Флюс

Если не будете прощать людям согрешения их,
то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.
Евангелие от Матфея ( 6,14-15).

Облака сложились над ближними сопками двумя мягкими, ватными ладонями, потом
чуть раздались, и на землю стал проливаться дождь. В Кузьминках, при этом, всё
оставалось по-прежнему, сухо и солнечно, и картина с дождём, отсюда, смотрелась
необычно, словно видишь происходящее в кино.
Пашка смотрел на тёмную кисть дождя и прикидывал, определяя ход ветра, зацепит
дождь Кузьминки или утащит за собой тучи в сторону Ворон-озера. Пашка только что
закончил наносить на перевернутое бревенчатое пузо разметку карандашом и, случись
теперь дождь, считай вся работа пойдёт насмарку.
Он сунул термос обратно в рюкзак, решив повременить с чаем и успеть, хотя бы начерно,
вырубить паз, но в дело вмешались, по всему выходит, лесные бесы. Через кусты к
строящемуся срубу потянуло неровным, пропадающим треском. Павлу был хорошо
знаком этот звук. Так в их Кузьминках ходил лишь один человек - хромой чёрт и
вдохновенный пьяница, Лепёха.
Последние кусты растворили ветки, и на укромную Пашкину полянку выволокся, он
самый, Лепёха, одетый не по погоде, в суконный чёрный бушлат, батины милицейские
галифе, небрежно заправленные в резиновые сапоги, и кепку. Даже одежда была не в
состоянии скрыть под собою вопиющую Лепёхину худобу и трепетала вокруг него на
ветру, словно чехол вокруг удочки.
Новоявленный посмотрел на Павла ясными светло-голубыми глазами, и стало понятно,
что он вусмерть загонял своего ангела-хранителя с раннего утра, пока тот не смирился и
не устроил дела так, что где-то Лепёхе, налили.
-Здорово Паша! - Голос новоприбывшего был удивительно низкий, сочный с необычной
извилистой, гуляющей трещиной. Такой голос, что закрой глаза и вмиг представляется
корпулентный регент церковного хора, злоупотребляющий самогоном.
-Здорово…- Буркнул Павел в ответ и, усевшись на брёвнышко, принялся точить топор
наждаком.
Павел не любил этого хилого, бесполезного пьянчужку. Не понимал и не хотел понимать
человека, пусть косвенно, виновного в смерти Пашкиного младшего брата Арсения. Сам
он хмельного, ни до армии ни после, в рот не брал, хотя и повидал в Чечне всякого и под
смертью вдосталь набегался. Арсюха тоже, как и старший брат, памятуя батины запои и
раннюю бессмысленную погибель, в юности обходил стороной пьяные компании, однако
же, вернувшись из армии, стал позволять себе, и однажды на Крещение, крепко
схлестнулся с Лепёхой в клубе.
Сначала приятели бражничали в придорожном кафе, а потом решили наведаться на
ферму к подружкам дояркам. В результате, шустрый и живучий вьюн, Лепёха, по утру, как
ни в чём не бывало, проснулся в сенном сарае при ферме, а Арсений в ту же ночь замёрз
насмерть по дороге к дому. Ушёл с фермы, а до дому так и не добрался. Пашка его сам
отыскал и из-пол снега вытащил. Милицию к брату близко не подпускал. Рычал и тащил
на руках замёрзшее тело братишки. Где-то по дороге с ноги слетел валенок, но он не
заметил и продолжал идти, кровавя ногу о морозный наст. Так на руках домой и отнёс. К
матери. А через год и она преставилась. Добрая тихая женщина.
От такого поворота, с Пашкой случилось что-то вроде мозговой горячки. Он стал плохо
людей вокруг узнавать, перестал выходить из избы, а подвернись ему в ту пору Лепёха, тоне то что со своей сухой ногою, но и на здоровых бы, живой не ушёл. Одна только
Наталья, почтальонша, одноклассница Павла, ходила за ним в те тяжёлые дни. Так и
осталась жить с ним по нынешнее время.
А, ведь, едва не сорвался тогда Пашка. Стоял в дверях, перед местным барыгой Витусом,
что торговал в деревне дешёвым спиртом, стоял, смотрел на оцепеневшего от смертного
страху хозяина добротного каменного дома и дышал часто и тяжело, с хрипом. Потом
присмотрелся к этой трясущейся, бабьей, тестообразной физиономии, усмехнулся и,
резко повернувшись, зашагал прочь от этого прокисшего, барыжьего воздуху.
Перекрестился тогда Витус истово. Поблагодарил Богородицу, что пронесло его
очередной раз, но так и не узнал, чего хотел в ту минуту плотник Пашка, не то башку ему
снести под самый корень, не то водки купить. Так и осталось то происшествие для его
убогого, скотского ума, страшной, неудобной загадкой.
Однажды Наталья, по правильному бабьему чутью, предложила Пашке проводить её в
Храм на воскресную службу. Окунувшись в свечной аромат, он прошёл сквозь собрание
молящихся, встал и замер перед аналоем. Так и отстоял всю службу, ни разу не
шелохнувшись. В душе его в те часы, проведенные пред ликами Апостолов, Богоматери и
Спасителя, происходила странная перемена. Рваными кусками сорванной кровельной
жести полосовали и ранили воспоминания о погибших на чеченской бойне товарищах, о
тех страшных мгновениях, когда он сам брал жизни у людей с оружием, иногда стреляя,
иногда в рукопашном бою, действуя штыком. Вспомнилась скрюченная морозом и
смертью фигура погибшего от водки брата Арсюхи, и вдруг, перекрывая и разбрасывая эту
болезненную жесть, зажурчали свежими вешними ручьями проникновенные
воспоминания детства. Защекотало в носу от запаха намыленных ладошек, сосновой
смолы из-под отцовского рубанка, кувшинками на речке, когда те выныривают поутру и
раскрываются. Вспомнил Пашка густые туманы, трепещущие в холодном сумраке ночи,
как паруса кораблей и одинокий ночной костёр, под которым набирались вкусного,
ароматного жару ровные, крупные картофелины. Отлегло у него от сердца, попал,
пробился в болезненный сумрак изболевшейся души мягкий и ласковый лучик истинной
доброты. Павел поднял глаза, полные благодарных слёз на потемневшие, смиренные
лики святителей и впервые в жизни, истово, со значением, перекрестил себя. Позднее,
посещение Храма по воскресным дням вошло у него в необходимую привычку. Каждое
воскресенье, он становился на то же самое, СВОЁ место и ждал, когда коснётся его сердца
тот тёплый, отеческий луч любви и тепла, и каждый раз дожидался.
-Паша! - Просительно пробасил Лепёха, присаживаясь неуверенно на окорённое бревно,
-Ничего, если я тут посижу?
-Сиди, коли пришёл. Места не платные. Билета не спрошу.- Пашка продолжал доводить
топор точильным камнем.
Лепёха ёрзал на своём тощем заду, отыскивая в карманах галифе курево. Наконец он
вытащил пачку сигарет и с заискивающей улыбкой на тревожном лице протянул пачку
Пашке. Тот, взглянув на сигареты, только нахмурился и продолжил свое занятие. Наконец
от тронул лезвие ногтем и остался удовлетворён, во первых, остротой инструмента, а во-
вторых, тем, что дань приличиям соблюдена, и, далее, ему никакого дела нет до Лепёхи с
его пьяными разговорами. Он взялся за бензопилу, чтобы пройтись по размеченному пазу
поперечными запилами, дернул стартёр, пила чихнула пару раз и умолкла. Пашка
отвернул пробку с заливного отверстия и быстро определил, что бензин закончился.
-Ну-ка, подвинься. - Скомандовал он незваному гостю, и тут увидал, что, по своей пьяной
бестолковости, тот, усаживаясь на бревно, ногой уронил канистру, стоявшую тут жерядом, прикрытую ватником. Пробка на канистре была не затянута, и весь бензин вытек в
траву.
-Слушай, Лепёха, забирай свои сигареты и катись от сюда… - Сгоряча Пашка отпустил
такое замысловатое ругательство, что, по правде сказать, и сам от себя не ожидал эдаких
талантов. Лепёха не дал себя упрашивать и деликатно растворился в тех же кустах, откуда
давеча появился.
Собственно, этим печальным, во всех смыслах, моментом и исчерпаны были
неприятности того летнего дня. Запас бензина был быстро пополнен, дождь
капитулировал, дома его встретила жена и горячий ужин, но вот послевкусие от,
высказанной в запале, грязной фразы смущало Павла. Отравляло удовольствие от
выполненного дела.
Наступившим утром Пашка проснулся, провел языком по сухим губам и наткнулся на
здоровенную шишку на верхней губе. Он удивлённо ощупал пальцами этот неожиданный
и сомнительный прибыток и пошёл на кухню к зеркалу на стене, возле которого обычно
брился по утрам. Пашкино отражение с перекошенным ртом, выглядело озадаченным.
Наталья сделала отвар из трав и протянула мужу кружку:
-Зуб, наверное. На ка, пополощи… Корень воспалился, а на губу вышел флюс… -
Предположила Женщина.
Пашка, после того, как услыхал про флюс, успокоился, и после завтрака двинулся на своё
строительство. Сегодня должен был приехать дачник, для которого рубилась банька.
Когда Пашка принёс инструменты на стройплощадку, тот уже поджидал его, обходя и
разглядывая растущий сруб со всех сторон.
Они поговорили об отделке будущей бани, обсудили необходимую к завершению
столярку.
Во время разговора, Павел приметил Лепёхину голову, парящую над огненным палом
Иван-чая. Тот направлялся куда то на велосипеде. Он проводил взглядом вчерашнего
посетителя и почему-то внимательно обследовал языком во рту Флюс. Воссоединив
между собой два эти обстоятельства, то есть флюс и Лепёху, Павел опешил от внезапной
догадки.
Дачник утирал пот со лба и лысины полосатым носовым платком и говорил что-то,
говорил…. Пашка не слышал этого. Всё напряжение его изумлённого сознания было
сосредоточено на этом неожиданном прозрении. Он стал вспоминать, когда еще, прежде,
позволял себе брань до вчерашнего эпизода с Лепёхой. И не мог вспомнить. Не было у
него в заводе этой привычки к ругани. Так вот оно в чём дело-то! Вот тебе и флюс!
Пашка вернулся поздно. Поел и лёг в этот вечер не в комнате, а возле окошечка в сенцах
на материн топчан. Он засыпал и видел перед собою лики святых с церковного алтаря, а
потом, почему-то Лепёху в тельняшке и с удочками. И, странное дело, не было в сердце
Пашкином на ту минуту никакого раздражения и нелюбви к этому нелепому,
бестолковому пьянице, а была на душе приятная тихая грусть и благодарность.
Утро разбудило его перепалкой дроздов в саду и ладонью ласкового сквознячка по щеке.
Пашка вскочил с топчана бодрый и радостный. Откуда пришла эта светлая и чистая, как
вода в роднике, радость было ему неведомо. Он протопал босыми ногами в кухню и,
взглянув в зеркало, рассмеялся звонко, так, что разбудил Наталью. Та приподнялась на
локте в постели и с улыбкой посмотрела на мужа.
Пашка смеялся, увидав в зеркале, что и след простыл от вчерашнего флюса. Так, словно
его и в помине не было. Но не сам этот удивительный факт, а то, что стояло за ним, это
отеческое незлобивое внушение за бранные слова, вот что так восхитило и обрадовало
парня. Тут он почувствовал лёгкое прикосновение и тепло на своём плече. Он чуть
отстранился и увидел за собой в зеркале полупрозрачную фигуру светловолосогочеловека в бирюзовом хитоне. Тот держал руку на Пашкином плече и беззвучно смеялся
вместе с ним. Через мгновение, видение исчезло. Но Павел ещё долго не мог сдвинуться с
места. Всё так же стоял и улыбался, пока к нему не подошла и не обняла нежно за шею,
тёплая со сна, Наталья.
-Ой! Что это у тебя? Кровь! Ты порезался, Паш? - Заволновалась женщина, разглядывая
плечо мужа.
Пашка потянул с себя белоснежную рубаху и увидел небольшое пятно крови, в тот самом
месте, где лежала ладонь Того Человека. Тогда он осторожно расправил рубаху, закрыл
глаза и прижался лицом к маленькому алому пятнышку.
Пятно крови на белом ситце исчезло вскорости, и вместе с ним исчезла окончательно та
неприязнь к парню инвалиду, что жгла и сушила Пашкино сердце. Вместо прежнего
отчуждения он взял Лепёху в напарники и, хоть не раз страдал от нерадивости и
легкомыслия своего нового помощника, никогда не пожалел об этом своем решении.