5-история. Курочка ряба

 

 И всё-таки театром я заболел. Не в Светлогорске. Каждый день ходить с бабушкой на работу, конечно же,  надоело. Я познакомился с соседскими ребятами и с утра до вечера пропадал на речке. Позже, в пионерском лагере меня тоже не смогли затащить ни в один кружок. В школе все силы отнимала математика. С ней я так и не смог подружиться. И если по геометрии иногда перепадала четвёрка, то по алгебре за первую четверть мне чуть не влепили двойку. Во второй четверти на везение рассчитывать не приходилось. Обещанную папе с мамой твёрдую четвёрку нужно было заработать собственными руками. То есть, головой. А у меня она в этом направлении варила очень слабо.
В тот день перед самым концом урока меня вызвали к доске. Я, не спеша, выбрался из-за парты, и тут в класс кто-то постучал.
— Войдите, — с неудовольствием повернулась к двери Галина Андреевна.
Она не терпела на своих уроках ничьих посещений, даже директорских.
Я на всякий случай присел.
Дверь распахнулась, и в класс ворвался Костя Доронин из 10 «Б», гордость школы, а в скором времени, очень даже возможно -  ведущий артист самого лучшего театра нашей страны. Правда, какой театр считать лучшим, школа во мнениях расходилась. Он приветственно поднял руку:
— Здравствуй, племя младое, незнакомое!
  «Младое племя» восторженно загудело в ответ.
Галина Андреевна поморщилась и постучала ручкой по столу, призывая нас к порядку.
— Доронин, ты не на сцене.
— Что наша жизнь, Галина Андреевна, игра! — обворожительно улыбнулась будущая знаменитость.
Это известие породило в классе взрыв нового веселья.
Галина Андреевна никак не отреагировала на улыбку знаменитости, а строго спросила её:
— Ты решил сорвать урок?
  — Я только объявление сделаю, — успокоил её Костя. — По традиции новогодние утренники для младших классов устраивают ученики пятых и шестых. Завтра в актовом зале школы я буду по одному вызывать вас на сцену, а вы, ребята, наизусть, запомните, наизусть, будете рассказывать басни, стихи, прозу. Буду, одним словом, отбирать самых способных  для участия в новогоднем спектакле. Остальные будут заниматься организационными моментами. Ясно?
Я украдкой оглядел класс. Особой ясности в нашу жизнь Костино объявление не внесло, но задавать вопросов никто не собирался.
— Мне не ясно, — произнёс я с места.
Другого выхода у меня просто не было.
— Уверена, Метёлкин, не тебе одному, — неожиданно поддержала меня Галина Андреевна. — Послушай, Доронин, неужели нельзя возле расписания повесить толковое объявление? Или хотя бы сейчас объяснить детям, что от них требуется? Кстати, ты по собственной инициативе отнимаешь у меня драгоценное время или с чьего-нибудь разрешения?
— До объявления ваши акселераты ещё не доросли, — с глубоким сожалением сказал Костя, — они его просто промахнут. Что касается моей пламенной речи, сто против одного, они её прекрасно поняли. А сейчас, выражаясь языком театра, держат паузу. Попросту говоря, тянут резину. Сам таким был.
Удар был не в бровь, а в глаз, но я его выдержал.
— А нахожусь я здесь с разрешения комитета комсомола. Извините, мне ещё по остальным а, б, в пробежаться нужно,— Костя склонил голову в поклоне и лихо щёлкнул каблуками.
  — Вот именно, пробежаться,— укоризненно покачала головой ему вслед Галина Андреевна.— Раньше общественными делами занимались в свободное от основной работы время.
— Галина Андреевна, — мне никак нельзя было дать угаснуть разговору на свободную тему, — Костя так и не объяснил по-человечески, что же требуется от нашего класса?
  Она посмотрела на меня, потом на часы.
— Сейчас перейдём к новому материалу, а потом я попытаюсь объяснить, что хотела сказать наша будущая звезда в своей пламенной речи.
После уроков состоялось собрание пятого «А». Оно постановило: в новогоднем спектакле должен по возможности участвовать весь класс. Всё, когда-либо выученное наизусть, повторить и завтра со школьной сцены прочитать с выражением. Постановление есть постановление. Всё утро я листал учебник литературы. На остальные уроки времени просто не хватило. На алгебре меня опять вызвали первым, но на этот раз в нашу дверь никто не постучал.
С воспитательного часа нас организованно отправили в актовый зал. Пятому «А» удалось захватить первый ряд. Мы прилежно уставились на Костю, который уже возвышался на сцене. Наше усердие не пропало даром. Первым на сцену Костя позвал Мишку Ковальчука, нашего лучшего шахматиста. Тот вздрогнул от неожиданности и, пыхтя, полез на сцену. Класс впился в Мишку гипнотизирующим взглядом. «Не подкачай!»— мысленно заклинали мы его.
Миша встал возле Кости и сразу зачастил без остановки:
— Вороне где-то Бог послал кусочек сыру, на ель ворона взгромоздясь...
  — Подожди, — оторопел Костя,— ты б представился для начала, автора назвал, а уж потом...
  — Чего?
  — Представился… сказал бы нам, как тебя зовут?
  — А чего я буду представ... — Мишка никак не мог справиться с этим словом. Мы зашипели со своих мест: «Пред – став – лять - ся, пред – став – лять - ся!»
 — Во-во,— подхватил Мишка,— представляться. Они и так меня знают. Лучше  я это…— он втянул воздух ...— Вороне где-то бог послал кусочек сыру, на ель ворона взгромоздясь…
 — Хватит, — остановил его Костя. — Ты свободен.
— А чего,— заныл Мишка,— я ещё могу, я дальше выучил...
Но Костя уже вызывал следующего. И со школьной сцены понеслось: «Вороне где-то Бог послал кусочек сыру...», «Однажды в студёную зимнюю пору…», «Вороне где-то Бог…». Несколько принятых счастливцев переминались в углу сцены. В сторону нашего класса Костя больше не смотрел, хотя руки мы тянули исправно.
И тут мне неожиданно захотелось попытать счастья. Только я успел об этом подумать, как в животе сразу заныло, и во рту стало сухо-сухо. 
— Больше не могу! — это Костя не выдержал и остановил очередного любителя Крылова.— Может, что-нибудь прозаическое выдашь?
Любитель поперхнулся, но говорить прозой не пожелал.
— Можно, я выдам?
Зал повернулся в мою сторону, а я почувствовал, что опять начинаю трястись, как когда-то перед выступлением в кинотеатре. Нужно было срочно бежать из зала. Я поднялся...
— Сцена в противоположной стороне, — доброжелательно сказал Костя, — там выход.
Я пошёл на звук его голоса и упёрся Косте в живот.
  В зале захихикали.
  — Неплохо разыграно, — одобрительно сказал он. — Считай себя принятым. Но уж раз вызвался, почитай для порядка.
Я отыскал взглядом пятый «А», открыл рот и… забыл все, когда-либо выученные наизусть, прозаические произведения. 
— Не тяни, — поторопил Костя, — в задних рядах товарищи тоже интересуются. Давай, что у вас там по программе: «Чуден Днепр...» или «И какой же русский не любит быстрой езды?»
Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и начал читать.
—Жили-были дед и баба, и была у них курочка Ряба...
Зал заглушил мои слова громовым хохотом. Но я продолжал читать, тем более, Костя меня не останавливал.
— Снесла курочка яичко. Дед бил, бил...
В зале уже визжали от смеха, только Костя, как мне показалось, со скорбью смотрел на меня.
  Я мужественно дочитал до конца. Пятый «А» понуро сидел в первом ряду. Он был единственным из всех классов, у кого моё выступление в прозе вызвало глубокую печаль.
— А что, — сказал Доронин, — в твоём прочтении древней, как мир, сказки, чувствуется новизна. Как правило, отношение к курице у нас вполне определённое — она  жертва. «Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало, разбилось...». Но тебе, как я понял, она видится героем, обогнавшим своё время. «Снесла курочка яичко не простое, а золотое». Естественно, новое в столкновении  со старым, обжитым, устоявшимся на первых порах терпит поражение и лицемерно оплакивается современниками. Сперва - «дед бил», потом - «дед плачет». А вот дальше ты не додумал. «Я снесу вам не золотое яичко, а простое». Что это, уход от борьбы, временное отступление или понимание отрыва от народа? Вот только я ещё не совсем понял, в каком ключе ты решил всё произведение? Склонен предполагать, что это трагедия. Судя по реакции большинства зрителей — комедия. Рассмешить, пожалуй, труднее, чем заставить плакать. Тебе это удалось первому за всё сегодняшнее прослушивание. Как тебя зовут?
— Серёжа  Метёлкин из пятого «А», — еле слышно выдавил я, буквально ошалевший от его длинного и абсолютно непонятного выступления.
— Ты принят,  Сережа Метёлкин!
— «Я принят? За что? Надо мной же весь зал хохотал!» — я терзался, и ничего не понимал.
Но пятый «А» мои внутренние сомнения нисколько не интересовали. Ребята дружно прокричали:
— Ура!!!
Я был единственным, кто не подвёл свой  класс.

История 6 http://www.proza.ru/2014/05/14/832