Секрет

- Миха! Миха!... Ну Миха же!
Голова Серого возникла над забором и уставилась на меня прозрачно-голубыми глазами. Я перегнулся через подоконник.
- Есть секрет на тысячу лет! Выйдешь?
- Мамка не пускает.
- Обидно.
- Да уж.
- А что так, не пускает? Наказала, что ли?
- Неа. Там гости приехали, тетка Нюра и дядя Витя, и еще кто-то. Сидят в гостиной, мамка сказала: "Чтобы духу твоего не было".
- Давай через окно. Никто не заметит.
Я оценил расстояние до земли, потом до ближайшего вишневого дерева и покачал головой.
- Высоко.
- Да брось. Прыгай давай.
- Не буду прыгать.
- Ну я пошел тогда. Секрета не узнаешь.
- Стой!
Мне мучительно хотелось узнать секрет.
- Может, веревку мне кинешь?
- Нет у меня веревки. Так ты прыгаешь или нет?
- Серый, погоди. Я сейчас попробую выйти. По-пластунски проползу, как партизан. 
- Я буду ждать тебя у калитки.
Серый исчез за забором. Вечерние тени уже пролегли в зарослях лопухов, жара спала - самое время для приключений. Но меня и манящую улицу разделяла гостиная.
Я медленно и осторожно спустился по лестнице на первый этаж, и, задержав дыхание, прокрался к приоткрытой двери. Гости громко разговаривали и звенели посудой. Было сильно накурено, и у меня защипало в носу. Потирая переносицу, чтобы не чихать, я заглянул в щель.
Мать сидела у края стола, положив ногу на ногу. С верхней свалился тапок, и она шевелила в воздухе пальцами голой ноги. В руке она держала сигарету, а плечом опиралась на грудь сидевшего рядом с ней незнакомого дядьки. Дядька мне сразу не понравился. У него были редкие усики и словно выцветшие глаза. На диване сидели тетя Нюра, дядя Витя и баба Шура из 12-го дома. У всех были красные лица.
- ...и я говорю: "С...а ты, Сереженька, с...а"...
- Прекрати, Аня, - сурово сказала тетя Нюра. - Каждый раз, как напьешься, заводишь эту шарманку.
- На алименты одни не проживешь...
Я встал на четвереньки и пополз вдоль стены, пытаясь быть невидимкой, но половица скрипнула, и мать меня заметила. На мое счастье, она уже забыла о своем наказе.
- Иди сюда, Миша, сыночек мой, - запричитала она. - Один ты у меня остался...
Я послушно подошел к ней. Мать обняла меня за шею и притиснула к себе, уткнув головой между подмышкой и грудью. Я очень не любил, когда она была в таком состоянии. От нее противно пахло, и вела она себя странно. Но сейчас моей целью было выскочить на улицу, и я стойко сносил эту пытку.
- Здоровый лось, - сказал дядя Витя. - Сколько тебе уже?
- Девять с половиной, - невнятно промычал я в подмышку.
Гости замолчали и разглядывали меня, я чувствовал это спиной.
- Пусть погуляет, - неожиданно сказала баба Шура, и я испытал к ней искреннюю благодарность. - Чой-то ребенок будет дымом дышать.
- Иди погуляй, Мишенька, - согласилась мать. - Иди поиграй.
Я угрем выскользнул из ее объятий и выскочил на крыльцо, а оттуда к калитке, жадно вдыхая свежий воздух. У ворот меня ждал Серый, теребя резиновое кольцо на ограде.
- Еле выбрался. Так что за секрет?
- Надо за Тохой зайти. Я ему обещал. Потом втроем пойдем. Я кое-что нашел.
- Где?
- В лесу, который за выгоном. От лавы направо.
- Далеко...
- То тебе далеко, то высоко. Струсил, что ли? Так и скажи.
- Не струсил, просто говорю. Пошли.

Мы шли по узкой тропинке, обсаженной с двух сторон кустами цветущего душистого шиповника: впереди Серый, за ним Тоха, и я замыкающим. Шмели басовито гудели в лепестках; сухие травинки кололи голые икры. Серый держал в руке палку и на ходу сбивал ей головки одуванчиков. По правде говоря, я пошел бы только с ним. Но с Тохой, хоть он и был младше нас на целых полтора года, приходилось считаться. У него были богатые родители, дарившие ему то машинки на радиоуправлении, то солдатиков, у которых сгибались руки и ноги, и которых можно было раскрашивать, как хочешь. А в этом году ему подарили велосипед. Настоящий велосипед! Я всю жизнь мечтал о собственном велосипеде...
Ради того, чтобы Тоха делился с нами игрушками и дал покататься на велосипеде, мы повсюду таскали его с собой и выносили его отвратительное поведение и потоки нецензурщины, которые этот приличный с виду ребенок извергал ежеминутно. Вот и сегодня Серый взял его с собой, рассчитывая получить за свой суперсекрет достойное вознаграждение.
Добравшись до лавы, мы обнаружили, что вода прибыла, и доски немного подтопило. Пришлось разуться и босиком пройтись по скользкому мостику. Тоха орал благим матом, держа в каждой руке по ботинку.
- Ой, мать твою!!
Балансируя над темной толщей реки, я воображал, что меня захватили в плен пираты, связали руки и заставили прогуляться по доске. Подо мной кишмя кишат акулы, жаждущие разорвать мою плоть на части. Но я выжил: спрыгнул с мостков на другом берегу, и пиратам оставалось лишь кусать локти, видя мое чудесное спасение.
- Долго еще? - Тохе уже начало надоедать затянувшееся приключение.
- Скоро, - ответил Серый, шнуруя кроссовки.
Мы прошли еще немного вдоль реки и свернули в лес. Тут и там в траве алели крупные земляничины. Я перебегал от одной к другой и не мог остановиться. Серый окликнул меня:
- Миха, направо!
Я ускорился, догнал их, и мы спустились в глубокий овраг, порядком испачкав землей руки и колени.
- Здесь, - сказал Серый.
Я сначала даже не понял, что там такое, но потом подошел поближе и увидел. Вытянувшись и окоченев, на дне оврага лежал труп кошки. Черная. Не очень крупная. Посеревший, прежде розовый нос и крепко зажмуренные глаза. Вспугнутая моими шагами муха отлетела чуть поодаль, не желая оставлять добычу.
Тоха потыкал кошку веткой.
- Дохлая. Так это и есть твой секрет?
- А что, разве не круто?
- Не очень.
- Почему?
- Будто я кошек не видал.
- Это мертвая кошка. - Серый сделал особое ударение на слове "мертвая". - К тому же черная. Ты знаешь, что черные кошки приносят несчастье? А мертвые черные кошки - это вообще... страшная сила!
Мне уже стало не по себе, как только я увидел труп, но Тоху так легко было не пронять.
- Не страшно.
- Зато мы можем делать с ней все, что захотим.
Тоха пнул тело ногой.
- Особо не поиграешь.
- Предлагаю похоронить ее, - подал я голос. - Давайте выкопаем ей могилу, а сверху поставим крест. Тогда она уже никому не сможет принести несчастье. Если ее не закопать, то она сможет превратиться в зомби и придет в деревню!
Серый поддержал меня, но Тоха снова воспротивился.
- Если она превратится в зомби, то ей ничего не стоит выкопаться из могилы. Надо сжечь ее! Серый, у тебя есть спички?
У меня даже мурашки по спине побежали, до того это было смело. Серый тут же достал из кармана коробок. Идея сжечь кошачий труп была заманчивой, но опасной. Я попробовал протестовать:
- Взрослые заметят дым и нам конец...
- Не ссы, не заметят...
Мы собрали хворост и возложили на него кошку. Серый принял пафосную позу, воздел кверху руку и произнес:
- Я, инквизитор Торквемада, приговариваю тебя к смертной казни через сожжение!
Он чиркнул спичкой, поджег пучок сухой травы и сунул его в хворост.
Когда от кошки пошел запах горелого мяса, меня замутило. Тоху, по-видимому, мутило тоже, потому что он сжал губы и опустил голову. Серый закашлялся и прикрыл рот руками. Мы стояли и смотрели в костер, пока он не догорел. От кошки осталась черная спекшаяся масса, а сверху - подернутый поволокой пепел.
Серый раскидал угли и присыпал их землей.
- Пошли, - угрюмо сказал он. - Уже дойка вечерняя прошла, еще искать нас будут, чего доброго.
Только тогда я заметил, что солнце уже почти село, выпала роса и стало зябко.
Мы молча вылезли из оврага и пошли к лаве. Земляника росла прямо под ногами, но что-то уже совсем не хотелось. Над рекой поднимался туман, и оглушительно стрекотали сверчки в зарослях дурманящей таволги. Никто не произнес ни слова, даже Тоха; каждый думал о своем, и только на том берегу, застегивая мокрые сандалии, я неожиданно вспомнил и спросил:
- Серый, а что такое алименты?

Когда я вошел в сени, то первым делом обратил внимание на обувь. Гости ушли, осталась только одна пара мужских ботинок. Я вздохнул, прошел на кухню, заглянул в холодильник, выпил молока прямо из литровой банки и пошел к себе в комнату. На столе в гостиной было кошмарно грязно. Под потолком летала оса. Мать и чужой дядька лежали вместе на диване. На меня они не обратили никакого внимания. Мне было очень противно, но я понимал, что это не мое, детское, дело, и поэтому просто поднялся наверх, разделся и лег в кровать.
Среди ночи я проснулся и больше не мог уснуть. Сначала я подумал, что мне жарко, перевернул подушку другой стороной, но сон не шел. Потом я услышал размеренный скрип кровати из комнаты матери. Так и не ушел тот дядька... Мне было не в новинку то, что у матери иногда остаются на ночь разные дяденьки и они зачем-то двигают там мебель, поэтому я просто закинул руки за голову и стал смотреть на луну в открытом окне. После этих мебельных перестановок дяденьки обычно больше не появлялись, редко когда приходили еще раз или два. Я их не любил, из-за того что мама потом долго ходила грустная и злая, пила водку, плакала и много курила. Потом она приходила в себя и снова бывала добрая, но появлялся очередной дядька, и опять мама плакала, пила и курила.
Внезапно мне вспомнилась сожженная накануне кошка, и я понял, что именно она не дает мне покоя. Грустно и пронзительно смотрела она на меня зажмуренными глазами. Не думала она, что после смерти будет сожжена на костре, и прах ее развеет ветер. Надо было похоронить ее по-человечески, и тогда бы ее душа упокоилась. А теперь ее призрак будет скитаться по округе, и являться мне по ночам: вечный призрак черной кошки, сгорающей в языках пламени, рассыпающейся в пепел, а потом возрождающейся, как птица Феникс, чтобы снова гореть...
Меня прямо передернуло, и я в ужасе забился с головой под одеяло, потому что мне померещилось движение в углу комнаты. Но не мог же я всю жизнь прожить под одеялом! Медленно, но верно я осознал, что выход из положения только один. Надо похоронить то, что осталось от кошки. И очень срочно. Иначе я обречен.
Но выйти на улицу я никак не мог. Чтобы спуститься по лестнице, надо было сначала пройти через комнату матери, а сейчас это было еще невозможнее, чем вечером. Оставался только один путь - через окно. То самое окно, через которое меня сегодня приглашал вылезти Серый, а я побоялся. Я влез на подоконник с ногами и с тоской посмотрел на землю. Неожиданно меня осенило. Веревки из простыней! Как я раньше не додумался! Я стащил с кровати простыню и привязал один конец к оконной ручке. Теперь я мог спуститься, как сэр Ланселот на помощь рыцарям. Я аккуратно съехал вниз по простыне, спрыгнул на землю и пробрался через потайную дыру в заборе.
Этот отчаянный поступок я запомнил навсегда. Ночь дышала мне прямо в уши. Пыля босыми ногами по обочине, я добежал до шиповничьей тропинки и свернул на нее. Где-то вдалеке лаяла собака, и доносилось гуканье ночной птицы. Аромат свежей травы кружил голову. Я старался не думать о змеях, ядовитых пауках и скелетах с косами по обе стороны дороги. А самое главное: не думать о том, что призрак кошки уже ждет меня на месте своей гибели.
Как только я пересек границу леса, то у меня волосы встали дыбом от страха. В темном лесу было куда страшнее, чем в открытом поле, и я пожалел, что второпях не захватил с собой фонарик. На всякий случай я подобрал толстую палку, хотя понимал, что против призраков, например, это очень слабое оружие. Больше всего я боялся, что пропущу спуск к оврагу, но все же свернул вовремя.
Склон оврага был залит лунным сиянием, и тем чернее и бездоннее казалась его глубина. В неподвижном воздухе еще витал сладковатый дым костра. Я попытался было аккуратно спуститься, но нога соскользнула, и я стремительно съехал на дно, здорово ободравшись обо что-то острое.
Кошка была здесь. Глаза привыкли к темноте, и я видел очертания ее бесформенных останков. Вот-вот набросится... Задержав дыхание, чтобы ненароком не вдохнуть исходящий от нее смрад (я верил, что от этого можно заболеть и умереть), я поднял хворост и перенес кошку в ямку поблизости. Затем закидал ее землей, примял, и смастерил крест из двух веточек. На этом моя миссия была выполнена, и я полез из оврага, не оборачиваясь. А потом припустил что есть духу, будто за мной гнались все обитатели леса. На мостках я подскользнулся и упал в воду.
Домой я пришел мокрый, грязный и раненый. С трудом вскарабкался по простыне, уже не заботясь о том, чтобы не наделать шума, упал на постель с чувством выполненного долга и моментально заснул в глубоком удовлетворении.

Утром я проснулся поздно от настырного ора соседского петуха. Было жарко и пасмурно. Я оделся, спустился вниз, умылся и пошел на кухню. За столом сидел вчерашний дядька в майке, а мама жарила оладьи у плиты. Дядька хмуро курил и без слов посмотрел на меня исподлобья. Мама оглядела меня и сразу начала кричать:
- Где ты валялся, скотина? Вчера ведь только постирала вещи, ирод проклятый! Никакого уважения! Покажи ногу! Что это? Где ты так умудрился?!
Она достала из аптечки йод и щедро намазала мне бедро. Страшно щипало, но я не мог дать слабину перед дядькой и промолчал, стиснув зубы.
Я уже доедал свои оладьи под аккомпанемент маминых ругательств, когда от калитки донеслись дребезжание и крики:
- Миха, выдь на улицу!
- Никуда ты не пойдешь, - с новыми силами взвилась мать.
- Я на секундочку, - сказал я, и быстро выскользнул из-за стола.
По дороге перед воротами на Тохином велосипеде гордо рассекал Серый. Сам Тоха стоял тут же и внимательно контролировал, чтобы Серый не позволил себе слишком много.
- Классный велик, - Серый был очень доволен.
Я пожал плечами.
- Выйдешь с нами?
- Неа.
- Стало быть, наказала-таки?
- Угу.
Серый подкатил поближе.
- Совершенно секретно. Мы с Тохой сегодня ходили туда же...
- И что?
- Нет ее там. Зато рядом могила. Ты понимаешь? Ее кто-то похоронил. Ночью.
Тоха согласно кивнул.
- О...еть, а?
Я снова пожал плечами и зевнул.
- Пошел я, а то мамка сердиться будет.
- Ладно, Миха. Приходи, как выпустят.
Они поехали дальше, а я пошел в дом, поднялся к себе, сел с ногами на подоконник и стал смотреть в поля. Мне было хорошо и спокойно. С души словно камень спал. Но больше всего мне нравилось то, что у меня наконец есть свой собственный секрет - самый крутой и настоящий секрет на свете.

https://ficbook.net/readfic/4964657