОРНА.  Ты знаешь, я, наверное, совсем несовременная. Мне все это  дико. И как ты с ней можешь спать, зная, что…
ТОМЕР. А мы давно уже не спим. Ты мне лучше скажи, что с твоим мужем?
ОРНА.  У нас тоже…
ТОМЕР.  Да я не про секс!  Где он,  черт подери?
ОРНА. Ладно, позвоню. ( Набирает номер). Аси! Ну? Где же ты?..Просто Томер как на иголках…Его время дорого стоит, и  человек хочет нам помочь…Хорошо. (Отключает телефон). Через двадцать минут будет. А ты сам не хочешь ребенка?  У меня есть Шай. А ты? Умрешь бездетным?
ТОМЕР. Не знаю. Я часто об этом думаю. Не знаю. Допустим, она начнет лечиться. Мало вероятно, хотя Зусман умоляет, но допустим. И допустим, что она забеременеет. Поди знай от кого...  Но вернемся к нашим баранам. Я бы хотел выяснить одну неясность. Почему старик оставил все Якову, а Аси только жалкие сто тысяч. Ведь Аси всю жизнь был его любимчиком. И второе. За что он – я имею в виду, старика, - так тебя ненавидит?
ОРНА.  Аси, действительно, всю жизнь был любимчиком. Гордость семьи. Он ведь печататься начал, еще не окончив гимназию. А Яков… Яков, как я понимаю, был трудный ребенок. Вечный маленький trouble-maker. Ну, а когда он вдруг ударился в религию, старик вообще взбесился. Выгнал из дому, вычеркнул из сердца – как в старых романах 19 века. Он был еще тот самодур.
ТОМЕР.  Тем более был резон оставить все Аси. Ну, а тебя он невзлюбил за что?
ОРНА.  Я ведь чуть-чуть не вышла за Якова замуж.
ТОМЕР.  Ты? За Якова?
ОРНА.  Он был… Двадцать три дня прошло, а я до сих пор не могу говорить про него "был"…    Он был необычный человек….Как тебе объяснить….  Возле него я чувствовала  себя, да не только я, все! – очень надежно, Причем, он не делал для этого никаких усилий. Никогда не старался понравиться, очаровать…Даже подумать об этом нелепо. Скала. Утес... Удивительно: ведь Аси внешне на него похож, ну как две капли воды! А  характеры совершенно разные. Я никогда не знаю, с какой ноги он встанет утром, с каким лицом вернется с прогулки, в каком настроении пойдет на встречу с издателем…Я вот сказала тебе это и вдруг поняла, что я о своем муже , в сущности,  ничего не знаю. Знаю, какие пироги он любит, какой кофе предпочитает, но существенного – ничего! А самое поразительное, что он и сам не знает, и отсюда все его метания.
ТОМЕР.  Теперь это модно.  Это называется «искать себя».
ОРНА.  Того, что было с Яковом, - чувства защищенности – нет и в помине.
Ты что думаешь – я с тобой,  потому что ты в постели 95? Ничего подобного!
85 мне тоже годится. …Женщина в мужчине ищет надежность. Мужчина должен быть крепостью.
ТОМЕР. «Мой мужчина – моя крепость».
ОРНА. Нечего иронизировать! Именно так. А у меня ощущение, что я вишу на волоске. Я ни в чем не уверена.
ТОМЕР. Подожди, я позвоню Фуксу. Все равно я уже не успеваю, а это .. .
ОРНА.  Фуксу? Зачем? Ты же вытащил его, он на свободе!
ТОМЕР.   Наклевывается оч-чень интересное дело. Если выгорит, я на коне.
ОРНА.  Умоляю тебя, не связывайся с ними. Этот Фукс и второй, как его, Битон, они же мошенники, у них на морде написано!  Я  видела их по телевизору, когда они вышли на свободу.
ТОМЕР. А то я не знаю! Я их защищал и не знаю? ( набирает номер) Дуду! Привет…Чудно! У меня тоже накладка и я не могу…Как насчет завтра?... Заметано. (Выключает телефон).    Я хочу тебя успокоить: в динамичном обществе (а Израиль, безусловно, чрезвычайно динамичное общество) очень многие люди чувствуют себя неуверенно, потому что все быстро меняется. В чем, конкретно, ты  чувствуешь неуверенность?
ОРНА.  Если, например, меня завтра уволят, на что мы будем жить? На его романы, которые уже три года никто не берет? На наследство, которое ушло из под носа?
ТОМЕР.  Глупости! Кто тебя уволит? У тебя прекрасный рейтинг! А насчет наследства – это мы еще поглядим.
ОРНА.  Неужели ты  слеп и не понимаешь, на какой пороховой бочке мы все сидим?
ТОМЕР.  Глупости. Ну и что, по-твоему, надо делать? 
ОРНА.  Иметь деньги. В новозеландском банке. Поэтому я и откладываю каждый грош. … Чтобы мой сын никогда не знал, что значит бедность, когда экономишь на всем, не чашке чая, на билете в автобус, на лишней паре трусиков, на всем! А как я была одета – ужас!
ТОМЕР.  Ты что? – думаешь, кроме бедности, никаких проблем в мире нет?
ОРНА.  Да какие-такие проблемы у тебя были? Благополучная  интеллигентная семья, способностей тебе не занимать, здоровья  и энергии тоже, что еще нужно для счастливого детства? А ведь детство – это фундамент всей жизни!
ТОМЕР.  Любовь, например.
ОРНА.  Тебя родители не любили? Тебя? Никогда не поверю.
ТОМЕР.  Они любили моего старшего брата. Вернее, души в нем не чаяли. Боготворили. Были уверены, что у них растет Яша Хейфец. А у меня нет слуха.
Отец и мать музыканты, да еще какие, музыка для них  - это вся жизнь, и вот у старшего – абсолютный слух, а  младшему – медведь на ухо. А кто он без слуха? Не человек.  А ведь я их сначала любил…  А когда понял… рояль изувечил, отцовскую скрипку разломал, изодрал в доме все ноты. Они бы меня линчевали, все трое, но я вырвался и убежал. Меня полиция нашла. Через неделю. Мне тогда было лет 6…  А в 16 я ушел совсем. С тех пор я ее возненавидел.
ОРНА.  Кого?
ТОМЕР.  Музыку. Если музыка дороже ребенка – к черту музыку! У меня до сих пор внутри все кипит, когда я об этом думаю. И  нету дня, чтоб не думал!!!
ОРНА. А твой брат? Что с ним?
ТОМЕР.  Ничего. Посредственность. Играет в каком-то занюханном оркестре…
Да мне все равно.
ОРНА.  А родители?
ТОМЕР. Не интересуюсь.
ОРНА.  Ужасно…( Целует его). Меня, по крайней мере, любили.
ТОМЕР.  «По крайней мере»! Да это главное!
ОРНА. Даже чрезмерно. Они ведь оба пережили Катастрофу… Папа из дому не выходил без куска хлеба в кармане. Долгое время он всего боялся, и мы с ним… Боялся, что  заболеет и его выкинут с работы и мы умрем с голоду, боялся начальства, боялся писем, полицейских, боялся новостей - всего. Потом это прошло.    …А Яков был, как скала, с ним мне было ничего не страшно.
ТОМЕР. (Целует ее). Ну и что же случилось, если все было так хорошо?
ОРНА.  Он подпал под влияние какого-то рава. Хотя это неверно! - он ни под чье влияние…Яков и чье-то там  влияние? Смешно…Познакомился с этой…
ТОМЕР.  Леей?
ОРНА.  Да.
ТОМЕР.  И ваша свадьба расстроилась?
ОРНА.  Да.
ТОМЕР.  И тут, как в романе, появляется старший брат.
ОРНА.  С Аси я знакома сто лет. Он ведь срочную службу  проходил на ГАЛЕЙ ЦАХАЛ.
ТОМЕР. Ясное дело. Для чего армии нужно свое радио? Для сынков всяких там… На брюхе ползать под огнем – это ведь не для них, верно? А Якова куда старик пристроил?
ОРНА.  Яков был десантником. Он не из тех, кого можно пристроить.
ТОМЕР.  Это я уважаю. Дальше. Значит, это Аси познакомил тебя с Яковом?
ОРНА.  Да.
ТОМЕР. И когда его братец  сбежал из-под венца, счел своим долгом тебя утешить.
ОРНА.  Мне не нравится этот циничный тон! И вообще я не люблю цинизма и циников!
ТОМЕР.  Циник  - это романтик, разочарованный пошлостью жизни. Но я не циник, не бойся. Я просто должен уточнить факты. Мне же предстоит тонкая игра и желательно знать все карты. Яков и Лея были на вашей свадьбе?               
ОРНА.  Конечно нет! Я не хотела его видеть. А ее и подавно! Впервые я увидела её на фотографии в газете после теракта.
ТОМЕР.  А как старик отнесся к  тому, что Аси женился на тебе? Все-таки любимый сын, а невеста с ребенком, не всем это …
ОРНА.  Очень хорошо. Шай ему  понравился... Купил нам эту квартиру.      Записал, правда, на свое имя… Но кто же мог знать…
ТОМЕР. Ах, так? Значит и эта квартира теперь собственность Рахели, если, конечно, я не сумею ее выцарапать… Но  почему  старик так  возненавидел тебя? Я вообще не понимаю, как можно ненавидеть таких людей, как ты. (Целует ее).
ОРНА.  Он решил, что это я  восстанавливала его против Якова.
ТОМЕР.  Но это ведь не так?
ОРНА.  Конечно, нет! Во-первых, он сам выгнал его из дому.  Не просто указал на дверь – выгнал!.. Ну а я свое мнение насчет его религиозности и этой…
ТОМЕР.  …Леи…
ОРНА.  …не скрывала. Да и с какой стати?
ТОМЕР.  И даже, когда у Якова родились дети, старик не смягчился? Несмотря на то, что вы с Аси внуков ему не родили?
ОРНА. Он был кремень. И самодур!
ТОМЕР.  И что же такое случилось, что кремень стал воском?
ОРНА.  Он увидел во сне свою покойную жену, и она велела ему помириться с Яковом.
ТОМЕР. Ты шутишь! Ты же говорила, что он был членом  «Общества против религиозного засилья»? Законченный атеист!
ОРНА.  Сон повторился три ночи подряд. И он поехал к ним в Хеврон. И вернулся через неделю. Не знаю, чем они его там околдовали, но он велел, чтобы ноги моей больше не было в его доме,  да и контакты с  Аси сократил до минимума. Я же тебе сказала:  самодур! Самодур ведь никогда не бывает виноват! Всегда виноваты другие!  Мы с Аси «чуть, было, его не лишили  сына и внуков. Но он никому не позволит манипулировать собой. Никому! Слышите? Никому! Еще не родился тот сопляк и та стерва, которым удастся мной манипулировать»!
                (Входит АСИ).

АСИ.  Прошу простить. Жуткие пробки. В Колумбии тоже ездят лихо, но до нас им далеко. ( Пожимает Томеру руку).
ТОМЕР.  О кей. У меня действительно нету времени. Я изучил завещание. Вместе с Зусманом. Оно от руки, но законно. Так что, по букве закона, практически все состояние твоего отца завещано твоему брату Якову и его детям. Поскольку все дети  погибли за два дня до смерти деда, то наследник -  фактически единственный – Яков. Но так как и Яков умер, ему наследовала его жена Лея. Но и она умерла через день. Поэтому единственной наследницей становится ее сестра Рахель. Такова буква закона. Ситуация, бесспорно, нелепая, но закон есть закон. Тем не менее, не следует отчаиваться. Можно предпринять определенные шаги и все-таки получить некоторую часть наследства. Скажем, пятнадцать – двадцать процентов. Если повезет, то и двадцать пять. Но для этого мне нужны полномочия.
АСИ. У меня нет денег на эти игры. Ты ведь не из благотворительности…
ТОМЕР.  Безусловно. Денег я с тебя не возьму. Все хлопоты и расходы – за мой счет. Но из каждого шекеля, что я сумею для тебя выцарапать, тридцать процентов – мои.
АСИ.  Недурно! Это, минимум, два миллиона!
ТОМЕР.  Три с половиной. Но я не навязываюсь. Если ты можешь заполучить свою долю дешевле – вперед и с песнями.
ОРНА.  Не глупи, Аси. Никто за это дело  не возьмется. Ты же сам мне говорил.
АСИ.  Ну и как ты обойдешь закон, если все там законно?
ТОМЕР.  А кто тебе сказал, что я собираюсь обходить закон? Я что – уголовник? Я, милый мой, юрист. Причем первоклассный. А первоклассные юристы закон не нарушают ! Они его ис-поль-зу-ют. Простое дело может выиграть даже мой шурин. А для сложного нужна квалификация. Для сверхсложного – высшая квалификация. Она стоит дорого.
АСИ.  Будем считать, что я впечатлился. И все же: как ты собираешься получить то, что по закону мне не положено?
ТОМЕР.  Если бы ты приехал во-время, я бы рассказал тебе во всех подробностях. На одной ноге -  это так:  я, от твоего имени, опротестую законность завещания. Не перебивай! Оно совершенно законно, но есть 
некотрые шероховатости, поскольку отец твой написал его  без помощи юриста и в минуту сильного гнева,  как ты и сам чувствуешь  по его стилю. Апелляция  вздорная и, безусловно, будет отвергнута судом, когда дело дойдет до вынесения окончательного решения. Вопрос заключается во времени, когда  до этого решения дойдет. Я надеюсь сделать так, чтобы это тянулось и тянулось. Годами. Пока законная наследница, госпожа Рахель Таль, не придет к разумному решению, что предпочтительнее получить восемьдесят процентов немедленно, чем сто - неизвестно когда.
АСИ.   Ну и как ты сможешь… э…тянуть время?
ТОМЕР.  Это моя забота. Сумею.
АСИ.  И все же?
ТОМЕР.  Например, надо будет постараться, чтобы дело попало – совершенно, разумеется, случайно - к тому, кому нужно. Это очень трудно, но возможно. Скажем, к судье Шварцману. Это наилучший вариант. С Зусманом они друзья лет двести. Шварцман религиозных не терпит, а Рахель Таль – религиозная. Поселенцев ненавидит, а Рахель Таль -  поселенка, да еще из  Кирьят Арба. Если Шварцману все это разъяснить…
АСИ.  Понял.
ОРНА.  Ты еще не все понял. Есть еще одна зацепка. С твоим дедом.
АСИ.  Каким дедом? Причем здесь дед?
ТОМЕР. Доктором Спектором,  отцом   ее матери. У него был большой дом в Хевроне. Поскольку  он, его жена, твоя бабка, и пятеро из  их шестерых  детей погибли в погроме 1929 года…. Его наследником стала твоя уцелевшая мать.
АСИ.  Я понял. Но меня совершенно не интересует этот дом! Мне он даром не нужен! Я считаю, что евреям нечего делать в Хевроне, и чем скорее эти сумасшедшие уберутся оттуда, тем лучше будет для всех! И для евреев и для арабов!
ТОМЕР. Превосходно. Я с тобой согласен. И что гораздо важнее, полностью согласен судья Шварцман. Но вот беда: госпожа Рахель Таль думает совершенно иначе. И права на этот дом перешли теперь тоже к ней. Так что у Шварцмана будет высокая мотивация тянуть и откладывать это дело до прихода Машиаха, который явно не торопится.
АСИ.  А что она собой представляет? Я имею в виду Рахель Таль?
ТОМЕР.  Очень разумный и своевременный вопрос. На следующий день после похорон Эдна Баркан со Второго канала взяла у нее интервью по телефону. Орна, включи пожалуйста. (Орна вставляет кассету в магнитофон и включает его). В эфир это интервью не пустили, но послушать стоит.
«ЭДНА. Мы беседуем с младшей сестрой Леи Резник  госпожой Рахель Таль.
Здравствуйте , Рахель, как вы себя чувствуюте?
РАХЕЛЬ.  Как может себя чувствовать человек, потерявший сразу всех близких? Напрягите воображение.
ЭДНА.  Конечно, это ужасная трагедия, я понимаю. Как вообще можно  справиться с ней?
РАХЕЛЬ.  Вы что – не понимаете, что есть   вопросы, на которые любой ответ будет ложью?
ЭДНА.  Я понимаю Вас. Где Вы были, когда произошла эта трагедия?
РАХЕЛЬ.  У себя  в студии.
ЭДНА.  Вы художница?
РАХЕЛЬ.  Да. Радио я почти не слушаю, и тогда оно тоже было выключено. Прибежал  сосед:  Якова обстреляли!  Тендер свалился в пропасть.
ЭДНА.  А что было дальше?
РАХЕЛЬ.  Дальше…Я не помню, просто выпало из памяти, как я там оказалась.  Лею и Якова уже погружали в амбуланс, а детей невозможно было вытащить. Но они уже были мертвы, все. Все четверо. Как раз подымали тендер.
ЭДНА. Эта трагедия унесла еще одну жизнь, верно?
РАХЕЛЬ. Да. Отец Якова, Шмуэль. Когда ему сказали, что все внуки погибли и он увидел сына...(плачет).
ЭДНА.  У него ведь есть еще один сын. Известный писатель Асаф Раз.
РАХЕЛЬ.  Он был заграницей. Где-то в Латинской Америке, я плохо помню. С ним не удалось связаться,  на похоронах он не был.
ЭДНА.  Расскажите о своей сестре. Кем она была для вас?
РАХЕЛЬ.  Наша мама умерла, когда мне было пять лет, а Лее девять. И Лея
стала для меня матерью. Девятилетняя девочка. И выполняла эту роль лучше, чем многие-многие настоящие матери… А муж ее, Яков…Таких людей не бывает. Но он был. Если вы только понимаете, что это значит. А дети! Какие у них были дети! И вся семья…Я знаю: так говорят обо всех погибших.  Человек ушел, и мы вдруг открываем, кого потеряли. А куда и на что мы смотрели раньше? Но кто были Лея и Яков – это понимали  все при их жизни (плачет).
ЭДНА.  Да, это ужасно.  М ы все сочувствуем вашему горю.
РАХЕЛЬ.  Да не лгите вы! Хотя бы над могилами! Лучше перестаньте представлять нас вампирами! Мы не пьем  арабскую кровь! Они пьют нашу! А без вашего сочувствия мы обойдемся!( Вешает трубку)» .
ТОМЕР.  Ну? Что скажешь?
АСИ.  Крепкий орешек. Орна, сделай нам кофе , пожалуйста.( Орна встает и выходит).
ТОМЕР. Мне не надо, а то я опоздаю и на следующую встречу. Трудный клиент, а? Но трудности на то и существуют, чтобы их преодолевать. Без них  неинтересно жить. Адреналин не выделяется.  Орна сказала, что у тебя есть микромагнитофон. Надо будет записывть все беседы с этой художницей.   Может быть, она к тому времени поостынет и поймет, что путь к этому наследству длиннее, чем ей казалось. Вы оба люди искусства, может быть на этой почве…
АСИ.  Какое там у них может быть искусство?
ТОМЕР.  Я знаю? Но, ради Бога! Не выказывай пренебрежения! И еще: было бы идеально, если бы ты переспал с ней. Я выяснил, что в Париже, до того как  ударилась в религию, она вела весьма свободный образ жизни. Она не замужем, жениха убили в Ливане накануне свадьбы, но давно, пять лет назад. Так что она наверняка созрела. Тем более, что девушка, судя по интервью, темпераментная. В постели женщина –  воск, сам знаешь, не мне тебя учить. Но встретиться с ней следует не раньше, чем через два месяца. Кстати, оцени разведданные. Пока ты там шатался в джунглях … 
АСИ.  Я поеду завтра.
ТОМЕР. Это неразумно. Надо дать ей время созреть. Повариться в собственном соку.
АСИ.  Я хочу побывать на могиле брата.
ТОМЕР.  Брата ты не вернешь, а наследство - …
 АСИ.   В нашем семействе мужчины упрямые. Завтра.


                КАРТИНА  2

Квартира ЯКОВА  и ЛЕИ в Хевроне. Сцена пуста. Открывается дверь и входят РАХЕЛЬ  и АСИ . Аси оглядывает комнату, а Рахель ставит на порог туфлю, чтобы дверь была не совсем закрыта.
АСИ.  Здесь они жили? Довольно убого, мягко говоря.
РАХЕЛЬ.  Большего им не надо было. ( Аси уходит осматривать другие комнаты и тут же возвращается). Как тут можно поместиться с четырьмя детьми?
( Замечает, что дверь неплотно закрыта). Надо закрыть дверь. Я продрог на  кладбище.
РАХЕЛЬ. Нельзя… Лея с Яковом в маленькой комнате, девочки во второй, а Цфания и Давид здесь.
АСИ.  Что значит нельзя? Она же была закрыта, когда мы сюда пришли?
( Направляется к двери, потирая холодные руки).Прямо здесь? В салоне? А если гости?   
РАХЕЛЬ. Я сказала тебе: нельзя! Да, прямо в салоне. Этот диван раскладывается на два  матраса.. Галаха запрещает мужчине находиться с  посторонней женщиной в закрытой комнате.
АСИ.  Но мне холодно!  Ты что, думаешь, что я тебя изнасилую? Я похож на насильника?
РАХЕЛЬ.  Галахе нет дела до того, что я думаю и на кого ты похож. Шофер, чтобы  его машина не попала  в аварию, обязан соблюдать правила дорожного движения. Независимо от того, что он о них думает. Еврей, чтобы его душа не попала в аварию, должен соблюдать галаху. Мне тоже холодно, но дверь останется, как она есть.
АСИ.  Н-да-а…Я знал, что вы здесь все фанатики, но чтобы так… Ты меня прости за резкость. Мы все-таки как никак родственники.
РАХЕЛЬ. Резкости у меня самой хоть отбавляй. Кроме того, у меня болит голова.
АСИ.  Сочувствую, у меня тоже бывает. Может, примешь  таблетку?
РАХЕЛЬ.Да. ( Глотает таблетку и запивает водой).
АСИ.  Ты не знаешь, почему он дал сыну такое странное имя?
РАХЕЛЬ.  Ты имеешь ввиду Цфанию? У Якова был очень близкий и дорогой ему друг. Цфания Шараби. Он погиб в Ливане. И что тут странного? Это имя пророка!
АСИ.  Это тот Цфания, который был твоим женихом?
РАХЕЛЬ.  А ты откуда знаешь?
АСИ.  Включил вчера CNN, а там как раз об этом говорили. Дай, думаю, послушаю. Отца нет, брата нет. Ты у меня,  можно сказать, единственная родственница. Я у тебя, кажется, тоже, не так ли?    
РАХЕЛЬ.   Цфания был необычный мальчик.
АСИ.  Какой Цфания? Твой жених или мой племянник?
РАХЕЛЬ.  Мой жених тоже. Но я говорю о младшем. Человек редкого благородства. И прирожденный лидер. Все дети хотели с ним дружить, все тянулись к нему. А Давид хотел быть врачом,  очень гордился, что доктор Спектор – его прадед. Даже рылся в архивах в Иерусалиме, составил его биографию. Я подарила ему на бар-мицву толстенный медицинский справочник, так он был счастлив. Читал его, как роман. А у Эстер были необыкновенные руки – она снимала боль. Когда у меня были мигрени…(Плачет).
АСИ.  Я читал, что мигрени от недостатка серотонина.
РАХЕЛЬ.  Она про серотонин не слышала. А, бывало, эта кроха положит ладошки на виски и через пять минут…И отца твоего…у него сердце часто болело…
АСИ.  Я знаю.
РАХЕЛЬ.  «Дедушка, не ходи в поликлинику, я тебя сама вылечу»!..Он в ней души не чаял. « Счастливый будет парень, которому достанется такая жена. Только бы дожить»…И  ауру она видела.
АСИ.  Как это можно знать? Если, конечно, предположить, что аура существует.
РАХЕЛЬ.  От нее невозможно было скрыть свое состояние. «Рахель, почему ты такая веселая, если ты такая печальная»?..Тут в Хевроне есть один полицейский, поселенцев ненавидит, так Эстер его спросила: «Дядя, почему у тебя такой грязный свет»?
АСИ.  Наверно, слышала от родителей о нем что-нибудь очень нелестное…
РАХЕЛЬ.   Ее родители ни о ком никогда худого слова не говорили!
АСИ.  Просто трудно поверить, что маленькая девочка…Ты меня прости, но все это слишком…э-э…красиво, что ли, чтобы во все это можно было поверить.
РАХЕЛЬ.   Еврей увидел жирафа и сказал: не может быть!  Как обманчива внешность. Как-то подсознательно я решила, что раз ты так на него похож, то такой же бесхитростный.
АСИ.   Ничего подобного! Я изворотлив, как лис. Мой брат…Он тоже был…э..э таким крайним?
РАХЕЛЬ.  Твой брат скрупулезно соблюдал галаху. Бесспорно. Ты понятия не имеешь, кто был твой брат! Ты таких в жизни не видел.
АСИ.  Откуда ты знаешь, что я видел или не видел? У меня это что, на лице написано, что я видел?
РАХЕЛЬ.  Конечно. Ты что же,  всерьез думаешь, что раз ты на него  похож, так ты  такой, как он? (Плачет).
АСИ.  Ну хорошо, хорошо… Чего плакать… Я , оказывется, его действительно  совсем не знал… Я сожалею об этом…Все здесь говорят о нем, словно он был святой…
РАХЕЛЬ.  Он и был! Твой отец это понял. Хоть и в конце жизни, но понял. И когда сидел у меня в студии, не требовал закрыть дверь.
АСИ.  Отец сидел у тебя в студии?
РАХЕЛЬ.  Да. Каждый день почти. Дети в школе, Яков и Лея на работе. ….Шмуэль любил смотреть, как я работаю. Ну и поговорить о том, о сем. Он ведь и сам  чуть не стал художником когда-то.
АСИ.  Наш отец? Художником? Он ничего про это не говорил!
РАХЕЛЬ.  Ты ведь не спрашивал? Вот он и не говорил. Тем более, что понимание цвета ты от него не унаследовал. Посмотри , как у тебя сочетаются цвета в одежде. Кто тебе ее покупает? Ты сам или жена?
АСИ.   Жена? С какой стати? Это не ее дело. И что такого страшного в этом сочетании? А насчет унаследовал -  я, как ты знаешь, мало чего унаследовал.
РАХЕЛЬ.   Якову одежду покупала Лея… Ничего страшного, конечно, но цвета у тебя…как бы это сказать… невкусные. И сочетание убогое.
АСИ.   А Яков что – не мог сам себе штаны купить?
РАХЕЛЬ.   Штаны они как раз покупали вместе, но вытащить его в магазин было целое дело. Он к своей одежде был абсолютно равнодушен.
АСИ.   Хоть один недостаток нашелся у святого. Я уж думал у него тут в Хевроне сзади крылышки прорезались. Ну и как он был одет?
РАХЕЛЬ.   И зимой и летом одни и те же джинсы, рубашка с короткими рукавами и сандалии на босу ногу. Только в субботу, в синагогу и на свадьбы, Лея заставляла его одеться прилично.
АСИ.  Она была модница?
РАХЕЛЬ.  Лея? Модница? (Смеется). Лея была Лея. Она надевала только то, что ей шло, а на моду ей было наплевать. Она вообще подозревала, что женскую моду создают гомики, которые женщин ненавидят, потому так и уродуют.
АСИ.   Чего тут подозревать – это известно.
РАХЕЛЬ.   Она многие вещи шила себе сама. Даже свадебное платье. Вкус у нее был безошибочный. На ее свадьбе все женщины были одеты дороже, чем невеста, и все равно она была лучше всех. Рядом со мной стоял пожилой йеменский еврей и все время бормотал: «Королева!.. Королева!»… Потом оказалось, что это отец моего будущего жениха.  А Яков даже на свадьбу не купил костюм, стоял под хупой в белой рубашке... Это была первая настоящая еврейская свадьба, которую я видела. Столько радости, столько веселья, без допингов, без алкоголя, и лица, какие лица! Потрясающая была свадьба.
АСИ.  И тебе захотелось такую же.
РАХЕЛЬ.   Да. Представь себе. Я, эмансипированная современная девушка, парижанка, далекая от еврейской религии, как не знаю кто… позавидовала. Белой  завистью, но позавидовала, что у меня, прогрессивной феминистки, ничего подобного никогда не будет. «Религия, конечно опиум  народа», но лица у тех, кто этот «опиум»  употребляет, замечательные. Чистые, светлые лица. Я ведь художница, в человеческих лицах кое-что смыслю.
АСИ.  Ладно, оставим опиум  наркоманам. Ты сказала, что мой отец хотел стать художником. Ну и почему не стал?
РАХЕЛЬ.  Он хотел быть большим художником. А на это у него нехватало таланта. Но в живописи понимал. Очень чувствовал цвет. Все его замечания были дельные.
АСИ.  У нас дома было много картин.
РАХЕЛЬ.  Он и у меня купил несколько. Как увидел портрет Якова – прямо  вскинулся: «Я покупаю! Сколько ты за него хочешь?» Я вообще не собиралась его продавать, но он жутко упрямый… « Ладно! Но продавать я его не намеревалась и не буду. Это подарок!» – « Нет, так я не согласен!» – « Значит, нет». Я ведь тоже упрямая, хоть и не вашей породы. Тогда он купил все, что было на продажу.
АСИ.  То, что ты упрямая, можешь не объяснять. Чувствуется.
РАХЕЛЬ.  Но у него было редкое среди упрямых людей качество: если он видел, что упрямство глупо, он… Его можно было убедить.
АСИ.  Не знаю. Я этого не замечал.
РАХЕЛЬ.  У меня такое впечатление, что ты вообще мало что замечал. Брата – и
какого брата! – не замечал, отца не замечал…
АСИ.  Я, между прочим, писатель! И очень известный! А это  требует -
РАХЕЛЬ.  Читала. «Грязь в крови». Барахло! И эту статью в «Га-Арец». Мерзость.
АСИ.  Не «Грязь в крови», а « Кровь в грязи»! Этот роман переведен на шесть языков!
РАХЕЛЬ.  Тысячи никчемных книг переведены на сто языков. Что это меняет? Все образы написаны малярной кистью… Интрига, правда, хороша. Это даже Лея признала. Но  если ты - писатель, то  кто тогда Толстой?   
АСИ.  Вы не можете мне простить эту  статью, поэтому ты… Если кто думает не так, как вы, ясное дело, что он не писатель!
РАХЕЛЬ.  Глупости! Габриэль Гарсия Маркес –  даже коммунист! И великий писатель!.. Достоевский – антисемит! И великий писатель!..А Асаф Раз – посредственный. Хотя Яков и утверждал, что у тебя все впереди.
АСИ.  Он так говорил?
РАХЕЛЬ. Он говорил, что ты еще не нашел себя. Он даже тобой гордился. Правда, это было до той гнусной статьи. После нее он только вздыхал.
АСИ.  Да что ты мне все время тычешь в нос эту  дурацкую статью? Что в ней такого?  Вы придерживаетесь своих взглядов, мы других!
РАХЕЛЬ.  Дело не во взглядах, а в ненависти! Понял? В ненависти! Вот что его убило!
АСИ.  Его убили арабы! Террористы!
РАХЕЛЬ.  О, разумеется! Но до этого его убил ты! И если бы ты действительно был писатель,  мне не надо было бы тебе это объяснять! Ты левый, ты плюешь на  заповеди, ты понятия не имеешь, что такое Эрец Исраэль, ты его выжил из дому  и хотел выжить отсюда - и все равно ты для него был брат! Брат! Если ты только понимаешь, что значит это слово! Он ни секунды не питал к тебе ненависти! И ко всей вашей братии тоже! Только боль.
АСИ.  Ну хорошо, он – нет. Но вы – все вы тоже  не питаете к нам ненависти? И ты думаешь, что я в это поверю? Да ты первая….
РАХЕЛЬ.   Знаешь, что говорил по этому поводу Яков?  Еврей, верующий в Бога Авраама, Ицхака и Иакова, не может ненавидеть своего брата. А если ненавидит, то это значит, что он верит в кого-то другого. Второй Храм потому и был разрушен!  Ненависть – это по вашей части.
                ( Пауза).
АСИ.  Ладно. Так что, отец живал тут по несколько дней? Где же он спал?
РАХЕЛЬ.  Здесь, в салоне, вместе с мальчиками. Ему это даже нравилось: «в детстве мы с братом спали в одной комнате с дедушкой, теперь мои внуки - со мной».
АСИ.  Не понимаю. Он же мог купить им жилье попросторнее.
РАХЕЛЬ.  Он и хотел. Но они не согласились. У них был свой взгляд на жизнь. Им, например, очень нравились мои картины. И я была бы счастлива им их подарить. Но они ни в какую. Это был бы не их стиль.
АСИ.  Что значит «не их стиль»? Либо тебе это нравится  и ты это хочешь, либо не нравится и не хочешь.
РАХЕЛЬ.  Их стиль – довольствоваться минимумом. Во всем: в еде, в одежде, в жилище. И детей так воспитывали. Картины на стенах – это, действительно, не их стиль.
АСИ.  А на что они жили?
РАХЕЛЬ.  Лея преподавала в школе ТАНАХ, историю и литературу. Яков чинил.  Ездить к нам техники боятся, так что любая поломка – проблема. А Яков  ничего не боялся. Ездил в самые отдаленные поселения. Даже когда эти гады забрали у него оружие.
АСИ.  Кто забрал? Какие гады?
РАХЕЛЬ.  А то ты не знаешь? Полиция ваша прекрасная! И прокуратура! Месяц назад его машину забросали камнями, он выстрелил в воздух – отобрали оружие. « Грязный свет» - девочка определила точно… Был бы он вооружен, может быть все кончилось бы иначе… Точно сказано у Исайи: «Погубители и разрушители твои из тебя же и выйдут». ( Пауза). А чинил он все. Хоть компьютер, хоть мотор. Таких рук, как у него, я думаю, ни у кого больше нет.
АСИ.  У меня не хуже. Это у нас от деда. Он хоть и был врач, но все умел сам.
Мама говорила, что он придумывал какие-то необыкновенные инструменты, которых не было ни у одного хирурга, и делал  совершенно невероятные операции.
РАХЕЛЬ.   Однажды он сделал такую операцию и спас жизнь арабскому мальчику по имени Махмуд Джабари. А двое внуков этого Махмуда, один из которых тоже Махмуд,  расстреляли машину Якова.
АСИ.  Откуда ты это взяла? И кто может это знать?
РАХЕЛЬ.  Одного поймали. Не Махмуда, другого. А историю свою мы знаем. Знаем семьи всех погромщиков. Если бы не твой дед и десятки других еврейских врачей,  большинство нынешних террористов просто не появились бы на свет, их родители и деды умерли бы в младенчестве.
АСИ.  Этого никто не может знать.
РАХЕЛЬ. ( Слышны выстрелы. Аси нервно вздрагивает). Не пугайся. Это далеко. Ну ладно, мне надо работать.
АСИ.  Подожди…( Пауза).
РАХЕЛЬ.  Жду. Терпеливо.
 АСИ.  Ты это не упоминала,  но…словом, из контекста…я понимаю так, что справедливость не на последнем месте в ряду твоих ценностей.
РАХЕЛЬ.  Нет. На последнем – витиеватость.
АСИ.  Все-таки здесь жутко холодно.
РАХЕЛЬ. Мне тоже. Дальше.
АСИ.  Я понимаю, что с точки зрения буквы закона, все состояние моего отца переходит к тебе.
РАХЕЛЬ.  Так сказал его адвокат. Зовут его Франц Рихтер. Дать  телефон ?
АСИ.  У меня есть. Но не кажется ли тебе, что это очень несправедливо, когда все состояние человека, у которого есть живой сын, переходит к совершенно чужому человеку?
РАХЕЛЬ.  Какой ты непоследовательный, однако! Как  барышня. Четверть часа назад, утверждал, что мы родственники, сейчас я вдруг стала совершенно чужим человеком. Ладно-ладно, тетя шутит… Так вот: если бы я намеревалась воспользоваться  всеми этими деньгами только для себя, тогда, конечно, несправедливо. Но я с ними поступлю, как поступил бы твой брат..
АСИ.  Откуда ты знаешь, как бы он поступил? Когда  на человека сваливается такое богатство…
РАХЕЛЬ.  Уж я-то знаю! Ты своего брата не знал, а я знала. Даже если бы на них свалились миллиарды, они  не изменили бы  свой образ жизни. «Стиль это человек.»     Кто это сказал?
АСИ.  М…м…м…Гюго?
РАХЕЛЬ.  Эх ты, писатель…
АСИ.   Ну и на что бы он их потратил?  Подумаешь, человек забыл цитату!.. Я имею в виду отцовские миллионы?
РАХЕЛЬ.  На помощь семьям погибших, на бронежилеты для живых, на ссуды демобилизованным солдатам, беспроцентные, естественно… на расширение поселений, на йешивот…Продолжить?.. И я сделаю в точности то же самое. Себе я  оборудую хорошую студию. И это все.
АСИ.   Для этого тебе надо вступить в права наследования, или как там это у них называется.
РАХЕЛЬ.  Естественно.
АСИ.  А это может быть очень долгая песня.
РАХЕЛЬ.  Что такое наша бюрократия…
АСИ.  Дело не только в бюрократии. Мой адвокат сегодня подал апелляцию.
РАХЕЛЬ.  Напрасно. Франц Рихтер сказал, что мои права бесспорны. А твой отец не стал бы держать некомпетентного адвоката.
АСИ.  Разумеется. Когда дело дойдет до решения, оно почти наверняка будет в твою пользу. Вопрос, когда дойдет. Я ясно излагаю?
РАХЕЛЬ. Вполне... Правильно Шмуэль сделал! Я бы тебе на его месте и этих ста тысяч  не оставила.
АСИ.  Благодарю.
РАХЕЛЬ.  Не за что…То есть, вы будете тянуть время. Подло, но хитроумно. Здорово придумано. Ты сам? Или твой адвокат? Поживиться на мертвых? Стервятники. Впрочем, неважно. Раз от твоего имени, это не существенно… А я-то, дура, пускалась с тобой в разговоры. Идиотка! Нашла с кем…Хорошо. Я обдумаю это и позвоню.
АСИ.  Когда?
РАХЕЛЬ.  Со временем. Или немного позже.


               

                КАРТИНА  3.

ОРНА  и  ТОМЕР.
ТОМЕР.  Ты знаешь, мне звонил мой брат. Меня не было, мне секретарша сказала. Наверное, слышал мое интервью по радио. Оставил телефон.
ОРНА.  Ну и?
ТОМЕР. Ну и. Не хочу. Ты чем-то озабочена. У Аси ухудшение?
ОРНА.   Наоборот. Тем более, что на его романы снова спрос. Только боюсь, ненадолго…Что ни говори, брат это брат. Я бы на твоем месте…
ТОМЕР.  Я ясно сказал: не хочу!!!.. (Пауза) Говорят, что Аси нарочно заехал к арабам, чтобы подогреть к себе интерес. Что, мол, левому писателю делать в Хевроне?
ОРНА.   Меня всякий раз ужасно угнетает человеческая низость! Что же они не подогреют интерес к самим себе таким образом? Ведь можно даже не рисковать. Ведь наши солдаты могут  и не появиться в критический момент, это же дело случая. Гораздо проще  - полоснуть по своей физиономии безопасной бритвой и на каком- нибудь пустыре изуродовать  машину. Страховка все покроет, красочная фотография в газетах, и готово дело. Твои книги расхватывают.
ТОМЕР.  Брось об этом думать. Из-за каждого подонка переживать? 
ОРНА.  Меня не оставляет чувство , что тебе что-то грозит.
ТОМЕР.  Что мне может грозить? Я ведь не в армии. Даже не на сборах.
ОРНА.  Не знаю. Но ты не представляешь, как мне неспокойно.
ТОМЕР.  Глупости. (Целует ее). Даже когда я был в спецназе, и то риск был минимальный, хотя операции бывали серьезные. Потому что я умею просчитывать все  возможные варианты. И в нашем деле это очень важно.
ОРНА.  А почему ты не остался? Ты  сейчас наверняка был бы полковником.
ТОМЕР. Если не выше. Дело в том, что для армейской карьеры нужно  умение подчиняться, в том числе и тому, кто глупее тебя. Когда стало невмоготу, я ушел.
ОРНА.  А сейчас тебе не надо подчиняться?
ТОМЕР.  Кому? Зусману? Во-первых, нет. Своих клиентов я веду сам. Во-вторых, он не глупее меня и у него многому можно научиться. В-третьих,  сколько ему еще осталось?
ОРНА.  Мне ужасно не нравится, что ты связался с этими подонками.
ТОМЕР.  А с кем, по-твоему, имеет дело адвокат? С ангелами? Адвокат имеет дело с юридическими меньшинствами, как  остроумно заметил судья Барух.
ОРНА.   Что это значит?
АСИ.   Юридические меньшинства? Ну, если лица нетрадиционной сексуальной ориентации, всякие там гомики и лесбиянки, именуются сексуальными меньшинствами, то воры, убийцы и насильники - это юридические меньшинства, поскольку придерживаются нетрадиционных взглядов на закон.  У меня  еще два почти безнадежных дела. Если выиграю – я на коне! Понимаешь, сейчас  могут сказать, что Фукс и Битон - это случайное везение. Но три успеха подряд - это совсем другое дело.
ОРНА.  Вызволил ты их, ну и все! Но зачем с ними иметь дело дальше?
ТОМЕР.  Ты же сама говорила: единственная надежная защита в этом мире - деньги. Я бы добавил: большие деньги! Вот ты откладываешь каждый грош. И сколько же ты накопила? Кстати, пора снова посмотреть твою распечатку. Завтра у меня будут кое- какие данные… Люди думают, что закон и преступление разделены четкой линией: либо ты здесь, либо ты там. А на самом деле это не линия, не граница, а узкая нейтральная полоса. Большие и быстрые деньги бродят именно там.
ОРНА.  Не дай Бог!
ТОМЕР.  Ты боишься всего, как твой отец. А весь секрет  - не бояться и ежеминутно контролировать ситуацию. Я сказал этим типам после суда: вы оба редкостные дураки. Ходили рядом с золотом, а таскали медь.Да еще и попались на этом. Ведь вы могли заработать в двадцать раз больше и выйти чистыми. Ну, они, конечно, всполошились: « Как? Что? Каким образом?».А я:  «Да  нет… пустое… это крупная игра.У вас на это нету данных. Не тот масштаб».
ОРНА.  Боюсь я! Боюсь!
ТОМЕР. Это золотая жила! Пойми! Вот ты спрашивала, почему я не остался в армии. Полковник за всю службу не заработает, сколько я в этой комбинации за три месяца!
ОРНА.  Может быть, у тебя бы из этого и получилось что-нибудь, если бы ты не связался со мной.
ТОМЕР.  Что за глупости ты говоришь, сама подумай! Я счастлив, что связался с тобой! Я ведь думал: ну еще одна в списке, а оказалось…
ОРНА.  У  каждого человека своя планида. У одних, как у твоей Далии, все идет легко, играючи, а у меня трудно, у меня все идет  с трудом. И у тех, кто со мной как-то связан, - тоже.
ТОМЕР.  Что у Далии идет легко? Легко любовников меняет? И никого при этом не любит?
ОРНА.   Аси, пока со мной не связался, преуспевал. А как мы с ним поженились...
ТОМЕР.  Глупости! Таланта мало, вот и все!
ОРНА.  Нет, он талантлив, ты не прав…Но я не о нем. Я чувствую, что ты все время хочешь что-то кому-то доказать.
ТОМЕР.  Кому? И что мне надо доказывать?
ОРНА. Не знаю кому. Родителям, брату, Зусману, мне. Так вот, запомни: мне
ты доказывать ничего не должен! Я тебя люблю, какой ты есть. И забудь, что я тебе сказала про деньги: денег у меня не будет. Таких, как я, деньги не любят.  Ты мне дорог! Пойми! Я даже хочу от тебя ребенка! От Аси никогда не хотела.
ТОМЕР.  Почему  не хотела?
ОРНА.  Потому что мы живем в таком мире, что низвестно, что будет завтра!
ТОМЕР.  Но ведь Шая ты родила! Хотя и не знала, что будет завтра.
ОРНА.  Я была закомплексованная неопытная девочка, никакого понятия  о контрацепции!
ТОМЕР.  А у Бен-Ари тоже не было понятия о контрацепции?
ОРНА.  Он не думалоб этом… Он читал нам «СМИ в меняющемся мире». Статный, красивый, седина на висках…Статьи  в  New York Times. Он тогда получил пост на радио. У нас все девчонки были от него без ума. На лекциях буквально ели его глазами.         
ТОМЕР.  И ты влюбилась.
ОРНА.  Да что ты!… Я не смела… Кто он и кто я…
ТОМЕР.  Ну так как же тогда…
ОРНА.   Судьба… Как-то я вышла из университета, и вдруг ливень, жуткий, с ледяным ветром, а я без зонтика. Вмиг промокла насквозь, дрожу, выглядываю автобус, а его нет, где-то впереди пробка, и вдруг из лимузина, что застрял как раз против остановки, выскакивает Бен-Ари, хватает меня и впихивает в машину. А там тепло, а я все равно стучу зубами. Он привез меня к себе, я в первый раз увидела виллу, до этого только в кино, заставил выпить полстакана какого-то целебного ликера, велел принять горячий душ, дал купальный халат своей жены. Она была тогда корреспонденткой в Париже… Когда я вышла из ванной, он уже приготовил ужин… « Ты ведь еще девственница, верно? Ну, это поправимо». Он спросил это так просто и естественно, словно  «Ты пробовала этот ликер? Ну, это поправимо».
ТОМЕР.  А у меня ни разу не было девственниц.
ОРНА.  Чего мужчины с ума сходят по этому? Боль, кровь, стыд…Что хорошего?
ТОМЕР.  И сколько продолжался ваш роман?
ОРНА. Четыре месяца. Пока он не заметил, что я беременна. Он пристроил меня на радио. Я кантовалась там два года, пока не попала в команду Лиоры Капилович.
ТОМЕР.   О покойниках не принято, но она, говорят, была редкая стерва?
ОРНА.   Ко мне она относилась хорошо.
ТОМЕР.  Да кто к тебе может плохо, дурочка ты моя? Это каким же надо быть подонком, чтобы к тебе плохо относиться!
ОРНА.   Я  ведь так  и загордиться могу. Ну и когда с ней случилось то, что случилось, а до передачи четверть часа, влетает в студию Бен-Ари: « Орна! Ты заменишь Лиору! Голос у тебя фоногеничный. Без разговоров!»
ТОМЕР.  Голос у тебя -  второго такого нет. И то, что ты говоришь как бы не совсем уверенно, это подкупает. 
ОРНА.   Самое главное чуть не забыла!  Звонила мне твоя Далия, зовет нас с  Аси к вам в гости. Я что-то мямлю, что Аси, мол, еще не совсем поправился, а она: «Да перестань ты смущаться! Я же знаю, что ты спишь с моим мужем». Она, конечно, употребила другой глагол. «И я очень рада за Томера». Ну? Что ты скажешь?
ТОМЕР.  Она спросила меня, с кем я сейчас сплю.Я сказал, что по-прежнему с тобой.
« Так ты что, влюбился, что ли?» – « Похоже, что да». – « Как я тебе завидую! А я  вот никак не могу. Все бы отдала, чтобы влюбиться еще раз, и не могу. Через неделю мне любой надоедает».
ОРНА.  У меня  сумасшедшая мысль. Что если мы действительно придем к вам и я скажу: « Мы современные открытые люди. Давайте будем откровенны друг с другом. Ты спала с моим мужем, я сплю с твоим. Так давайте оформим эту ситуацию официально. Нам с Аси даже ничего, наверно, не надо делать, поскольку у нас нерелигиозный брак. А квартира теперь все равно не наша. Ну, а вы с Томером разведетесь, как положено». Ну, что ты скажешь? 
ТОМЕР.  Что ты жутко наивна. (Целует ее). Но в этом тоже твоя прелесть.
ОРНА.  Что здесь такого наивного? Не было таких случаев, чтобы  менялись женами и оставалсь друзьями? У нас на радио уже два!
ТОМЕР.  Ну подумай сама: зачем твоему  Аси такая шлюха, как Далия?
ОРНА.  Я ему тоже изменяла. С тобой это уже третий раз.
ТОМЕР. Но ты не шлюха! Последнее, что можно про тебя сказать, что ты шлюха! А Далия – первостатейная!..Это раз. Второе: зачем Далии нужен твой Аси? Что он - такой уж великий писатель? Последние его романы очень средние. Далия, кстати, мне это тоже говорила когда-то. Живя со мной, она делает, что хочет. Кроме того, у Зусмана снова ухудшение. Со всеми вытекающими.
ОРНА.  У нас с тобой не было ни одной ночи! Ни одной! Всегда днем, всегда в спешке! Как я мечтаю заснуть рядом с тобой и во сне знать, что ты рядом, и проснуться, чтобы ты был  рядом! И родить тебе ребенка! Я думаю, ты будешь замечательным отцом!
ТОМЕР.  Все это будет! У нас с тобой все впереди! Кстати: Зусман спросил меня, не думаю ли я о политической карьере.
ОРНА.  Не дай Бог!
ТОМЕР.  А почему бы и нет?  Умение просчитывать варианты -  это в политике важнейшее дело, только мало кто умеет. А я умею.
ОРНА.  Мало тебе грязи с уголовниками, так еще и политика?
ТОМЕР.  К пятидесяти годам я уже буду министром. Только надо правильно выбрать партию, а то сядешь в поезд, который идет в тупик…
ОРНА. Я с тобой о любви, а ты…Я ведь их всех интервьюировала. Чтобы мой муж был политиком?..Б-р-р-р…
ТОМЕР.  Ладно, всему свое время.    Зусману осталось максимум три месяца, и я получаю такую контору! И если вы с Аси разойдетесь до того, как он получит свои сто тысяч, то тебе не достанется ничего, а так ты можешь претендовать на половину, тем более что последние годы он живет за твой счет.
ОРНА.  Но время мое уходит! Неизвестно, смогу ли я еще забеременеть!
ТОМЕР.  Мы можем заделать ребенка, не дожидаясь. Через полгода мы уже сможем пожениться.
ОРНА.  Какие полгода? Пока Далия даст тебе развод, пройдет….
ТОМЕР.  Даст! Как миленькая! У меня есть  такие её фотографии, что даст как миленькая.
ОРНА.   Откуда? Где ты их взял?
ТОМЕР.  Что значит, откуда? Заказал в частном агенстве. Это их хлеб. Снимки превосходные. Боюсь только, как бы  этих старичков в раввинатском суде кондрашка не хватила, когда увидят ее художества.
ОРНА. И давно ты это сделал?
ТОМЕР. До тебя еще.  Предвидел, что понадобятся. Что ты так смотришь?
ОРНА.  Не нравится мне это.
ТОМЕР.  Ты же хочешь, чтобы я развелся? Хочешь или нет?
ОРНА.  Хочу! Но…
ТОМЕР.  Без всяких но! Нет никаких но! Ты должна понять, черт побери, что мир, в котором мы живем, это не  благородное собрание!
ОРНА.   Не знаю, как тебе объяснить! Это удар ниже пояса, это…
ТОМЕР.   Ради Бога, не будь дурой! В этом мире бьют именно ниже пояса!
ОРНА.   Может быть, я  действитедьно дура, но не потому , что  ты думаешь, а потому, что не могу объяснить.


               
                КАРТИНА   4

РАХЕЛЬ и АСИ говорят по телефону.

РАХЕЛЬ.  Аси?
АСИ..   Рахель?
РАХЕЛЬ.  Да. Я только сейчас случайно узнала, что ты… что с тобой… Как это случилось?
АСИ.  Повернул не туда. Вместо направо - налево. Ну и заехал к арабам.
РАХЕЛЬ.  Это из-за меня. Прости меня. Я тебе наговорила грубостей, вот ты и…
АСИ.  Да нет…  Я и в Тель-Авиве иногда путаюсь.
РАХЕЛЬ.  Мне Яков снился. Что он смотрит на меня нехорошо. Вроде как с укоризной. Я не поняла, в чем дело, а тут соседка мне и говорит… Здорово они тебя отделали? Она сказала, что видела фотографию в газете, все лицо в крови.
АСИ.  Заживет. Могло быть хуже. Ты будешь смеяться, но мне тоже снился Яков. Будто я сижу у него  на диване, а он стоит не стремянке с дрелью, хочет сверлить, а стремянка качается и он говорит: « Что ты сидишь? Помоги!»
Я вскочил, держу стремянку и его ноги,  он просверлил дырку и говорит: неси картину! Я говорю: « Какую?» – « Какую она даст». И тут я проснулся. Ну, что ты на это скажешь?    Ты ведь мне свои картины не показала.
РАХЕЛЬ.  Ты не просил.
АСИ.  Я хотел бы их посмотреть… Можно приехать завтра?
РАХЕЛЬ. Конечно, приезжай. Но ответа для тебя у меня еще нет.



                КАРТИНА 5

Студия. РАХЕЛЬ  заканчивает показ  своих картин.

АСИ.   Кто твои покупатели?
РАХЕЛЬ.  Евреи. Главным образом, из Франции и из Америки.
АСИ.   С этого можно жить?
РАХЕЛЬ.   Видишь – живу. Грех жаловаться.
АСИ. А почему ты завешиваешь картины? Другие художники это не делают.
РАХЕЛЬ.  Хочу, чтобы глаз отвык. Через  какое-то время я вижу их как бы заново и замечаю недоделки. Ты ведь тоже, наверное, даешь вещи отлежаться, а не бежишь сразу в издательство. Но ты мне ничего не сказал про то, что увидел.
АСИ.   Это совсем не то, к чему я привык, но мне …тут не подходит:" нравится-не- нравится".  Это задевает ещё что-то, что вне эстетики. Может быть, я сумею это сформулировать позже.  Очень  необычные цвета.  Тебе не худо бы попробовать себя в абстракте. Ты не думала об этом?
РАХЕЛЬ.  Конечно думала. Считается, что  это очень просто: клади краску на холст, как Бог на душу положит, всего и делов. А на самом деле высший уровень – это именно абстрактная живопись.
АСИ.  Мне кажется, что абстракт у тебя должен получиться здорово.
РАХЕЛЬ.   Я еще не на том уровне. Надо подняться и нету сил.
АСИ.  Ты знаешь, это поразительно, но и у меня то же самое. Я чувствую, что должен подняться на следующую ступень и не могу. И не могу понять, что мне мешает.
РАХЕЛЬ.  Что тут понимать – то же, что и мне. Что и всем. Трусость.
АСИ.  При чем здесь трусость?
РАХЕЛЬ.  Есть разная трусость. Есть – в бою, есть трусость не быть, как все, и есть духовная трусость:  стать  самим собой,  быть тем, кем ты должен быть. Яков и Лея не боялись, а я боюсь. Лея вообще не знала страха. То есть мышей и жуков боялась панически. И острых и колющих предметов тоже. Ты стоишь от нее в другом конце, она уже напряжена: «Опусти нож! Не стой так с ножом!» Яков говорил, что наверное ее, в предыдущем воплощении, зарезали. Но в духовном плане она была бесстрашна. Даже смелее Якова. А я вот, к сожалению, трусиха.
АСИ.  Трусиха не стала бы жить в таком опасном месте. Каждая поездка – риск.
РАХЕЛЬ.   Если на то пошло, то вся жизнь это огромный риск. Тем более, когда знаешь, чем она кончится.  …Каждый человек должен выбрать линию своей жизни, и есть огромный риск, что выбор будет неудачный. Но если уж ты выбрал, то надо идти. Идти и не бояться.
АСИ.   Я согласен. Но что делать тому, кто не знает, что ему выбрать?
РАХЕЛЬ.  Заведомо скверный выбор - ничего не выбирать.  Если человек не хитрит с самим собой, Господь ему помогает.
В Париже одна американка убедила меня, что есть мясо аморально. Но я целых десять месяцев не могла решиться, думала,что будет безумно трудно, я ведь мясо любила, другие не любят, а я любила очень. И что ты думаешь? Через два месяца мне  уже было неприятно на него смотреть!
АСИ.  Как интересно!.. Ведь я тоже вегетарианец.
РАХЕЛЬ.  Правда?! Здорово.
АСИ.  Меня жена уговорила, она ходила на йогу, дзен-буддизм и всякое такое. Но мне вегетарианство понравилось. Исчезли боли в печени, изжога.
РАХЕЛЬ.   Пусть дзен-буддизм. По крайней мере, вы не едите некошерное мясо.
АСИ.  Однако, диапазон у нас с тобой. От абстракта  до вегетарианства. Ты начала говорить про свою главную картину.
РАХЕЛЬ.   Это все впереди. И неизвестно когда. Но моя главная картина будет абстрактной. Ты читал Эйнштейна?   Он писал, что три важнейших открытия в истории науки – Ньютона, Кеплера и Фарадея – сделаны благодаря глубокой вере в единство Творца.
АСИ.   Ты что, понимаешь в физике?
РАХЕЛЬ.  Проучилась два года на физическом факультете. Не перебивай!  Сам Эйнштейн  потратил годы, пытаясь создать единую теорию поля, - так сказать, квинтэссенцию физики – исходя из той же веры в единство. Поиски философского камня  в средние века – оттуда же. А Я мечтаю написать картину – Единство Мира. Чтобы зритель, глядя на нее, ощутил – но не разумом только и даже не сердцем, а всем своим существом, - что все бесконечное и прекрасное разнообразие мира -  это на самом деле некое невыразимое и нерасчленимое единство. Ясно, что такая картина должна быть абстрактной. Но, естественно, не такой мазней, какую ты видишь в музеях.
АСИ.   Ты… уже как-то представляешь ее себе?
РАХЕЛЬ.  Нет, конечно. Для этого надо пройти очень долгий путь. Но я пройду, если Господь захочет. Я ведь упямая. Не меньше, чем твой отец. А он был  наредкость упрямый человек. Только его упрямство было от уверенности в себе, а у меня в точности наоборот.
АСИ.   Ты хочешь сказать, что ты в себе не уверена?
РАХЕЛЬ.   Катастрофически.
АСИ.   Никогда не поверю.
РАХЕЛЬ.  Ты наверняка читал или слышал о трусах, которые проявляли чудеса храбрости? Так и я. Меня Лея научила: «Веди себя так, будто ты полностью уверена в своих силах».
АСИ.   Я слышал о таком, но вообще-то маловероятно, что это получается.
РАХЕЛЬ.  Почему?  Ребенку, прежде всего, нужно ощущение устойчивости и защищенности. А нас с сестрой пять раз перебрасывали с места на место, из одной семьи в другую. Лея была старше, на ней это не сказалось. Кроме того,  характер у нее сильнее от природы.
АСИ.   Я думаю еще, что и ответственность за младшую сестру…
РАХЕЛЬ.  Еще бы! Как-то я пришла в слезах и в истерике из школы: меня обвинили в том, чего я не сделала, и все поверили, включая учительницу. На следующий день Лея привела меня в  класс,  когда урок уже начался.
 «Сидите»!-сказала она нашей учительнице тоном, каким королева выговаривает нерадивой служанке. Класс оторопел. «Моя сестра не могла сделать то, в чем вы все – тут она бросила взгляд на учительницу, а взгляд у нее был пронизывающий, как лазер, – в чем вы все ее обвиняете»! Тем же взглядом она обвела всех детей, не пропустив никого,  и не было ни одного, кто сумел его выдержать. «Садись на свое место, сестра. Они больше не посмеют тебя обидеть».  Снова посмотрела на училку в упор и та опустила глаза. А было Лее тогда двенадцать лет. Она и взрослая-то была миниатюрная, а в двенадцать лет и подавно… Пойдем, я сделаю кофе. Холодно.
АСИ.   Не  оставляй дверь открытой, и не будет холодно!  ( Они входят в гостиную. Дверь на улицу дйствительно приоткрыта).
РАХЕЛЬ. Насчет наследства.  Я  рассказала нашему раву, как обстоят дела. Он скоро поедет к  своему учителю и спросит его. (Заваривает кофе).
АСИ.  А без рава ты не можешь решить? Это то, что мне в вас противно! Чуть что – к раву. У тебя своей головы нет?  Ты ведь даже физику знаешь, о которой он, наверняка,  не слышал. Чем ты глупее его? Я не хочу ссориться, мне просто интересно.
РАХЕЛЬ. А никто и не ссорится. А по физике у него  вторая степень. Объясняю. Популярно.  Мы обязаны удержаться здесь - несмотря на вашу ненависть и арабский террор.  Будущее страны и всего еврейского народа решается здесь. Так что это  наследство – просто подарок с неба. У нас ведь каждый грош на счету.
АСИ.    Я так понимаю, что весь космос зависит от того, удержится  группка сумасшедших еврейских фанатиков в Хевроне или нет.
РАХЕЛЬ.   Умные мысли иногда забредают и в глупые головы. Да. Весь космос.
АСИ.   Задачи меньше космических вам  неинтересны.
РАХЕЛЬ.  Разумеется.  Не наш масштаб. Мы ведь нация космическая.
АСИ.   А еще говорят, что сионизм умер. Да ты просто сионистская Жанна д'Арк! «Все для родины, ничего для себя!»
РАХЕЛЬ.   Почему же? И для себя тоже. Я же говорила тебе про студию.
АСИ.  Ты можешь еще и пару чулок себе подкупить на эти миллионы. Смешно!
РАХЕЛЬ.  Что в этом смешного? 
АСИ.   А ты подумала о том, что  в жизни может случиться всякое. Например,  живя здесь, у тебя много шансов    попасть  в такую переделку, как я. И выйти из нее инвалидом.
РАХЕЛЬ.  Попадала. Найди у нас такого, кто не попадал. Только мы ведь не левые писатели, о нас в ваших газетах не пишут.
АСИ.   А когда придет старость с ее болезнями?  И что будет, если ты вообще не сможешь работать? На что жить?
РАХЕЛЬ. Бог даст день, Бог даст пищу. Все, что человеку действительно по-настоящему нужно, Бог ему даст. Да и кое-какие сбережения у меня есть.
АСИ.  А почему ваш рав не может решить сам? Ты же говорила, что он…
РАХЕЛЬ.  И сейчас говорю. Он человек огромного духовного уровня. При этом, заметь, рядом с ним никто не чувствует себя карликом…Пойми, я всего лишь передаточная функция. Как и твой отец, впрочем.
АСИ.  Мой отец в жизни бы не согласился, чтобы его деньги…
РАХЕЛЬ.  Глупости! Твой отец прекрасно понимал, как Яков ими распорядится.
АСИ.  Уму непостижимо! Ведь он был в Лиге против религиозного засилья ! Когда Яков вернулся к религии, для отца это был позор!
РАХЕЛЬ.  Даже позор? До такой степени?
АСИ.  А ты как думала?..  Он ведь из очень религиозной семьи. Перед Второй мировой войной они хотели уехать в Эрец Исраэль, но ихний ребе запретил. Отец все равно уехал, а семья осталась, и все погибли. А ребе спасли. Он здесь, в Бней Браке.   Мне все-таки очень интересно, как вы сумели охмурить такого человека, как мой отец.
РАХЕЛЬ.   Никто его не охмурял. Он приехал, никого не предупредив, чтобы увидеть все как есть. А дома только дети. Деда еще ни разу не видели, так что понятия не имеют, с кем говорят. « Где родители?» –« В Иерусалиме, на уроке».- « Каком уроке?» – « Как каком? Уроке Торы. У рава Ицхака, по понедельникам и средам, а сегодня среда.» –« А когда вернутся?» –« В десять - пол-одиннадцатого. Что передать?» – « Ничего. Я подожду.» - « Еще долго ждать, сделать Вам кофе? Может быть, Вы хотите есть?» - « Когда вы будете ужинать, я с вами. А пока занимайтесь своими делами, не обращайте на меня внимания»… Он сидел в углу и наблюдал за детьми, а дети у них были (Плачет). …Он мне потом признался, что эти часы, что он провел со своими внуками, были самыми важными в его жизни. Никакие доводы, никакие споры, никакие аргументы не сделали бы того, что сделали эти дети. Как и о чем они говорили, как старшие заботились о младших, как они вели себя за столом…  «Я как будто увидел дом отца, благословенна  память праведника,  Цфания – ну прямо вылитый папа. А Эстер улыбается в точности, как моя мама»… Вот так его и «охмурили», если тебе нравится это слово…Он все время бормотал: «…хоть перед смертью, хоть перед смертью…». Он чувствовал, что скоро умрет. Даже спросил, какой памятник я ему сделаю. Он хотел, чтобы я.
АСИ.  Ну и какой?
РАХЕЛЬ.  Большой кусок  необработанного гранита, а из него, из материи, с колоссальным напряжением  всех сил вырывается наружу человек. Ему понравилась идея. И я это сделаю. (Рахель разливает кофе)
АСИ.  Спасибо. А Якову и Лее и детям? Тыуже решила, как?
РАХЕЛЬ.  У меня была потрясающая идея: человек сам себя высекает из камня, он уже по пояс вышел, в руках зубило и молоток, и он освобождает сам себя из материи. Представил себе? Признайся, здорово?
АСИ.  Здорово.
РАХЕЛЬ.   Но им  это не годится. У них должен быть самый простой, обычный памятник. Особый  - не их стиль. Но как тебе идея?  По-моему, замечательная.  А отцу твоему сделаю. Я прямо вижу его, как вздулись жилы на лбу, как напряглись мускулы… Надо только камень подходящий.
АСИ.   Что, так сложно достать гранит?
РАХЕЛЬ.  Для каждой скульптуры нужен ее собственный камень. Иначе будет не то. ( Замечает гримасу боли на его лице). Очень болит? У меня есть болеутоляющий чай. Оставь кофе. Я мигом сделаю. Не надо мешать. (Начинает хлопотать). Ах, была бы жива Эстер…
АСИ.   Сейчас уже не так. А дня два…
РАХЕЛЬ.  Я тебе его и с собой дам. Будешь дома заваривать
АСИ.  Признайся, Эйнштейна ты упомянула не случайно, верно?
РАХЕЛЬ.  Разумеется, нет.  Но что ты имеешь в виду?
АСИ.  Что, мол, раз Эйнштейн верил в Бога, то и ты давай, присоединяйся. Это называется "промывка мозгов".   
РАХЕЛЬ.  Простодушный левый писатель в сетях хитрой правой миссионерки. Твоя идеологическая невинность в опасности. Отвечаю популярно и по порядку. Первое. Эйнштейн, действительно,  верил в Бога и более того, писал, что тот, кто не верит, подобен мертвецу. Но заповеди он не соблюдал. Второе. Никакими логическими аргументами невозможно привести
человека к вере. Так что опасности нет. Можешь расслабиться. Кстати, почему ты сменил фамилию?  Ведь твой отец и Яков остались Резник.
АСИ. Фамилию я сменил, когда издал свой первый роман. Издатель посоветовал. Папа не возражал. Он даже гордился мной. После своего спасения он воспитывался в кибуце и вырос крайним атеистом. Бескомпромиссным. И нас растил  так же. Так что меня охмурить  непросто.
РАХЕЛЬ. Ты такой же атеист, как я папа римский. Чтобы быть атеистом, надо знать, о чём речь, а ты просто  невежда! Как и я шесть лет назад. Настоящих атеистов в Израиле, то есть тех, кто знает Тору, понимает, что в ней сказано и отвергает ее,  всего  раз-два и обчелся.
АСИ.  Почему же…Я, конечно, не претендую, но в школе я  Тору учил и в ней, конечно, есть много…
РАХЕЛЬ.  В школе ты учил то же, что учила я. Не Тору, а фольклор. Но оставим это. А то ты завтра накатаешь статью о еврейских миссионерах.. Я о другом. 
 Я к тому, что теперь ты, может быть,  понял, с кем мы имеем дело. За что тебя чуть не убили? Только за то, что ты еврей.
АСИ.  Ты имеешь в виду арабов? Меня чуть не убили за то, что мы оккупировали их землю.
РАХЕЛЬ.   Эта земля была наша за тысячу лет до них.   Вернее две тысячи. Они ее захватили!
АСИ.   Захватили. Верно.    Но не у нас!  Не у нас!
РАХЕЛЬ.  Если бандит выгонит тебя из твоего дома, а другой бандит  выгонит этого, а третий – второго, означает ли это, что ты потерял права  на дом своих предков? А если право основано на захвате, то в чем проблема? Они захватили? Теперь захватили у них.
АСИ.  Это демагогия! В Шестидневную Войну мы захватили их землю, совершенно не думая о последствиях.
РАХЕЛЬ.  Но твоего деда со всей семьёй они зарезали за 38 лет до Шестидневной Войны! За что их убили? За то, что твой дед лечил их? Что спас сотни ихних детей – будущих отцов наших убийц? (Подает ему чай). Пей!
АСИ.  Спасибо… А что он должен был делать? Не лечить? Допустим, что Бог, которого нет, сказал ему, что вылеченные им арабы будут убивать евреев. Ну?
Что ему надо было бы  делать? Лечить или нет?
РАХЕЛЬ.  Не знаю… Думаю, что лечить… Человек должен делать то, что возложено на него лично. А последствия – что мы можем знать о последствиях? И не во всём мы за них в ответе. 
АСИ.  Я не оправдываю убийц. Но если мы хоть как-то не договоримся с ними,   здесь будет вечная война.
РАХЕЛЬ.   Удивительно! Я ни разу не слышала от тебя ничего, что не было напечатано в твоей газете. То, что бранжа решает, то и печатают. Что печатают, то и думают…Не горячо?
АСИ.  Наоборот! Хоть согреюсь. Это не бранжа! Весь просвещенный мир!
РАХЕЛЬ.  Просвещенный мир – это Европа, не так ли? И тебе в голову не приходит, что самая просвещенная из европейских наций соорудила Освенцим?
Ведь второй твой дед  погиб там! Со всей семьей…
АСИ.   Выросло другое поколение. С другими взглядами. И вот тебе доказательство…
РАХЕЛЬ.. Я отсыплю тебе в пакетик, будешь заваривать дома.
АСИ.  Спасибо. Вкус необычный.  Сколько раз воевали немцы с французами?  А сейчас? И у нас с арабами так будет.
РАХЕЛЬ.  Что ты сравниваешь? Франция и Германия  - это две культуры, но одна цивилизация, одни и те же коды… Поразительно! Твой отец совершил поступок, бросил все, порвал с галутом.  Ты  родился здесь, а ментальность у тебя – галутная: чуть что - гнуть спину перед любым бандитом. Арабов больше, чем нас в пятьдесят раз, а земли у них больше - в пятьсот! И все равно ты готов отказаться от могилы собственного деда. Если Хеврон не наш, то Тель-Авив и подавно. Но тебе ведь не приходит в голову оставить свою квартиру в Тель-Авиве?
АСИ.  Моя квартира в Тель-Авиве  записана на имя отца. Так что она теперь тоже твоя.
РАХЕЛЬ.  Вот как? Надо будет спросить у моего адвоката. И ты сейчас с трепетом ждешь, выгоню я тебя из дому или не хватит духу. Собственного брата из Хеврона и меня из Кирьят - Арба ты бы выгнал, не чихнув, ради мира, разумеется… Ты знаешь, когда я была левая…
АСИ.  Ты была левая?
РАХЕЛЬ .  Еще какая! Таких, как ты, считала салонными болтунами, буржуа, которые балуются левой фразеологией.
АСИ.  Очень интересно. Трудно поверить.
РАХЕЛЬ.  Я изменилась, а вы остались буржуа. Если бы вы действительно верили в то, что проповедуете, - что у евреев нет прав на эту страну,- вы бы оставили ее. Иначе это просто безнравственно. Если вы не верите в то, что это  ваша земля,  то что вы тут делаете?
АСИ.   Я не говорю, что у нас вообще нет прав. Я говорю, что ради мира можно и нужно поделиться землей.
РАХЕЛЬ.  Ты и матерью своей поделишься? И женой? Ради мира – прочему бы нет?  Так вот, господин писатель, я открою тебе тайну: у еврейского народа действительно есть космическое задание, нравится это левым циникам или нет. И выполнить это задание можно только в одном месте – в Эрец Исраэль.
АСИ.  И что это за задание, если, конечно, это не секрет?
РАХЕЛЬ.  Никаких секретов. На космичесом корабле по имени Земля шесть с половиной миллиардов пассажиров. И есть команда, обязанная поддерживать корабль в рабочем состоянии. Это еврейский народ. На каждого из нас приходится без малого пятьсот пассажиров, и если кто-то вроде тебя манкирует, другим приходится еще тяжелее.
АСИ.  Ну и как поддерживать это рабочее состояние?
РАХЕЛЬ.   Выполняя команды Капитана.
АСИ.   Например, соблюдая субботу?
РАХЕЛЬ.   Прежде всего - соблюдая субботу. Человечество получает духовную энергию через нас. И именно в субботу. Пятьсот человек испытывают духовное удушье, потому  что Асаф Раз лишает их  кислорода.
АСИ.  И ты надеешься, что я в эти сказки поверю?
РАХЕЛЬ.  Уже нет. Для веры нужно мужество принять истину независимо от того, удобна она тебе или нет. Это труднее, чем не бояться на поле боя. Хотя на поле боя ты, кажется, ни разу не бывал, не так ли? Ты защищал Родину в студии с микрофоном в руках, если не ошибаюсь. Есть герои, которые воюют и есть герои, которые о них говорят..
 А сейчас время позднее, мне надо работать.  От  бессмысленных споров  у меня давление поднимается.
АСИ.   В спорах рождается истина.
РАХЕЛЬ.   При условии, что ее ищут оба. Ты же ищешь денег и душевного комфорта. А я, дура, все время думаю: он же родной брат Якова! Пытаюсь, как муха, пролететь сквозь стекло. Ладно. Скажи тете до свиданья. Автобус через десять минут. На днях рав поедет к своему учителю, и они решат. Тогда я позвоню.
АСИ.   Цфания Шараби – так, кажется, звали твоего жениха? – он был смелый парень, верно?
РАХЕЛЬ.   Очень. Бесспорно. Почему ты спрашиваешь?
АСИ.  Я думаю, надо быть безрассудно  смелым, чтобы захотеть жениться на такой,  как ты.
РАХЕЛЬ.   Ты даже не представляешь, насколько ты прав… Других смельчаков не нашлось. 

               

                КАРТИНА  6

Картира ОРНЫ и  АСИ..  ОРНА одна. Звонок. Входит ТОМЕР.

ОРНА.  Бога ради, что случилось? У тебя был такой голос по телефону, что я…
ТОМЕР.   Ты хотела  ребенка? Мы заделаем его прямо сейчас, ты права, нечего откладывать.
ОРНА.  Ты с ума сошел! Аси звонил, он вот-вот будет дома.
ТОМЕР.  Вечно с ним проблемы! То приходит слишком поздно, то слишком рано.
ОРНА.  Я хочу, чтобы это произошло ночью, без спешки.  Это очень важно, как зачат ребенок, я читала об этом большую статью. Но что случилось, что ты вдруг… Ведь случилось что-то, я по тебе вижу.
ТОМЕР.  Случилось. Еще как случилось. Дней десять назад  Далия мне сказала, что она , наконец, влюбилась. Прекрасно, я ее поздравил.
ОРНА.  В кого, если не секрет?
ТОМЕР.  В какого-то дирижера. Якобы очень знаменитого. Брафмана. Тебе говорит что-нибудь?
ОРНА.  Еще бы! Он звезда мирового класса!
ТОМЕР.  Дерьмо он, а не звезда. Впрочем, мне наплевать.  А вчера она ко мне пристала, чтобы я пошел с ней: она для этого Брафмана устраивает ужин в Хилтоне: мы с Далией, несколько пар ее близких друзей, ну и, конечно, сам Брафман с женой, она, оказывается, тоже какая-то знаменитость.
ОРНА.  Скрипачка.    …Далия приглашает любовника с женой?!
ТОМЕР.   А ты что думала? Пригласить любовника с женой - это для нее самый цимес, как говорит Зусман. Чуяло мое сердце, что не надо мне туда идти, да и работы невпроворот, но Далия, как ее папочка: если что в голову возьмет, не отвяжется. « Это бессовестно с твоей стороны!.. Как тебе не стыдно! Я за столько лет первый раз влюбилась, да еще как! А ты мне не хочешь  помочь! Это не по-товарищески»! Короче, я пошел.  Сначала все шло хорошо.  Еда, понятно, первоклассная, но Далия моя, видно, и  вправду влюблена, как кошка: ничего не ест, откровенно пожирает глазами этого Брафмана, даже неприлично, если в подобной ситуации вообще можно говорить о приличиях. А он - жирный, как боров. Я ем и думаю, что она в нем нашла?
ОРНА.   Талант,  наверное.
ТОМЕР.  Может  быть. До сих пор ее интересовали таланты иного рода, но неважно. И тут этот боров поворачивается ко мне и спрашивает, как я отношусь к музыке Вагнера. И тон такой… снисходительный. Сидит, мол, рядом этот  убогий  адвокатишка, которому я наставил рога, снизойду, мол, до беседы.
ОРНА.  И ты, конечно, …
ТОМЕР.  …и я конечно, не стерпел. Да, забыл сказать. Он, оказывается, от Вагнера без ума и исполнял его здесь, несмотря на протесты уцелевших после Катастрофы. Ты ходила на его концерт?
ОРНА.   Нет. Ты же знаешь, кто мои родители.
ТОМЕР.  Значит, маэстро изволил поинтересоваться, люблю ли я Вагнера.  Я
ответил, что вообще музыку терпеть не могу, так что и Вагнера. Он поднял брови, у Далии от негодования отвалилась челюсть, но эта сучка, пианистка, его жена…
ОРНА.  Скрипачка.
АСИ.   Какая разница?  Посмотрела на меня, как на червяка, и говорит:
« Добрый совет: в таких вещах не следует признаваться, особенно в приличном обществе».  А Далия давит мне на ногу, причем жутко больно. Я и сказал: «Нацисты обожали музыку. Вагнера в особенности. Начальник  Освенцима глядел на дым из крематория и музицировал. Так что вы в хорошей компании».
ОРНА.  Ты с ума сошел! Теперь я понимаю, почему на меня все так странно смотрели в студии.
ТОМЕР.  Нет, еще не понимаешь.
ОРНА.    Ужас! Ужас!
ТОМЕР.  Это еще не ужас! Погоди! Брафман стал красный, все вроде сидят, но кажется,  будто повскакали, Далия смотрит на меня с такой ненавистью, какой я никогда в жизни не видел, а эта сучка скрипачка вдруг стала совершенно спокойна и  гнусным безмятежным голоском говорит: «Вам надо обратиться к психиатру. Причем срочно. Может быть, это можно остановить».
ОРНА.  Боже, что ты наделал, что ты наделал!
ТОМЕР.   Если бы не эта ненависть в глазах Далии, даже не ненависть – презрение! В точности, как ее папочка смотрит на провинившуюся секретаршу, – я бы, может быть… но тут меня заело.  «Завтра же и обращусь. А вам всем советую сделать тест на СПИД. Я со своей женой уже много лет не сплю – из соображений гигиены.  Далия спала не только со всеми здесь присутствующими мужчинами, но и с множеством других. В том числе с шестью африканскими дипломатами. А в Африке, сами знаете, болен каждый второй. Так что не исключено, что вам будет не до Вагнера».
ОРНА.  Боже мой, Боже мой! Что теперь будет?
ТОМЕР.   Я не успел доехать до дому, как позвонил Зусман. «В конторе не появляться.  Из квартиры выкатываться. Я позабочусь о твоем будущем. Через полгода ты приползешь на коленях, но я тебя не прощу!» – « Через полгода я буду миллионером, а ты будешь в могиле!»
ОРНА.   Боже мой, Боже мой!  Он и из могилы тебя достанет!
ТОМЕР.  Меня?  Как?  О моих делах никто ничего не знает! И не узнает! Он тем более. Меня, по-твоему, так легко взять?
ОРНА.  Мне твоя жена никогда не нравилась, но ты ее уничтожил! Ты понимаешь это? Уничтожил! Все равно что убил!
ТОМЕР.  Она  дочь своего отца. Чтобы ее убить, нужен РПГ минимум. ( Орна сидит, раскачиваясь,обхватив голову руками). Ну перестань! Ничего с ней не сделается. Поживет какое-то время без мужчин, всего и делов…Я сниму квартиру. Постараюсь в этом же районе, чтобы Шаю не надо было менять школу. Подготовь его…  И надо как-то объясниться с Аси, но без меня. Где же он, черт подери? Ты же сказала, что он… ( Входит АСИ). Говорили о солнце и вот оно восходит. Привет.
АСИ.  А… и ты здесь?
ТОМЕР.  Да  был тут недалеко, хотел узнать, как у вас дела, Орна сказала, что ты  вот-вот должен вернуться, ну я и решил, что…
АСИ.   Ясно. Когда человек умеет решать, это заслуживает. Бесспорно. Орна, ты согласна?
ОРНА.  Ты, наверное, голоден, я сварила суп…
АСИ.   Я голоден, но есть не хочу.
ТОМЕР.   Голоден, но есть не хочешь? Как это?
АСИ.  Сам удивляюсь. Впрочем, в мире столько удивительного…Я хочу выпить. У меня есть текила. Настоящая, из Мексики. Последняя, кстати, бутылка. Орна не пьет, но мы выпьем. ( Достает фужеры).
ТОМЕР.  Я, честно говоря, тоже не любитель.
ОРНА.   Аси, это для шампанского.
АСИ.   А мы будем пить из них текилу! Во всяком деле нужен творческий подход, верно, Томер? ( Разливает).
ТОМЕР.  Безусловно.
ОРНА.  Томер, не пей!
АСИ.  А чего это ты приказываешь чужим мужьям? Тебе своего мало?
ТОМЕР.  Просто я не любитель. Не оценю.
АСИ.   Ты? Да не оценишь? Не смеши! Ну!!!  Лехаим! ( Пьют). Ну как?
ТОМЕР.  Своеобразно. Но я…
АСИ.  Именно! Именно так! Своеобразно! Точное слово. Своеобразно! Все, что мы делаем, должно быть своеобразно, иначе для чего? С какой стати повторять то, что уже сделано другими? Или сказано другими. Или написано.
ОРНА.  Аси, что с тобой? У тебя все в порядке? У меня такое впечатление, что ты пил и не мало до этой текилы.
АСИ.  Ты боишься, что я стану алкоголиком? Не бойся. Чтобы еврей стал алкоголиком, ему надо очень сильно постараться, а я напрягаться не люблю, ты же знаешь. У евреев, я читал, есть сильнейшая генетическая защита против алкоголизма. У эскимосов, например, нет совсем , а у нас сильнейшая. Но – об этом следует помалкивать. It is not politically correct. Есть многое на свете друг Гораций, то есть Томер, что уже not politically correct. Предназначение еврейского народа, например. Орне такие вещи объяснять не надо  – на радио их вышколили. А ты - простодушный адвокат, можешь погореть. To be politically correct or not to be politically correct? That is the question.
ОРНА.  Аси, что с тобой? ты задумал писать новый роман? Когда он задумывает новый роман, он всегда немножко того.
АСИ.  Немножко? Не обижай меня. Не заслужил.
ТОМЕР.  Кстати, о романе. У меня есть для тебя потрясающая тема. Роман будет называться «Адреналин». О человеке, которому необходимо выделение адреналина в крови. Как  пьянице алкоголь. И вот судьба бросает его из одной авантюры в другую. Это будет бестселлер. Если хочешь, я расскажу тебе о нескольких наших операциях в спецназе. Потрясающий материал.
АСИ.   А потом он становится  адвокатом?
ТОМЕР.  Адвокатура тоже требует адреналина. Ну? Напишешь? Бешеный успех. Гарантирую.
АСИ .  Единственно гарантированная вещь это смерть.  Кстати, о смерти. Предположим, что моему деду, доктору Спектору каким-то сверхестественным образом становится точно известно, что внуки арабского мальчика, которого он оперирует, убьют внука самого доктора Спектора. Со всей семьей. Что должен делать в таком случае доктор Спектор? Оперировать или нет?
ТОМЕР. Нет!
ОРНА.   Лечить. Раз он врач…
АСИ.   Два – два. Усложним проблему.  К тяжело больному австрийскому ребенку по имени Адольф Шикльгрубер вызвали врача. Еврея. И опять же неким сверхестественным способом врач-еврей узнает, что  больной мальчик станет Адольфом Гитлером. Что бы вы сделали на месте этого врача?
ОРНА.  Не знаю.
ТОМЕР.  Удавил бы. Тут же.
АСИ.  Представляешь, что написали бы газеты? « Еврейский садист в белом халате!» Тебя бы растерзали и устроили еврейский погром. В Германии появился бы другой фюрер, какой-нибудь Алоиз Дитлер,  а убиенного евреями мальчика Адольфа возвели бы в ранг святых. И расписали бы, как ты выточил из ребенка кровь для мацы, а его мясо сожрал.
ТОМЕР.   Ну  и что ты этим хочешь сказать?
АСИ.  В этом-то все и дело, что я понятия не имею, что  хочу сказать.
ОРНА.  Чуть не забыла. Звонил Мики. Продали еще 85 экземпляров.
АСИ.  85 экземпляров? Продали? Еще? Боже, какое счастье! Надо выпить, раз такая удача. 85! Да это почти сто! Мы устроим званый ужин и пригласим ровно 85 гостей!
ОРНА.   Аси, что случилось? Я чувствую, что что-то случилось.
АСИ.   Маккаби проиграла ха-Поэлю. Или наоборот. В любом случае есть проигравшие и это огорчает. Бесспорно. Орна, сделай нам кофе, пожалуйста. (Орна выходит).
ТОМЕР.   Так как насчет романа? Напишешь?
АСИ.  Нет. Пусть пишут другие. Я решил жить. Всю жизнь пишу. Пора начать жить.
ТОМЕР.   Кстати, ты уже спишь с этой художницей? (Орна  возвращается).
АСИ.   Я же не спрашиваю, с кем спишь ты. И вообще - это уже нерелевантно. Я отказывюсь от претензий на наследство.
ТОМЕР.   Это что – такой юмор?
ОРНА.  Ты с ума сошел!
АСИ.  Отчего же? Прямо-таки и сошел.
ОРНА.  Это же миллионы! Миллионы!
АСИ.   Хоть миллиарды. Раз мой отец не хотел, чтобы они мне достались, значит, не надо. Возможно, он прав. Даже наверняка.
ТОМЕР.  А как же я? Ты знаешь, сколько времени и сил, и денег я уже потратил?
АСИ.  Так и быть. Я напишу «Адреналин» и тридцать процентов от будущих гигантских гонораров – твои! Даже тридцать пять!
ТОМЕР.  (Вскакивает). Надо мной еще никому не удалось посмеяться безнаказанно! ( Орна бросается ему на шею).
ОРНА.  Умоляю тебя! Ты уже натворил достаточно! Вспомни про Зусмана! Успокойся! Прошу тебя! Ради меня! Нам  теперь нехватает только драки!
( Томер внезапно успокаивается). Зусман все равно не дал бы тебе…
АСИ.  Кажется, ситуация проясняется. Ради Орны тебе действительно стоит успокоиться. Бесспорно. В литературоведении такой поворот сюжета называется «третий лишний».
ОРНА.  Только не корчи из себя обманутого! Если богатый человек отказывается от миллионов, это его дело, хотя и  глупость. Но когда мужчина три года подряд не зарабатывает, живет за счет жены и позволяет себе такое чистоплюйство - это уже не глупость, а подлость. Подлость!
 


                КАРТИНА  7

АСИ собирает чемодан. Телефон. На другом конце провода РАХЕЛЬ.

АСИ.   Алло…
РАХЕЛЬ.   Аси? Плохие новости для тебя.
АСИ.  Да? И какие же?
РАХЕЛЬ.  Рав говорил со своим учтелем. Его учитель каббалист. Ты слышишь меня? Великий каббалист.
АСИ.  Слышу.
РАХЕЛЬ.  У меня такое впечатление, что ты куда-то пропадаешь.
АСИ.  Я с тобой. Его учитель великий каббалист.
РАХЕЛЬ.  И он велел ни в коем случае не соглашаться. Он сказал, что все будет наше и очень скоро. Ты слышишь меня?
АСИ.  Слышу.
РАХЕЛЬ.  Ну и…
АСИ.   Я думаю, откуда он мог знать. Загадка. Действителтно, загадка. Мистика какая-то.
РАХЕЛЬ.   Я же тебе сказала: он великий каббалист. Он видит далеко вперед.
АСИ.   Невероятно.
РАХЕЛЬ.   Чтобы ты понял, что это за человек… Рав спросил его когда-то, как он достиг такого уровня. Знаешь, что тот ему ответил? « Мои глаза ни разу не видели того, что не должно видеть, а мои уши ни разу не слышали то, что не должно слышать». Понял теперь, кто это?
АСИ.  Так он что – совершенно не смыслит в  грубой реальности?
РАХЕЛЬ.   Он смыслит в ней больше, чем мы с тобой и еще тысяча таких, как мы. Но грубая реальность его не пачкает. В отличие от нас. ( Пауза ). Ну, что ты молчишь?
АСИ.   Я отказался от иска. Но как твой каббалист узнал об этом?
РАХЕЛЬ.  Отказался? Сам?
АСИ.  Конечно, нет. Пришли ко мне десять свирепых поселенцев, дуло в бок, нож к горлу: «Отказывайся!»  Что оставалось делать бедному еврею?
РАХЕЛЬ.  Что же ты не позвонил, дурачок? Я бы тебя от свирепых поселенцев спасла…
АСИ.   Теперь уж поздно. Отказ есть отказ. Кстати, если ты действительно сочувствуешь бедным евреям…
РАХЕЛЬ.  Конечно, сочувствую. Особенно, если они мои родственники.
АСИ.   Не позволишь ли ты бедному еврею пожить в квартире покойного брата.
Она ведь тоже  теперь твоя.
РАХЕЛЬ.  О чем речь? Конечно! 
АСИ.  Кто вместо Якова занимается у вас починкой, ремонтом и все такое?
РАХЕЛЬ.  Никто пока.
АСИ.  У меня будут заказы?
РАХЕЛЬ.   Выше головы!
АСИ.  И еще…У меня …. Я хотел бы показать тебе два рассказа…Короткие…
РАХЕЛЬ.  Буду рада. Приезжай!
   



                КАРТИНА   8


Квартира ЯКОВА. Приборы, привезенные для  ремонта: стиральная машина, телевизоры, холдильник.  РАХЕЛЬ читает рассказ. АСИ  работает и при этом напряженно ловит выражение ее лица. Наконец,  она откладывает текст в сторону.

АСИ.  Ну, как?
РАХЕЛЬ. Про мальчиков  - прекрасный рассказ.. А второй – ужасный. Гадость.
АСИ.  Почему гадость?
РАХЕЛЬ.  Потому что лживый. Причем ложь – фундаментальная. Это, когда каждая деталь может быть правдива, а в целом – ложь! Жоп-арт.
АСИ.  «Жоп-арт»? Круто. «Жоп-арт».
РАХЕЛЬ.  Смотри - менялись эпохи, менялись стили, но даже когда художника занимали ужасы  и мерзости жизни, он знал каждой клеточкой своей души, что мир основан на добре и, следовательно, на  красоте и гармонии. Даже если он сам подыхал с голоду или его не на что было похоронить, как Моцарта. Но пришел двадцатый век и объявил, что Бога нет. Значит, и образа Божьего тоже нет. Можно все! Глаз на щеке, нос под мышкой. «А я так вижу»! Предметом искусства  по-преимуществу  стало безобразие. Я сама так писала в Париже и мои картины покупали! Мне стыдно, но это так. И этот рассказ из той же оперы.
АСИ.   Ты навязываешь искусству идеологию. А искусство в принципе вне всякой идеологии, вне категорий добра и зла, вне границ лжи и правды.
РАХЕЛЬ.  Ошибаешься! В святом языке …
АСИ.  В иврите что ли?
РАХЕЛЬ.   В святом языке эмет- правда и аманут-искусство  и эмуна-вера слова одного корня: эм- мать. Так что вопрос взаимоотношения искусства и истины снимается на уровне языка. Хотя современный иврит это, конечно, не совсем святой язык…Этот рассказ лживый, зачат в грехе.  Обилие секса и насилия…Хорошо идет не рынке, верно?
АСИ.   Писатель не пишет в стол. Его вещи должны продаваться.
РАХЕЛЬ.   Продается он сам. Душа на продажу…А второй   – превосходный. Оба мальчика выписаны очень тонко, прекрасный рассказ.  Акварельный. Так что Яков наверное прав: у тебя все впереди, ты просто себя еще не нашел.
АСИ.   Хоть на том спасибо.
РАХЕЛЬ.   Я надеюсь, что мы показывем друг другу свою работу не для реверансов? Нечего обижаться.
АСИ.  Я не обижаюсь. Я просто никогда не думал в этом направлении. Но подумаю.
РАХЕЛЬ.  Мне все время кажется, что ты ищешь себя не в том месте. Вернее, не там, где потерял.
АСИ.   Кто знает, кто где себя потерял.
РАХЕЛЬ.  Я вот что хотела спросить. Яков действительно был в детстве, в юности,  такой … ну, не знаю, как определить… простодушный, простофиля?… Какой он был?
 АСИ.  Если честно, то я его практически не знал.  Стыдно признаться сейчас, но…Разница в три года в том возрасте… Я на него не обращал внимания. Вертится под ногами, мешает. Хотя он меня обожал, не знаю за что…
РАХЕЛЬ.  Но все-таки. Какой он был?
АСИ.  Простофиля. Хотя это не точное слово. Дело не в том, что плохо учился или мало читал. Он был неспособен предвидеть реакцию людей на свои слова или действия. А может быть, то есть, вернее, не хотел.
РАХЕЛЬ.  Например?
АСИ.  Вот тебе пример. До Рихтера у отца был другой адвокат, Зусман. Мы жили недалеко друг от друга и встречались, так сказать, в неформальной обстановке. У этого Зусмана была дочь моего возраста. Очень красивая, очень умная, начитанная, спортивная и очень сексуальная. И она в меня влюбилась, когда мы были в последнем классе. Но я был влюблен в другую девочку и, так сказать, не ответил. И ее это жутко задело. Ну и чтобы мне отомстить, вызвать ревность и все такое, она положила глаз на Якова. Ему было пятнадцать лет, но он был уже тогда метр восемьдесят, баскетболист, атлет, парень что надо. И он
влюбился! По уши! Первая женщина, розовый туман, у мальчиков это протекает очень остро. Я ему сказал: она у тебя первая, а ты у нее двадцать второй! Так он меня чуть не убил!
РАХЕЛЬ.  Молодец.
АСИ.   Слушай дальше. Как-то раз нас пригласили к Зусманам, папа с Яковом пошли, а я нет.
РАХЕЛЬ.  А ваша мама?
АСИ.   Мама уже была в больнице…Были гости. Кроме моих - все судейские. И вот этот Зусман рассказывает про процесс, который выиграл его младший брат, тоже адвокат и тоже блестящий. Он умер от рака через несколько лет, но  тогда  был жив-здоров, но заграницей. Этот молодой Зусман вел дела какого-то завода, принадлежащего профсоюзам, и там случилась серьезная авария, пострадали люди, и все как один – члены профсоюза. Если им выплатить все, что положено, предприятие обанкротится.
РАХЕЛЬ.  Как это может быть? Профсоюзы не дадут.У них сотни предприятий.
АСИ.  Само собой! Но выложить столько денег только потому, что местное начальство не позаботилось о технике безопасности? Тем более, что у директора были сложные отношения наверху… Короче, гордиев узел. И этот молодой Зусман распутал его какими-то невероятно хитроумными юридическими ходами. Так что сумму возмещения удалось резко снизить, и предприятие осталось на плаву. И эта судейская братия, значит, смакует профессиональные подробности, и тут Зусман обращает внимание на Якова. Мол, что вас так поразило, молодой человек, или что-то в этом роде. «Неужели все это правда»? – « Разумеется»! – « Но тогда ваш брат мошенник и грабитель. Не понимаю, чем вы все так восхищаетесь»?.. Что тут началось! А этот Зусман, надо сказать, в дочке души не чаял. И она этого своего дядю, то есть молодого Зусмана, очень любила, и Яков  все это  знал! То есть хотя бы ради нее должен был подумать, что он говорит, кому и перед кем. «Ваш брат мошенник и грабитель, ему место за решеткой, а не в суде!"  Наш отец   - Далия мне потом рассказала все во всех подробностях – стал краснее помидора: «Вон оттсюда»! А Яков ему: « Меня пригласила Далия, а не ты»! А Далия ему: «Чтобы ноги твоей здесь больше не было»! Он ушел домой, собрал вещички и исчез. Я утром возвращаюсь от подружки… Но это уже другая история.
РАХЕЛЬ.  Ну, а дальше? Что было дальше?
АСИ.  Он потерял веру в женщин… Нашел какую-то нору, подрабатывал там-сям. Еле-еле мама перед смертью уговорила его вернуться домой. Это была вторая трещина между ним и отцом. Не такая, как третья, когда он ударился в религию, но очень глубокая.
РАХЕЛЬ.  А какая была первая?
АСИ.   Первая была из-за собаки. Яков собак обожал, к любой мог подойти и погладить, и ни разу ни одна на него даже не зарычала.  А отец собак ненавидел: у них в местечке поляки натравливали собак на евреев, и в детстве какая-то овчарка его чуть не растерзала. Ну и когда Яков принес домой бездомного щенка…
РАХЕЛЬ.   Сколько лет ему было?
АСИ.  Шесть или семь. Ну и отец конечно, щенка за шкирку и  вон. Так с Яковом была истерика. Он наговорил отцу такого, что получил затрещину…  Мама бедная…Да… В общем, он с отцом года два  практически не разговаривал. Односложные ответы, не более того. Отец пытался, нельзя сказать, что нет.  « Ты сделал уроки»? –« Да». – « Есть хочешь»? – « Нет».  И
  ( Где-то далеко слышны выстрелы).   Ты знаешь, я тут потихоньку становлюсь шизофреником. Раздвоение сознания.
РАХЕЛЬ.   Любопытно. У меня никогда не было знакомых шизофреников. Теперь будет.
АСИ.   Нет, правда. С одной стороны я гляжу на вас – вроде бы нормальные люди, даже симпатичные, не стану отрицать…
РАХЕЛЬ.  Арабских младенцев едим  только по субботам.
АСИ.  Кроме вегетарианцев. Но с другой стороны – надо быть законченным психом, чтобы здесь рожать и растить детей! Чтобы влезать по добрый воле в конфликт, у которого в принципе не может быть решения. Сейчас, пожив здесь, я понимаю, что вы отсюда не уйдете ни при каких обстоятельствах. Но и арабы не уйдут!
РАХЕЛЬ.  Конечно, не уйдут: они отсюда вылетят! Дело не в арабах, дело в нас.
Мы вернулись домой из ста стран, это сто культур, сто языков. Если вдуматься, мы - в миниатюре - все человечество.
АСИ.  Это все слова. « Слова, слова, слова»… А во мне все восстает, ты понимаешь это или нет?
РАХЕЛЬ.  Еще бы не понимать. Я сама через это прошла. Ты же и так знаешь: если они выиграют хотя бы одну войну, то Освенцим, Треблинка, крематории, все эти европейские штучки им не понадобятся! Они вырежут нас в три дня!.. Черт тебя подери – у тебя же вся семья уничтожена! И ты до сих пор не понял, что твоего деда в Освенциме и второго в Хевроне убила одна и та же сила?  Мы воюем с ними не за территорию, у них территорий достаточно, даже те, что есть, они превращают в пустыню… Если мы устоим, если мы сумеем построить общество, которое требует от нас Господь, то это знак, что есть шанс у человечества.
АСИ.   Раньше ты мыслила космическими категориями, а сегодня снизилась до масштабов человечества.
РАХЕЛЬ.  Человечество – это и есть космический уровень. Весь космос создан ради человечесва.
АСИ.   Блажен, кто верует. Хоть я и понимаю, что вера это всего лишь костыли чтобы не упасть на ураганном ветру, но все равно завидую. Вам легче жить.
РАХЕЛЬ.  Вера это не костыли! Вера это самое ценное, что человек может приобрести, это связь с Источником жизни. Вера это…позвоночник, позволяющий стоять и идти, вера это кровеносная система души. Конечно, верующему легче жить, потому что он знает, что его существование не бесцельно, что во всем, что с ним происходит, есть смысл и урок, который он обязан понять. Все мы получили наследство от праотцев. От Авраама – каждый еврей получил талант  верить.
АСИ.  Меня и в этом плане лишили наследства.  Но что меня безумно раздражает, что у тебя на все есть ответ.
РАХЕЛЬ.  Ты задаешь простые вопросы, естественно, что у меня есть ответы, я и сама их задавала  когда-то.
АСИ.   И тут у тебя ответ!.. А как насчет веры и половых органов?
РАХЕЛЬ.    Половые органы - это органы жизни, в них есть святость. Обрезание – бесспорный акт веры. Осторожнее, у тебя отвалится челюсть, а еврейской больницы здесь нет.  Ты бы ее подвязывал, что ли, прежде чем задать провокационный вопрос.Я хочу тебе заметить, что цинизм никого не украшает.
АСИ.   Цинизм это реализм. Циник - это романтик, который не выдержал пошлости жизни
РАХЕЛЬ.  Цинизм – это признак духовной капитуляции, а капитуляция  не украшение для мужчины. Не могу себе представить твоего брата циником.
АСИ.  Он не был циником, он был без пяти минут святой, он верил в Бога. Но поставим вопрос ребром: что дала ему его вера? Кроме страшной смерти? Чего он достиг?
РАХЕЛЬ.   Всего, о чем человек может мечтать: мира с самим собой, мира с людьми и мира с Богом. Его именем будет названа улица в Хевроне, когда арабов выдует отсюда. Он знал эту страну лучше, чем ты свою ладонь. Эрец Исраэль для него не была «недвижимостью», как для вас! А когда дети подросли, сколько он исходил с ними! Для него история не прошлое, а часть души! А ты чего достиг?
АСИ.   А чего достигли его убитые дети? Чего достигли  погибшие в Катастрофе?
РАХЕЛЬ.  Видишь, ты, наконец, добрался до вопросов, на которые у меня нет ответа. Но главный вопрос все-таки человек должен задать самому себе: чего достиг я сам?
АСИ. Ничего я не достиг, ничего! Ты довольна?  Может быть, перестанешь совать мне в нос пример моего брата? Ты нарисовала  в своем воображении какую-то  куклу вместо живого человека, какого-то святого, когда на самом деле это был нормальный мужик с нормальными реакциями на жизнь. В том числе и на женщин.
РАХЕЛЬ.  У тебя просто комплекс неполноценности. Ты знаменитый писатель, тебя переводили на тридцать шесть яэыков, о тебе говорят в салонах, по крайней мере говорили…А он вроде ничем не прославился, в газетах о нем не писали, имя его на светских посиделках не трепали, но в глубине души ты отлично знаешь, кто из вас настоящий первенец, хоть ты и старше его на бесспорных три года…(Пауза).
АСИ. (Хлопает себя по лбу):  Я действительно слепец. А еще писатель. Как это я раньше, болван, не догадался. Когда это так ясно. Так очевидно. Так бросается в глаза!
РАХЕЛЬ.  И что же это тебе бросается в глаза?
АСИ.  Я-то, дурак, думал: вот пример верности! Девушка не может забыть  убитого жениха. Как это трогательно! Несовременно, конечно, очень несовременно, но как трогательно!.. А она была просто-напросто банально влюблена в мужа своей сестры.
РАХЕЛЬ.   (С силой ударяет его по щеке!)
АСИ.  Ага, заело? Значит, в точку. Уже был один такой и звали его, помнится, тоже Яков. И сестриц  тоже  - Рахель и Лея. И любил он больше именно Рахель. Так?  Ну а тут?    Кому отдавал предпочтение? Ведь он, помнится, насчет  баб был не промах…
РАХЕЛЬ.   Ты грязный тип! Ты его ногтя не стоишь! Он любил Лею так, как тебе не снилось! Он ни разу не взглянул на другую женщину!  Боготворил ее! Если бы ты видел хоть раз такую любовь, ты бы лопнул от зависти! Да, я была влюблена! Влюблена в их любовь! Видела их и знала, что настоящая любовь существует.  И за Цфанию я бы пошла по любви.  И постаралась бы снять с него все наносное, внешнее. Как Лея с Якова. Она бы мне помогла. Передо мной был такой пример!  Но мне не повезло… «Грязь в крови» твой роман, потому что у тебя грязь в крови!
АСИ.  Не « Грязь в крови» , а « Кровь в грязи»!
РАХЕЛЬ.   Неважно! Важно то, что тебя занимало и занимает – грязь! А он был человек чистый!
 АСИ.  Поговорили. По-родственному. Прекрасно. Сейчас уже поздно, а завтра я выкатываюсь.
РАХЕЛЬ.  Никуда ты не выкатываешься. Других родственников ни у тебя, ни у меня нет.  Ты хотел мне сделать больно, но, сам того не подозревая, натолкнул на потрясающую идею. Только бы достать подходящий мрамор!... Гениальная идея.  За это одно  уже можно тебя простить..  И еще потому, что ты просто слеп и глуп.
АСИ.  И что это за идея, если не секрет?
РАХЕЛЬ.  Она еще не оформилась. Так что открывать практически рано.  Но попробую…   Хрупкая миниатюрная женщина высекает  своего мужчину, освобождает его из камня…  Он  уже  на треть свободен… ее зубило на уровне солнечного сплетения…   А он ладонями держит ее голову  и целует…
АСИ.   Неплохо.
РАХЕЛЬ.  « Неплохо»? Это будет гениально! Господи,  только бы мне достало сил! Только бы… ( Она стоит, закрыв лицо ладонями, представляя себе будущую скульптуру. Аси подходит к ней сзади и обнимает.)
АСИ.   Рахель…
РАХЕЛЬ.  Руки!!! Убери руки!!! ( Он пытается ее поцеловать, она кричит, он закрывает ей рот и тут же отскакивает: она укусила его руку).
АСИ.  Идиотка!… Дура психованная!… До кости прокусила!…( Высасывая кровь из раны, он здоровой рукой достает бинт и йод и кое-как обрабатывает рану.  Вдруг оборачивается и видит, что она сидит, закрыв глаза, и с трудом сдерживает плач. Он подходит к ней нерешительно. Хочет погладить и боится). Ну ладно… Прости меня… Я действительно вел себя, как скотина…
Просто ты мне… ты сама ведь это знаешь…Я думал, что и я тебе… ( И тут еле сдерживаемый плач превращается в рыдания. Он садится рядом, гладит ее, целует ее руки. Потом встает, убирает туфлю между дверью и косяком, закрывает дверь и поворачивает ключ в замке).


               

                КАРТИНА  9

Квартира ОРНЫ. Мебель, вещи – все свидетельствует о близком переезде. Звонок в дверь.   Входит  ТОМЕР
 
ОРНА.   ( Внимательно смотрит на него). Что случилось? Ведь случилось что-то. Я чувствую.
ТОМЕР.  Дай мне воды, горло пересохло. (Пьет. Орна напряженно ждет). Все лопнуло. Я банкрот. Во всех смыслах… Пришел проститься.
ОРНА.   Сядь. Успокойся. Теперь по порядку. Подробно.
ТОМЕР.   Все лопнуло. Вот и все подробности.
ОРНА.  Эта грандиозная  операция? С Фуксом и Битоном?
ТОМЕР.  Да.
ОРНА.   Так ты не будешь миллионером. Ничего страшного. Мы проживем ТОМЕР.   Ты не поняла.  Я банкрот. Через неделю мои чеки вернутся. Даже если я продам все, что у меня есть,  мне не расплатиться.
ОРНА.   Что можно сделать?
ТОМЕР.  Ничего. Я уезжаю из страны.
ОРНА.  Куда?!  Не сходи с ума!
ТОМЕР.  Куда-нибудь в Африку, военным инструктором. Я все-таки офицер спецназа.
ОРНА. Ты никуда не поедешь. Ты остаешься здесь. Мои деньги в твоем распоряжении.
ТОМЕР. ( Нежно обнимает ее и целует). Дурочка моя родная! Даже если ты отдашь мне все, останется полмиллиона долгу. Какой я был дурак, что тебя не слушал!  Ведь ты меня предупреждала. Предупреждала…
ОРНА.   Нельзя терять голову. Ты сам меня учил, что безвыходных ситуаций не бывает.
ТОМЕР.  Я ошибался.
ОРНА.   В моем банке мне дадут ссуду. Я уверена.
ТОМЕР.   А я нет. Но даже если дадут – ее ведь надо выплачивать!   С процентами.
ОРНА.  Выплатим.
ТОМЕР.   Я без работы.
ОРНА.  Выплатим.
ТОМЕР.   И неизвестно если вообще…
ОРНА.    Выплатим.
ТОМЕР.  И в этом ты была права: он достал меня из могилы… В эту субботу…  и в Га-Арец, и в Едиот и в Маариве… меня смешают с дерьмом.  После этого мне не подняться. Тем более без гроша.  Если я не смоюсь сегодня, мне грозит суд и запрет на выезд из страны. Теперь поняла?
ОРНА.   До субботы еще несколько дней. Я позвоню Бен-Ари.
ТОМЕР.  Что он сможет сделать?
ОРНА.   Многое.  ( Открывает записную книжку и набирает номер).  Здравствуй, дорогой. Ты свободен? Потому что у меня очень важное дело… Ты всегда был джентльмен.  Сначала скажи, как твои дела?.. Я видела твою новую пассию, она мне  понравилась. Тоже Орна? Не шутишь? Надо же. И смотрит на тебя, как я когда-то. Ты не забыл, как я на тебя смотрела?.. Как молоды мы были… Твой сын влюблен,  но это долгий разговор, а у меня к тебе дело срочное.  Дов! Я ведь тебе не досаждала просьбами, верно?.. А сейчас есть и огромная. Дов! У меня любовь. Ты понимаешь? Не интрижка, а любовь. Последняя…Я знаю, что я говорю: последняя. У тебя тоже? Ты ведь такой влюбчивый… Ну я рада за тебя, тем более, что она мне нравится… Если решил жениться, значит и вправду последняя… Я тоже… С хупой, с раввином, как положено. Аси  хотел гражданский брак,  мне было наплевать, но на этот раз… Тогда ты меня поймешь и поможешь…Ты что – не знаешь кто? На студии даже уборщицы знают. Да,  Томер  Глик…Конечно, я его не брошу. А ты способен бросить свою любовь? Тем более последнюю?.. Ты ломишься в открытую дверь, я согласна: то, что он сделал,  ужасно. Ну конечно, сказала, неужели нет, он ведь мне дорог… Конечно, нельзя! Кто спорит?… Но ты ведь сам нас учил когда-то: не выносите суждения, пока не выслушаете вторую сторону, а ты ведь не выслушал… Я не оправдываю! Я просто знаю обстоятельства дела, которые… Дов! Может произойти несчастье….Поверь, что я не преувеличиваю, я знаю, что говорю. И ты ведь знаешь, что я не так просто теряю голову. Я вообще ее не теряю. Но сейчас я … Хорошо, к делу. Томер в нокауте,  но этого им мало, его еще хотят закопать. Живого…В субботних номерах …Так ты знаешь об этом?… Я хочу и прошу, чтобы ты предотвратил… Не прибедняйся, если захочешь – сможешь!..Когда вся ваша бранжа собирается? Завтра?..Если ты  весь свой вес…На двенадцать кило? Ну, значит, действительно любишь.… Ты ведь джентльмен, Дов.  Я серьезно! Если ты надавишь на них, никто  против тебя не пойдет!.. А ты никому ничего не обязан объяснять: скажи, что это твоя личная просьба. Что от этого зависит твоя жизнь! Самое смешное, что это правда: если ты не поможешь мне , то когда-нибудь беда случится и с тобой.   Ты хоть и большой человек, но все мы под Богом ходим, это же недаром сказано. Дов! Что есть стоящего в этом мире, кроме любви?…Ну так помоги мне и своему сыну, если понимаешь!.. Томер не скотина! Ты же знаешь меня: я могла бы влюбиться в скотину? Я же не Далия, в конце концов…Если ты постараешься, то все будет в порядке. …  Я не ожидала от тебя. Я ведь редко обманываюсь в людях,  но обмануться в тебе? ... Ведь они все высокомерные ничтожества, я же их интервьюировала сто раз каждого! Но ты-то ведь не такой! Чего ты  боишься? Идти не в ногу? Не быть, таким, как они?…Но не помочь тому, кто гибнет?.. Ну хорошо, но мне? Помочь мне! Ведь я мать твоего сына, этого недостаточно? Мне на колени встать? Встану! Если хочешь, при всех!... Мне жаль тебя, что ты с собой делаешь… Мне жаль тебя.
( Кладет трубку.  Томер сидит, уткнувшись ей в живот. Орна целует его в голову).Ты найдешь работу. Какое-то время нам будет трудно, но мы выдержим. Ты найдешь работу. Ты будешь меня слушаться, и у нас все будет хорошо. Мы родим дочку, она будет вертеть тобой, как захочет, и ты будешь счастлив, ты будешь настоящий сумасшедший еврейский папа. Когда тебе потребуется адреналин, ты будешь получать его в таблетках. Все будет хорошо.
ТОМЕР.  Все хорошо бывает в плохих романах. Мне жаль, что так получилось. Я люблю тебя. Ты даже не знаешь, как я люблю тебя. Но я ведь  сказал тебе:   уже завтра мне  могут запретить выезд из страны. Если кто-то догадается подать на меня в суд сегодня. Но сегодня рабочий день закончился. Это дает мне последний шанс.  Уеду - у меня останутся хотя бы воспоминания. У человека должно быть что-то неприкосновенное, что-то дорогое, что-то, что оправдывает его жизнь. Я никого не любил, как тебя. Я даже не знал, что могу так любить. Что любить это огромное счастье. Я просто не подозревал, что бывают такие, как ты. (Она целует его обреченно)               




                КАРТИНА  10

Мастерская РАХЕЛИ. Она пишет портрет АСИ, он позирует, сидя на стуле.

АСИ.  Обычно  во время беременности женщины дурнеют, а ты и здесь исключение.
РАХЕЛЬ.   Глупости! Я еще не видела ни одной, которую беременность бы не красила. Просто это другая красота, которую далеко не все мужчины  видят.  Привести в мир нового человека! Как из-за этого можно подурнеть? У вас просто не хватает воображения, чтобы это понять.
АСИ.  Не знаю, не знаю. Я признаюсь тебе честно: ни разу не был беременным.
РАХЕЛЬ.  Ты даже не представляешь, как много ты потерял.
АСИ.  Тошноту, например.
РАХЕЛЬ.  Ради великого дела можно и потерпеть.  Когда внутри тебя зреет и растет целый мир – Господи, да за это можно претерпеть что угодно.
АСИ.   Маму нашу тошнило ужасно, она рассказывала.
РАХЕЛЬ.   Она хоть секунду пожалела? Беременность это счастье!
АСИ.  Моя редакторша говорила, что беременная женщина теряет девяносто процентов разума, а кормящая – сто.
РАХЕЛЬ.  Идиотка. Каждый день редактировать какую-нибудь  «Грязь в крови» - можно действительно рехнуться.
АСИ.   Один ноль в твою пользу. Но ты достигла ста процетов раньше. Когда начнешь кормить, зайдешь в минус. Один – один. Дай-ка я погляжу, что ты там намазала. ( Встает и идет к мольберту).
РАХЕЛЬ.   Есть мудрое правило: дуракам пол-работы не показывают.
АСИ.   Два – один… Недурно. Я думал, что ты обо мне худшего мнения.
РАХЕЛЬ.  Плохо, что ты сам о себе худшего мнения.
АСИ.  Ты так полагаешь? ( Снова садится).
РАХЕЛЬ.  Что тут полагать? Видно. Ну, постарайся честно ответить на вопрос, кто ты?
АСИ.   Так вот сразу?  Н-н-у… Писатель…Израильский писатель…
РАХЕЛЬ.   И это все?
АСИ.   Ну, а как ты меня определишь? Если  уж ты пишешь мой портрет?
РАХЕЛЬ.  Прежде всего,  ты сын Божий.
АСИ.   Я?? Что я Исус? 
РАХЕЛЬ.   «Сыны вы Господу Богу вашему» – это сказано всем евреям, без исключения. Стало быть, и тебе и Исусу. Если бы каждый еврей сознавал, кто он, наше положение было бы совершенно иным.
АСИ.  И ты в это веришь?
РАХЕЛЬ.  Разумеется!  Это самое главное, что у меня есть.
АСИ.   Даже важнее моего ребенка у тебя в животе?
РАХЕЛЬ.  Важнее. Намек поняла.
АСИ.  Понятливая.
РАХЕЛЬ.   Кстати. Чуть не каждая вторая женщина при встрече начинает петь тебе дифирамбы. Какой ты необыкновенный, вежливый, тонкий, интеллигентный. Герой из дамского романа. Почему бы тебе не испробовать более радикальное средство?
АСИ.  Какое? Мне они, кстати, поют про тебя. Мол, какое ты сокровище.
РАХЕЛЬ.  Напиши художественно – слезное  письмо в Главный раввинат (копия президенту Соединенных Штатов, копия в ООН),что, мол, так-то и так, живет на свете одна стерва, которая носит моего ребенка, а идти замуж за меня отказывается. Прошу принять меры.
АСИ.   Если бы это помогло, написал бы. У нормальных людей если незамужняя забеременеет, то в ногах у него валяется: женись! А у нас все наоборот. Я тебе сделал ребенка и я же должен упрашивать!
РАХЕЛЬ.   Ты сделал? Ты?
АСИ.   А кто же? Папа римский?
РАХЕЛЬ.  Делающий знает, что делает. Ты знаешь, будет ли это мальчик или девочка? Я тебе сказала, что мальчик, но сам ты этого не знал! Какой у него характер? Какого цвета глаза и волосы? Что вообще ты о нем знаешь? Ты дал семя, и это все.  Даже я  не знаю, хоть и питаю его своим телом и все время с ним разговариваю. Так что делает кто-то совсем-совсем  другой. А ты лишь передаточная инстанция.
АСИ.   Ты с ним разговариваешь???
РАХЕЛЬ.   Конечно. Все время. Это же очень важно, чтобы ребенок знал, что его любят и ждут. На сороковой день у него уже есть душа, с ним можно и нужно разговаривать.
АСИ.  Ну, а конкретно – о чем?
РАХЕЛЬ.  Рассказываю ему о нас с тобой…Подготавливаю к тому, с чем ему придется столкнуться в жизни… Что это будет страшная эпоха, но чтобы он не боялся и все время помнил, что он сын Божий, тогда не страшно.
АСИ.  Ты действительно потеряла все сто процентов. А еще хуже, что я начинаю терять разум тоже… Но несмотря на это я великодушно хочу на тебе жениться. Как честный человек.
РАХЕЛЬ.  Трогательно. Но жертв не принимаю. Мы гордые.
АСИ.   Не будь, черт побери, такой эгоисткой!  Ребенку нужен отец! Особенно мальчику!
РАХЕЛЬ.   Золотые слова.  Но отец - это не только биологическое понятие. Особенно для мальчика. По крайней мере, для еврейского мальчика. Отец обязан учить ребенка Торе! Вот он спросит тебя: «Папа, почему нельзя есть некошерное? Почему мы зажигаем перед субботой свечи, а в субботу ничего зажигать нельзя? Зачем нужно молиться?»…И еще сто тысяч вопросов, на которые ты не сможешь ответить.
АСИ.   Смогу! Я прочту то, что надо  и выучу все ответы на все вопросы! Обещаю тебе! Если захочешь – при свидетелях. 
РАХЕЛЬ.  Ты просто не понимаешь, о чем  говоришь. Я что, по-твоему, идиотка? Прожженная эгоистка, которая ради собственнического инстинкта готова пожертвовать благом своего ребенка? Пойми, отец должен дать сыну не информацию, а знание!
АСИ.  Какая разница? Информация- шинформация…Я буду знать ответы на его вопросы! Точка! Что еще можно требовать от человека, черт побери!
РАХЕЛЬ.  Разница? Как между обезьяной и человеком. Информация – дело интеллекта, а знание  и добывается, и передается, и воспринимаеся всей личностью, всем существом. Информацию наш сын сможет получить из книг, из энциклопедии, из интернета. Но не знание!
АСИ.  Что ты хочешь от меня? Что за извращенное наслаждение – мучить другого человека?
РАХЕЛЬ.  Да не мучу я тебя! Я хочу тебе помочь! Ведь ты отец моего ребенка.
Знание – это соединение, вернее слияние. «И Адам познал Еву, жену свою». Заметь, в Торе не сказано, что он с ней совокупился. Сказано «познал».
АСИ.   Когда я познал тебя, ты…
РАХЕЛЬ.   Ты не познал меня, ты меня изнасиловал, или, скажем так, воспользовался моей женской слабостью.
АСИ. Хорошо, в первый раз воспользовался слабостью. Но теперь, когда я, как ты образно выражаешься, познаю тебя почти каждую ночь…
РАХЕЛЬ.   Нет! Не заблуждайся. Ты не познал меня, Аси. Ты думаешь, что познать женщину это войти в ее тело? Нужно чтобы моя душа вошла в твою душу! Вот тогда это будет познание.
АСИ.  You are welcome.
РАХЕЛЬ.  Но на пороге твоей души лежит твой эгоизм, как ротвайлер, рычит и скалит зубы. Как я могу войти? А я очень хочу! Мне так это нужно! Ты даже не представляешь, как. ( Он сидит с поникшей головой. Она стоит рядом и ласково ерошит его волосы).Ты когда-нибудь задумывался, почему в интимных отношениях женщина стыдливее, чем мужчина? Потому что у женщины более тонкая душевная организация,  душа женщины знает, что близость  должна быть прекрасной музыкой, слиянием двух половинок человека в единое целое!  И боится, что на практике это будет физиологический акт, как у животных, а это человеку стыдно.(Пауза).
АСИ.   И кто он был?
РАХЕЛЬ.  Кто?
АСИ.  Ну тот, с которым ты испытала эту идиллию?
РАХЕЛЬ.  Ни с кем я ее не испытала! Я хочу испытать ее с тобой. Но между нами все время какая-то незримая перегородка. Ты все время рефлектируешь, вместо того чтобы жить… Вместо того, чтобы переживать, ты анализируешь свои переживания, ты все время сосредоточен на себе…Даже в самые наши сладкие интимные минуты, ты не думаешь обо мне, ты весь сосредоточен на своих ощущениях. Словно, запоминаешь для будущего романа.
 А мне не сексуальные высоты нужны, мне ты нужен! Слиться с тобой! Ты понимаешь меня? Не только телесно – это умеют и животные! (Пауза).
АСИ.   Я люблю тебя, как умею, и даю тебе все, что могу дать. Сожалею, сударыня, но это все, что у меня есть. Надеюсь, что с другим тебе повезет больше.
РАХЕЛЬ.  Мне не надо другого! Мне нужен ты.
АСИ.   (Не слушает). Он познает Тору, познает все ответы, познает тебя, ты познаешь его, happy end. А с меня хватит. Эта чертова волокита с наследством кончится, получу свои сто тысяч и уеду. Да, у меня к тебе серьезный разговор по поводу этого самого наследства.
РАХЕЛЬ. Говори!
АСИ. Когда я разводился с Орной, я оставил нашу общую квартиру ей.  Но квартира эта ведь тоже теперь твоя. У нее сын (не от меня), которого она растит одна. И ей никто не оставлял ста тысяч. От меня она не возьмет ничего. Это очень чистая и светлая душа, и она, кстати, тоже любила Якова и даже была его невестой, пока он не встретил твою сестру.  И за меня  потом вышла тоже, наверное, только потому, что я на него похож…  Спроси тень Якова и ответь по совести: выгнал бы он ее из этой квартиры или оставил жить до конца дней? Ну?   
РАХЕЛЬ. Скажи ей, пусть будет спокойна. Никто ее выселять не собирается.
АСИ. Иного ответа я и не ждал. Выходит, что я тебя все-таки немного познал.
РАХЕЛЬ.  Никуда ты не уедешь. От себя не убежишь и никому и нигде ты не нужен.
АСИ.  А здесь кому?
РАХЕЛЬ.  Мне и сыну. Тебе мало? Ведь я люблю тебя. И ты это знаешь. Я боюсь громких слов, может быть, это суеверие, а может быть страх, что словами можно расплескать то, что … Я люблю тебя. Пойми, я вижу в тебе то, что ты сам не видишь, то, что еще не сформировалось, но будет обязательно. Неужели ты не понимаешь, как ты мне дорог? Я конечно же  выйду за тебя замуж, я мечтаю об этом. Я готова, но ты -  еще нет! ( Он плачет ). Он толкается! Маленький мой! Он толкается. Положи мне руку живот! Ниже! Чувствуешь?
АСИ.  Да! И как сильно! Тебе больно?
РАХЕЛЬ.  Это восхитительно! Толкайся, малыш! Сильнее! (Он  прижимается головой к ее животу, как ребенок).
АСИ.   Эта женщина…(Пауза).
РАХЕЛЬ.   Какая женщина? О ком ты говоришь?
АСИ.   Которая высекает из камня своего мужчину…
РАХЕЛЬ.  Ну?
АСИ.  Измени композицию. Она стоит,беременная, держит в руках его голову, а он сидит, прижавшись к ее животу, словно прислушиваясь к тому, что происходит у нее внутри.
РАХЕЛЬ. Ничего я изменять не буду.  Это про одно, а то совсем про другое. Сейчас для меня важнее первое.  А для тебя… (Он сидит, а она стоит сзади и обнимает его . А прислушивается он к тому, что происходит внутри  него самого)… Потом мы родим дочку. От нее ты совсем потеряешь голову.(Пауза)
АСИ.  Я даже знаю, как мы ее назовем.


                КОНЕЦ.

                16. 2. 2014