Сказка про колокольчики

Когда разменяешь третий десяток, в беззаботной юной жизни наступает сложная пора.
Родичи окружают тебя и начинают намекать, что вот, время идет, пора бы задуматься и о потомстве, и каждый норовит сделать вид, что ему, конечно, это вовсе неважно. Но при этом начинают приводить примеры из жизни многочисленных друзей знакомых и общих знакомых друзей, прозрачно шутить и хвастаться новыми гарнитурами, первыми испачканными пеленками и мытарствами в поисках детского садика.
Слушать их, конечно, поначалу смешно, но в какой-то момент становится невероятно противно.
Потому что – ну, да, конечно, сколько можно бобылем жить? Но и жена – это тебе не котенок, двумя мисками и бумажным бантиком не отделаешься. А я не мальчик уже, у меня дела есть, заботы, привычки, в конце концов. Это я так им отвечаю, когда не отшучиваюсь. Потому что главное мое переживание им незнакомо, и объяснить его не получится. Они не поймут, они и так мне все скопом завидуют. Считают, что я в жизни очень хорошо устроился, ну прямо-таки у Бога сижу за пазухой, чепчик на голове и серебряная ложка во рту, без сомнения, прилагаются.
Мне, правда, жаловаться на жизнь совершенно нет никакого смысла. Зарплата у меня хорошая и работа интересная. Правда, тяжелая.
Я Называю Вещи Своими Именами.
Вы никогда не слышали о такой работе? Немудрено. Она тяжелая, изматывающая, неблагодарная. Требует очень тщательной и серьезной подготовки, и постоянного повышения квалификации. Я всю свою жизнь соблюдаю очень жесткий режим, и со стороны произвожу впечатление человека, пожалуй, довольно странного… Друзья и близкие меня стараются называть ученым. Ну или философом. Даже те, кто знаком с тонкостями, не могут поверить в настоящую суть моей работы.
Впрочем, я и сам этому долго поверить не мог. Я же кто был? Блестящий студент, гордость всей кафедры, лучший из лучших, звезда и светоч. Мне все было заранее приготовлено, все знали – сейчас я пойду в аспирантуру, буду защищать диссертацию, в грантовых проектах мне хлебные местечки были уже пригреты, в преподавании, в смежных институтах на внебюджетных хлебах. Если не лениться, к тридцати пяти был бы уже доктором, а к сорока – ооо, что меня ждало к сорока!... Лучше об этом не думать. Может, даже Нобелевку бы дали, чем черт не шутит.
Но чем бы он ни шутил, у Бога тоже чувство юмора не атрофировано.
Перед самым дипломированием некоторых из нас вызвали в деканат, для собеседования. Ну, сами, наверное, догадываетесь, с кем. Не дети, чай.
Меня тоже вызвали, я как-то особенно не волновался, не те у нас времена, но все-таки в глубине души к разговору готовился. Надо же как-то достойно ответить, чтобы слова мои стали крылатыми, как у Шварценеггера  в Терминаторе, так я рассуждал. Ну или примерно так.
Все началось, как я и предполагал: небольшой кабинет, все тихо, спокойно, за столом сидит неприметного вида мужчина в сером костюме. Я взял сразу наизготовку, решил сперва его внимательно выслушать, потом только посылать, и замер в ожидании.
Тут он меня и огорошил
-Замечали ли вы, - спросил задумчиво, - что иногда в мире все идет, как положено, или даже еще лучше, а иногда – словно все регулирущие механизмы разладились и работают кто в лес, кто по дрова?
А я решил, что беседовать нужно честно, и честно ему отвечаю:
-Да, замечал.
Еще удивился, какие теперь нестандартные методы вербовки применятся, религиозным сектантам подстать.
-Вы простите, пожалуйста, я так хотел увидеться с вами, что забыл представиться, - поспешно сказал мне серый. И протянул визитку – тоже серого цвета, обычный картонный прямоугольник, там его имя стояло и под ним – там, где обычно указывают должность – «Называтель Вещей Своими Именами».
Я несколько растерялся от такого поворота событий, и понял, что ни слова не могу произнести, только внимательно слушать.
Что-то он мне тогда рассказывал про энтропию, про то, что мир вокруг – отражение наших мыслей, и если все люди будут отражать мир кто во что горазд, то будут происходить страшные бури и катаклизмы.  Поэтому, чтобы вредное влияние различных деструктивных невротиков нивелировать, была в давние времена создана служба людей, называющих вещи своими именами. Что-то вроде дворников, только в сфере идеального, - так он тогда сформулировал. Конечно, за многие столетия организация занималась и различными побочными делами, достаточно разбогатела, чтобы просить у своих сотрудников полную занятость, полный рабочий день, но и компенсировать затраты сил может весьма и весьма щедро.
-И в чем же суть вашей работы? – я все еще не понимал, что происходит, но старался не потерять лицо.
-Я вижу, вы человек достаточно здравомыслящий. Рад, что мы в вас не ошиблись. В нашей организации есть несколько подразделений. Есть те, кто работает напрямую с людьми. Писатели, поэты, художники, композиторы. Они стараются удерживать… ну, скажем, ткань, основу картины мира. Стараются, чтобы происходящие в нем эволюционные изменения находили адекватное отражение в восприятии современников и последующих поколений. Правда, они в основном трудятся внештатно, за сдельную оплату, за гонорары. Во-вторых, есть те, кто отслеживает конъюнктуру, текущую ситуацию, словом, заботиться о человеческом капитале. Всех новичков творческих профессий мы внимательно рассматриваем, и если видим достойный потенциал, поддерживаем, конечно. Старая истина – талантам надо помогать, она не утратила свою актуальность и по сей день. Мы по праву гордимся, что в этом есть и наша заслуга.
Но вам, зная ваш природный потенциал и высочайший интеллектуальный уровень, я уполномочен – и хочу! - предложить вовсе не это.
Называть вещи своими именами – вот что хочу предложить я вам. Это самая трудная, но и самая почетная у нас служба. Нужно заступать на смену рано утром и смотреть вокруг. И называть.
-И все? – я даже рассмеялся тогда, настолько мне показалось эта работа простой, легкой и… и до щекотания в животе заманчивой.
-И все. Но вы не думайте, что это просто. Ведь вы же так подумали, правда?
-Подумал. Что если кто-то хочет платить мне кучу денег так просто, почему бы и не принять его предложение.
-Я все-таки предлагаю вам не торопиться с решением, отправиться сперва на учебу. Она продлится полгода, в закрытом учебном заведении, и будет очень интенсивной. По окончании вы примете решение – работать или же отклонить предложение. Естественно, во время учебы вы будете получать стипендию… Более, чем щедрую. Все ваши планы, все ваши наметки и проекты будут в вашем распоряжении по окончании учебы, если вы все же решите к ним вернуться. Единственное, что мы попросим – около года, до следующего выпуска, в течение двух часов в день выполнять ту работу, который вы научитесь. К сожалению, количество называющих не может быть меньше определенного, но далеко не все принимают предложение после учебы… и далеко не все долго выдерживают.
Конечно же, я согласился на такое щедрое предложение, в результате которого ничего не терял – зато приобретал многое.
Учиться оказалось неожиданно сложно. Первое же задание – неделю не говорить ни единого слова неправды – меня потрясло до глубины души. На вторые сутки волосы на голове так и норовили встать дыбом, стоило мне в очередной раз обнаружить, сколько большой и маленькой лжи мы ежедневно вываливаем друг на друга. От привычного «Доброе утро!» - особенно, когда оно недоброе. Например, сонное. Пасмурное. Холодное. Мокрое. Тревожное. Предвещающее утомительный день. Или «Все в порядке!». Что оно означает на самом деле? «Отстаньте от меня!» - или искреннюю радость от происходящего? А сильно ли, в сущности, «Я забыл это записать» отличается от «Я не хотел этого делать»? Одним словом, обыденная картина мира рухнула на второй же день учебы.
Мой привычный, прочный, устоявшийся, гармоничный мир оказался кривым и косым, его населяли страдающие, удивленные, необыкновенные, непонятные, косноязычные люди. И я сам был таким же – не хуже и не лучше, талантливым и довольно самовлюбленным юнцом, привычным к почестям и уверенным, что все в этой жизни достается мне по праву… А если кто-то недоволен, может идти на все четыре стороны, хоть бы и к чертовой матери. Меня спасало, что я не был ни злым, ни подлым – и не успел наломать дров. Но посмотреть на себя со стороны все равно оказалось не самым приятным занятием.
Конечно же, я разозлился. Я злился и злился, из меня выливались тонны яда на все, что двигалось или проходило мимо, до того момента, как нам дали следующее задание – честно говорить о своих чувствах и анализировать, что именно эти чувства вызвало.
Еще через три дня я вдруг увидел, как злость моя постепенно проходит. Она оказывалась чем угодно, только не злостью: то желанием что-то сделать, то обидой на какие-то запреты, то стремлением помочь, то огорчением от бессилия. Иногда она даже оказывалась просто злостью, агрессией, желанием разрушать. Но это случалось невероятно редко. И я вдруг преисполнился сочувствия к окружающему: до меня стало доходить, как все-таки непросто им живется, людям вокруг. И как на самом деле непросто живется мне.
Словом, я заинтересовался куда сильнее, чем ожидал, и с азартом хватался за выполнение разных заданий. Я разбирался в нюансах истинной природы вещей, учился отличать необходимость говорить от необходимости писать, освоил даже труднейшую из дисциплин – замечать постепенные изменения и улавливать ту тончайшую грань,  за которой, допустим, памятник архитектуры превращается в руины. Даже начал принимать участие в конференциях и деловых встречах – а они происходили регулярно, ведь мир не стоит на месте, и нужны новые слова для новых событий. Дипломировался я с отличием, но сразу выходить на работу не стал – решил, что мне и двух часов в день за глаза хватит, тем более, что мои способности в сфере называния оказались выше средних, поэтому в виде исключения мне предоставили право участия в конференциях и в дальнейшем.
Но, увы, на кафедре я долго не выдержал. Не то чтобы не получалось или я утратил вкус к работе. Нет. Организм не справлялся с тем потоком неправильных слов, что обрушился на меня в повседневной жизни. Еще хорошо, когда просто болели уши, в крайнем случае – голова. Но этим организм мой не ограничился. Заметив, что я стойко переношу все тяготы, он решил пойти путем несварения желудка.
Четко осознав, что моя ближайшая перспектива при нынешнем развитии событий – провести всю жизнь на койке дизентерийного отделения, а в промежутках – постоянно лечиться от отравлений, я признался, что бессилен что-либо изменить в своей судьбе и позвонил по телефону, отпечатанному на серой визитной карточке. На следующий же день я приступил к работе.
Вставать мне приходилось в шесть утра, потом следовали несколько смен – полевых, новостийных, письменных. Нужно было знакомиться с отчетами коллег, готовить собственные доклады об изменениях вокруг. Время от времени я отправлялся в командировки, чтобы окинуть некую местность свежим взглядом и назвать вещи своими именами там – не секрет, что повседневность и рутина притупляют остроту взгляда и свежесть чувств.
Словом, скучать мне было некогда, а рабочий день порой затягивался до полуночи. Конечно, я не выпал из жизни, продолжал встречаться с друзьями, заниматься тем, что люблю, но возникла неожиданная сложность, о которой я старался никому не говорить.
Девушки.
Уж не знаю, почему большинство из них, стоило им ощутить в воздухе хотя бы легкий намек на романтику, начинали столь нелепые ужимки и прыжки, что мой организм принимался реагировать на ложь своим привычным способом… и хорошо, когда я успевал остановиться на звоне в ушах. По молодости и страстности порой доводил дело до пищевых отравлений, а пару раз… Впрочем, не буду углубляться в подробности, это сейчас несущественно.
Итак, девушки стали для меня источником повышенной опасности, и лишь редкие из них были достаточно смелы и искренни, чтобы у нас складывались сколько-нибудь длительные отношения. Я не оставался одинок, но с большинством девушек с трудом мог преодолеть первое свидание. Встречаясь с ними потом в нейтральных ситуациях, каждый раз удивлялся – как эти разумные, обаятельные, интереснейшие личности могут столь искаженно подавать себя на свиданиях?
Еще больше разочарования принесли мне неудавшиеся попытки построить семью. Не могу сказать, что я впал в отчаяние – в конце концов, я все еще был достаточно молод – но так и не смог понять, как двое любящих взрослых людей умудряются привнести в свою семейную жизнь столько лжи и фальши. Может, в другой ситуации я бы с упоением играл в эту игру, но теперь не мог себе этого позволить, не подвергая свою жизнь опасности. Я вынужден был признать свое поражение и жить дальше – не одиноким, но все же крайне разборчивым и неудовлетворенным. Время от времени случались у меня упоительнейшие романы, тянулось пунктиром несколько длительных, восхитительно искренних, но крайне редких связей. Я решил, что буду доволен тем, что дает мне жизнь, и твердо следовал принятому решению.
На одной из конференций, посвященных какому-то новому феномену в информационном пространстве планеты – не помню точно, кажется, решали, пора ли вводить в массовое сознание идею доступности полетов в космос… Впрочем, для моей истории это неважно.
А важно, что коллега из Африки передал мне редкие африканские колокольчики для одной дамы, что живет в том же городе, что и я.
Конечно же, мне хочется сказать, что никаких романтических идей у меня в тот момент не возникло. Но это будет неправдой. Романтические идеи возникали у меня всегда, сразу же, как только на горизонте маячила перспектива познакомиться с дамой. Мне недостаточно было тех редких радостей, что дарила жизнь, и я находился в постоянном активном поиске, научившись лишь стойко и внешне спокойно переносить разочарования, сохраняя добрые отношения с теми, с кем не мог построить близкие.
Словом, я отправился на встречу, сгорая от любопытства и при этом сохраняя видимость безразличия. Я стоял на набережной, вглядываясь в  толпу и на ходу продолжая называть вещи своими именами – уж слишком тревожной показалась мне окружающая действительность. Ко мне решительным шагом подошла невысокая хрупкая девушка со светлыми волосами, в легком светлом платье и сандалиях на плоской подошве. За спиной у нее был внушительных размеров рюкзак.
Она с нежностью развернула пупырчатую пленку, взвесила на ладони африканские сокровища.
-Надо же, какие уродливые! – восхищенно сказала она. – И звук у них чудовищный, только крокодилов такими отпугивать. Правда, ничего другого я от них и не ожидала. Надо будет проверить, зачем еще эти чудовища пригодятся, надеюсь, есть от них хоть какая-то польза. Спасибо вам за труды.
Она очень мило улыбнулась, а я едва обрел дар речи.
-Такой потрясающей искренности я не встречал давно, позвольте выразить вам свое восхищение!
-Спасибо, конечно, но не стоит. Редкий генетический дефект, врать не могу – болею. Осложняет отношения с людьми и служит страховкой от случайностей, но и только. Иногда думаю, что, будь хоть малейшая возможность превратиться в Обычного Человека, скрывающего все от ближних и врущего по мелочам, я бы рискнула. Но это только когда по-настоящему устаю.
Она могла бы сказать лишь первые две фразы, чтобы я окончательно убедился, что попробовать стоит. Мне отчаянно нужен был повод, чтобы продолжить общение, и я рискнул:
-Правильно ли я понимаю, что у вас есть еще колокольчики?
-Да, у меня огромная коллекция, занимает всю квартиру.
-Знаете, я никогда не был особым фанатом, но эти два меня заинтриговали. Хотелось бы посмотреть и на другие… если вы, конечно, позволите.
Уши отчаянно заболели, но я так боялся спугнуть эту девушку! Представляете, на набережной в семь часов вечера незнакомец говорит – я так давно искал девушку, которая всегда говорит правду, давайте встречаться, а если все будет хорошо, непременно поженимся? Нет уж, лучше не рисковать!
-Хорошо, приходите в гости, устрою вам подробную экскурсию. Лучше всего через неделю, в это же время. Только я живу довольно далеко, не в самом удобном месте. Зато квартплата невысокая.
Я едва сдержал нетерпение, и только кивнул. Не мог же я сказать, что предпочел бы отправиться в гости сейчас, сразу же, не тратя времени на реверансы!
Но запасы моего вранья на сегодня были исчерпаны, и, мучимый головной болью, я поспешил откланяться.
Ее дом оказался настоящим Храмом колокольчиков. Стеклянные, медные, керамические, фарфоровые, стальные – всех видов, форм, расцветок, они гроздьями висели на стенах, стояли на полках и подоконниках, покоились в авоськах, украшали люстры. Многочисленные музыки ветра нежно пели от любого сквозняка, а серьги в ушах хозяйки – в первую встречу я не рассмотрел – были украшены крошечными бубенчиками.
Но истинное наслаждение было даже не любоваться всеми этими сокровищами, а слушать рассказы о них.
-Колокольчики замечательны тем, что заставляют мир меняться. И, в отличие от других практик, они меняют мир очень и очень тактично, совсем по чуть-чуть, никого не обижая и не травмируя. Видите, каждый из них настроен на определенные ноты? Когда колокольчик звучит, частицы вокруг него тоже начинают колебаться в определенном ритме. Я пыталась разобраться подробнее, как это происходит, но не могу – мне вдруг становится скучно, противно, и сразу хочется капризничать и спать. Каждый новый звук я тестирую, смотрю, на что он влияет. И когда хочется изменений – звоню в колокольчики. Постепенно научилась даже играть на них сложные мелодии, иногда делаю их по заказу. Ну, а в свободное время работаю, конечно, надо же платить за квартиру, и покупать одежду, и кушать. Зато колокольчики мне в последнее время дарят – кто-то из благодарности, а кто-то просто так, в знак дружбы.
Так и начался наш роман.
Мы гуляли, целовались, обедали и ужинали, ходили в кино и в театры, пили кофе в кофейнях – словом, делали все, что делают влюбленные, но главное!!! Главное – мы разговаривали. Впервые в жизни я встретил девушку, с которой можно было быть по-настоящему искренним… и встретить столь же глубокую искренность в ответ. Можно было просто быть собой, и чем более собой я был – тем более гармоничными становились наши отношения. Честно говоря, нет таких слов, которые могли бы передать тончайшие оттенки моих чувств. Мы полюбили друг друга и приняли решение пожениться, и были счастливы – что тут еще скажешь? Разве нужно говорить что-то большее?
Лето, которое нас познакомило, было упоительно жарким, зеленым, свежим. Нам хотелось, чтобы оно продолжалось и продолжалось, чтобы утренняя прохлада сменялась полуденным зноем, а вечер приносил немного свежести и благоухал ароматами отцветающих трав. И так все и было.
Ближе к концу сентября моя почта буквально переполнилась возмущенными письмами. Мне писали руководители всех уровней; коллеги; коллеги-смежники. Я, конечно, не забыл о своих обязанностях, и все очень признательны мне за это, - значилось в письмах. Тем не менее, жизнь не стоит на месте, и осень должна приходить по расписанию… или хотя бы в приемлемых рамках, раз уж сложились столь необычные обстоятельства.
В тот вечер мы долго гуляли по набережной, по улицам и скверам любимого города.
-Листопааааад! – кричал я. – Наступил сентябрь!!! Листья ЖЕЛТЕЮТ! Скоро будет листопаааад!
Уже через три четверти часа нас встречали не зеленые, а вызолоченные деревья. Еще через четверть часа невесть откуда налетел ветер, и я услышал, как застучали друг о друга первые опадающие листья.
Мы отправились домой, счастливые и умиротворенные. Я знал, что ровно через час начнется листопад.