Химера Борея. Глава XVII. Часть вторая

                РАЛЬФ ГОРДОН



   Когда он открыл глаза, комнату заливал голубой полумрак. Чезаре огляделся и понял, что лежит в маленькой мансарде. Крохотное окно на потолке было покрыто разводами от дождя. На стенах, выкрашенных в бирюзовый цвет, были развешаны смешные рисунки уток в шалях и чепчиках, кроликов в камзолах и лягушек с рыболовными снастями. Можно было подумать, что здесь жил ребенок лет двенадцати. Чезаре приподнялся и увидел висящих под потолком бумажных рыб. Их хрупкие жабры и ажурные чешуйки трепетали на сквозняке.
   Вдруг Чезаре заметил, что в кресле подле его кровати дремлет девушка. Она была и не худой даже, а истончившейся до полупрозрачности бледной кожи, и призрачного румянца на впалых щеках. Тяжелые волосы цвета воронова крыла разметались по узким плечам с резким изломом ключиц. В одном ухе у нее была длинная сережка в виде скрепки.
   Женственная хрупкость и мужская резкость черт странно сочетались в спящей девушке. Она была не похожа на ту, которую рисовало Чезаре его воображение. Но он ни минуты не сомневался в том, кто это. Теперь его фантазия о Габриэль, как о белокуром ангеле, стала казаться ему безвкусной и старомодной.
  Неподвижно вытянувшись на кровати, Чезаре вспоминал неземной голос Габриэль и ту песню, что она пела в Топ Уизенс. Значит, ради ухода за ним Гринвуд решился отпустить ее от себя. Видимо, старик и правда дорожит им.
   Габриэль поморщилась и потянулась. Широко зевнув, она открыла глаза и заметила, что Чезаре проснулся. Габриэль усмехнулась:
- Ну, господин начинающий гений, уже воскресли к новой жизни?
- Как вы нашли меня? – тихо спросил Чезаре.
-  По хлебным крошкам в пещеру людоеда, - рассмеялась она.
  Он нахмурился:
- Постойте, Габриэль…Какие крошки?  У меня мысли путаются…
- Ну как же? – она поднялась, - Крошки из сказки. А Габриэль здесь никакой нет. Вы что же, решили, что я воспитанница Старого Ника? Господь с вами!
   И она весело рассмеялась. Чезаре почувствовал боль в груди, точно от удара. Но все быстро прошло, и ему подумалось, что все к лучшему. Габриэль бы была испугана новым, незнакомым ей миром – не стоило даже надеяться увидеть ее здесь. Чезаре сам виноват, внушив себе глупую уверенность в том, что девушка, дежурившая у его кровати, и Габриэль – одно лицо.
  Дверь открылась и в комнату вошла Ребекка с подносом, на котором в изящных тарелочках лежали ломтики поджаренного хлеба, сыр и немного фруктов. Рядом дымилась чашечка с ароматным чаем.
– Очень мило с твой стороны гоготать на весь дом. Истинная леди, ничего не скажешь, - ядовито заметила она, обратившись к мнимой Габриэль. Потом Ребекка повернулась к Чезаре и заявила:
- Мистер Марчелли, моя дочь, Фрэн, просит прощения. Дикий нрав и современная расхлябанность.
   Ребекка полушутя дала Фрэн подзатыльник, а девушка, изловчившись, стащила с подноса яблоко, подмигнула Чезаре и, отскочив от матери на безопасное расстояние, заявила:
- Позвольте представиться: меня зовут Френсис Кэтрин Джейн. Кэтрин – в честь Кэтрин Эрншо, а Джейн – в честь Джейн Эйр. Как видите, самой себе я принадлежу только на треть. Но не смейте называть меня Френсис – отвратительное имя, никогда его не любила. Так что, просто – Фрэн.
   Надкусив яблоко, она выскользнула из комнаты. Чезаре слышал ее шаги, когда она спускалась по лестнице.
-  Несносная девчонка, - еле сдерживая улыбку, проворчала Ребекка.
- Не знал, что у вас есть дети…
- Только дочь. Но ей уже двадцать четыре, и она давно не признает во мне авторитет. Говорят, позднего ребенка балуют, как внука, и любят, как первенца. Она крестница Кэро, кстати сказать, - Ребекка поставила поднос перед Чезаре, продолжая говорить, - Что ж, не буду вас утомлять. Поешьте фруктов – вам нужны витамины. Я скоро принесу что-нибудь посытнее.
- Не стоит. Я сам спущусь – разомнусь заодно.
- Как знаете, - с достоинством ответила Ребекка и добавила: - Кстати, пока вы были совсем плохи, вам названивал какой-то странный тип с отвратительным акцентом. Он заявил мне, что работает редактором и требовал вас к телефону.
 - Вудлен, - простонал Чезаре, закрыв глаза, - Это был Алекс Вудлен. Где мой телефон?
- Он разрядился – вы же не думаете, что у него неиссякаемый запас энергии. 
- А сколько я уже тут провалялся? – досадливо спросил Чезаре.
- Неделю, мистер Марчелли. Не понимаю, что вас так огорчает? Вы живы, здоровы, скоро вернетесь в Топ Уизенс.
- Я туда никогда не вернусь, миссис Ребекка, - устало улыбнулся Чезаре. Он с тоской подумал о работе: теперь, когда потеряна целая неделя, сроки поджимали.
  Чезаре попросил:
- Вам не сложно будет принести мне несколько чистых листов и ручку?
- Так вы и правда писатель? – Ребекка смерила его оценивающим взглядом. Чезаре помедлил с ответом.
- Нет. Но собираюсь им быть.
  Она кивнула и вышла из комнаты. Чезаре опустился на подушки. Мысль оформилась в словесную форму уже после того, как он попросил бумагу с ручкой. После всего произошедшего его отвращала сама идея возвращения в Топ Уизенс. Он решил открыться старику, признаться, что работал на Вудлена, и попросить прислать свои вещи в дом  миссис Ребекки. Ричарда – или, вернее, Ральфа – Чезаре видеть не хотел больше никогда. И врать тоже никому не собирался – по крайней мере, пока не вернется в родной Лос-Анджелес.
    Вскоре Ребекка принесла ему ручку и прямоугольный сверток.
- Что это? – недоуменно спросил Чезаре.
- Посылка от мистера Гринвуда. Он просил передать: он знал, что вас потянет к сочинительству.
   Чезаре развернул подарок. Им оказалась черная тетрадь фирмы Молескин, обожаемой Хемингуэем. Чезаре с горечью и восхищением пролистнул чистые листы нежно-кремового оттенка. Наверное, он испытывал то, что обычно именуют раскаянием. Старик был сильно привязан к нему, иначе не подарил бы дорогого подарка. Интересно, узнает ли он о статье в «Лос-Анджелес Монд»? А если узнает,  возненавидит Чезаре или нет?..
- Ричард приезжает каждый вечер справиться  о вас. Сегодня он тоже явится, - заявила Ребекка. Чувствовалось, что Ричард ей по-прежнему неприятен.
- Кажется, это в порядке вещей – когда родители беспокоятся о детях, - не удержался от иронии  Чезаре.
- Хорош родитель, - фыркнула Ребекка и покинула комнату.
  Чезаре промолчал в ответ на ее замечание об отце. Честно говоря, он и сам не знал, хочется ли ему слышать упреки в адрес Ричарда. Было дико и странно думать о Ричарде как об отце, а еще страннее – осознавать, что он и Ральф – это одно лицо. И все же Чезаре с грустью думал, что ему льстит беспокойство Ричарда и пробуждает в нем нечто вроде тщеславия, но никак не сыновние чувства. Ему очень хотелось бы научиться заново любить отца, так же беззаветно и восхищенно, как он любил когда-то Ральфа.
   Чезаре чувствовал себя раздавленным и растерянным. Он не мог вернуться в Топ Уизенс – и не мог не вернуться. Помимо Гринвуда и Ричарда, там была и Габриэль… В мыслях и чувствах у Чезаре стоял полнейший хаос. 
   Одно он понимал твердо – вернуться - значило изменить свою жизнь. Перестать быть тем Чезаре, которым он был до сих пор – плюющим на привязанности и наслаждающимся своим одиночеством. Если он вернется в Топ Уизенс, он словно признает свои обязательства перед Гринвудом и Ричардом. Разве это не значило стреножить себя? Взвалить на плечи чувство вины, почти неизменно сопутствующее любым привязанностям?
   Чезаре подумалось, что он явно не готов обрести семью сейчас, в двадцать пять лет. Он устроился поудобнее, открыл тетрадь и задумался. Чезаре понятия не имел, как начать – ему ни разу приходилось писать длинных писем. Мысленно проклиная отсутствие современных средств связи у Гринвуда, Чезаре тупо смотрел на чистый лист. Послать СМС-ку было бы куда проще!
   Чезаре набросал несколько вариантов письма к Гринвуду, но все отмел -один за другим. Первый вариант был чересчур сумбурен, второй казался напыщенным, а третий – сухим и официальным. Чезаре с раздражением оставил попытки написать старику.
   «Лучше об этом подумать завтра, как делала Скарлетт,» - решил Чезаре и поднялся. Он чувствовал, что в нем проснулся волчий аппетит и мечтал о паре хорошо прожаренных бифштексов. «Странное существо человек,» - с улыбкой подумал Чезаре, спускаясь вниз.