Должен же быть ум у людей!

После того, как муж в прошлом году нашел и принес домой собаку с раздробленой лапой, мы твердо  решили: все, на этом пора остановиться. Шоколадный,с оранжевыми подпалинами пушистый красавец Петруша наша третья и последняя собака. Ну должен же быть ум у людей! Эх, какие мы были наивные, ведь это только нам кажется, что мы решаем. На самом деле мы полагаем, а Бог располагает…

В последнюю субботу июня сын, как всегда, отправился на работу, а мы с мужем занялись порядком подзапущенными огородно-садовыми делами. Вдруг звонок от сына: «Мам, сейчас на встречке машина собаку сбила. Что делать, она на боку лежит и визжит, здесь движение, ее задавят!». Что я могла ответить сыну? Только одно: «Вези ее в клинику».  А в голове у меня чей-то голос громко и отчетливо сказал: «Ну вот, опять!»

Через час опять звонок: «Ему лапу сложили, и гипс наложили. И ребро у него сломано. Куда его теперь девать, не на улицу же! Можно, я на время,, пока гипс, домой его привезу? На три недели? Он щенок еще, такой беленький мальчик, ласковый! Я тут ему хозяина уже нашел!» Голос внутри меня быстро-быстро заговорил: «Нет-нет-нет! Не соглашайся! Пусть и везет сразу к этому хозяину!»  «Конечно, можно, вези, куда ж его теперь» - ответила я вслух.

Привез. Классический дворянчик, худющий и грязный собачий белобрысый подросток. Спит после наркоза. Поместили мы  его в кладовку, налили воды и оставили пока в покое. Через некоторое время слышим, завозился, застучал гипсованной лапой по полу и сразу «Грымз, грымз». Ах ты, разбойник, уже дверь грызет! Открываем кладовку, псиша смотрит еще затуманенными глазами и неуверенно постукивает хвостом по полу. На шее два ошейника, противоблошиный  и простой.

И тут я совершила глупость, какую могут сделать только люди, никогда не имевшие дела с собаками. Я протянула руку к его голове и погладила. «Ласковый беленький мальчик» сделал мгновенный выпад головой, молча, без предупреждения, и моя правая рука оказалась располосованной. Я даже понять ничего не успела, как кровь хлынула и залила весь пол. Дальше была скорая, уколы от бешенства и столбняка, перевязки, антибиотики. И так долгих три недели. Но я даже не рассердилась на маленького паршивца.

Ну вот представьте себе, и под машиной он побывал, и в больнице тетка уколы ему делала, и больную лапу трогала. Было так больно и страшно! А тут глаза не успел открыть, другая тетка руку тянет, за уши трогает. Кто знает, что у этой тетки на уме? Время шло, я лечилась, а Белый (так мы его назвали) очень быстро освоился, начал носиться в своей большой загородке на трех лапах и яростно охранять наш дом от всех, кто бегает, ходит, летает и ползает.

Одна только была проблема – он смертельно боялся будки. Добротная, с двойными стенками, под оцинкованной крышей, с внутренней перегородкой, настоящий собачий дворец! Нет, никакими уговорами, косточками, печенюшками и сушками его туда было не заманить. Хорошо, что было лето и тепло. Но когда шел дождь, было так его жалко, свернувшегося калачиком в проеме цокольного низкого окна.

А еще мы с ним влюбились друг в друга. Про укус он и не помнил, встречал меня с неистовой любовью, угощение из руки брал осторожненько, мягко, одними губами. Когда приехала в гости моя сестра и понаблюдала наши игры и объятия, то сказала мужу: «Васильич, ты хоть понял, что нужно сделать, чтобы жена тебя полюбила навсегда? Ты просто зубки поточи поострее и тяпни ее как следует. Сразу такая любовь появится!»

Гипс с лапы Белого и бинты с моей руки сняли почти одновременно. Белый начал потихоньку наступать на раздробленную лапу, и сын позвонил мужчине, изъявившему желание его взять. Ага, не тут-то было! Он уже давно раздумал. «А я тебе говорил» - злорадно напомнил о себе внутренний голос. Тут мы засуетились, дали объявление в местные газеты и телевидение, сделали буквально подворовой обход частных домов в районе, где его нашли. Прежний хозяин так и не объявился, а желающие взять теперь уже почти нашего разбойника нашлись. Но, увы, тем, кому бы мы доверили Белого, не понравилась собака. «Слишком большой» - сказали одни. «Очень уж злой!» - сказали другие.

А те, кто захотел его взять безоговорочно, уже не понравились нам. Время шло. Белый прекрасно поладил, как и полагается, кобелю, с алабайкой Дашутой и дворяночкой Нюшей.А вот с Петрушкой мир их никак не брал, оставить нельзя было вместе ни на минуту. Петруша, вроде бы спокойный и дружелюбный песик, рычал и кидался на нового жильца. А  у Белого склад характера был холерический, энергичный, с желанием непременно установить первенство в нашей стае.

Настоящий альфа-самец кобелиного дворняжьего племени! И еще. Он не терпел и гонял наших кота Зайку и кошку Тосю. Те и понятия до сих пор не имели, что собак можно и нужно бояться. Тоська нашу Дашуту, если та надоест ей, спокойно могла отлупить своей крошечной лапкой по здоровущей алабаевской конопатой мордаше.

Когда поступило предложение взять его в охрану рынка, именно это обстоятельство и заставило нас принять предложение. Тем более обещали, что мясо псиша будет есть от пуза. И занятие по охране у него будет. Собрали мы ему приданое – две миски, для воды и еды, подстилку, поводок, привычную еду на первое время, кулек с любимыми печенюшами, и повезли. Душа у нас  всех болела и сопротивлялась, а разум успокаивал и говорил, что все правильно мы делаем. Забрать-то обратно никогда не поздно! Да и у нас уже три собаки, куда же еще-то.

Привезли, устроили на новом месте. Привязали, пока не привыкнет. Налили воды, положили печенье и еду. Проинструктировали охрану, целую памятку им написали, с телефонами и наказом сразу звонить, если что не так пойдет. Когда уезжали, мы с мужем обернулись, и сердце сжалось. Какие печенюши,  пес с такой тоской и недоумением молча смотрел нам вслед, что по спине между лопатками у меня  мороз по коже пошел. Но мы мужественно взяли себя в руки и все-таки уехали. И началось. То один из нас, то другой вздыхали: «Как-то там наш Белый?»

Через пару дней не выдержали и поехали навестить. Подъехали к посту охраны  и даже испугались, не увидев его сразу. А потом поняли, что маленькая грязно-белая плоская шкурка, лежащая на земле и плотно примотанная цепью к столбу, и есть наш брутальный, грозный и злобный Белый. Тихий и молчаливый, он безучастно лежал, пока не увидел нас. А увидев,  отчаянно завизжал и попытался вскочить, но обмотавшаяся цепь не дала ему это сделать. В миске для еды у него была прокисшая каша с мясом, которую мы оставили. В миске с водой плавал большой грязный полиэтиленовый пакет.

Решение пришло мгновенно. Домой! Немедленно домой! В машине Белый  скулил и пытался сквозь намордник лизать мне руку. Дома сразу же умял полную миску еды, попил, и свалился спать. К вечеру Белый опять превратился в брутального альфа-самца, приступил к своим обязанностям по охране и начал рычать на Петрушку. Петрун погрустнел, в его глазах застыл вопрос: «Зачем вы его привезли обратно? Зачем? Так было хорошо, тихо и спокойно».

Сейчас Белый подрос и превратился в красивую, среднего собачьего роста дворнягу белого цвета с кофейной спинкой. Левая передняя лапа немного кривая, но он уверенно носится по всему огороду на всех четырех, слегка только прихрамывая. Мы с ним уже выучили кое-какие команды, из них самая любимая  и мгоновенно исполняемая «Ко мне, Белый!». И – большая радость. Иногда он сам начал забираться в будку.

А как оказался умен и пронырлив! Мы долго не могли понять, каким образом ему удается открывать калитку вольера. Муж всегда добросовестно закрывал вольер на задвижку и  поворачивал ручку. Тем не менее почти каждый день Белый оказывался на свободе и носился по саду и огороду. Однажды там оказался и Петрушка. Мы увидели в окно, как они кругами неторопливо ходили, не пытаясь подраться, как настоящие джентльмены. Их ведь не познакомили, и они делали вид, что не замечают друг друга.

Но стоило мужу показаться на огороде, как воспитанные англичане мгновенно превратились в горячих южных парней. Они наперегонки понеслись к мужу, на ходу обругивая друг друга: «РР-рав!! Не подходи к моему хозяину! А то р-рр-рав!» « Гав! Гав! Это ты выскочка, ты позже меня пришел! Гав!»  У ног мужа они сцепились в воющий и грызущийся клубок, и только большой садовый веник немного привел их в чувство. Белый отправился в свой вольер, а  Петрушка  в цоколь. Зализывать раны.

И вот однажды мы подсмотрели, как удается Белому выбраться из вольера. Все было очень просто, деловито, по раз и навсегда разработанной схеме. Белый встал на задние лапы, одной передней уперся в заборчик, а второй начал методично стучать по калитке. От вибрации плотно закрытая задвижка начала ралбалтываться и потихоньку двигаться. Как только рычажок задвижки подошел к удобному отверстию между железными прутьями, Белый просунул переднюю лапу и повернул рычажок к себе. А дальше вообще раз плюнуть! Зубами спокойненько взялся за рычажок и отодвинул задвижку. Все! Свобода!

Да, и мужу теперь нет необходимости вечером ходить за его чашкой. Ровно к шести часом Белый ее сам приносит  в зубах и аккуратно ставит возле крыльца. И еще. У мужа есть абсолютно для меня непонятная привычка пить рано утром кофе в цоколе, в котельной. В любое время  года и в любую погоду он наливает себе кофе и отправляется в цоколь. А там небольшие окошечки, которые как раз выходят в загородку-вольер Белого. И Белый стал брать в зубы свою чашку и стучать ею в окно. Мол, хватит распивать кофе, давай неси побыстрее мне завтрак!»

А как он встречал меня после больницы! Ведь целый месяц не виделись, больше даже! Мне поставили на огороде стул, помогли дойти до него и выпустили Белого. Это было что-то! Он рыдал, обнимал меня лапами, носился от восторга кругами по огороду, опять обнимал лапами и совал мордашу мне под мышку, потом опять нарезал круги. Еле-еле успокоила собаку обнимашками и угощеньем.

Белый обожает лежать возле окошек цоколя и наблюдать за мужем. Что он там делает, как ходит. Мы там и сено постелили, чтобы собаченции потеплее было. Но Белый решил, что для уюта ему просто необходимы тапки мужа. Однажды муж оставил их на веранде, и тапки немедленно переселились под окошко на сено и были аккуратно поставлены  рядышком. Теперь Белый лежит только на них.

С Петрушкой отношения у них продолжают оставаться сложными. Но вот недавно я видела в окно, как выпущенный погулять утром Петрун подбежал к вольеру Белого и начал тоненьким голосом подгавкивать. Белый тут же выскочил и пошел тоже к забору, но хвост у него при этом вполне дружелюбно покачивался из стороны в сторону. Петрун просунул башку сквозь прутья и лизнул Белого в бок. Белый понюхал Петруна, помахал еще ему хвостом и пошел досыпать. А Петрун побежал по своим утренним неотложным делам.

А вчера я наблюдала, как на глазах у изумленной нашей прочей возрастной собачьей публики Белый азартно и восторженно носился с перчаткой кругами по огороду, подбрасывал ее вверх, ловил, трепал и опять подбрасывал. Уже не щенок, почти собака. Наша теперь собака. Про Белого я могу рассказывать долго и много. Но уже и так вас утомила.

А  на семейном совете мы опять твердо решили, что Белый – это последняя наша собака. Должен же быть ум у людей!