Туман 2 начало глава 6

         ПАРОХОД  “ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ МАРИЯ ПАВЛОВНА"



           Пароход, населённый  бродящим по палубе новыми пассажирами, довольно покряхтывал холостым ходом, собираясь отчалить от пристани. Волжская вода была спокойна и доброжелательна к громадному пароходу. Было в меру тепло и в меру многолюдно, отчего наступающий вечер обещал спокойное, в своём благодушии, плавание.

          Поднявшись по трапу, Кирилла Антонович первым делом направился в кают-компанию к Якову, дабы пригласить его на короткий военный совет.

Переступая, а не шагая по палубе, помещик, встречаясь с кем-то из пассажиров глазами приветственно приподнимал канотье, не забывая уклоняться от зонтиков, прикрывающих дамские шляпки от послеполуденного солнца. Уклоняться приходилось и от снующей прислуги посланной хозяевами сделать изменения в меню готовящегося торжественного обеда, даваемого самим капитаном. Обычная морская (пардон, речная, конечно же) жизнь на пароходе быстро перестраивалась под сухопутные привычки пассажиров.

        Не без труда протолкнув своё тело сквозь толпу прислуги, Кирилла Антонович привлёк внимание официанта и сказал.

 --Послушай, любезный! Изволь принести мне в каюту рюмку анисовой. Да-да, скорее.

            Высвободив тем же манером своё тело в обратном направлении от буфетной стойки, помещик покинул будущую банкетную залу и направился в свою каюту по другой стороне парохода, не желая составлять компанию пассажирам, любующимися видом пристани и окраины Балаково, словно с этой стороны они всё это видят впервые в жизни.
 
           До двери своей каюты Кирилла Антонович дошёл быстро. Палубный коридор был пуст, несмотря на то, что его заполнял шум, раздающийся из заселяемых кают.

          Его каюта была пуста. В том смысле, что и в ней не было тех обещанных бумаг от господина Толмачёва. Пообещав самому себе не расстраиваться из-за подобной оплошности до прихода Якова, помещик принялся разглядывать собственное отражение в зеркале, похрустывая при каждом движении. Он умудрился, даже, создавать хрустящие звуки в ритме вальса, что немало его позабавило.
В дверь трижды постучали.

--Входите, прошу!

       В распахнувшуюся дверь ворвался радостный голос Модеста Павловича.

--Дорогой мой друг! Наконец-то я вижу вас! Наконец-то! Позвольте мне вас обнять!

         Друзья обнялись, причём один из них (догадываетесь, кто?) издал уж совсем не тихий хруст.

--Я надеюсь, что это не ваши косточки сломались? – Сказал, улыбаясь и делая шаг назад штаб-ротмистр, демонстрируя при этом ладно сидящий генеральский мундир.

--Это, Модест Павлович, и для меня не совсем понятная вещь. Будто бы и костюм, как костюм, а вот этот… да! Войдите!

         Внутренность каюты наполнилась ещё одним персонажем, держащим в руке поднос с рюмкой и бутербродом с икрой. Чёрной.

--Кирилла Антонович, что за…. – не договорил Яков, увидев стоящего в каюте генерала. Одними только глазами он задал помещику вопрос – кто сей господин? И, не дожидаясь ответа, заговорил снова, изменяя первое недосказанное предложение до неузнаваемости.

--…прелесть эта икорка! Её доставили сегодня пополудни. Изволите откушать под водочку? Ваше высокопревосходительство, не соизволите ли и вы икорки-с? Приношу, однако, свои из….

--Яков, Яков! – Кирилла Антонович сделал шаг к официанту и, положив ладонь ему на плечо, повторил ещё раз, слегка на распев.

--Я-а-к-о-в!

--Слушаю.

--Вот именно, слушай! Сей господин – Модест Павлович, коего мы тут представляем главным строителем… или, как? В любом случае, Яков, мой друг, - теперь ладонь помещика легла и на генеральский погон, - именно тот человек, которого мы обязаны блюсти на этом пароходе. Теперь, когда верительные грамоты розданы, представляю вам, дорогой друг, нашего ангела-хранителя Якова, по совместительству судового официанта. Что вы хотели сказать, Яков?

--Уже ничего. Я всё увидел сам. Не передавал ли мне жид Кройцер какого-либо сообщения?

--Нет, ничего. За исключением этого канотье.

        Яков с ловкостью циркового артиста взял одной  рукой протянутую шляпу, тщательно удерживая поднос другой рукой. Осмотрев узор тульи и полей, официант вернул её хозяину, одновременно опуская поднос на стол.

--Вот, оно как…, - самому себе сказал Яков, и попробовал двумя перстами костюмную ткань. А после – глубоко вздохнул.

--Что не так, Яков?

--Многое. По первам – не переданы бумаги, обещанные вам советником. Это скверно. Далее, этот костюм…. Кирилла Антонович, надевайте его всякий раз, выходя на палубу. И ещё одно. Попрошу вас в вечерний час не бывать на палубе в одиночестве.

--Постойте-ка, как это нету бумаг? Я думал, что… а как же я… мы….

--Кирилла Антонович, надеюсь, что мы совладаем с ситуацией, тем более, что новых пассажиров не предвидится. Искомый нами инкогнито, если он что-то и задумал, уже на  пароходе. Станем на ощупь ставить силки, а горевать об отсутствии бумаг уже поздно. Теперь важнее наши глаза и ваши умы. Так мне говорил господин Толмачёв.

--А, что…  этот костюм… он вроде какого-то сигнала для вас?

--Сегодня, после обеда, закажите сельтерской воды в каюту. Я принесу её, и мы поговорим. Скоро капитанский обед, мне пора. Я усадил вас за шестой стол. Честь имею!

--Даже при том, что я не посвящён во множество ваших тайн, - сказал Модест Павлович, разглядывая себя в зеркало и поправляя аксельбант, - отсутствие бумаг и неожиданный костюм наталкивают меня на мысль, что в те силки, о коих  упоминал Яков, попали мы сами. Вы это имели в виду, Кирилла Антонович, когда говорили о возможном приключении?

--Полноте, Модест Павлович, пока ничего дурного не случилось и, даст Бог, не случится. Бумаги, возможно, передадут с фельдъегерем в Саратов, либо с иной оказией. А вот костюм, то… Господи, кого я обманываю? Нет бумаг с описанием возможных злодеев, а посему и сыскать оных не просто. А костюм… да пропади он пропадом этот костюм! Как же….

--А теперь слушать меня! Мы с вами, дорогой друг, одолели такую пакость, которая совершенно не людской породы была, а с людьми-то мы и подавно справимся! Ну, должны справиться…. А посему – панику отставить, собрать все силы в кулак и вперёд! К победе! Кирилла Антонович, вы в нашей паре – голова, а я тело, и посему – страх и отчаяние нам не ведомы!

--Вы-то, сами, верите в то, что говорите?

--Не важно. Мы уже отчалили от пристани, и помощь нам будет лишь от нас самих. Вместе за это взялись, вместе и выпутываться станем. Не пора ли нам в кают-компанию, к столу под нумером шесть?

--Мне вас очень не доставало, дорогой друг. Вы возвернули мне мою решительность. Идёмте, отобедаем и победим всех недругов! Ну, что я опять, а? Ведь не к лицу мне самомнение, ведь не к лицу….

         Зала кают компании была полностью убрана для торжественного обеда. Девять столов для пассажиров и десятый для капитана, стояли в виде подковы вдоль стен, оставляя середину для выступления цыган, или для свободных танцев.
За каждым из девяти столов стояло по шесть лёгких кресел, вокруг которых ловко сновали официанты, прозванные на иностранный манер – стюардами. Столу под нумером шесть прислуживал Яков.

         Пассажиры уже заняли свои места, дружно позвякивая столовыми приборами и шелестя накрахмаленными салфетками. Из-за своего стола поднялся капитан и, постучав ножом по бокалу, привлёк внимание к себе и к своему короткому приветствию, закончив которое, пожелал всем аппетита, отдыха и хорошей погоды. Обед начался.

       Что было на столе и насколько вкусно, Кирилла Антонович не смог бы сказать, окажись он хоть в пытошной камере у самого Игнатия Лайолы. Помещик был более растерян, нежели огорчён известием Якова об отсутствии обещанных бумаг. Он и представлялся соседям за столом, и отвечал на приличествующие этому моменту вопросы, но делал это невпопад. Да и чувствовал помещик себя неловко настолько, что самым подходящим сравнением будет состояние первоклассника, попавшего в одну компанию с преподавателями.

         Мелькающие лица, пролетающие мимо него обрывки чьих-то слов, шуток и тостов лишь усугубляли и без того скверное настроение, вдобавок отвлекали от попыток сосредоточиться.

       Возвернуться в свою обитель  рассудительной созерцательности помог Модест Павлович, крепко стиснувший колено помещика под столом своей рукой.

--Дорогой мой, вам надобно собраться. И немедля!

--И вы это заметили? Ну, то, что я…, - совсем упавшим голосом проговорил Кирилла Антонович.

--Я  не слеп. Соберитесь, не смотря на ту причину, что так вас расстроила. Всё наладится, вот увидите, мы получим викторию! Соберитесь!

--Да, благодарю вас, милейший Модест Павлович, я уже беру себя в руки.

       И обещанное помещиком перевоплощение случилось! Пролетавшие слова стали соответствовать мелькавшим лицам, выпускавшим их на свободу. Казавшаяся суматоха приобрела устойчивость и смысл, звуки стали понятной речью, а сам Кирилла Антонович становился самим собой. И, слава Богу!

     Откинувшись на спинку лёгкого плетёного кресла помещик, произведя глубокий вдох и такой же выдох, осмотрелся.

         Обед, не как временной обряд приёма пищи, а как обряд общения, плавно истекал в сторону завершения. Кирилла Антонович даже полностью вникнуть в шутейную многословность француза Эйфеля, который, улыбаясь каждой своей остроте, непременно поглаживал свою бороду, прозванную «эспаньолкой». Уже не набивал оскомину ухающий, словно вздохи старого филина, смех владельца салотопного завода господина Мальцева Михаила Трофимовича, сидевшего по правую руку от помещика. Более не отвлекал поиск причин постоянного молчания управляющего этой мифической стройкой господина Леона Арго, занимавшего кресло напротив. И, уж конечно, если не настраивало на романтический лад торопливое поедание предложенных блюд последним, шестым человеком за столом, то, наверняка, не вызывало никаких эмоций. К слову, этим поглотителем провианта был ветеринар из Астрахани Антон Каземирович Смеян, человек совершенно не примечательный в том смысле, что нигде более, как за трапезным столом, не появлявшийся на всём протяжении плавания.

            Когда капитанский обед ещё проистекал, Кирилла Антонович предпринимал попытки рассмотреть остальных пассажиров на предмет их соответствия описаниям, данным в устной форме господином советником. Надобно ли говорить, что всё прошло без успеха? Очевидно, что нет. Хотя…. Ну, посудите сами – та самая тощая немка, из соседней каюты, сидевшая за третьим столом и в пол оборота к помещику, за всё время обеда лишь два – три раза взглянула на свой столовый прибор, потратив остальное время на разглядывание наших героев. И делала это настолько пристально, что Кирилле Антоновичу даже почудилось, что он ощущает её нос на своей щеке.

         Но к заданию по поимке злодея она, по всей видимости, причастия не имела, поэтому и осталась в памяти только благодаря откровенному разглядыванию, и не была допущена, в мыслях, конечно, к тонкому аналитическому осмысливанию.
Ещё одна дама, которая привлекла внимание Кириллы Антоновича тем, что быстро опускала глаза долу всякий раз, когда помещик глядел на неё и их взгляды встречались. Это была довольно молодая дама годов, эдак, тридцати с небольшим отголоском. Миловидна, и с хорошими манерами, скромна в еде и в питье (это Кирилла Антонович отметил, сравнивая содержимое её приборов с приборами ветеринара, не в пользу последнего). Только вот… все дамы, присутствовавшие на обеде, были с оголёнными ладонями, она же, напротив, в белых ажурных перчатках, поверх которых, на среднем персте и на мизинце левой руки, были надеты кольца с каменьями оранжевого и зелёного колеров. Более в её наряде эти цвета не повторялись. Эстетствующий ум помещика не нашёл объяснения этим тоновым разногласиям в облике дамы, переместив её видимый вкус к приверженцам новоявленной моды, сколь недолговечной, столь же и маловразумительной. И последнее, касаемо этой дамы. На ней была шляпка. Что же тут удивительного, спросите вы? Для вас, возможно, удивительного ничего и нет, и вам это простительно. Однако Кирилла Антонович не так прост, как принято иметь мнение о тамбовских помещиках. Он стразу же определил, что фасон этой шляпки  именуется не иначе, как «петас». Ну, стыдно вам, что вы не определи этого раньше Кириллы Антоновича? Нет?! Как, простите, нет? Это же натурально «ПЕТАС»! Предположу невозможное и выскажу крамольную мысль – вы не знаете, в коих случаях надевается петас в благородном обществе? Хорошо, я вам отвечу, только ради всего святого, ни словом, ни намёком не обмолвитесь Кирилле Антоновичу о том, что вам ничего не ведомо о подобных шляпках. Не расстраивайте помещика, находящегося на таком ответственном задании. Шляпки петас надевают исключительно для похода в театр и, более, никуда! А для прогулок, или для пикников надевают иные… мне снова кажется, что я ухожу в сторону от основного повествования.

           Так вот, Кирилла Антонович отметил про себя, что первое – у сей дамы вообще эта шляпка одна на всё время путешествия, а во-вторых, что вообще невероятно, дама попросту не разбирается в шляпках. Нет-нет-нет! Второе предположение надобно позабыть, это совершеннейший нонсенс! Чтобы дама не разбиралась… нет, не вероятно! Однако запомнить надо.

        Вот и закончен обед.

--Благодарю, Яков! Вот, прими на чай. Да, голубчик, изволь подать через час мне в каюту сельтерской воды. Да-да, уж не откажи, голубчик, уж не откажи. Да, всё. Ступай.
 
--Кирилла Антонович, чаевых-то, зачем дали? Это же….

--Так надо, дорогой друг, так надо. Это, всего лишь, азы конспирации. Поверьте, так надо! Да-да, господа, и вам благодарность за приятно проведённое время. Да-да… именно так. Куда же мы пропадём? Вокруг только море, то есть река, а мы на одном пароходе… да, именно, не потеряемся. Да, оревуар, месье! Всенепременно!  Ушли…. Послушайте, Модест Павлович, на этом обеде мы целых четверть часа рассаживались, около получаса обедали и снова, не менее получаса, прощаемся. Как, по-вашему, у нас нет проблем с этикетом?

           Штаб-ротмистр рассмеялся и, похлопав помещика по плечу, предложил ему проследовать на палубу.

         Открытый водный простор тут же показал Кирилле Антоновичу свой зловредный норов, отчего последнему снова стало дурно. Друзья поспешили в каюту.

            Повинуясь, скорее, целесообразности, основанной на понимании творящегося на пароходе, вам не будет предоставлено описание истекающих часов вечера того дня. По причине отсутствия  сколь-нибудь значимых событий либо слов, появившихся промеж наших персонажей. Одно могу сказать – вечер завершился спокойно. Хотя одно обстоятельство, пожалуй, можно было бы  осветить… но нет…. Точно – нет! Это не важное обстоятельство и отвлекаться на него не стоит. Итак – солнце спряталось за Волжский берег, пассажиры угомонились и наши дорогие друзья отошли ко сну. Мир готовится к следующему дню.


Рецензии
Олег, с удовольствием вместе с Вашим Кириллой Антоновичем я выпил рюмку анисовой и закусил бутербродом с чёрной икрой. А вот упустил, отчего штабс-ротмистр в генеральском мундире. Тогда "половой" должен был обращаться к нему: "Ваше превосходительство или высокопревосходительство". Или просто "благородие", если бы тот был в форме ШТАБС-капитана. Но куда половому такое знать. Вот какой я умный. Нашёл ещё :"...уклонатьСЯ" от зонтиков.(3-й абзац, 2-я строка.) С улыбкой и интересом!

Алексей Санин 2   05.03.2024 14:38     Заявить о нарушении
Здравствуйте, Алексей! Благодарю за подсказки - исправил, маленько покраснел, повздыхал и разобрался с титульным обращением - Вы правы, моя ошибка. А генеральский мундир есть частью задуманного маскарада, затеянного в первых главах. благодарю за внимание и за прочтение!
С уважением!

Олег Ярков   05.03.2024 15:20   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.