Химера борея. Глава xxvii. Первая часть

                РАЛЬФ ГОРДОН
               


  Чезаре было не по себе рядом с мальчиком. Орландо был бледен и сдержан. Чезаре отметил, что он назвал его по фамилии, а не по имени, как было в период их странной войны.
   Орландо шел рядом с ним и некоторое время молчал. Каблуки ботинок глухо стучали по мощеной дорожке.
- Вы украли книгу – не отпирайтесь, - холодно начал Орландо, - Но я вам даже благодарен. Мы с мамой устали жить в сплошной лжи… А Ричард, кажется, нет. Удивительно, да? Он не уехал с нами. Знаете, почему?
- Понятия не имею, - осторожно ответил Чезаре. Орландо усмехнулся. В его больших глазах застыли слезы, а лицо исказила обида. Он продолжил, жестко и решительно:
- Его полное имя не Ричард. А Эдмунд Ричард Саммерс. После неудачи в Голливуде он вернулся сюда, в Топ Уизенс, которое уже было продано им за долги его бывшему другу, мистеру Гринвуду. Мистер Гринвуд предлагал Ричарду просто жить в доме, как если бы Топ Уизенс по-прежнему был в их совместной собственности. Но разве мог баронет Саммерс принимать подачки? Мама говорит, что Ричард всегда был горд – и тщеславен. Он заставил мистера Гринвуда нанять его в качестве дворецкого, потому что не хотел быть нахлебником. 
   Чезаре отшатнулся. В голове его роилось множество противоречивых мыслей, точно целый рой пчел вдруг взвился, жалил его и не давал покоя. Голова его закружилась.
- Так он… - сбивчиво бормотал Чезаре. - Ральф Гордон и дворецкий Гринвуда, Ричард…Постой, какая-то каша в голове…Чушь, полнейшая чушь! Не может быть! Ты нарочно это придумал, да?!
- Хотите, спросите у миссис Ребекки. Мы остановились у нее – завтра уедем.
   Как в страшном, мучительном сне Чезаре двинулся за Орландо к домику Ребекки. В окнах горел свет, и изнутри доносился запах свежей выпечки. Чезаре отказался входить внутрь, и Ребекка сама вышла к нему. Она куталась в шаль.
   Ребекка не сводила с него темных глаз: в них теперь горел странный огонек, похожий на участие. Но когда она заговорила, голос ее звучал резко и почти зло:
- Молодой баронет много и тяжко пил, знаете ли. Однажды он лежал в больнице – у него даже остался маленький сувенир на память об этих славных деньках. В виде сломанного носа.
  Губы Ребекки задрожали, глаза засверкали. Она была удивительно красива в этот миг.
- Он всегда, всегда мучил Кэро своими наполеоновскими амбициями, непомерной жаждой славы и признания…Он похож на свою мать, эту бездарную истеричку Габриэль Моро, которая вскружила голову его несчастному отцу…
   Закрыв глаза, она замолчала. Они так и остались стоять на пороге. Чезаре смотрел на Ребекку и отстраненно думал, что крыльцо – совсем неподходящее место для такого разговора, это все равно, что устраивать исповедальню в пропахшем потом и табаком кабаке.
   Все это перемешалось в его голове, и вдруг стало казаться ужасно смешным. Чезаре с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос.
 - Как в плохом романе….Все, как в плохом романе… - сдавленно произнес Чезаре и пошел прочь, шатаясь от беззвучного хохота, точно пьяный. Он шел сквозь туман, густой, точно свежие сливки, просто шел и шел вперед без цели. Внутри царила оглушающая пустота. Звонки Ричарда Чезаре сбрасывал. Им не о чем было  разговаривать.

  Самый известный отель Виндворта  был расположен в центре городка и  представлял собой аскетичное здание с начищенной до блеска табличкой с золотыми буквами: «Черный бык». Отель возглавил список местных достопримечательностей, потому что именно здесь злополучный брат сестер Бренуэлл губил свое здоровье, а заодно и талант, при помощи весьма действенных средств – наркотиков и алкоголя. 
  Чезаре интересовался отелем только потому, что из него доносился соблазнительный аромат пива и напитков покрепче – на первом этаже располагался бар. Чезаре вошел в низкую комнату со стерильно белыми стенами, обитыми до половины панелями темного дерева. Мутный свет электрической люстры туманной светящейся дымкой повис в прокуренном зале.
- О, сэр, вы не зря пришли сюда! – медовым голоском заговорил бармен, - О, не зря, сэр! Здесь подают лучшее пиво в Виндворте! Отец и брат сестер Бренуэлл частенько захаживали сюда в свое время, услаждая свой слух разговорами, а чрево – душистым пивом! Неуловимый аромат вереска…
- Двойной «джек дениэлс» с колой – и быстро, - грубо перебил его Чезаре и сел за столик у стены. Бармен неловко улыбнулся и пошёл выполнять заказ. Он принес желтоватый стакан и банку кока-колы, и любезно поинтересовался, не желает ли Чезаре…
- Желает, чтобы его оставили наслаждаться одиночеством, - отрезал Чезаре. Бармен счел за благо оставить его в покое.
   Сумрачная злость, наполнявшая Чезаре, притупилась после пятого «джека дениэлса».  Когда он расправился с десятым, голова его кружилась неимоверно, казалось, что он без остановки катается на невидимой карусели, а в коленях разлилось расслабляющее тепло. Душой Чезаре овладело беспокойное веселье. Ему хотелось сделать что-нибудь из ряда вон, что-нибудь потрясающее – одним словом, продемонстрировать великолепное расположение духа.
  Внезапно открылась дверь, на пороге «Черного быка» показался Ричард. Быстро отыскав глазами Чезаре, он быстро подошел к его столику и грубо его встряхнул.
- Что с вами, мистер Марчелли? – прорычал Ричард, - Мы уже второй час пытаемся…
- Убирайтесь к дьяволу, и поживее! – рявкнул Чезаре и опрокинул последний из принесенных «джеков». Колу он забыл добавить, и  резкий вкус наполнил рот и обжег гортань.
  В зале повисла звенящая тишина. Ричард изменился в лице. Он потрясенно посмотрел на Чезаре. Тот расхохотался и резко встал, опрокинув стул. Ему живо представилась эта сцена со стороны, со всей ее хлесткой вульгарностью. Все происходило по канонам дешевой пьесы захудалого театра: эффектно отброшенный стул, громкие слова и два разъяренных мужчины.
- Вы пьяны, - с отвращением заметил Ричард.  Тон дворецкого позабавил Чезаре. Он был в той степени опьянения, когда все происходящее затмевается липким дурманом. Еще никогда ему не приходилось напиваться до такого безобразного состояния.
- Сами-то не так давно баловались алкоголем – разве нет? – со сладкой улыбочкой заметил Чезаре.
  Огрубевшее с годами лицо Ричарда покрылось уродливыми багровыми пятнами. Он смотрел только на Чезаре, усиленно делая вид, что не замечает, что за ними наблюдает весь зал.
- Вас ждет мистер Гринвуд, - отрезал Ричард.
- А вас ждет Франческа Марчелли, - мерзко хохотнул Чезаре. Поддавшись внезапному порыву, он подошел к Ричарду и жарким шепотом заговорил ему на ухо:
- Я бы на твоем месте уже давно свел счеты с жизнью. Вот зачем, какого черта тебе жить? Ты никому не нужен, и тебе никто не нужен. Это не жизнь, а балаган какой-то…Переодевание дворецким, это жалкое, собачье существование на кухне собственного дома…
   Ричард бросил долгий взгляд на Чезаре. Ледяные глаза его не выражали ничего, кроме тоскливой, обжигающе горькой ненависти. Губы его застыли в изломе усмешки. Казалось, он сейчас изобьет Чезаре до полусмерти. Вместо этого Ричард просто оттолкнул его, глухо бросил:
- Делай, что хочешь. Мне все равно, - и размеренным шагом двинулся к выходу.
  Чезаре задохнулся от ярости.
- Все равно?! – по-девичьи тонким голосом взвизгнул он, - Да тебе всю жизнь было все равно! Всю жизнь!
   Ричард даже не обернулся. С режущей невозмутимостью он вышел из «Черного быка» резко захлопнув  дверь. Чезаре поднял стул и рухнул на него, уронив голову на руки. Ему вспомнился день в Лос-Анджелесе, когда он хотел покончить с собой. «Жаль, что духу не хватило,» - подумал Чезаре, а вслух сказал:
- Бармен! Виски – без колы. 
   Обжигающая фальшь этой незначительной фразы вызвала у Чезаре новый приступ отвращения к себе. Он не хотел никакого виски. Ему уже было дурно от алкоголя. А сказал он так, вспомнив какой-то старый фильм, потерявшийся в бесконечной череде кинолент, выпускаемых Голливудом.
   Отменив заказ, Чезаре поднялся и, шатаясь, покинул зал. Он не застегивал куртку и не думал о простуде.
   Шел дождь. Ночь залила чернильной влагой Виндворт, и трепещущие огоньки уличных фонарей плясали перед глазами Чезаре. Лоб его пылал, голова раскалывалась, а тело сотрясала лихорадочная дрожь. Он поскользнулся и упал в вязкую грязь тающего снега. Свернувшись калачиком, точно побитая собака, он лежал и тихо смеялся. Ему опять показалось все произошедшее ужасно смешным. Он бормотал бессвязные вещи, болтая сам с собой, и фыркал от смеха. Кто-то спросил смутно знакомым голосом:
- Мистер, что с вами?!
- Что Шекспир говорил о театре? – прохрипел Чезаре и провалился в удушливое забытье.
   Когда он пришел в себя, то уже лежал на чем-то сухом и удивительно мягком . «Это кровать,» - догадался он. Приоткрыв веки, Чезаре с трудом разглядел очертания маленькой комнаты, странноватые белые тени под потолком и трех людей подле себя. Глаза болели и слезились, поэтому Чезаре был вынужден вновь закрыть их. А потом он услышал восхитительный, юный голос, говорящий кому-то:
- …температура по-прежнему высокая. А чего вы, собственно, ожидали? Сколько времени он пролежал на улице?
  Раздался голос Ребекки:
- Вот именно. Нельзя было его оставлять.
- Нельзя было ему говорить! – рыкнул в ответ Ричард.
 Их перепалка не волновала Чезаре. Его сердце наполнилось счастьем: рядом была Габриэль. Только ей мог принадлежать первый, такой чистый и свежий голос. Чезаре облизал кончиком языка иссохшие губы и позвал из последних сил:
- Габриэль!
  Послышался встревоженный голос Ричарда:
- Что он сказал? Что он сказал, черт побери?!
  И следом за ним – голос Ребекки, исполненный ледяной вежливости:
- Позвал Габриэль. Знаете, вы обладаете удивительным даром отравлять жизнь всем, кто вас окружает.
   Ричард в ответ выругался.
- Габриэль, – еще раз прохрипел Чезаре, чувствуя, что опять уходит в кромешный мрак бреда. Он попытался еще раз позвать ее, чья-то маленькая рука сжала его пальцы, но голоса стремительно отдалялись от него. Что-то увлекало его прочь из маленькой комнаты. Он отчаянно пытался открыть глаза, но сквозь пот, заливавший лицо, видел только странных мертвенно-белых рыб, плавающих над ним, и чьи-то размытые лица в неярком свете ночника.
    Он поднял отяжелевшие руки и начал беспорядочно размахивать ими, думая отогнать надоедливых рыб. Но рыбы и не думали покидать его. Они с прежним упрямством кружили над ним. Чезаре вдруг понял, что он находится вовсе не в комнате, а на дне озера. Он знал это наверняка. И воздух стремительно уходил из его легких. Он пытался не дышать, продлить себе жизнь еще на чуть-чуть, но горло сжимала железная рука удушья. Рыбы плавали над ним, шевеля белыми плавниками.
   Чезаре метался по кровати в отчаянии от того, что ничего не может поделать. Ему никак не удавалось выплыть. Кроме того, он не мог понять, как кровать попала на дно озера. Этот вопрос почему-то занимал его больше всех прочих. И размышляя над ним, Чезаре в конце концов так увлекся, что позабыл про драгоценный кислород и удушье. Наверное, его легкие чудесным образом превратились в жабры, потому что дышать вдруг стало удивительно легко. Да и рыбы перестали раздражать. Наоборот, Чезаре даже залюбовался их изысканными узорными плавниками и формой, похожей на Луну. Он еще раз протянул руки, но на теперь не чтобы отогнать, а чтобы схватить хотя бы одну рыбину. Потом Чезаре оставил это намерение. Пусть лучше плавают себе в чистых водах озера – да и что бы он делал с пойманной рыбой? Дрессировке она вряд ли поддается. А вот если у него была собака, он бы, пожалуй, смог натренировать ее ловить ему чудесных рыб к завтраку. Небесных рыб, похожих на луну. Может, это и не рыбы вовсе, а маленькие осколки той, большой Луны? Последняя версия представлялась чрезвычайно убедительной, и Чезаре решил на ней остановиться: ему уже очень хотелось спать, а размышления очень мешали уснуть. Успокоившись, он забылся светлым сном без сновидений и кошмаров.