Химера Борея. Глава XXII

                ПУТЬ К ГАБРИЭЛЬ НАЙДЕН

   
 
   Чезаре всегда полагал, что восторг от учебы могут испытывать только очень одинокие люди. Несомненно, Кэро была из их числа. Она писала:
«12.09.1973
     Мало кто знает, что в Оксфорде два университета, а не один. Первый знаменит на весь мир – а второй живет, паразитируя на гордом имени первого. Я поступила в  тот самый, прославленный своими древними традициями Оксфордский университет, - и сразу же открыла для себя таинственный мир старинных рукописей и книжных стеллажей. Я провожу в библиотеке большую часть времени, за исключением часов сна и приёма пищи.
   В Оксфорде удивительно спокойно, и воздух необыкновенно душист – может быть, потому, что здесь почти нет машин: самое популярное средство передвижения – велосипед. 
    Я сразу влюбилась в Оксфордский университет.  Что же до моих сверстников… Я чувствую себя старухой среди них. И это неудивительно: до Оксфорда я никогда не общалась с ровесниками.
   В силу разных обстоятельств, наша семья жила обособленно. По сути, я никогда не сталкивалась вживую с реальностью. У меня не было школьных друзей и первой школьной любви – просто потому что я никогда не ходила в школу. У моего отца имелись деньги, и он приглашал ко мне  учителей. Брат же ходил в школу в Виндворте – его потребность в общении была сильнее потребности в качественном образовании, - а я продолжала до конца обучения заниматься с частными преподавателями.
   Частные учителя дорого обходились отцу, но хорошие пансионы для девочек были еще дороже. А отцовское состояние сильно уменьшилось из-за неудачных вложений.
   По этой причине отцу пришлось передать в национальное владение наш фамильный замок в Дербишире. Это случилось еще до моего рождения, и я видела старый дом только на дарреготипах моего прапрадедушки – там он выглядел поистине великолепно, стоя в глубине липовой аллеи, в обрамлении роскошного цветника.
    Мы могли бы поселиться во флигеле замка, как нам предлагало государство. Но отец счел это унизительным и отказался. Он купил Топ Уизенс – ферму в Западном Йоркшире, переделанную позднее под обычный жилой дом. Так мы и оказались в йоркширской изоляции.
    Итак, нет ничего удивительного в моем нынешнем отчуждении от других студентов. Честно говоря, я пришла к выводу, что единственным человеком, способным стать мне другом, был мой брат, Эд. Теперь же я обречена на одиночество. Любимый, друзья – это не моя история.


29.12.1973
   Перечитывая предыдущую запись, я с трудом сдерживаю смех. Мне кажется, с тех пор я повзрослела лет на десять – и теперь прежние переживания кажутся мне нелепыми.
    Я встретила кое-кого. Его зовут Артур Мортон, он сын известной общественной активистки Элеоноры Мортон из Лидса. Артур начитан, умен и амбициозен – пожалуй, ему присуща некоторая мрачность, но меня это не пугает. Мы познакомились в группе подготовки к семинару по Джордж Элиот, и очень быстро поняли, что оба любим уединение, викторианскую эпоху и прерафаэлитов. Этого оказалось достаточно для возникновения взаимного интереса. 
   Увидев его и еще толком не узнав о нем ничего, я сразу почувствовала, что что-то внутри меня пробуждается. Какая-то неведомая мне самой энергия –рядом с ним я чувствую себя молодой девушкой, жаждущей близости и понимания. Я дрожу при каждом прикосновении его руки, и жаркое тепло растекается по всему телу. После свиданий с ним я работаю как никогда удачно. Мысли и идеи сами идут ко мне, а я не прилагаю к этому ровно никаких усилий.
   Его лицо навсегда запечатлелось в моей памяти. Узкое и резкое, как на старинных портретах кисти Эль Греко, с миндалевидными глазами, горящими сумрачным огнем – и орлиным носом с горбинкой. Он не красив, но в каждой черте его лица чувствуется оригинальность и харизма. Артур создан вести, а не быть ведомым. И он был бы прирожденным лидером, если бы не его меланхолическая склонность к уединению, если бы не его желание независимости от всех и вся, кроме самых близких людей.
    Он совсем не похож на моего порывистого, несколько поверхностного отца – и решительного брата, идущего только вперед и беспощадно отметающего мешающий (как он полагает) шлейф прошлого. Артур кажется мне моим двойником, до того похожи наши мысли, чувства, достоинства и недостатки. Думаю, со временем мое влечение и глубокая нежность перерастут в настоящую любовь.

06.08.1974
   За последние месяцы моя спокойная жизнь превратилась в безумный ураган событий и эмоций. Столько всего случилось, что я могу перечислить только сухие факты – на большее сил просто нет. Первое – мы поженились с Артуром. Второе  - мы оба покинули Оксфорд, поскольку отец мой сдал, и ему нужна помощь. Третье – мать Артура отреклась от него. Наверное, я дурно говорю, но мы так рассчитывали на ее помощь… Она состоятельная женщина, и нам была бы очень кстати ее поддержка. Однако чего нет, того нет, и бессмысленно это обсуждать.
   И, наконец, четвертое. Я видела брата. Не вживую, увы, - а на экране. Он играл в фильме не самого лучшего качества, но зато главную роль. Мне запомнился один кадр: золотистые волосы брата разметал ветер, а солнце освещало его загорелое лицо так, словно оно светилось изнутри. Я жадно вглядывалась в острые скулы, спокойные глаза и смеющиеся губы – и мне хотелось плакать от счастья. Я с трудом воспринимала сюжет фильма, не понимала, что спрашивает сидящий рядом Артур. Для меня муж вдруг стал таким далеким, точно мы познакомились пять минут назад и скоро разойдемся навсегда.
   Несколько дней я думала только о брате и говорила только  о нем, надоедая окружающим. А потом я написала ему. Не зная адреса, я отправила письмо на студию Парамаунт. И мне пришел ответ меньше, чем через месяц! Брат был обрадован моим письмом, уверял, что стеснялся писать сам после побега, интересовался моими успехами и здоровьем отца. 
   И счастье мое было бы полным, если бы не одно «но»… В Америке Эд женился.
    Я часто смотрю на ее фотографию. Что-то неумолимо влечет меня к ней. И это отнюдь  не симпатия или восхищение. Иногда я ловлю себя на мысли, что ненавижу эту женщину, ненавижу гордый изгиб ее бровей, ее сверкающие глаза, ее шею…Меня бросает в дрожь, когда я представляю, как она целует Эда.
     Артуру я, естественно, ничего не рассказала о своих переживаниях. Незачем ему знать об этом. Мне и самой хотелось бы забыть о них раз и навсегда, как о кошмаре. Если бы это было возможно…

  24.12.1974
  Сегодня канун Рождества - и Топ Уизенс приобрел почти радостный вид благодаря рубиновым ягодам  остролиста и девственно-белой омеле. В столовой поставили елку и зажгли свечи. Девушек, помогающих мне по дому, отпустили в честь Сочельника домой, в Виндворт, и остались только я, отец и Артур.
    Мы с Артуром решили пожить некоторое время в разных комнатах, и я чувствую огромное облегчение, оставшись в своей новой спальне один на один с дневником. Впервые за последние месяцы я чувствую себя собой, и чувствую, и мыслю кристально ясно. Пожалуй, даже  болезненно ясно, как человек, отходящий после приступа душевного недуга. И сейчас я ощущаю одно - все мои амбиции и мечтания исчезли. Если я и найду в себе силы существовать, то только ради мужа, убившего во мне желания и устремления. Артур и сам не знает, насколько он истощил мою душу. Унаследовавший характер матери он властен, колок и рационален до безжалостности. Артур не понимает простых вещей - он обижается, если я занята не чтением его бесконечных черновиков, а переводами или набросками собственного романа.
   Передо мной встал нелегкий выбор: остаться одной и строить свое будущее, или жить ради Артура. Отдать ему всю себя - на меньшее он не согласен. И я приняла решение.
   Вчера вечером я сожгла черновые главы своего романа, а вместе с ними все заметки и большую часть дневниковых записей, где размышляла о своих замыслах. Как бы это не противоречило всему, что я думала раньше, меня страшил одиночество. Отец слабеет с каждым днем, и однажды, - наверное, скоро, он покинет меня. Если уйдет и Артур, я останусь заживо похороненной в этом холодном доме. Я боюсь, что вслед за горем и отчаянием чувства мои атрофируются. И я стану черствой, никому не нужной женщиной, прозябающий в вересковой пустыне...
   Одна мысль об этом вызывает у меня дрожь. И потому я стараюсь не жалеть о своем выборе. Что сделано, то сделано. И ничего уже не воротишь.

07.01.1975
  Времена меняются – и мы меняемся вместе с ними. Истина эта не нова – но по-прежнему не располагает к приятным размышлениям. Наш дорогой дом, Топ Уизенс, превратился в проходной двор – отец окончательно разорен из-за очередных неудачных инвестиций, и теперь ферма стала музеем Кэтрин Бренуэлл. Считается, что именно с нашего дома она списывала образ мрачного жилища своего героя в романе «Губительная высота».
    Я, Артур и отец теперь ютимся в трех комнатах второго этажа. Одна из них превращена в импровизированную гостиную, две другие из гостевых спален превратились в хозяйские. Остальной дом с утра до ночи забит туристами. Сестры Бренуэлл пользуются необыкновенной популярностью – и особенно в Японии, что неизменно меня удивляет. Японских туристов большинство – и они самые въедливые. Японцы рассматривают каждую трещинку на стене, каждый шов на скатертях, каждую тень на портретах…Меня раздражает и выматывает их интерес. Мне кажется, будто бы я присутствую на аукционе, где с молотка продают наши вещи.
   Артур думает так же. Он еще больший социофоб, чем я, и ему сложно работать в доме, где тихо разве что ночью. За последний месяц он не написал ни одной удачной строчки. Это выводит его из себя и делает совершенно невыносимым. Артур грубит мне на каждом шагу, лицо его кривится, стоит мне войти в комнату… Мне кажется, наш брак трещит по швам. И еще мне кажется, Артур жалеет, что не послушал свою мать и женился на мне.
  Если бы у нас был ребенок…Знаю, безумие думать о детях, когда мы живем в таких стесненных условиях. Но ребенок мотивирует и заставляет преодолевать трудности, идти навстречу друг другу – как это происходит у Эда с его итальянкой. Эд пишет, что если бы не его сын, Чезаре, он бы расстался с Франческой. Но Чезаре напоминает ему об их прежней любви, и чувство разгорается с новой силой.
   Эд также пишет, что, не будь у него сына, он не работал бы с таким ожесточением и такой самоотдачей. Ведь он работает не только для себя, но и для будущего своего ребенка.
    Хотела бы я понять, каково это – быть матерью. Я пытаюсь уговорить брата приехать и привезти с собой Чезаре. Мальчик снится мне ночами, хотя я никогда не видела его. Уверена, он – очаровательное создание.
    Увы, брат вряд ли приедет. Он боится встречи с отцом. И я понимаю его. Они ушли друг от друга так далеко, что сблизиться вновь кажется невозможным.
    Вдобавок ко всему, отец слег с сердечной недостаточностью. Доктора говорят, что ему помогут только покой и тишина. А мы не можем позволить себе закрыть дом для туристов – это наш единственный источник дохода.

11.04.1975
    У меня не было сил писать о смерти отца, хотя он скончался уже неделю назад. Он умер тихо, ранним утром. Думаю, отец ничего не почувствовал – просто сон его стал глубже.
   Я слышала много сентиментальных и пустых рассуждений о красоте умерших. Это ложь. Смерть красива только в поэзии. В реальности смерть – невидимая вуаль, меняющая дорогое лицо до неузнаваемости. Смерть отдаляет и наполняет душу холодом. Рядом с покойником чувствуешь себя особенно одиноким.
   Между тем  ни тоски, ни сожалений ты не испытываешь – ведь похоронный ритуал вызывает полнейшую атрофию чувств. На похоронах отца все плакали, но как-то смущенно и стыдливо, точно зная, что на самом деле плакать никому не хочется. А хочется только одного – чтобы лакированный ящик поскорее погрузили в чрево земли и забыли о нем.
   Люди вспоминали умершего, говорили о чувствах, которых нет, и губы их двигались автоматически, точно у механических кукол.
    Артур участвовал во всей этой бутафории только ради меня. Я вновь почувствовала прежнюю любовь к нему. Он поддерживал меня, старался не оставлять наедине с невыносимыми стариками и старухами, игравшими с папой в трик-трак и гольф тысячу лет назад. Когда я вышла распорядится насчет чая, Артур последовал за мной и поцеловал в коридоре, - нежно и невинно, точно школьник. Его поцелуй наполнил меня уже позабытой жаждой жизни. И я смогла с честью вытерпеть гостей до самого конца.

11.05.1975
   Скоро приедет Эдмунд. Наверное, я плохая дочь и никудышная жена – но новость о его приезде затмила все, даже смерть отца. Я вновь увижу брата. И меня переполняет чувство томительного и, вместе с тем, радостного ожидания.
     У него есть предложение к Артуру –  и мне пришлось пообещать Эдмунду ничего не рассказывать мужу. Однако мне не терпится поделиться задумкой Эда. Дело в том, что он знаком с несколькими издательствами. И готов получить от них заказ для Артура. Конечно же, им не нужны его романы. Они слишком запутанны, а сюжет тонет в символах и аллегориях.
    Но им понравился стиль Артура – Эдмунд показывал в издательствах копии рукописей, которые я тайком от Артура переслала ему. И Артуру хотят заказать фантастическое произведение с черновым названием «Бессмертие грез». Сейчас все болеют ирреальными мирами в духе Толкиена. Если Артуру удастся написать бестселлер, то другие его книги пойдут нарасхват.
   Не думаю, что Артуру идея понравится – он ужасно упрямый и гордый и, скорее всего, решит, что ему предлагают чуть ли не продать душу дьяволу. Но я сумею уговорить его. Брат не предложит дурного.
  Когда Эдмунд вернется домой,  мы сядем вместе у горящего камелька и будем слушать песню ветра. В темноте мне послышится угрюмый вой Гитраша или осторожная поступь Старого Ника. Забытые сказки воскреснут в моем воображении и наполнят дом. Мы будем делать тосты с сыром, подогревая их прямо на каминном огне, и есть горячими, смеясь и обжигая пальцы, - совсем как в детстве. А потом мы можем пойти в наше Убежище. Никто не найдет его без нашего ведома.
   Не помню, писала ли я о нем? Прелесть старых домов в тайне, хранящейся в них. В нашем доме ее не было. После того, как мама оставила нас,  мы (я и Эд) решили ее создать своими силами, как умели. В «Губительной высоте» у Кэти и Гитклифа было убежище, тайная комнатка за панелями кровати. Мы уговорили отца пожертвовать часть новой библиотеки – сейчас она расположена на чердаке, вместо маминой мастерской. Там мы и устроили  убежище. Способ попасть туда был известен только нам  троим – мне, Эду и папе.   
   Эдмунд всегда был очень изобретателен. Он придумал книжку-обманку, взяв старую обложку от «Повелителя мух». Там мы с ним нарисовали схему дома вместе с Убежищем, и написали, как туда попасть – мы мечтали потом подарить ее нашим детям. И смешно, и грустно вспоминать все это.»
   Чезаре  поднял глаза от дневника. Витражные  блики от цветных стеклышек танцевали на каменном полу комнаты Чезаре. Дневное солнце, столь редкое в этих краях, озаряло своим немощным светом вересковые пустоши, запорошенные ночным снегом.
    Теперь Чезаре точно знал, как найти Габриэль.