Евгения Павловна

Евгения Павловна, невысокого роста и не плотного, почти субтильного сложения женщина тридцати шести лет, в светло-розовой ночной рубашке ниже коленей — стоит посреди комнаты. Непричесанные, черные волосы  в беспорядке атакуют ее маленький, с уже заметными продольными морщинами, лоб, путаются с ресницами, которых, кажется, никогда не касалась кисточка с тушью, и лезут в широко раскрытые глаза. Руки, крепко сцепив в замок, прижимает к животу, дышит быстро и отрывисто. Ноги босы; от дощатого, выкрашенного коричневой краской пола, несет холодом, но, кажется, она холода не замечает.
Эту комнату я у Евгении Павловны снимаю. Плачу за нее двести рублей в месяц. Сумма намного меньше стоимости подобного рода услуг у других владельцев жилья. Но Евгения Павловна не берет с меня больших денег. Только не оттого не берет, что деньги ей не нужны. Она и вовсе готова на меня молиться, только бы я не съехал.
Все дело в котах и кошках, которых Евгения Павловна держит. В настоящее время их у нее — чертова дюжина, то есть тринадцать. Сами по себе эти, довольно умные животные, - неплохие, и я ничего худого против них не имею. Но когда их  т р и н а д ц а т ь (!)  и все они свободно перемещаются по квартире, прыгают через форточку, открытую в любое время дня и ночи, на улицу (квартира находится на первом этаже пятиэтажного дома), плюс ко всему каждое настойчиво норовит привлечь к себе внимание, - мои добрые чувства куда-то уходят.
В общем, я оказался единственным стойким жильцом из всех, ранее поселявшихся здесь, и Бог знает, почему - до сих пор не сбежавший.
В данный момент, когда хозяйка квартиры недвижно стоит в комнате, я изволю спать. То есть я спал, но протяжный, противный скрип открывшейся двери, а затем громкий щелчок выключателя и яркий свет - разбудили меня. И я открыл глаза.
Чуть прищурившись, смотрю на нее.
Смотрю и…
Не нахожу в себе хоть сколько-нибудь мужества - увидеть в Евгении Павловне  ж е н щ и н у.
И причина не в том, что у нее небольшая, неразвитая грудь, которая отчетливо, с маленькими точками сосков, проступает сквозь полупрозрачную рубашку, лохматые, всегда непричесанные волосы. Не в том, что в свои тридцать шесть - она выглядит не меньше, чем на сорок пять. И не в том, что Евгения Павловна слишком много курит, может быть, пачку, а то и больше, в день, причем, как правило, это какая-нибудь дешевая гадость.
Вот, если бы ее — затащить в ванную и... как следует отмыть! Намылить мочалку хорошим мылом и отдраить, как отдраивают матросы палубу корабля. Тесно общаясь со своими многочисленными четвероногими питомцами, Евгения Павловна изрядно напиталась специфическими кошачьими запахами, которые трудно назвать приятными.
Евгения Павловна отнимает от живота руки. Тихим голосом извиняется. И просит разрешения присесть.
Получив мое согласие, садится на край кровати.
Минуты две молчит. Затем на одном дыхании выпаливает:
- Андрей Николаевич! Миленький! Помогите! Устала я! Ох, как устала! Одна я, никого у меня нет на целом свете! Ни одной близкой души! Холодильник помочь передвинуть – некому, замок в двери поменять, слово сказать доброе… Хоть бы кого-нибудь Господь послал, какого-нибудь мужичонку! Мы бы уж как-нибудь сладили. Только чтобы не пил сильно и не дрался. Мужичка какого-нибудь!..
Евгения Павловна плачет. Наклоняется к коленям и, оттянув край рубашки, вытирает слезы, утирает нос.
Я слегка приподнимаюсь, прислоняюсь к спинке кровати. В недоумении и с сожалением смотрю на Евгению Павловну. А тут и мыслишка приспела: «Уж не я ли тот самый мужичонка?».
Чепуха какая-то.
А ведь, пожалуй, придется отсюда съехать.
- Бывший мой муж, - успокоившись, продолжает Евгения Павловна, - не то чтобы меня бил, а так — ради забавы, любил топить в ванной. Наберет целую ванну воды, холодной, и давай мою голову в нее окунать. Окунет и держит — до тех пор, пока пузыри не начну пускать, захлебываться. Вытащит голову, минуту-другую даст отдохнуть – и опять в воду. Здоровый был: сгребет ручищами — не вырвешься. Один раз чуть совсем не утопил, передержал - еле оклемалась. А ведь помер-то раньше меня, дурак. На соседней улице под КАМАЗ, пьяный, попал. Размазало по асфальту, как масло.
Скажите на милость! Я и думать не думал, знать не знал, что сидящая рядом со мной женщина когда-то была замужем. Может быть, неудавшееся замужество наложило своеобразный отпечаток на ее дальнейшую жизнь?
Беседа наша закончилась скоро. Поскольку ничего содержательного вложить в свой ответ я не смог, ничего не мог посоветовать. А мое сочувствие — разве оно ей было нужно?
Евгения Павловна ушла в свою комнату. Сколько-то времени она плакала. Затем тяжело заснула.
Через три недели, как принято говорить, по независящим от меня обстоятельствам, я все-таки съехал с квартиры Евгении Павловны и поселился в пригороде.
Бывшую свою хозяйку долгое время не видел. И начал уже забывать о ней.
Но однажды я повстречал ее на одной из улиц города. Евгения Павловна неторопливо шла по широкому тротуару — мне навстречу. Впереди себя она осторожно двигала детскую коляску. И не замечала ничего вокруг, сосредоточив на коляске все свое внимание. Не взглянула она и на меня, когда мы поравнялись друг с другом.
Пройдя некоторое расстояние после того, как мы с Евгенией Павловной разминулись, я остановился. Оглянулся. И, отыскав взглядом знакомую удаляющуюся фигуру, подумал: «Наверное, Бог услышал ее и послал столь желанного мужичка». Только, вот, навсегда? Или это была случайная встреча?..