Бездна. Глава 5-11. Шторм

     Утром я проснулся очень поздно.

     — Ну вот, Мишка, мы покинули долгожданный остров. Что теперь?

     — Надеяться на счастливый случай. На удачный поворот паруса.

     — А как же мои стремления…

     — Стремления? Кто-то прочил разочаровавшимся в жизни вместо самоубийства жить на благо человечества. А сам трусливо сбежал: в рай, видите ли, захотелось. Мать зря обидел, заставил её переживать.

     — Так ей и надо! Но я и правда, слишком жесток… Сам не ожидал от себя такого. Но вернуться невозможно. Путь назад отрезан!

     — Надо бы сообщить, чтобы мама тебя не хоронила…

     — Бутылкой почту отправить? Мама, жив-здоров… акулы нас пока не съели… И куда эту бутылку? Акуле в пасть?

     — Успокойся, сейчас ничего не сделать. Виталик отправляет твои письма… Лежи, смотри в небо, считай облака. Ночью будем звёзды считать.

     Мы долго молчали. Час, два… Я даже не стал завтракать.

     Первым нарушил молчание я:

     — Скажешь: облака считай… Вон смотри — на горизонте тучи. Вроде ничего страшного, но мы здесь возле жерла вулкана: в любую минуту может трахануть. Буря, молнии, громадные волны, тридевятые валы… В радужных местах, на берегу, я жаждал бури, но я боюсь её! Смотри, как клубит!

     Действительно, тучи стали мгновенно заполонять небо.

     Я страшился наступающего мига, но не забыл, что нужно позаботиться о будущем: преодолев апатию, упаковал в целлофан книги и дневники, тщательно закрыл их в ящике для инструментов, лишь потом стал снимать паруса и укреплять остальные вещи.

     — Ветерок, ветерок, родной, смирный, не ты ли был главным моим спутником?! Ты весь путь вёл меня в южном…

     Шквальный ветер накинулся на плот почти мгновенно. Дождь лил несколько часов, я почти не понимал, волны ли нападают на меня, пытаясь зажать плот в липкий кулак, или поглощает обрушившийся с небес океан.

     Я от страха по-альпинистски обвязал вокруг груди самую толстую верёвку, прикрепил свободный конец к скобе и, ухватившись за другую скобу, вжался в плот.


     Шторм закончился столь же быстро, как начался. Волны продолжали возносить плот на высотищу, чтобы через мгновение низринуть на самое дно. Но скоро чёрно-фиолетовый цвет неба сменился на оранжевый закат.

     Бушлат и одеяло промокли насквозь — ночью буду мёрзнуть. Я потрогал невесть откуда взявшуюся ссадину на плече. Кровь почти унялась. Больно, досадно, но отделался легко. Смыло за борт остатки дров, я берёг их на самый крайний случай, но перед штормом забыл убрать. Главное, целы опреснители. И Мишка — ах ты, мой родимый, как же тебя угораздило из ящика выскочить? — не потерялся, забился в щелочку дивана. Как бы я жил без тебя?!


     Испытав силу стихии, я боялся новых вспышек ярости океана. На следующий вечер я особенно тоскливо ожидал приближения шторма. Погода была отличная, но теперь я с тоской думал только об окончании плавания. И с тревогой смотрел на дымку на горизонте, которая в считанные минуты могла превратиться в новый грозовой массив.

     Но и приближение земли я ожидал с не меньшей тревогой:

     — Мишка, не хватало мне ещё после всех приключений умереть от неведомой ядовитой ягодки, тропической болезни или укуса малюсенького комарика.

     Мишка хотел что-то сказать, но я перебил:

     — Да помню, помню: говорил про самоубийство. Сколько будешь поминать мою слабость? Теперь я жажду жить!

     Я сидел до глубокой звёздной темноты и про себя повторял: скорее бы всё закончилось, быстрее бы земля, хоть какая, пусть самая пустынная, самая безводная, голый камень… Только не мангры… не болота… Это была почти молитва. Наверное, так молятся верующие. Но моя молитва — в пустоту.

     Когда с тяжёлой головой уже начал засыпать, я вдруг вскочил с мыслями о вероятности внезапного ночного шторма и возможности оказаться смытым волной. Я обвязал себя верёвкой и растянулся на диване.