Химера борея. глава xxiii

                ВОР


  Путь – но не ключ к нему. Муляжный «Повелитель мух» мог быть где угодно. В доме хранилось несколько сот книг. Вполне вероятно, что отец забрал его с собой, когда покидал дом, в качестве приятного сувенира. Тогда найти его уже невозможно. И единственный путь к Габриэль закрыт для Чезаре. Возможно, навсегда закрыт.
   Однако Чезаре Марчелли был не из тех, кто сдается под натиском сомнений. Бессмертный девиз «или Цезарь, или ничто» окрылял его и дарил упрямую надежду на успех.
   Чезаре решил начать с осмотра книжных стеллажей. Он внимательно изучил библиотеку; заглянул во все гостевые спальни, кроме той, что принадлежала Кэро; попросил разрешения у Хелен выбрать себе роман на ночь и под этим предлогом изучил книги в ее комнате; тщательно обыскал подвал – вдруг книга лежит где-нибудь, всеми забытая?
    Поход в подвал оказался для него роковым.  Чезаре, занятый мыслями о Габриэль, умудрился упасть на узких ступенях, и удариться злосчастным боком. Бок взорвался новым приступом уже полузабытой боли. Сразу начала мучительно кружиться голова, спину пробил холодный пот.
   Ослабевший Чезаре дошел до своей комнаты и рухнул на кровать. «Повелителя мух» нигде не было. Чезаре был готов взвыть от отчаяния. Когда встреча с Габриэль, была так близко, когда путь был почти найден, все нити вдруг оборвались и бессильно повисли в дрожащих пальцах.
    Сквозь дымку боли Чезаре различил звонок мобильного. Морщась, он дотянулся до телефона и поднял трубку:
- Алло?
- Привет, дружок! – раздался насмешливый голос Алекса. Чезаре мысленно выругался: только Алекса сегодня не хватало!
- Ну, как продвигается наше дело? Накопал что-нибудь для меня? Дай мне информационный повод, и я переверну весь мир, – шутливым тоном сказал Вудлен. Его шутливость ничего хорошего не предвещала. Чем больше злился Алекс, тем больше он шутил. Быстро оценив ситуацию, Чезаре решил говорить спокойно и уверенно, не оправдываясь:
- Эта Габриэль – непростая штучка, - грубовато протянул он, - Несколько раз пытался заговорить с ней – одна из стен ее убежища всего лишь книжный стеллаж, - но без результатов. И все же я накопал кое-что.
- Что же?
- Дневник жены Гринвуда. Там, правда, половина листов вырвана…
- Неважно, это уже кое-что. Поместим завтра на…второй полосе, пожалуй. Короткую заметку о найденном дневнике. И что же в нем?
  Чезаре кратко пересказал содержание дневниковых записей. Он слышал, как на другом конце телефона Алекс быстро печатает на компьютере, фиксируя сливки информации. Затем Вудлен вновь вернулся к теме Габриэль:
- Ты уверен, что она жива? Ее смерть была бы бомбой.
- Уверен – и более чем. Я слышал ее голос.
- М-да…не хочу нервировать тебя, дружок, но сроки не резиновые, - протянул Алекс, - Дневник – великолепная находка, особенно, в нужных руках. Но люди хотят читать о Гринвуде.
- Я знаю, да. Скоро материал будет у тебя.
- Правда должна быть сенсационной, помнишь? А сенсация – это всегда полуправда. Подумай над этим. Ну, пока, дружок, - с деловым холодком попрощался Алекс. Раздались долгие гудки. Чезаре нажал отбой и закрыл глаза.
   «Сенсация – всегда полуправда». Чезаре ориентировался – привык ориентироваться, - на реальность, на жесткие факты, на саму жизнь. Другое дело, что факт можно подать в сухом стиле вечерних новостей, а можно совершенно иначе – ярко, хлестко, остроумно, так, чтобы он засверкал всеми гранями и оттенками.
    Факты были против него в деле Гринвуда. Старик неприятен, сух, эгоистичен, но он не убивал Габриэль, не имел с ней противоестественных отношений и не практиковал садизм. Он не сделал ровным счетом ничего такого, что сделало бы его сенсацией. Разумеется, материал о буднях Гринвуда разойдется на ура. Однако это не громкое дело. А просто рядовое расследование. И сдать такой материал все равно, что признать свое поражение. Чезаре же не привык проигрывать. И не хотел привыкать.
   «Сенсация – всегда полуправда». А полуправда – всегда сделка с совестью. Чезаре никогда особенно не уважал свою старушку-совесть, но и не собирался совсем избавляться от нее в ближайшее время. Он не желал перемигивания с Алексом – «мол, мы-то с тобой знаем, что все не совсем так», - и недоверчивых улыбок конкурентов. Страшно не то, что совесть будет нечиста.  А то, что об этом узнают другие.
    От напряженных размышлений Чезаре отвлек стук в дверь.
- Войдите! – откликнулся Чезаре, и в дверном проеме показалась вихрастая голова Орландо. Чезаре устало улыбнулся ему.
- Плохой день? – понимающе спросил Орландо.
- Более чем, - протянул Чезаре, - Ты хотел что-нибудь?
- Увы, не я – а мистер Гринвуд. Он ждет вас в своем кабинете.
- О черт…  - простонал Чезаре. Бок болел так, что каждое движение причиняло боль – не то, что героический поход вниз.
   Орландо подождал его у двери, перетаптываясь с ноги на ногу, как нетерпеливый олененок. Чезаре вдруг почувствовал вину за то, что пробрался в этот тихий, спокойный дом и собирается разрушить уютный мир, сложившийся давно и прочно. Орландо никогда не сможет понять его. Чезаре некстати подумалось, что по возрасту они могли бы быть братьями.
    В скором времени жизнь Орландо будет испорчена так же, как жизнь Ричарда, Хелен и Гринвуда. А самое главное, что и Габриэль будет возложена на алтарь журналистики. Клеймо сенсации приклеится к ней навсегда.
   Чезаре шел за Орландо по длинному коридору второго этажа, по лестнице вниз, и вдруг ясно понял: он никогда не сдаст материал Алексу. Разумеется, он уже продал информацию  о дневнике. Однако на большее Алекс может не рассчитывать.
    Чезаре твердо решил поговорить с Алексом сегодня же вечером. Пусть Кэтрин займет место главного редактора. Пусть Чезаре будет навсегда перекрыт путь в журналистику.  Ему уже все равно. Один раз в жизни стоит рискнуть всем ради порядочного поступка.
   С этими мыслями Чезаре вошел в кабинет старика. Гринвуд читал, сидя у заиндевевшего окна. Бледный дневной свет озарял его лицо, делая его пугающе похожим на маску мертвеца. Визирь вяло гонял по полу клубок шерсти, и острые иглы его коготков сверкали.
- Сядьте, - с обычной резкостью приказал Гринвуд, не глядя на Чезаре.
Чезаре опустился в кресло, невольно морщась от обжигающей боли в боку.
- Вы бледный: нездоровится? - наконец спросил Гринвуд, отложив книгу.
- Забавно: то же самое я хотел спросить у вас.
  Гринвуд слабо улыбнулся:
- Да, мне нехорошо сегодня. Когда станете трухлявым пнем вроде меня, поймете.
  Гринвуд поднялся и расправил сутулые плечи. Он стал настолько тощим, что даже сквозь свитер можно было разглядеть выступающие ключицы. Чезаре с грустью подумал, что старик тает с каждым днем. И подумав так, улыбнулся. Похоже, он успел здорово привязаться к обитателям Топ Уизенс.
   Подойдя к окну, Гринвуд развернулся спиной к Чезаре. Откашлявшись, он сказал:
- Помните наш разговор в библиотеке? После нашей ссоры?
  Чезаре нахмурился:
- Кажется, мы говорили о моем отце.
- Да, и вашем трогательном желании его найти. Так вот…Я пытался убедить его поговорить с вами. Мне кажется, я умею убеждать, но у него есть свои причины отказать вам во встрече, - Гринвуд запнулся, - Навсегда отказать.
- Значит...я больше его не увижу?
- Никогда больше не увидите, мистер Марчелли.
  Чезаре не пришлось изображать безысходность и отчаяние. Ему вдруг стало физически дурно при мысли, что отец не желает иметь с ним дела. Когда Гринвуд сказал, что свяжется с Ральфом, Чезаре было неуютно от того, что, возможно, придется встретиться с отцом. Еще полчаса назад он бы сам отказался от встречи.
   Удивительная метаморфоза случилась с ним, когда стало ясно, что Ральф не хочет его видеть. Чезаре внезапно почувствовал себя раздавленным. На мгновение ему показалось, что он все отдал бы - и карьеру, и гордость, и Габриэль, - чтобы обнять Ральфа и сказать, что все простил ему.
- Мы с твоим отцом любили гулять и подолгу разговаривать...- между тем пустился в сентиментальные воспоминания старик. Эта щемящая ностальгия без примеси цинизма была так несвойственна привычной маске Гринвуда, что любой бы растрогался.
   .Любой, кроме Чезаре. Он был опытным садовником в саду своих эмоций. И пока Гринвуд рассуждал о дружбе с Ральфом, Чезаре заботливо подкармливал внутри себя пышные кусты ненависти. Отец не хочет его видеть? Даже разговаривать с ним не хочет? Прекрасно.
   Единственный и самый верный способ отомстить отцу – разнести его фамильное гнездышко в пух и прах при помощи вернейшего из средств: слухов и сплетен. Словом, при помощи журналистики. Заодно и Гринвуд будет растоптан. С болезненным удовольствием Чезаре напомнил себе, что Гринвуд, скорее всего, обокрал отца, выкупив у него за бесценок часть Топ Уизенс и оставив того фактически без средств.
    Кровь застучала в висках у Чезаре. Прекрасно понимая, что сейчас может вспылить, он попытался абстрагироваться от слов старика, продолжавшего рассуждать о дружбе с Ральфом, и постарался отвлечь себя созерцанием знакомого кабинета.
    Широкий письменный стол Гринвуда был по-прежнему загроможден множеством вещей.  На нем лежали вперемешку книги, тетради, черновики, письменные принадлежности, и уже знакомое Чезаре старое пресс-папье, стоящее на потрепанном томе с «мушиным названием». Мазнув по нему взглядом, Чезаре вдруг понял: «мушиное название» было не чем иным, как «Повелителем мух». Сердце Чезаре бешено забилось. Вот она, книга-ключ, прямо у него под носом! И счастливый билет к журналистской славе. С какой стати от нее нужно отказываться? Отказать Алексу – значит, выставить себя полным идиотом в глазах журналисткой братии и не заслужить даже похвалы от Гринвуда и остальных.
   Из задумчивости Чезаре вывел голос старика:
- …филантропией я не страдаю, как вы знаете, - но Ральф хороший человек и точно не хотел обидеть вас. Думаю, ему стыдно показаться вам на глаза.
- Что ж, это его дело, - как можно равнодушнее пожал плечами Чезаре, - Я не собираюсь его доставать и… - неожиданная мысль посетила его, и он немедленно озвучил ее, - Выходит, мне придется покинуть Топ Уизенс? Раз с отцом все решилось?
- Вовсе не обязательно! – быстро сказал старик, не смотря на Чезаре, - Если вам по вкусу гробить молодость в глуши – оставайтесь, на сколько пожелаете. Мне плевать.
    Чезаре нахмурился. Его больно кольнула мысль о привязанности Гринвуда к нему. А старик явно прикипел к нему душой. Поднявшись, Чезаре сказал:
- Я рад, что смогу остаться… - и, подумав, заметил из чисто стратегических соображений, - У меня никогда не было такого собеседника, как вы.
- Ну, хватит! – со смущенным раздражением заметил старик, - Мало того, что вы болтун, так вы еще и льстец. Будьте так добры, оставьте меня наедине с черновиками!
   Усмехнувшись, Чезаре покинул кабинет. Гармонии между ним и Гринвудом скоро придет конец, - после публикации статей сложно будет остаться в Топ Уизенс, - но пока можно постараться подавить чувство вины и постараться насладиться иллюзией тёплого домашнего очага.
    Сейчас Чезаре должен был просто ждать, пока подвернется удачный случай пробраться в кабинет Гринвуда и забрать книгу. Он не сомневался: «Повелитель мух» сегодня же окажется у него в руках.
   А пока Чезаре накинул куртку и вышел на улицу. Все обитатели Топ Уизенс, кроме Гринвуда и Габриэль, тоже были там. Ричард и Орландо устроили шутливую потасовку, а Хелен пыталась их сфотографировать.
- Эй, мистер Марчелли! Помогите мне, умоляю! – со смехом окликнула она его.
   Он подошел к ней. Отряхивая снег с волос,  Хелен сказала:
- Я не могу совладать с фотоаппаратом – совсем ничего не понимаю в технике. Пощелкаете их? Жаль упускать – тут такие кадры…
- Разумеется, не вопрос, - охотно согласился Чезаре, радуясь возможности скоротать время. Он быстро разобрался с фотоаппаратом – ничего сложного в цифровых фотокамерах не было, - и принялся щелкать Ричарда и Орландо.   
- Вам не кажется, что Ричард сегодня…какой-то не такой, как всегда? – заметила задумчиво Хелен. Ее спокойные глаза теперь сияли, глядя на веселящихся Ричарда и Орландо, а на чувственных губах играла  улыбка.
- Вы тоже сегодня не такая, как обычно, - заметил Чезаре. Хелен удивленно вскинула золотые брови.
- В самом деле? Не обратила внимание…Ой, ой, смотрите! – она показала пальцем на Орландо, который накинулся на Ричарда сзади. Оба с громовым хохотом упали на снег. Хелен тряхнула огненными волосами, на которых то тут, то там сверкали снежинки, и нетерпеливо воскликнула: - Снимайте же!
  Чезаре покорно сделал несколько снимков.
- Он не мистер Рочестер или мистер Дарси, но что-то в нем есть, - по-девичьи краснея, сказала Хелен и, предоставив Чезаре справляться с обязанностями фотографа самому, побежала к Ричарду и Орландо. Ричард, смеясь, подхватил ее и закружил, а Орландо  азартно хлопал в ладоши, наблюдая за ними. Их лица выглядели так юно и счастливо, что Чезаре невольно почувствовал себя отверженным. Он механически делал фотографии – одну за другой, и с каждым кадром ощущал всю большее недовольство самим собой. Это свинцовое чувство отвращения к самому себе было совершенно иррационально: Чезаре имел хорошие профессиональные перспективы; он был коммуникабелен и образован; он был человеком, имевшим хорошие задатки для респектабельного существования в будущем. Ричард же с Хелен не были молоды, и работали всего-навсего обслуживающим персоналом. Орландо имел потрясающее воображение – но у него были большие проблемы с общением, настолько большие, что его таланты вряд ли ему помогут при полном отсутствии  социальных навыков. И все же Чезаре чувствовал себя ущербным рядом с этими странными, не самыми успешными и не самыми многообещающими людьми.
    Чезаре вспомнилось, как мать обожала сначала вывести отца из себя, а затем разрыдаться и обвинить его в устроенном скандале. Отец начинал оправдываться – он кричал, ругался, на чем свет стоит, угрожал уйти, а мать сквозь слезы говорила, что ей плевать – они же так и не обвенчались. Лучше остаться одинокой, чем жить во грехе. Конечно же, она лгала. Франческа считала ложь одним из универсальных инструментов построения человеческих отношений.
     В такие дни Чезаре сидел у себя в комнате – иногда он проводил там круглые сутки без крайней нужды, ибо родительские скандалы никогда не были короткими. Матери всегда было что сказать, а отцу – что ответить. В нише под кроватью Чезаре лежал всеми забытый чемодан, с которым Франческа приехала из Италии. Там Чезаре устроил нечто вроде кладовой на случай «штормовых дней». Он откладывал понемногу из карманных денег и покупал впрок чипсы, сухари, печенья и все, что могло долго пролежать, не испортившись. В дни скандалов, сидя у себя в оглушительной тишине и тревожно вслушиваясь в звуки ссоры, Чезаре мечтал, чтобы его родители отдали его в приют. Или даже умерли.
    К Чезаре вновь подошла Хелен. Она раскраснелась, и румянец придавал ее полноватым щекам особенную свежесть. Чезаре улыбнулся ей и вернул фотоаппарат. Хелен поблагодарила его. И вдруг Чезаре, сам не зная, зачем, спросил у нее:
- А что случилось с вашим мужем? Отцом Орландо?
   Он знал, что вопрос будет ей неприятен. Знал, что это испортит ее солнечное настроение. Но все равно задал его.
    Хелен нервно сглотнула и дернула плечом:
- Боб был неплохим человеком… Он работал в такси, - она запнулась, однако затем продолжила вполголоса, - Я понимаю его: он не хотел возиться с больным ребенком.
- Орландо болен?
- Да. У него порок сердца, - Хелен бросила быстрый взгляд на Чезаре и добавила почему-то, - Ричард все знает. 
   Чезаре успел пожалеть о своем неосторожном поступке. Он еще раз улыбнулся Хелен и поспешил вернуться в дом. Кто знает, может быть, Чезаре удастся проникнуть в кабинет старика и забрать «Повелителя мух»? Он запретил себе жалеть Хелен и сосредоточился только на мыслях о Габриэль.
     Однажды она сможет полюбить его. Или даже выйти за него замуж. Они могут уехать в Италию и поселиться рядом с Неаполем – или снять крошечную квартиру в Риме. Чезаре мечтал увидеть Италию. Перед сном Франческа часто рассказывала ему об итальянских обычаях и манерах, об овощных рынках, где пахнет свежими травами и овощами; о сладких апельсинах и прочем. Италия казалась Чезаре настоящим Эдемом.
  Когда Чезаре подошел к кабинету, он сразу понял, что именно сейчас подходящий момент для осуществления его плана: Гринвуд спал, задремав прямо за письменным столом. Бледные губы его были приоткрыты, на них желтоватым инеем запеклась корка. Свист вырывался из его легких при каждом выдохе. Его верной тени - Визиря - нигде не было видно, и Чезаре уверился в благосклонности Фортуны. Или Цезарь, или ничто.
  Он двинулся вперед с бесшумностью кошки и, достигнув стола, с величайшей осторожностью снял старинное  пресс-папье с "Повелителя мух". Взгляд его скользнул по беспорядочно разбросанным черновикамъ и машинально выхватил из хаоса неровных строк несколько фраз: "миссис Хопкинс была немолода, но, несмотря на свой преклонный возраст, чрезвычайно красива", "мглисто-серое небо ноября полыхало", "мистер Марчелли для меня - загадка ". Чезаре остановился. Бросив быстрый взгляд на безмятежно дремлющего старика, он прочел остальное: "Мистер Марчелли для меня - загадка. Умен, дерзок и непоследователен, как все итальянцы. И в то же время способен на истинно глубокую рефлексию, на сильное чувство. Ходит в библиотеку, точно на дежурство - видимо, мысль о «Габриэль»  не дает ему покоя. Бедный мальчик".
   Чезаре застыл, прижав книгу к груди. Тон старика был слишком искренним, чтобы запись была всего лишь еще одной мефистофелевской насмешкой. Чезаре невольно взглянул на старика. Пергаментная кожа Гринвуда, обтянувшая острые скулы, создавала ощущение полнейшей беззащитности.
  Разум приказывал Чезаре немедленно уйти, хитрость - сделать вид, будто ничего и не было, а совесть взывала к состраданию. Габриэль могла быть не так уж и несчастлива со стариком. Эта мысль, простая до примитивности, не приходила раньше Чезаре в голову. И из-за нее все его существо исполнилось желчи и отрицания. Габриэль будет свободна, сколько бы беззащитных стариков ни пришлось ради этого обмануть. В конце концов, почему он обязан жалеть всех и каждого?
   Чезаре покинул кабинет так же бесшумно, как и вошел в него. Габриэль будет принадлежать только одному человеку. Чезаре Марчелли.