Попытки создать коллаборационистскую армию ч. 19

Попытки создать коллаборационистскую армию в ходе  «Зимней войны».


Интереснейший материал о попытках финнов в ходе «Зимней войны»  использовать наших пленных для создания коллаборационистской  армии, содержится в прекрасной статье российского  историка Павла Сутулина «РУССКАЯ НАРОДНАЯ АРМИЯ (Финский опыт создания коллаборационистских формирований в Зимней войне 1939–1940 гг.)».
Постараемся проанализировать некоторые малоизвестные факты и примеры, содержащиеся в ней.
С самого начала войны в адрес финского командования и лично маршала Маннергейма посыпались различные предложения по участию русских эмигрантов в войне против СССР.
Так Народно-трудовой союз  нового поколения (НТСНП) выступил с экзотическим  предложением создания из военнопленных парашютно-десантных отрядов для выброски  в район исправительно-трудовых лагерей на севере СССР. (Александров К.М. Русские солдаты Вермахта. Герои или предатели: Сборник статей и материалов. М., 2005. Стр. 31-32) 
А генерал-лейтенант В.К. Витковский даже отправил Маннергейму письмо с планом «короткого удара по Петрограду». (Густав Маннергейм и белая эмиграция. История в письмах. СПб, 2008. С. 155-156)
Первоначально все подобные идеи наталкивались в Финляндии, по выражению побывавшего там представителя НТСНП А.П. Столыпина, «на настороженность и страх».
 Думается, что причиной  для отказа Маннергейма от этих авантюрно-фантастических идей была не столько его русофобия, на что тогда жаловались белые эмигранты, сколько трезвый анализ  военной несостоятельности этих «планов».
Маннергейм был отличным стратегом и опытным военачальником. Он прекрасно понимал, что идея формирования «парашютно-десантных отрядов» из изможденных и деморализованных пленных, абсолютное большинство которых мечтало  о сохранении своей жизни до конца войны, могла прийти в голову только нашим  эмигрантским завсегдатаям парижских кафешантанов, наивно предполагавшим,  что они имеют какой-то авторитет среди населения СССР.
К тому же, ни Финляндия, ни, тем более наши эмигранты из НТСНП,  не имели ни транспортной авиации, ни опыта создания парашютно – десантных войск, ни самих парашютов, в требуемом количестве.
16 декабря 1939 года председатель РОВС Архангельский обратился к Маннегрейму  «с предложением нашего участия в борьбе с нашим общим врагом и просил высказать его взгляд на возможность такого участия, дабы затем, по получении принципиального согласия, обсудить вопросы о форме нашего участия», отмечая при этом, что «помощь Финляндии должна выразиться не в виде простой живой силы, а в качестве специалистов разного рода для работы в тылу Красной армии для поднятия гражданской войны в СССР». («Мы должны учесть наш опыт в Финляндии…» РОВС об уроках «Зимней войны» // Россия и Финляндия в XX веке. СПб, 1997. С. 322)
Ответ финского главнокомандующего  был отрицательным: «В настоящем периоде нашей войны я не вижу никакой возможности воспользоваться сделанными Вами предложениями. Втянувшись в войну против нашего желания, мы боремся на жизнь и смерть, один против пятидесяти и, в таких условиях, мысль, высказанная в Вашем письме, неосуществима по причинам, на которых мне трудно  более подробно остановиться». ( Александров К.М. Русские солдаты Вермахта. С. 28)

Архангельский с пониманием отнесся к нежеланию маршала использовать русских добровольцев: «Советская власть объявила войну не Финляндии и финскому народу, а выступила с «поддержкой» искусственно созданного ею «народного правительства» Куусинена против «белобандитов и клики Таннера-Маннергейма», т. е. советское правительство начало борьбу на платформе гражданской войны в Финляндии, борьбы красных против белых. Принять борьбу в этой плоскости финны не могли… Финскому правительству было необходимо сохранить полное единение народное и это единение оно могло сохранить, лишь ведя войну национально-оборонительную против русских…
При таких условиях участие русских, да еще окрашенных в «белый» цвет, для Финляндии было недопустимо – оно не только внесло бы известное недоумение в стране, но и дало бы повод советской власти вести агитацию о «захватно-белогвардейских» планах финнов, «поддерживаемых  русскими белогвардейцами».

Как видим, в данном случае, председатель РОВС Архангельский вполне здраво рассуждает и о целях  войны (признавая, что СССР «объявил войну не Финляндии и финскому народу»),  и о политической стратегии руководителей Финляндии («необходимо сохранить полное единение народное и это единение оно могло сохранить, лишь ведя войну национально-оборонительную против русских»).
Слегка перефразируя классиков марксизма,  можно сказать, что лозунгом финских руководителей было: «Превратим войну классовую в войну национальную!»
И они смогли справиться с этой задачей.

«Нельзя не согласиться с русским генералом в том, что для финнов война против СССР была именно войной против русских», -  отмечает  Павел Сутулин – «Финское общество, в котором русофобия как фундамент национальной идентичности культивировалась на протяжении 1920—1930-х гг., не было в массе своей склонно к пониманию политической дифференциации русского населения. Еще в 20-х годах со страниц финской прессы звучали призывы: «Смерть “рюссам” (презрительное именование русских), будь они хоть красные, хоть белые!» (Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы // Два лика России. СПб, 2007. С. 201
По заключению финского историка О. Каремаа, «к 20-м гг. XX в. почти все финны были склонны к восприятию «рюссафобии».

 В условиях войны с СССР отношение к русским в Финляндии было подозрительным безотносительно их политических предпочтений.
Еще в октябре 1939 г. начались «превентивные задержания» бывших русских подданных и советских граждан, многие из которых на период войны были отправлены в тюремные изоляторы. К марту 1940 г. их насчитывалось около 80 человек.
Даже те русские эмигранты, которые получили финское гражданство и служили в финской армии, находились под наблюдением контрразведки. (Невалайнен П. Изгои: Российские беженцы в Финляндии (1917-1939). СПб, 2003. С. 94., 225)

Маннергейм подчеркивал, что ведет борьбу «не с красными русскими, а с русскими вообще», добавляя при этом, что в услугах белых русских не нуждается и в свою армию их не пустит. (Густав Маннергейм и белая эмиграция. С. 156)

А вот политические руководители в Хельсинки всерьез рассматривали  возможность создания некоего альтернативного «русского правительства».
По выражению В. Таннера, занимавшего в 1939–1940 гг. пост министра иностранных дел, оно должно было стать «своего рода ответом на образование правительства Куусинена в Териоки».
15 декабря на заседании Государственного совета премьер-министр Финляндии  Р. Рюти сообщил, что «выдвинута мысль… об образовании Российского альтернативного правительства».
В качестве главы этого правительства рассматривались кандидатуры Керенского, который обращался к финскому руководству с предложением создания в Финляндии «радикального русского комитета» во главе с ним, и Троцкого. (Барышников В.Н. К вопросу о различиях в подходе к образованию так называемого «русского правительства» у руководства Финляндии в период «зимней войны» // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы Пятой ежегодной научной конференции (23–25 апреля 2003 г.). СПб, 2004. С. 59-61).

Это просто необходимо прокомментировать.
Сейчас стало модным рассматривать различные альтернативные версии истории и гадать, что стало бы, если бы, Штауффенберг убил таки Гитлера в 1944 году, к примеру.
Немалая часть этих гаданий посвящена, естественно, и советской тематике, благо изрядная часть «электората» и впрямь уверовала, что СССР в годы Великой Отечественной победил «не благодаря, а вопреки» воле своего Верховного Главнокомандующего, который-де только тем и занимался, что всеми силами старался извести побольше наших бойцов, расстрелять («ни за что», разумеется) побольше своих талантливых командиров, а в перерывах между этими злодействами -  пьянствовал ночи напролет. Печально, но многие россияне в этот вариант истории безоговорочно верят.
КОГО же, на самом деле,  ТОГДА рассматривали наши противники в качестве реальной альтернативы фигуре Сталина?!
Как видим, никого лучше Керенского, или даже Троцкого, у них не нашлось!!!

Уже одно это говорит о том, насколько «объективно» наши враги оценивали внутриполитическое положение в стране и РЕАЛЬНУЮ популярность тех или иных фигур среди  советского народа. Скорее всего, на объективности их оценок плохо повлияли статьи эмигрантских газет того времени, в которых высказывалось твердая уверенность в том, что советский режим – «колосс на глиняных ногах» и он падет от малейшего внешнего воздействия, а русский народ тут же восстанет и встретит своих «освободителей» крестными ходами  и колокольным благовестом.
Пожалуй, более непопулярные и осмеянные, среди советских людей того времени, персонажи,  чем Керенский и Троцкий подобрать то было и невозможно.
Одного, после его бегства в женском платье из Питера,  в Октябре 1917-го, иначе как со смехом и не вспоминали, а пик популярности Троцкого пришелся на  1918- 1923г.г., а потом он стремительно начал падать, и к концу 30-х годов от него не осталось и следа.
Бывшие троцкисты в партийном аппарате и РККА были уничтожены еще в ходе чисток 30-х годов, а среди массы русского народа Троцкий никогда не был особо популярным (даже в зените своей славы).  А  уж к началу «Зимней войны», наиболее употребимой поговоркой о нем, в народе, было непечатное выражение: «3,14 дит, как Троцкий».
И ТАКИХ  политиков тогда наши противники всерьез рассматривали в качестве кандидатур на место главы «правительства в изгнании»…


«Подобные планы вызвали неоднозначную реакцию,  как в Финляндии, так и в среде белой эмиграции»,- отмечает П. Сутулин. «Так, по свидетельству начальника политического отдела МИД Финляндии А. Пакаслахти, первоначально Маннергейм вполне допускал «мысль, что, возможно, могут быть основания образовать где-то вблизи восточной границы «русское правительство».
В политических кругах Финляндии даже высказывались предложения «авансом поторговаться» с этим правительством «относительно Карелии». В то же время известный финский государственный деятель Ю.-К. Паасикиви сразу же отнесся к этой идеи с подозрением, а многие и вовсе сочли ее «сумасбродной». К тому же, уже в первые недели войны стало очевидно, что правительство Куусинена, встречной мерой в отношении которого и представлялось для многих в финском руководстве планируемое русское правительство, не получило ощутимой поддержки ни в Финляндии, ни за рубежом. В итоге в январе 1940 г. на очередном заседании Государственного совета Рюти заявил, что поддерживать предложения по созданию русского правительства не стоит».

В общем, «вопрос отпал»,  и Керенского с Троцким так и не стали вытаскивать из политического небытия и нафталина.
Тем более  что на политическом небосклоне в Хельсинки появилась другая, более энергичная и авантюрная личность.
В конце 1939 года к Маннергейму, с предложением своей  помощи обратился бывший секретарь Сталина и технический секретарь политбюро Б.Г. Бажанов, еще в 1928 году бежавший из СССР.
Как указывает Бажанов в своих воспоминаниях, его идея заключалась в том, чтобы «образовать Русскую Народную Армию из пленных красноармейцев, только добровольцев; не столько, чтобы драться, сколько чтобы предлагать советским солдатам переходить на нашу сторону и идти освобождать Россию от коммунизма… Я хотел катить снежный ком на Москву, начать с тысячей человек, брать все силы с той стороны и дойти до Москвы с пятьюдесятью дивизиями». (Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. СПб, 1992. С. 286-287)

«Обращение Бажанова к главнокомандующему Финляндии поддержали РОВС, Высший Монархический Совет и редакция газеты «Возрождение», призывая оказать ему «полнейшее доверие».
И в этот раз Маннергейм согласился лично принять Бажанова. Трудно сказать, что заставило маршала пересмотреть свою позицию по поводу участия русских в войне на стороне Финляндии. Возможно, свою роль сыграло то, что предложение поступило от советского, а не белого эмигранта и формировать будущую «армию» предполагалось из советских же военнопленных.
Во всяком случае,  на аналогичное предложение председателя Русского национального союза участников войны генерал-майора А.В. Туркула, который в декабре 1939 г. просил у Маннергейма разрешения «приехать в Финляндию  и приступить к формированию русских воинских частей из военнопленных красноармейцев», был дан отказ. 18 января 1940 г. Энкель писал Туркулу, что «формирование особых частей из пленных по различным соображением в настоящее время не предвидится». (Густав Маннергейм и белая эмиграция. С. 166)
Вполне возможно, что  свою роль сыграл и авторитет бывшей должности Бажанова: как-никак  он был не битым белым генералом, ранее уже проигравшим все, что можно было проиграть, а секретарем «самого Сталина».
Наверняка сам Бажанов, тогда,  не скупился на разные «авансы» и рассказывал о своих  связях в высших эшелонах партии и армии.
Возможно, также, что  в условиях затягивавшейся  войны,  и учитывая обещания союзников оказать Финляндии военную помощь,  и в расчете на  перенесение военных действий на территорию СССР, Маннергейм решил использовать все возможности  этого пропагандистского хода. Видимо и политическому руководству  Финляндии этот ход показался многообещающим. 
В  телеграмме от 28 декабря Рюти указывал финским дипломатам в Париже на то, что Бажанова можно «выгодно использовать», а 1 января распорядился отправить «Бажанова в путь сразу сюда, к Маннергейму». (Барышников В.Н. К вопросу о различиях в подходе к образованию так называемого «русского правительства»… С. 67)
Как отмечает П. Сутулов, «Перед своей поездкой в Финляндию Бажанов «имел продолжительный разговор» с председателем РОВС, в ходе которого еще раз были обговорены планы привлечения военнопленных к борьбе против большевиков. После этого 12 января Бажанов через Швецию прибыл в Финляндию и уже 15 января находился на аудиенции у Маннергейма в его ставке в Миккели. Маннергейм дал добро на организацию русских отрядов, хотя, по воспоминаниям Бажанова, и высказал сомнения в результативности этой деятельности.
Тем не менее, Бажанов приступил к работе с военнопленными, которых за время войны в финские лагеря поступило, по разным данным, от 5546 до 6166 человек. Куманев Г.А. «Зимняя война»: трагедия финского и советского плена // Россия и Финляндия: проблемы взаимовосприятия XVII- XX вв. М., 2006. С.323; Галицкий В.П. Финские военнопленные в лагерях НКВД. М., 1997. С. 57; Фролов Д.Д. Советско-финский плен. 1939–1944 гг. По обе стороны колючей проволоки. СПб, 2009. С. 108)

«20–23 января Бажанов  опрашивал военнопленных лагерей Пелсо и Кёюлиё и, удовлетворившись политическими настроениями содержавшихся там красноармейцев, предложил финскому командованию следующий план действий. Во-первых, предлагалось создать Военно-революционный комитет под руководством Бажанова, в чьи задачи входило бы формирование отрядов Русской Народной Армии, которые бы решали вначале пропагандистские, а затем и военные задачи на фронте. Для этого советовалось создать 2 лагеря (сортировочный и учебно-формировочный) на 1000 человек каждый между Савонлинной и Сортавалой. Каждый отряд РНА должен был включать 2 стрелковых роты (по 3 стрелковых и 1 пулеметному взводу), противотанковую роту, 1 расчет зенитного орудия, взвод станковых пулеметов и отделение зенитных пулеметов. В формировочном лагере каждый отряд должен был пробыть месяц и затем отправиться на фронт».
Боевые задачи РНА Бажанов видел в том, чтобы «перерезать железнодорожную линию и нарушить снабжение частей Красной армии к северу от Ладожского озера, понизить их боеспособность и привести к сдаче; освободить финскую армию от фронта Ладожское озеро – Северный Ледовитый океан. С созданием русского фронта в дальнейшем движении обойти Ленинград и этим окончательно прекратить советско-финляндскую войну, превратив ее в русскую гражданскую войну». (Александров К.М. Русские солдаты Вермахта. С. 34-35)

С 6 по 9 февраля Бажанов проводит пропагандистскую работу с пленными лагеря Пелсо. По предоставленному им в ставку отчету, было «опрошено персонально» 197 человек, половина из которых высказала пожелание записаться в РНА. (Рапорт Б.Г. Бажанова от 12 февраля 1940 г. о результатах агитации среди пленных красноармейцев на советско-финляндском фронте).
Честно говоря, результаты этой бажановской работы  не слишком-то впечатляющие. Чтобы  успеть, за три дня,  опросить почти 200 пленных, ему требовалось ежедневно  беседовать с семьюдесятью  разными людьми. Разумеется, времени хватало только на самое беглое знакомство с ними (анкетные данные, как попал в плен, где живут родные, отношение к Советской власти, готов ли воевать против нее в какой-то загадочной будущей РНА).
Далеко не факт, что и половина тех, кто на словах «высказал пожелание записаться в РНА» не отказалась бы от него, если бы это пришлось делать по-настоящему, и уж, тем более захотели бы воевать против своих. (Опыт создания власовских частей, в годы Великой Отечественной, это ярко продемонстрировал).
 
Однако Бажанов остался доволен, отмечая, что «все обстоит хорошо и что дело на верном пути, и его надо продолжать со всей решительностью и быстротой». 
При этом командующий РНА указывал: «Считаю необходимым: по создании сортировочного лагеря немедленно перевести в него тех 550 человек из лагеря Пельсо, обработка которых уже начата. Думаю, что в сортировочном лагере из них в течение 4–5 дней можно будет отобрать человек 250–300, а остальных отправить обратно на работы… Из этих 250–300 человек уже в формировочном лагере в течение нескольких дней будут отобраны и подготовлены человек 150 – первые 5 отрядов, с которыми и будет проведен первый опыт пропагандной работы на фронте». (Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. С. 502-503).
Как видим, тут упоминается и способ влияния на добровольцев: тех кто не показывал должного энтузиазма, планировалось  «отправить обратно на работы в лагеря». Да и оставшихся Бажанов планировал  использовать даже не в военных, а в «пропагандных» целях.

Павел Сутулин подчеркивает слабую достоверность бажановских мемуаров: «Обращаясь к вопросу численности набранных Бажановым бойцов, необходимо отметить, что в своих мемуарах он, по всей видимости, сильно ее преувеличил, заявляя, что «из 500 человек 450 пошли добровольцами драться против большевизма». Ни одним другим источником данная цифра не подтверждается. В отчете РОВС указывается, что «около 200 человек выразили желание вступить в ряды Русских Народных Отрядов». Эта же цифра приводится в отчете СД и в аналитической статье, опубликованной по итогам Зимней войны в печатном органе Русского Национального Союза Участников Войны журнале «Военный журналист».
Финские источники и вовсе говорят лишь о 180 завербованных Бажановым пленных.
Сотрудниками НКВД, активно искавшими после войны среди вернувшихся пленных разнообразные антисоветские элементы, было выявлено 166 «участников антисоветского добровольческого отряда» (из 5277 поступивших на тот момент в фильтрационные лагеря бывших военнопленных). (Спецсообщение Л.П. Берии И.В. Сталину о разработке советских военнопленных от 23 мая 1940 г. // Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946. М., 2006. С. 157).
Кроме того, некоторые финские источники гораздо менее оптимистично, нежели Бажанов, оценивали восприимчивость пленных к антисоветской пропаганде. Так, по воспоминаниям Пакаслахти, «советские солдаты имели иммунитет к нашей пропаганде… Маршал был поражен этим новым психологическим складом русских». Современные исследователи также более скромны в оценках стремления советских военнопленных к сотрудничеству с противником.
Как отмечает Д.Д. Фролов, «большинство военнопленных не сотрудничало с финнами. Они относились настороженно к финской пропаганде или даже, как отмечали сами финны, не были к ней восприимчивы. Более того, в лагерях и тюрьмах, где содержались советские пленные, существовали подпольные комсомольские и партийные ячейки. Проводились собрания (!!!), выпускались и распространялись советские листовки». (Фролов Д.Д. Советско-финский плен. 1939–1944 гг. С. 381-382).


Для усиления пропагандисткой обработки военнопленных в Финляндии с 27 января 1940 года был начат выпуск  газеты «Друг пленных», которую даже просматривал сам Маннергейм.
Большой проблемой оказался  подбор для бажановской РНА офицерского состава. Работу с советскими офицерами Бажанов счел бесперспективной, (Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. С. 289) да и сами добровольцы «выразили желание, чтобы ими командовали «белые» офицеры».

Интересный, факт, не правда ли?! Командный состав РККА, оказавшийся в плену, оказался настолько невосприимчив к бажановской пропаганде, что его пришлось полностью «забраковать» для использования в РНА.
«В результате Бажанов предложил финскому командованию подобрать 5–6 офицеров из числа членов РОВС. В итоге в распоряжение Бажанова было предоставлено несколько проживавших в Финляндии офицеров Общевоинского Союза, которые были зачислены в финскую армию.
(При этом финское командование по-прежнему негативно относилось к службе в финской армии других русских добровольцев. В конце февраля 1940 г. ставка в очередной раз сообщила финским дипломатическим представительствам, что не одобряет «включения в финскую армию русских эмигрантов в качестве добровольцев» (Барышников В.Н. К вопросу о различиях в подходе к образованию так называемого «русского правительства»… С. 70).
Но и это вызвало определенные трудности. Как отмечал Бажанов, «мне нужно было немало поработать над офицерами, чтобы они нашли нужный тон и нужные отношения со своими солдатами». (Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. С. 290)
В итоге формирование отрядов было завершено лишь в первые дни марта, после чего они постепенно начали отправляться на фронт.
Но принять участия в боевых действиях, ввиду завершения 12 марта советско-финской войны, они, по всей видимости, не успели хотя в мемуарах Бажанова и содержится пассаж о том, что один из отрядов успел поучаствовать в боях и что на его сторону даже перешло «человек триста» бойцов РККА.
Это сообщение, однако, представляется не слишком реалистичным. Во-первых, само по себе утверждение о столь массовом переходе красноармейцев на сторону противника в самом конце войны видится довольно сомнительным. Во-вторых, отсутствуют какие-либо документальные подтверждения этого события. Даже Бажанов в воспоминаниях указал, что проверить вышеуказанную информацию он не успел», - подчеркивает П. Сутулин.

Как представляется, вся эта бажановская затея вообще была чистой воды авантюрой и его «самопиаром», говоря современным языком.  Все цифровые данные о количестве «добровольцев», которые он приводит, крайне сомнительны. 
Если уж НКВД, который после войны очень тщательно изучал поведение всех военнопленных в финских лагерях, не нашел такого количества изменников, то бравурные сообщения беглого секретаря о сотнях его добровольцев, и уж тем более о 300 перебежчиках в конце войны, скорее всего – плод его богатой фантазии.
Характерно, что Бажанов отмечает необходимость «немало поработать» с белоэмигрантскими офицерами, чтобы они «нашли нужный тон и нужные отношения со своими солдатами». Видимо, кое-кто из них пытался вновь начать командовать «серой скотинкой» по-старинке…


Нужно отметить, что многие видные руководители Белого движения негативно отнеслись к поддержке РОВС бажановской авантюры с попыткой создания РНА
Деникин также отнесся к акции Бажанова крайне негативно. Уже позднее, в 1946 году в письме Архангельскому он упрекал последнего: «Вы «в интересах (якобы) русского национального дела» предложили контингенты РОВС-а Маннергейму. Хорошо, что из этого ничего не вышло. Ибо не могло быть «национального дела» в том, что русские люди сражались бы в рядах финляндской армии, когда финская пропаганда каждодневно поносила не только большевиков и СССР, но и Россию вообще, и русский народ». (Письмо генерала А.И. Деникина начальнику Русского Общевоинского Союза А.П. Архангельскому (1946) // Родина. 1991, № 6–7. С. 104

Надо отдать должное Антону Ивановичу Деникину. Он был отличным командиром 4-й стрелковой  Железной бригады и дивизии. Командование корпусом и фронтом у него получилось похуже (впрочем, в годы Первой мировой войны это вообще мало у кого из русских военачальников отлично получалось). 
Как командующий вооруженными силами Юга России, Деникин и вовсе «провалился» и, после новороссийской катастрофы, он  вынужден был подать в отставку и уехать в эмиграцию.
Однако Россию А.И. Деникин  любил всем сердцем,  он был настоящим русским патриотом и не мог терпеть откровенной русофобии финской прессы и правящей верхушки Финляндии 20-30-х годов.

Отдельного разговора заслуживает судьба пленных красноармейцев времен «Зимней войны.
Л.П. Берия докладывал  И.В. Сталину следующее:
«В Южском лагере НКВД СССР содержится бывших военнопленных 5175 человек красноармейцев и 293 человека начальствующего состава, переданных финнами при обмене военнопленными. Созданной НКВД СССР для проверки военнопленных оперативно-чекистской группой установлено, что финскими разведывательными органами среди военнопленных красноармейцев и начсостава проводилась работа по вербовке их для вражеской работы в СССР. Оперативно-чекистской группой выявлено и арестовано 414 человек, изобличенных в активной предательской работе в плену и завербованных финской разведкой для вражеской работы в СССР. Из этого числа закончено дел и передано Прокурором Московского Военного Округа в Военную Коллегию Верховного Суда СССР следственных дел на 344 человек. Приговорено к расстрелу — 232 человека (приговор приведен в исполнение в отношении 158 человек). НКВД СССР считает необходимым в отношении остальных военнопленных, содержащихся в Южском лагере, провести следующие мероприятия: 1. Арестовать дополнительно и предать суду Военной Коллегии Верховного суда СССР — 250 человек, изобличенных в предательской работе. 2. Бывших военнопленных в числе 4354 человек, на которых нет достаточного материала для предания суду, подозрительных по обстоятельствам пленения и поведения в плену, — решением Особого Совещания НКВД СССР осудить к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком от 5 до 8 лет.
3. Бывших военнопленных в количестве 450 человек, попавших в плен будучи раненными, больными или обмороженными, в отношении которых не имеется компрометирующих материалов, — освободить и передать в распоряжение Наркомата Обороны». (Спецсообщение Л.П. Берии И.В. Сталину о военнопленных Южского лагеря НКВД СССР от 29.08.1940 // Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». С. 181).

Конечно же,  эти решения о судьбах пленных,  было ОЧЕНЬ суровым, а с точки зрения нынешних представлений о гуманизме и «общеевропейских ценностях», его можно назвать и жестоким.
Однако  ТОГДА были совсем другие времена и СОВСЕМ другие законы и понятия. В советском уставе было записано: «Ничто, даже угроза смерти, не может заставить красноармейца сдаться в плен». Тут надо подчеркнуть ключевое слово: СДАТЬСЯ, т.е. ДОБРОВОЛЬНО сложить оружие и прекратить сопротивление врагу. К тем,  кто ПОПАДАЛ в плен ранеными, контуженными, или обмороженными никаких претензий не было и быть не могло.
А вот тех, кто СДАВАЛСЯ в плен добровольно, полагалось преследовать в уголовном порядке ещё в царской армии.

Вот что писал по этому вопросу  генерал Куропаткин, еще в годы русско-японской войны:
Приказ командующего 1-й Маньчжурской армией генерала Куропаткина от 2 февраля 1906 года: «В числе возвращающихся из плена в ряды вверенной мне армии господ офицеров и нижних чинов встречаются попавшие в плен не ранеными. Предписываю во всех частях войск, куда прибыли пленные произвести тщательные и подробные дознания об обстоятельствах их пленения и, в случае выяснения отсутствия уважительных причин к сдаче в плен, привлекать их к ответственности по 262 или 263 ст. XXII кн. Свода Военных Постановлений изд. 3».
Как видим, никакого «всепрощенчества» для добровольно сдавшихся в плен вовсе не предвиделось. Да и Закон этого не допускал! 
Однако,  начавшаяся революция, бунты запасных и массовая демобилизация войск отодвинула  тогда вопросы воинской чести и обстоятельств пленения тех или иных офицеров и нижних чинов на «задний план».  Русская поговорка «война всё спишет» оказалась верной и в этом. «Махнули рукой» на этот вопрос, никого особенно не преследовали и ни с кем не разбирались. Трусы и шкурники, добровольно сдавшиеся врагу (и предавшие тем самым своих погибших товарищей) остались безнаказанными. Потом это здорово «икнулось» нашей армии в годы Первой мировой войны.

«Хлебнувший», за время русско-японской войны,  всего этого безобразия сполна, А.Н. Куропаткин призывал русское общество и командование нашей армии сделать серьезные выводы из этой позорной практики:
 
«В минувшую войну в числе печальных явлений надо отметить большую легкость, чем то было в прежнее время, сдачи в плен не только нижних чинов, но и офицеров. К сожалению, по отношению к таким лицам даже не применялся существующий закон, предписывающий расследование обстоятельств, при которых произошло пленение. Прямо из Японии бывшие пленные приказами по Военному ведомству получали назначение даже начальниками дивизий. Между тем может существовать только одно обстоятельство, оправдывающее сдачу в плен: это ранение. Все же сдавшиеся в плен не ранеными, должны быть ответственны за то, что не сражались до последней капли крови.

Закон о крепостях должен быть пересмотрен и из него надлежит вовсе выкинуть случаи, когда оправдывается сдача крепости. Крепости могут быть взяты, но сдаваться не должны ни при каких условиях. Коменданты крепостей, сдавших крепости, командиры судов, сдавших суда,  начальники частей войск, положивших оружие, должны признаваться лишенными всех прав состояния и приговариваться к расстрелу без суда. Все сдавшиеся в плен не ранеными должны считаться со дня сдачи в плен лишенными воинского звания».

НИЧЕГО этого, конечно же, так и не было сделано.
Спустя 10 лет уже свыше ДВУХ МИЛЛИОНОВ русских пленных пополнят лагеря Германии, Австро-Венгрии и Турции, в годы Первой мировой войны…
Начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н.Н. Янушкевич  летом 1915 года сообщал  военному министру Российской империи генералу А.А. Поливанову:
«Получаются сведения, что в деревнях при участии левых партий уже отпускают новобранцев (призыв 15 мая) с советами: не драться до крови, а сдаваться, чтобы живыми остаться. Если будет 2-3 недельное обучение с винтовкой на 3-4 человека, да еще такое внушение, то ничего сделать с войскам и будет невозможно. Уже были одобрены Его Величеством две меры: 1) лишение семейств лиц добровольно сдавшихся пайка, 2) по окончании войны высылка этих пленных в Сибирь для ее колонизации. Было бы крайне желательно внушить населению, что эти две меры будут проведены неукоснительно и что наделы перейдут к безземельным, честно исполнявшим свой долг. Вопрос кармана (земли) довлеет надо всеми.
Авторитетнее Думы, в смысле осуждения добровольной сдачи и подтверждения необходимости возмездия, нет никого. Не желая обращаться по этому вопросу к Родзянко в обход правительства, Великий князь поручил мне просить Вас, не найдете ли возможным использовать Ваш авторитет в сфере членов Думы, чтобы добиться соответствующего решения, хотя бы мимоходом, в речи Родзянко или лидера центра, что очевидно, те нижние чины, которые добровольно сдаются, забывая долг перед Родиной, ни в коем случае не могут рассчитывать на одинаковое к ним отношение, и что меры воздействия, в виде лишения пайка и переселения их всех, после мира, в пустынные места Сибири, вполне справедливы. Глубоко убежден, что это произведет огромный эффект».
Однако было уже поздно пугать сдававшихся в плен солдат  послевоенными репрессиями, лишением их земельных наделов и ссылкой «в пустынные места Сибири» .
Русская армия тогда  уже была заражена вирусом шкурничества, многие солдаты, попавшие на фронт,   стремились любой ценой сохранить свои жизни и массово сдавались в плен. Генерал М.В. Алексеев вспоминал, что летом 1915 года у нас в плен ежемесячно сдавалось по 200 000 человек. 

Все это очень хорошо знали и помнили советские руководители, во главе со Сталиным, когда принимали крутые меры в отношении добровольно СДАВАВШИХСЯ в плен. Другое дело, что тут не обошлось без перегибов и злоупотреблений, но это уже тема другого разговора.
Пишу все это просто для того, чтобы мы могли оценивать те, или иные документы не мерками сегодняшнего дня, а теми обстоятельствами, которые были актуальны ТОГДА, в период их принятия и реализации.
Меры и наказания были суровые, но и время тогда было ОЧЕНЬ суровым…

Любопытно и то, как сложилась судьба наших военнопленных, поверивших обещаниям Баженова и финского командования и «выбравших свободу».
Павел Сутулин так рассказывает об этом:
«Тернистым был и жизненный путь советских военнопленных, не пожелавших после войны вернуться в СССР, которых, по разным данным, насчитывалось от 74 до 99 человек. (Фролов Д.Д. Советско-финский плен. 1939–1944 гг. С. 449; Галицкий В.П. Финские военнопленные в лагерях НКВД. С. 36)
 Несмотря на обещание, данное Бажанову представителем главнокомандующего при правительстве генералом Р. Вальденом предоставить пожелавшим остаться в Финляндии бывшим бойцам РНА «все права финских граждан»,  в реальности ничего подобного Финляндия не сделала.
 
Оставшиеся в Финляндии военнопленные постепенно репатриировались в СССР или обменивались на финских граждан. Последний такой обмен произошел 21 апреля 1941 года, когда рядовой РККА Н.Д. Губаревич, находившийся с 21 марта 1940 года в тюрьме Миккели и четырежды подававший прошения о неотправлении его в СССР был обменен на гражданина Финляндии Ю.Н. Ниеминена. (Фролов Д.Д. Советско-финский плен. 1939–1944 гг. С. 450-451)

В итоге к началу советско-финской войны 1941–1944 гг. в Финляндии оставалось лишь 20 бывших военнопленных, содержавшихся в лагерях и тюрьмах, которых ставка распорядилась «считать не военнопленными, а иностранными гражданами, находящимися на территории Финляндии».  Но и эти немногие оставшиеся в Финляндии военнопленные, содержавшиеся в тюрьмах Турку, а затем Карьяа, после выхода Финляндии из Второй мировой войны были выданы Советскому Союзу. Лишь некоторым из них удалось бежать в Швецию. 
По требования Союзной контрольной комиссии в СССР в 1945 был депортирован и бывший офицер РНА В.В. Бастамов. ( Александров К.М. Русские солдаты Вермахта. С. 37).

Как видим, финны «кинули», поверивших их обещаниям  и  оставшихся в Финляндии, военнопленных, «как лохов»,  и выдали их всех (почти поголовно)  советской стороне, без особых душевных переживаний.
Столь малое число пленных, захотевших остаться в Финляндии, лишний раз свидетельствует о брехливости бажановских мемуаров. Согласитесь, что если бы, действительно, как он пишет сотни пленных вступило в его РНА и даже воевало на фронте против РККА, то им-то уж точно никакого резона возвращаться в СССР не было.

Попытка создания бажановской  РНА из пленных была, не единственной. Имеются  сведения о попытках украинских националистов тогда создать свою «армию» из военнопленных. 
П. Сутулин отмечает: «Вместе с белоэмигрантскими организациями свою помощь финским властям активно предлагали и украинские националисты. В декабре 1939 г. прошли переговоры председателя правительства Украинской народной республики в изгнании А.Я. Шульгина с финскими дипломатами во Франции, а 30 декабря бывший член Высшего войскового совета УНР генерал Удовиченко предложил финскому посланнику в Париже «направить в Финляндию одного офицера для того, чтобы отобрать из числа российских военнопленных надежных украинских солдат для формирования из них воинской части национальной украинской армии, которая пополнилась бы, в частности, находящимися во Франции украинцами».

В финском руководстве при этом высказывались предположения, что «от украинцев все же может быть польза в пропагандистской деятельности и за линией фронта в Советском Союзе для выполнения заданий, поскольку среди них возможно найти согласных на это людей». (Барышников Н.И., Барышников В.Н. Рождение и крах «терийокского правительства». С. 357-358
Финский Генштаб даже подготовил листовки для бойцов РККА на украинском языке…
О практической реализации вышеописанных планов украинских эмигрантов практически ничего неизвестно…
В показаниях вернувшихся из финского плена красноармейцев также имеются многочисленные упоминания того, что среди украинских военнопленных националистами велась антисоветская пропаганда. (Спецсообщение Л.П. Берии И.В. Сталину о разработке советских военнопленных от 23 мая 1940 г. // Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». С. 158; Фролов Д.Д. Советско-финский плен. 1939–1944 гг. С. 381)

Никакого РЕАЛЬНОГО результата эта пропаганда не имела. Причина этого провала украинских националистов понятна.
Западная Украина была присоединена к СССР только осенью 1939 года и «западенцев» еще не успели призвать в ряды РККА (с ними наши командиры всерьез намучаются потом, летом 1941 года). А вот «восточные»  украинцы, служившие в РККА,  тогда,  в огромном своем большинстве,  считали СССР своей Родиной и не поддавались националистической пропаганде заезжих «западенских» агитаторов.

На фото: финский плакат времен "Зимней войны"

Продолжение:http://www.proza.ru/2014/05/21/739