II. Власть Великого. Глава 9. Разнообразие букв

    ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
          
    Часть 2.
          ВЛАСТЬ ВЕЛИКОГО.
          
    Глава 9.
          РАЗНООБРАЗИЕ БУКВ.

   Я свернул в проулок, а потом – на широкую улицу и попытался затеряться среди людей, но ощущение, что за мной следят, стало только сильнее. Очень быстро мне, уставшему человеку, надоела эта свистопляска. Не желая пользоваться магией, я встал в подворотне, пропуская преследователя мимо себя. Я хотел его увидеть – и увидел. Это не был какой-нибудь жрец из храма, которые, как мне сказали, ходят в белом. Это не был шпион, маскирующийся под обычного гражданина. И даже не Радул, хоть именно его я почему-то ожидал увидеть. Это было давешнее маленькое, лохматое и грязное чудо-юдо. Бежало за мной, но не знало, как окликнуть. Потеряв меня из виду, ребёнок грустно проплёлся мимо подворотни, отбрасывая длинную – длинную тень. В руках у него был кулёк.
   - Эй! - окликнул я. – Хочешь прибиться?
   - Да, - откровенно признался мальчик, прыгнул ко мне и обвил лапками. – А ты куда?
   - Ищу одного из двух хороших дядь, которые были со мной. Того, который повыше.
   - А второй где?
   - По делам пошёл.
   - А первый?
   - У речки.
   - Ну идём. Я тут покрутился на базаре возле одного деревенского. Прямо с воза стибрил кулёк. Так что на ужин колбаса есть. А ещё – хлеб и яблоко.
   - Отлично! – против воли одобрил я. Как-нибудь потом, когда мы снова заживём хорошо, я отучу мальца от воровства и пристрою к делу. Например, торговать серебром с Рики и Лалой. Или ещё к чему. Пусть не думает, что деньги даром достаются. Школьная сумка к концу года у Рики порвалась насмерть. Куплю две. Или сумку и ранец. Да, малышу, который впервые пойдёт в школу, удобнее ранец, конечно…
   - Что ты говоришь? – опомнился я.
   - Так пришли. Речка.
   Точно. Мы уже спустились по той улице, где я вытащил малявку из-под колёс, и остановились у пляжа. Я повёл мальчика в заросли, к трём спрятанным скамейкам. Однако, Малька в нашем укрытии не оказалось. Сунул руку в дупло чахлого дерева, но записки не обнаружил. Так. И что у нас с Лёкой? Куда бежать? Где искать? Но тут я услышал, как затрещали заросли, словно через них ломится бык. Очень хорошо, что никуда не надо бежать, а то сил уже просто не осталось. Я улыбнулся навстречу взъерошенному Мальку, попавшему сюда другим каким-то путём.
   - Анчутка! – заревел он тоже как бык. – Хвала всем Покровителям оптом и в розницу! Ты не пропал никуда! Вот он ты! Вот какое счастье!
  - Не богохульствуй, - смеясь, сказал я нашему атеисту, и попытался увернуться от его дружеских объятий. Не удалось. Дрыгнув ногами, я завис над землёй и теперь заботился только о том, чтобы не сплющиться.
   - Да рука же!
   - Ой, прости, - опомнился Лёка и поставил меня на место. – Что это с тобой? Отчего ты так выглядишь? Я только с утра тебя почистил. Ты подрался, я прав? Что с тобой делать, Анчутка? Ты дерёшься и дерёшься, и дома, и здесь.
   - Я не дрался, Малёк. Разве что совсем чуть-чуть. Я тихо сидел в пыли на коврике.
   - Фу! Нет города хуже, для сидения! А ну-ка, выстирай коврик в речке. А лучше – выброси.
   - Уймись, пожалуйста. Нет смысла сейчас коврики стирать. К тому же, я так устал, что нет сил шевелиться.
   - Давайте я постираю, - вызвалось чудо-юдо. Лёка уставился на него во все глаза. Только что заметил.
   - Ага! – гневно сказал он мне. - Мало нам всяких других детей, так ты ещё одного притащил. Мало нам вообще всяких детей!..
   - Понятно, - усмехнулся я. - Ты видел… видел…
   При малознакомом ребёнке я не мог назвать имя Рики, а у него, единственного в компании, не имелось прозвища.
   - Видел ли я нехорошего мальчика? – криво усмехнулся Лёка. – О да! Я его видел. Я тебе уже битый час об этом толкую! О, как я зол на этого…
   - На этого удивительно талантливого человека, который в двенадцать лет смог сделать то, что, как считается, под силу только взрослым и опытным людям? Лично я очень горжусь.
   - Тебя подменили, что ли, пока ты пачкал коврик о мостовую? Кто учил ребёнка этим фокусам? Ты? О! Я теперь понимаю твоих родителей! Как ты мог? Я думал, что тебе дорог твой брат!
   - Малёчик, я не умею так фокусничать. Ты же знаешь: мне это было ни к чему, - иносказательно объяснил я про портал. – Это наш Телепатель учил моего брата, я думаю. С ним я ещё поговорю. Кстати, он взялся исправить свою ошибку.
   - Я знаю.
   - Знаешь? Рассказывай.
   - Я весь день торговал поблизости от храма. Не делай такие глаза, Анчутка. Я на все оставшиеся деньги купил разного барахла, и продал. Снова кое-чего купил, ну и пошло – поехало. Ещё я купил бумагу, карандаш, и всякое такое. Рисовал портреты людей. Неплохой доход, знаешь ли. Люди тут неизбалованные, радости у них мало, поэтому на качество бумаги им плевать. Рисовал милых кошечек. С руками оторвали. Завтра краски куплю.
   - Не увлекайся. Мы здесь ненадолго.
   - Я узнавал разные полезные сведения. Сидел то тут, то там. Наконец, один человек сказал, что видел возле гостиницы на помойке мольберт и кисточки. Я побежал туда, как хищник за добычей.
   - На помойку?! Тебя тоже подменили, чистюля! И ты о чём больше думал: о нашем деле или о том, как побольше бумаги изрисовать?
   - Я бы всё вымыл. У меня мыло есть. Я пришёл на помойку и сразу увидел мольберт. А ещё я сразу увидел Телепателя. Он наблюдал за входом в гостиницу. Я подошёл. Он сказал, что вот, мол, стоит экипаж…
   - Той женщины, - подсказал я.
   - Той женщины, и она собирается ехать. Слуги носят вещи. И вот глядим мы: она сама из дверей выходит. И…
   - Та девочка…
   - Да, та девочка с ней. – Это Лёка про Марику сказал. – Обе они сели в экипаж и покатили себе. Мы стали говорить с Телепателем, как узнать где имение госпожи… Той госпожи. Он сказал, что в гостинице расспрашивать опасно, но можно рискнуть. И вдруг мы видим нехорошего мальчика на задке её таратайки! И я тебе скажу, почему Телепатель тут мигом вызвался проследить за ним и за Кис-кис с её нехорошей девочкой. Чтобы я ему голову не открутил за то, что он учит детей… Учит детей…
   - Опасным вещам.
   - Вот именно!
   - Но ты не волнуйся, Малёк, Аарн не допустит беды.
   - Очень надеюсь на это. Он ушёл и унёс мой мольберт. И кисточку! А то, говорит, из города не выпустят. Выпустили?
   - Я сам видел.
   - Ну ладно. Хорошо. Но ты ещё не знаешь самого ужасного.
   - Только не говори, что жрецы храма в полном составе увязались за Телепателем.
   - Нет. Жрецы не увязались.
   - Жрецы, значит, нет. А кто увязался?
   - Другая нехорошая девочка.
   Я потряс головой. Количество детей, да ещё нехороших, просто зашкаливало.
   - Что за девочка, Малёк?
   - Не догадался?
   - Ты не про ту, что на букву «м»?
   - Нет.
   - Нет? Не может быть! На букву «л»?!!
   - «Л» и «п». Почему это быть не может, если они с твоим младшим братцем словно привязанные? Она вышла вместе с Кис-Кис и той девочкой, что на «м». Села с ними в экипаж и уехала. А твой братец тоже уехал. И теперь я не знаю, как Телепатель с этой компанией разберётся. Он велел мне тебя найти и всё рассказать.
   - Долго ты меня искал, однако.
   - Ничего не долго. Я шёл за Телепателем, потому что понял, что вся компания покинет город через Горные ворота. Убедился, что ты всё это видел, и вернулся обратно. Потому что торговля картинками и портретами шла хорошо, а деньги нам нужны.
   - Ну, Малёк!
   - А что такого? Ты был в безопасности, я даже удивился, что у ворот нет драки. Нехорошие дети под присмотром. А деньги нужны.
   - Деньги всегда нужны, - подал голос мой найдёныш. - Вот не пойму, кто у тебя, дяденька Анчутка, потерялся на самом деле. Девочка и мальчик? И ещё одна девочка? Если девочка – то плохо. Её даже и убить могут. Или что похуже. Один друг рисовал картинки, а другой – по делам пошёл, чтобы детей без присмотра не оставлять? Но ещё один друг потерялся ещё раньше.
   - Примерно так.
   - А кошка при чём? Вы говорили: кис-кис. Кошка тоже потерялась?
   - Тоже.
   - А нехороший мальчик – твой младший брат? Вот дела какие! Как же вы так растерялись?
   - Во всём этом есть и хорошее, - вдруг оптимистично воскликнул Лёка. – Хорошо то, что та девочка, которая на «л» не болтается здесь по городу, а под присмотром находится.
   - Но вот вопрос: не в плену ли она?
   - Вид у неё был самый лучезарный, когда я её видел, - отчитался Лёка.
   - Ничего не понимаю. Почему они оба, и мой брат, и эта девочка, привязались к Кис-Кис?
   - Почему они не привязались к тебе, вот загадка, - вторил Малёчик.
   - Думаю, потому, - ответил я после размышлений, - что мой мальчик видел меня. Видел и убедился, что всё со мной благополучно, что я просто на коврике сижу. А тут ему на глаза попалась девочка на букву «м»…
   - Слушайте, - сказал со скамейки ещё один мальчик, - вообще не понять, как вы во всех этих буквах не путаетесь. Давайте поедим. Даром я, что ли, воровал?
   - Мне не понравилось, что один толстяк возле твоих новых друзей крутился и глаз с тебя не сводил. Он совсем не прост, Миче. Совсем не прост, - волновался Лёка.
   - А! Это Радул, продавец посуды и других полезных вещей. Он почему-то считает, что я – это я.
   Мальчишка захохотал, болтая ногами, а мой дружок озадачился:
   - В каком смысле ты? В том смысле, что ты – не как ты, а как кто?
   - Нет, Малёк. Я – как я. На буквы «м» и «а».
   - Да ладно! С чего бы это? Он видел тебя раньше?
   - Нет. Слышал просто.
   - Эй! – закричал ребёнок. – Я есть хочу! Вот прямо сейчас умру с голоду. Прямо тут, возле колбасы.
   - Ладно. Давайте поедим, - согласился Лёка, у которого в голове не укладывалось, как какой-то Радул из посудной лавки мог быть осведомлен об обитателях Някки, что на Винэе.
   - Немедленно вымойте руки. А лучше вымойтесь целиком, - приказал он.
   Мальчик сказал, что фигу нам, не станет он мыться. Только руки сполоснёт, так уж и быть. Я же взял мыло и отправился за кусты вниз по течению, пока Лёка резал краденную колбасу и при этом убеждал юного грязнулю, что воровать очень плохо.
   - Вот видишь, - говорил он, указывая на собственные скромные трофеи. – Это всё я заработал в течение дня. Умом, расторопностью и талантом.
   - Тебе хорошо, а я маленький ещё. И талантов у меня нет.
   - Ничего. Анчутка враз обнаружит. Он такой. И, слушай, девочка, иди, всё-таки, помойся. Нельзя такой ужасной ходить.
   - Я мальчик.
   - А мальчику разве можно?
   - Мальчикам всё можно. Так сам Косза нас учит. Мужчины – высшие существа. Поэтому я буду таким, каким хочу.
   Мы приступили к трапезе. И я сам не заметил, как глубоко задумавшись, заговорил о Петрике, о том, что мы его ещё не видели, не знаем, здоров ли он, и что с ним происходит. И ещё: разобравшись, кто он такой, не преследуют ли теперь нашего друга Телепателя?
   Высшее существо встрепенулось и спросило:
   - А значит, вашего друга, что первым потерялся, тоже Петриком зовут?
   Надо же, оговорился! А Лёка, грозно сдвинув брови, спросил:
   - Что значит, «тоже»?
   - Тоже – это значит, что ещё кого-нибудь в мире так зовут.
   - В каком мире?
   - Да вообще. В каком-нибудь. В нашем. А эти все люди на разные буквы, откуда они все взялись, что так здорово потерялись?
   - Хороший вопрос.
   - Думается, что нашли нашу с Телепателем записку, - усмехнувшись, сообщил я. – Из неё никто ничего не понял, конечно, но дети заподозрили беду и воспользовались своими умениями.
   - Любой заподозрит беду, если прочитает ту галиматью, что в записке написана. Как это Телепателя угораздило продиктовать этакий бред? Ох, влетит тебе, Анчутка, от всех четырёх родителей!
   - Это часть… часть… - Я уже понял, что лучше не произносить слов, связанных с магией. – Часть действия на букву «к». Поиск места и вычисление наилучшего времени. Влетит – это слишком мягко сказано. Представляю, как нашли Сокровище. Он стоял, наверное, там, под дождём, под фонарём, жалобно ржал и копал землю копытом. И эта записка под седлом… И мы пропали…
   - Я тоже хочу найти сокровище, - оживился мальчик.
   - Сокровище – это конь.
   - Стало быть, конь тоже потерялся, - хихикнул пострелёнок. – Я не могу над вами! А что, и родители потерялись тоже?
   - Нет, родители пока на месте.
   - Было бы смешнее, если бы всё-таки потерялись.
   - У нас всё очень грустно, а вовсе не смешно, - обиделся Лёка.
   - Не знаю, не знаю. Дяденька Анчутка сказал, что вы написали записку и пропали тоже. Прямо чудеса какие-то. Всеобщее потеряние!
   - Ничего нельзя говорить при детях, - вздохнули мы с Мальком.
   - Да ладно, я никому не скажу.
   Тут я опять задал ребёнку вопрос, который надо было прояснить уже давно:
   - Тебя как зовут?
   - Мало ли как, - остроумно ответило чудо-юдо. Лёка серьёзно ему сказал:
   - Ты, как мы поняли, скрываешься от жрецов Косзы. Иметь выдуманное имя не так подозрительно, как не иметь никакого. Ты, девочка, можешь назвать любое.
   - Это, вроде, мальчик, - напомнил я.
   - Ладно, - согласился с разумными доводами малыш. – Тогда у меня будет имя Миче. Знаете, как у великого героя Някки, Миче Аги. Някка – это на Винэе. Там тоже люди живут.

   *
   Малёк захохотал и откинулся на спинку скамьи. Спинка хрустнула и сломалась. Мой друг кувыркнулся кверху ногами. Я подавился и закашлялся. Мой найдёныш нежно постучал меня по позвоночнику лёгкой и грязной лапкой.
   - А что вы смеётесь? - оскорбился он. – Разве вы не знаете, что один человек у нас в Текре очень здорово поёт про приключения Миче Аги и его друзей. Ого! Знаете, какой он, Миче Аги? Знаете, какие у него друзья? Ого! Ого-го!
   - Знаем, - отозвался из-под лавки Лёка. – Насчёт друзей ты прав. Друзья ого-го, а сам Миче Аги – так себе.
   - Кхе-кхе, - возмутился я.
   На Малька рухнула скамейка. Не знаю, как это вышло. Может, он от смеха перекусил ножку.
   - Дураки вы, а ещё взрослые дяди. Ничего не понимаете. – Мой почитатель пустил слезу и шмыгнул носом. – Миче и его друзья спасли свой город от пиратов. Там Лёка Мале такой крутой, что прям ваще!
   Крутой Лёка издал ряд непонятных звуков и побился головой об остатки скамейки.
    - Но лучше всех там Петрик Охти, - признал ребёнок. – Он просто очень замечательный. Добрый, находчивый, смелый! А ещё мне Ната нравится. Прямо как моя мама она. Потом они с Миче поженились.
   - Какой, ты говоришь, Петрик? Находчивый?
   - Очень славный.
   Мой самозваный тёзка смутился, покраснел и часто-часто заморгал глазами. Какое-то нетипичное поведение для мальчика. Мой Рики вряд ли стал бы краснеть и моргать при упоминании кого бы то ни было, будь тот хоть трижды очень славный.
   - Какой такой поэт поёт эти песни? – задал естественный вопрос Лёка.
   - Так сто раз же сказал: дяденька Блот. О! У него зелёная читра, и он здорово на ней играет. Брям! Брям! Но тс! Это секрет. Его ищет Косза и полиция. Если найдут - быть беде. Понятно?
   - Ещё бы!
   - Но кто знает – тот находит дядю Блота. Он каждый раз в других местах выступает. Я почему так долго в Текре задержался? Хотел всю повесть о Миче до конца дослушать. Она длинная, и в один присест дядя Блот её, конечно, спеть не может. Тем более, он как выпьет того и другого…
   - Напьётся?
   - Да, очень сильно. И всё. Больше уже не поёт. Надо приходить в другой раз продолжение слушать. Эту повесть он сам сочинил. И клянётся, что Миче существует. И все его друзья существуют тоже. На Винэе. – Мальчик опять покраснел. - А вы что, не верите? Нет?
   Ну, в собственное существование я верил, конечно. Как не верить? А что это за Блот такой?
   - Блот Корк? - спросил я на всякий случай, помня, что у троюродного брата Кохи, Хрота и Мадинки имелась такая читра зелёного цвета, и пел он в своё время настолько замечательно, что дважды побеждал на конкурсах наш дружный ансамбль. Парень был студентом, когда два года назад произошла история с ядовитыми светильниками. Корыстное и властолюбивое старшее поколение Корков практически не посвящало в свои дела сыновей и внуков. Молодые Корки уродились неправильными с точки зрения отцов и дедов. Они были прогрессивно, дружелюбно настроенными по отношению к Охти и анчу, не гнушалось вести с ними дела и даже втайне дружить. Поэтому для юного и романтичного Блота явилось страшным ударом открытие, что его отец заправлял всем на опасном производстве, губящем землю, воду, людей и животных. Завод, устроили в имении Лалы Паг всего лишь на другом берегу реки, напротив города Катиты, где обитало семейство Блота. Понятно, отец подвергся справедливому наказанию. А непричастность его единственного сына была доказана в результате долгого и изматывающего расследования. Не выдержав потрясения, парень начал пить, а потом пропал. Считалось, что он покончил с собой от позора. Но мой найдёныш сказал:
   - Да, он в родстве с Корками. Это все знают.
   Лёка по привычке принялся смеяться. Ему очень нравилось, что Текр и Навина так густо заселены выходцами из родной Някки. О том, что на этой планете обитают потомки Унагды, мы уже знали от Аарна. Все они старались держаться подальше от Текра, а Блот, поглядите-ка, здесь, ещё и песни поёт. Да как он сюда попал?
   - Где происходят концерты? – спросил я у чумазого чудика.
   - Так я не знаю. Только я всё про Миче дослушал, как стали происходить в другом месте. Но мне искать недосуг. Пора сваливать из Текра.
   - Давайте спать, ребята, - пробуя на прочность одну из уцелевших лавок, сказал Малёк. Завтра разберёмся с Блотом и прочей компанией.
   И вот, мы разместились на скамейках. Причём Лёка извёл меня ворчанием про «чёртовых коротышек». Ноги у него не помещались. Я думал, что нипочём не засну после всех событий дня, однако, сразу же провалился в сон. Успел только почувствовать, как наш малыш, устроившийся под боком, обхватил лапками мою руку и прижался к ней грязной мордочкой.

   *
   Утром мальчик потребовал, чтобы мы дали ему задание. Например, узнать расписание почтовых карет, чтобы покинуть Текр. Где раздобыть фальшивые документы, разрешающие выезд, он знает.
   - Только не знаю, сколько это стоит. Но могу узнать.
   Мы разрешили ему узнавать, что заблагорассудится.
   - Заодно разузнай, если можешь, где найти дядю Блота, - попросил я, понимая, что знакомый соотечественник, пусть даже пьяный, и даже хуже того – пьяный поэт, это кладезь ценных сведений. К тому же, вдруг Блот хочет вернуться на родную планету и излечиться от пьянства? Мы обязаны ему помочь. Число людей, требующих нашего с Лёкой участия, увеличивалось не по дням, а по часам.
   Лёка, решивший начать воспитание мальчишки прямо сейчас, дал ему несколько монет и запретил воровать. Я только хмыкнул. По хитрющей физиономии грязнули можно было понять, что плевать он хотел на наши запреты.
    - Будут деньги, куплю ему что-нибудь из одежды. И в речке отмою, - буркнул Малёк, глядя вслед моему тёзке. Лёке предстояло одному присматривать за ребёнком, поскольку я не оставил идеи проникнуть в храм.
   - Что же Аарн так задерживается? – бормотал я, разматывая бинт на руке. – Как думаешь, Лёка, он уже переговорил с госпожой Кис? Забрал наших детей? Отправил их домой? Где он, этот Аарн? Наверное, жену навещает. На душе неспокойно.
   - Кто из нас предсказатель? Возьми и погадай.
   - Некогда мне сейчас. Займу своё место, тогда погадаю. Надо спешить. Я чувствую.
   Лёка замер над авоськой, в которой он делал ревизию своим художественным предметам, и уставился на меня. Я же разглядывал пострадавший палец. Опухоль спала, палец не болел больше и выглядел нормально. От ранки, нанесённой ножом Аарна, остался еле заметный след. Рука действовала отлично, как до истории со светильниками, но ещё болела после знакомства с мостовой и повозкой. Поэтому от бинта я избавился, но решил ещё немного попользоваться перевязью. У меня вдруг дух захватило от счастья! Вот я нормально беру любимые инструменты и без труда создаю нечто прекрасное, тонкое – тонкое, такое, на что действительно способен, от чего глаз не оторвать. Диадему? Драгоценное ожерелье? Брошь? Я мечтал об этом, о том, что, может, правой руке когда-нибудь вернётся гибкость, а пальцам – ловкость, и я воплощу свои задумки, ещё больше прославлю ювелирный дом Аги. Вот спасибо усатому убийце и госпоже Кис, отдавшей приказ! Теперь я по-настоящему покажу, на что способен. Если останусь жив, конечно.
   - Миче, - позвал Лёка, - куда надо спешить?
   Я задумался. Действительно, куда? И повёл его к храму.
   Спасибо Петрику, придумавшему защитить меня особенным заклинанием!
   Этот Текр! Мы заметили, что по причине того, что никак не наступит зима, молодая трава начала пробиваться сквозь отжившую. Что осенние цветы по тёплой погоде всё ещё пытались цвести, но были хилыми – их время кончилось. Перезревшие ягоды и другие плоды падали под ноги, и пахло брожением. Окна сияли, и не было в этот час заметно, что они грязны. Лёка объяснил мне, почему их не моют. Чтобы хоть так, хоть немного уберечься от посторонних взглядов: в Текре запрещено задвигать шторы. Косза всегда должен видеть всех своих слуг.
   Вот мы и видели, как девочке лет двенадцати мать обрезала красивые косы, а она плакала и была одета так, как одеваются мальчики.
   Слышались голоса птиц, но это были зимующие птицы. Перелётные улетели в иные края. Какие они, эти края? Я бы посмотрел.
   Множество неработающих фонтанов, испорченных клумб, переполненных мусорных баков…
   - Здесь запрещено выбрасывать мусор в баки, - сказал Лёка мне, весь день сидевшему на коврике. – На улицу тоже запрещено. И в подвалы тоже запрещено.
   - А куда разрешено?
   - Понятия не имею. Кажется, люди сами где-то роют ямы.
   Одно радовало: сколько мы ни видели в этой стране водоёмов, все они были чисты и ухожены. Даже в столице. Реки, озёра, пруды и ручьи священны для каждого жителя Текра. В них мусор не бросал никто. Разве что ветер приносил.
   Обильная роса покрывала ветки и листву вечнозелёных растений, капала нам на макушки. Замусоренные влажные мостовые были покрыты мелкими следами непуганых крыс.
   - Дождутся мора, - возмущался Лёка. – Куда смотрит Чёрная Нечисть? Даже его жирные жрецы не имеют права допускать такой грязи и разрухи.
   - Кто его знает, этого Косзу? Может, его мечта – заселить весь мир крысами. И, Малёчек, давай рассуждать, как взрослые…
   - А ты уверен, что у тебя получится? – спросил мой смешливый друг.
   - Я хочу сказать, что сказка про трёх сестёр и Чёрную Нечисть – это всего лишь легенда. Жили-были три сестры, и полюбили они одного красавца…
   - Не думаю, Миче, что Чёрную Нечисть по имени Косза и по прозвищу Большая Кака мог кто-нибудь полюбить. Тебе не кажется, что тут ошибка? Ты видел изображения дочерей Эсьняи? Ви, Наи и Эя на людей похожи, и их мать похожа, а красавец имеет крылья и хвост. И жутко уродлив при этом на физиономию. Вот, посмотри на картинку.
   Лёка ткнул пальцем в плакат, прилепленный к запертой деревянной двери полуразрушенного храма Наи. Косза реально уродлив! Непропорциональное тощее тело, большие уши, корявые пальцы, круглые глазищи, кожистые крылья. И на хвосте, кстати, кисточка.
   - К тому же – голь перекатная, - не унимался Лёка. – Все, кто его видел, рассказывали, что он был совсем без ничего. У него нет денег даже на набедренную повязку!
   - Денег?
   - Ну или чем там рассчитываются Покровители. Во всех легендах говорится о том, что Эсьняи наряжала дочерей богато и красиво, чтобы они нашли себе достойных женихов. Водила их на гулянья. И вдруг, в общественном месте, они встретили красавца вот такой наружности и совершенно голого при этом. И влюбились. Как думаешь, с чего у них так помутился разум? Как голого человека пустили в приличное общество?
   Я засмеялся, слушая нашего атеиста.
   - Малёк, я ведь к чему и веду: Косзы не существует.
   - Но в кого-то девицы влюбились?
   - В кого бы там они ни влюбились в доисторические времена, сейчас в Текре людям показывают нечто иное. Местный урод. Или животное. Или это было особое волшебство. Обман зрения.
   - Заколдованное уродливое животное, - усмехнулся мой друг. – Хотел бы я с этим разобраться.
   - А я хочу домой. Собрать в кучу своих братьев, всех нехороших девочек и вернуться к Нате. Что же Аарн не идёт с отчётом? Остался в Някке принять у студентов экзамен? Хотя, дома сейчас ночь. Что?
   Лёка смотрел на истерзанный Текр, в котором перепутались сезоны, тем особенным взглядом, который меня всегда удивлял. Знаете, как для орла естественно летать и горделиво, спокойно оглядывать простор под собой, так естественно для Лёки быть похожим на эту птицу, когда он затевает что-нибудь масштабное. Я спрашивал его, почему он порой так преображается, но Малёчек отшучивался и утверждал, что художники все такие.
   - Соберём всех и смоемся, - предостерёг я.
   - Но Аарн будет в опасности, пока мы не разберёмся с тем, что здесь происходит.
   Глядя на Лёку, спокойного, уверенного, улыбающегося, видящего что-то своё там, где я вижу просто мусор и худшие стороны диктатуры, я пообещал ему, что, конечно, вместе с ним постараюсь разобраться во всём, в чём только возможно. Но сейчас у нас на повестке дня Петрик.
   Мы уже дошли до весёленького храма Косзы, и глядели на него из переулка.
   - Малёк, - шепнул я. – осторожно загляни за угол.
   - Что там?
   - Мои приятели – предсказатели.
   Они выходили по очереди из подвала длинного тёмного дома, что стоял, отвернувшись от площади. Напротив, на крыльце подъезда такого же дома, сидели несколько граждан в форме. Они зевали и лениво переговаривались.
   - Ну, вы когда уже? – крикнул один из них предсказателям.
   - Да мы готовы.
   - Тогда двигайте на рабочее место. Семеро? Никто не помер? Ну и славно.
   Шаркая разбитой обувью, а Брим – босиком, бедолаги потянулись по переулку в сторону Горных ворот. Конвой не пошёл с ними. Видимо, в его задачу входило лишь пересчитать предсказателей поутру да сделать запись в специальном журнале. Я задрожал от негодования и ухватил Малька за плечо.
   - Не ходи к ним, Миче, - горячо зашептал мой дружок. – Тебя схватят, сделают тебе больно, поставят клеймо, а потом станут обращаться, как с ними. Ты заболеешь, ты будешь голодным. А вдруг тебя станут бить? А вдруг распознают в тебе волшебника? Как мне думать об этом?
   Идти не хотелось ужасно, но я пробормотал, опустив голову:
   - А что делать?
   - Давай дождёмся Аарна и подумаем ещё.
   Я заколебался. Подумать ещё? Мало ли, что расскажет Аарн…
   И тут сквозь ажурную решётку мы увидели Петрика.

    *
    Закутанный в клетчатое покрывало, он сошёл по лестнице и тяжело опустился на ступеньку у подножия холма, на котором был разбит храмовый парк. И во всей его поникшей фигуре было столько усталости, отчаяния, безнадёжности, что мне стало больно во всём организме, словно моему Петрику прямо на моих глазах поставили клеймо. Что с ним сделали за два или сколько там дней? Я запутался в днях. Я видел моего Петрика таким лишь однажды. Когда после холодной, утомительной, бесконечно долгой дороги, после тяжёлой болезни, едва не стоившей ему жизни и оставившей шрамы на руках, после всего, что он преодолел, чтобы спасти маму и папу, они посадили его в тюрьму. Они это сделали в заботе о нём, но он тогда был таким.
   Сейчас он, наверное, смотрит сквозь кованый узор на площадь, на эти дома и переулок, но видит ли?
   - Надо показаться ему, пусть знает, что мы здесь, - до боли сжав мою руку, прошептал Малёк. – Что с ним такое? Он заболел?
   Я сказал таким голосом, что сам испугался: до того он был похож на Петриков, когда тот работает королевичем:
   - Я сам пойду, а ты отличаешься ото всех, и не должен светиться. Тебе нужно дождаться Аарна и позаботиться о том мальчике. Не переживай. Я думаю, сегодня ты ещё найдёшь меня у Горных ворот.
   И Лёка уже не стал спорить, а отпустил мою руку и сказал:
   - Действуй, Миче.
   И я двинулся вперёд, чувствуя спиной Лёкин взгляд.
   Я вышел на площадь, на которой сильно ощущалось влияние защитной магии храма и, морщась от неприятия, медленно прошёлся как можно ближе к ограде и к той лестнице, на ступеньке которой сидел Чудилка. Я увидел его совсем рядом и ужаснулся тому, как он несчастен. Он задержал на мне взгляд, но ничем не выдал, что узнал меня, даже бровью не повёл. Я не удивился и не огорчился: всем нам известно, как он умеет держать себя в руках. Напротив, я улыбнулся, радуясь тому, что Петрик жив и относительно здоров, и прямо сейчас видимой опасности не подвергается. Он заметил меня, значит, знает, что не одинок, что у него есть надежда выбраться из дома служителей Косзы.
   Уйдя с площади, я постоял немного за углом, на улице, приходя в себя и борясь с желанием снова пройтись мимо храма. Но потом повернулся в нужном направлении и бодро зашагал к Горным воротам. А по дороге на радостях купил восемь булочек. Противному Астаку тоже. Чтобы не вызывать подозрений.
 
Продолжение:  http://www.proza.ru/2014/05/16/959

Иллюстрация: картинка из инета.