Катюша

Она бежала по земле, не боясь запачкаться. Небольшие земляные комочки вылетали из-под ее грязных маленьких пяточек и оседали пылью на подоле ее черного платья. Ее светлые волосы были собраны заботливой материнской рукой в высокий хвостик на макушке. А с розовых губок срывался смех.
Логвинов смотрел, как она без страха бежала под канонаду взрывов, словно не замечая пролетающих мимо немецких пуль. Он ощущал страх, но в то же время знал, что с ней ничего не случится, что ее не заденет осколком. Она лишь запачкается, возможно, напугается, но будет жива.
Его дочь.
Он сразу узнал ее, хотя не сразу смог это понять. Конечно же, это она, Катюша. Он вспомнил, как его Катюша выглядывала дома из окна, рассматривая прохожих на улице. Она подтаскивала к окну табуретку, садилась, поджав ноги, и с веселым смехом смотрела на людей. Даже тогда у нее часто были грязные пяточки, потому что она часто выбегала на улицу без обуви. Логвинов не ругал ее за это. Вечером он мыл ей ноги, а потом целовал пяточки, желая спокойной ночи.
Да, это его Катюша. Как же он по ней скучал.
Чем ближе девочка подбегала к нему, тем дальше отступала боль от ранения. Логвинов знал, что его всего лишь зацепило и дело, в общем-то, пустяковое, но все его тело горело от боли, словно в него попала не немецкая пуля, а огненный шар, который проник внутрь него и теперь заполнял весь организм, растекаясь своим жаром по венам. Но Катюша забирала боль, уносила ее далеко-далеко.
Логвинов не мог даже моргнуть, ему не хотелось упустить тот миг, когда дочка, наконец, подбежит к нему, поцелует своими нежными губами в щеку и обнимет. Он знал, что тогда боль уйдет совсем, тогда он сможет встать и убежать со своей Катюшей, скрыться от грохота разрывающихся снарядов. Потом он бы обязательно пожурил ее за то, что она выбежала под пули, но сейчас, в этот момент он был так рад ее видеть, живой и здоровой, что губы его могли шептать лишь слова любви.
Рядом с Логвиновым разорвался снаряд и он, вздрогнув, закрыл глаза. Грохот, разорвавшейся бомбы оглушил его. Ему хотелось открыть глаза, посмотреть на свою Катюшу, убедиться, что с ней все в порядке, но веки не желали подниматься, словно приклеившись к глазам.
Боль от ранения вернулось и, казалось, с двойной силой. Логвинову казалось, что кто-то настойчиво ковыряется в его желудке, пытаясь оттуда что-то достать или спрятать туда. Ему хотелось позвать Катюшу, чтобы она помогла ему. Чтобы она помогла ему встать и уйти отсюда, вернуться домой, но сил не было. Крик, застревал в горле, вырываясь наружу ничего не значащим хрипом.
Катюша… Ах, если бы ты прибежала!
Но Катюша осталась где-то далеко-далеко…
А лейтенант Логвинов умирал на улице Сталинграда, вспомнив, что у него нет никакой дочери. Катюша не прибежит, чтобы облегчить его боль.