Глава вторая Брониславовна дневник святой грешницы

Она вторглась в нашу жизнь ползучим гадом, отравляя ядом твою уже начинающую светлеть душу.

Когда доход от моего леса иссяк, ты через нашу соседку=бабку стал помогать по хозяйству семидесятилетней одинокой женщине. Хозяйка хорошо оплачивала расходы на дорогу и щедро платила за работу, хотя люди рассказывали, что ты всего лишь командовал пьяными мужиками, но деньги хозяйка давала тебе. Она звала нас к себе жить, но я категорически отказалась идти в чужой дом. Можно было бы радоваться, что твой заработок позволяет нам хоть как-то жить, если бы Брониславовна не впилась пиявкой в меня…

Помнишь, как ты обдал меня презрением:

- Хозяйка мне все рассказала, как ты опозорилась, связавшись с Ремисом.

- Как это связалась? Он что, преступник? Это был всеми уважаемый человек, хороший хозяин. Он сделал мне официальное предложение, и мы собирались обвенчаться.

- Да он же на двадцать лет старше тебя.

- Ну и что? Я влюбилась в него.

- Как можно влюбиться в старика?

- Я полюбила за доброту и благородство души. Он единственный человек, кто помог мне в то тяжелое для меня время, когда закрыли мое кафе, и я осталась без всяких средств  существования, с долгами, превышающими стоимость всего моего имущества. Тогда в шоке я умирала медленной смертью от голода. Он вселил в меня надежду и уверенность в завтрашнем дне. Попросил у сына моей руки и обещал оплатить мои долги.

- А сам бросил.

- Это я поняла, что не смогу выдержать его больную психику. Он пьяный хвастался мужчинам, что между нами было в постели. Я не могла этого простить и, бросив все его богатство, сбежала в дом Сергеева. Ты сам видел – он приезжал туда за мной. Но пойми, Войцек, что хозяйка плохой человек. Порядочная женщина не будет рассказывать мужу худое о его жене. Она хочет нас развести. Мне не нужны ее деньги. Найдем иной заработок. Что ты, Войцек, за муж, если не можешь защитить жену, позволяешь обливать ее грязью? Брониславовна, видно, положила на тебя глаз.

Я сама подсказала тебе легкий способ наживы. И ты разжег в увядшем теле вдовы костер желаний. Ты умеешь кружить головы одиноким женщинам и давать им надежду.

Уснувшая душа старухи пробудилась для любви…

Хозяйка лукаво с тобой заигрывала: то садилась к тебе на колени, задорно теребя, твой ежик на голове; то, как девочка, метко бросала на ширинку брюк липучие шарики лопуха и радостно смеялась, когда ты развешивал ей по волосам.
Брониславовна стала одеваться, как молодуха, ярко и кокетливо, надевая то легкое светло-зеленое платье с рюшечками, то более строгое красное. Она обнажала до плеч руки, а свои седые волосы прикрывала щелковым платком. Ходила на босу ногу в нарядных босоножках. Шла медленно плавной походкой,  и создавалось впечатление, что идет молодая женщина невысокого роста, красивая, если не видеть ее лица. А лицо ее было старое, морщинистое, с огромным длинным носом. Ее лицо было до неприятного некрасиво. И ты называл ее старой мартышкой.

Мне чисто по-женски было бы жалко старую влюбленную женщину, если бы Брониславовна не оказалась коварной злобной старухой, которая терзала не только мою душу, но и тело.

Видя в тебе уже законного мужа, она пустила в ход лесть, деньги и колдовство…

О склонности хозяйки к колдовству шла людская молва.

Она быстро прощупала твою мелкую душонку, и умело сыграла на твоем тщеславии и жажде легкой наживы. Хитрая старуха льстила твоему самолюбию, называя хозяином, и ты ее хозяйство и дом уже считал своими. Она одаривала тебя нарядами, и ты хвастался подарками. Но это были всего лишь обноски ее покойного мужа. Особенно ты радовался хромовым сапогам и щеголял в них передо мной. Скрывать не стану, несмотря на то, что голенища немного погрызли мыши, они имели красивый вид и тебе очень шли.

Довольная Брониславовна хвасталась тем, что твоя мать называла ее родней, а твой отец был у нее в доме и просил принять жить сына.Твои родители за четыре года у нас так и не были. Даже на твое пятидесятилетие нас навестил только мой сын, а приглашенная твоя родня не появилась.

Зато они вовремя обрабатывали хозяйке землю и заготавливали сено, а там, где ты жил, я ломала голову, как все это сделать.

Брониславовна оговорами и колдовством разжигала в тебе ненависть ко мне. И тебя все во мне раздражало. Особенно раздражение усиливалось, когда ты ходил в обносках ее мужа…

Ненависть, желчью разливаясь по телу, ядом вливалась в твой мозг, дурманя разум, и язык выбрасывал из глубины горла злобные слова, которые как осиное жало вонзались в мое сердце, больно раня его.

Ты упрекал меня куском хлеба, хотя все расходы по нашему хозяйству оплачивались моим бизнесом.

Ты обзывал меня «бомжем», хотя сам носил не только верхнюю одежду, но и трусы моего покойного мужа.

Ты называл меня «нищенкой», а ездил на моей машине.
Поносил моего сына, злословил о родителях, презрительно намекая, что я не чистокровная полька.

А от унижений за порывы страсти, когда я по твоей же просьбе давала тебе наивысшие наслаждения, томительная слабость вливалась в нервы и у меня отнимались ноги. В истерике я валялась на полу, а ты со злобой швырял меня на кровать.

От твоей жестокой черствости и незаслуженных обид соленые капли катились по моим щекам. Из-за слез глаза были постоянно красными и опухшие мешки под ними, а вокруг проявлялись мелкие морщинки. Я еле передвигалась на больных ногах, с трудом сгибала опухшие пальцы на руках, корчилась от боли желудка.
Ты, как вампир, сосал мою кровь, по капле отбирая жизнь.

Брониславовна имела большую власть над тобой.

Ты часто пропадал у нее ночами, а на мое возмущение отвечал:

- Не мешай мне устраивать свою личную жизнь.

Ты жил со мной, а устраивал личную жизнь со старухой. Дело дошло до того, что ты возил ее в костел на моей машине, а мне заявил:

- Брониславовна запретила тебя возить. Я позорю себя тобой.

И на расстояние в полтора часа ходьбы, несмотря на дождь, снег, гололед, я в костел ходила пешком.

Но ты от меня не уходил.

 В чем причина, я не знала. Или тебе было лень изменить свою жизнь, или держала зависимость от чужого мнения.
Мужчины тебе завидовали. Однажды ты рассказал, что старик Антонович интересовался, сколько раз на день ты занимаешься со мной любовью, и все повторял, что уж очень аппетитная женщина. В такие минуты гордость заполняла твое сердце любовью. Ты нашептывал мне теплые слова и пылал страстью. У нас тогда были необыкновенные ночи любви.

И подлая старуха нащупала у тебя слабое место: она купила тебе машину, старую, но лучше моей. Это ввело тебя в стресс (ты не получил от меня то, что дала тебе Брониславовна) и больная психика искала выхода. Ненависть перешла в ярость и кипящей волной бурлила в нервах, требуя выхода пару.
Я тоже находилась в стрессовом состоянии, и мне тоже требовался выход из него. И вот когда ты, лежа на постели, в очередной раз стал поносить меня грязными словами, меня прорвало:

- Как это я нищая? Как это у меня ничего нет? У меня хорошая обстановка, небольшой, но все-таки бизнес. Ты пришел на все готовое, лежишь на моей кровати, укрываешься моим одеялом, и у меня ничего нет? А ну-ка вставай! – и стянула  с тебя одеяло.

И тут твое Величество рассвирепело. Ты, как бешеный пес, сорвавшийся с цепи, набросился на меня. Свалив одним махом на пол, ногами сдавил тело, одной рукой до боли туго стянул волосы, а огромным кулачищем второй руки колошматил меня по голове, пока сам чуть не испустил дух. Выпустив пар, осмотрел мое тело и, убедившись, что синяков нет, лег в кровать и спокойно уснул.

Я, вся в слезах, ушла спать в комнату сына.

Утром, успокоившись, что синяков нет, довольный ты уехал к Брониславовне.
Это было перед четвертой нашей Пасхой. Я занялась генеральной уборкой, и у меня от напряжения произошло кровоизлияние. Ты вернулся вечером. Когда увидел мое красное опухшее лицо и окровавленный глаз, то от страха стал заикаться и, волнуясь, трясущимися руками, протянул мне деньги на праздничный стол.

Меня Господь спас, но он спас и тебя. Ты же мог меня убить. В твоих руках такая силища, что можешь гнуть гвозди.

Я не боюсь умереть. Мне страшно стать калекой.

Ты просил прощения и сокрушался о содеянном, оправдывался за скверный язык:

- Я не думал, что говорил. Мне просто хотелось сделать тебе больно.

Я убеждена, что в гневе человек выплескивает то, что у него постоянно на уме.

Ты перестал ездить к Брониславовне, помогал мне по хозяйству, был внимателен, добр и влюблен. Нашептывал нежные слова, называл «мой славный хомячок», а мое имя произносил так изумительно нежно, что оно ласкало слух. Ты на лету ловил мои руки и пылко целовал ладони. Когда я обувалась, то прикладывал губы к моим ногам и желал меня всю…

Несмотря на то, что я колдовала у плиты или засучив рукава, терла щеткой пол, ты останавливал меня, поднимал подол платья, спускал нижнее белье и на коленях, крепко обхватив руками мои бедра, страстными губами приникал к моим интимным губам, щекотал языком мою нежную плоть.
Такие чувственные эксцессы томной слабостью вливались в мои нервы, успокаивая плачущую душу.
А из уст твоих, как чудесная музыка, лились сладкие слова:

- Для мужчины, знающего толк в женщинах, тебе цены нет. Тебе надо ноги мыть и эту воду пить. Я тебя никому не отдам.

И у меня затягивались сердечные раны. Скрывать не стану, я верила в искренность твоих чувств, и от счастья кружилась голова…

Но время не только заглушило мою боль, но и уняло твой страх. Неугомонная душа рвалась к свободе, а руки тянулись к рулю. Машина для тебя все. Ты только за рулем находишь покой. А деньги на бензин можно было взять только у Брониславовны, и поэтому ты вернулся к ней.

И злая ведьма пустила свои щупальца с ядом в меня. От ее колдовских чар мое тело пылало жаром, а все внутри как будто рвалось на части, я корчилась от боли, слабела и постоянно хотела спать.

Я подвержена колдовству, и у меня нет сил, с ним бороться.

От жара и боли спасалась молитвами в святом кругу, а слабость и сонливость остались. Моя неповоротливость усиливала твое раздражение и неприязнь ко мне, а сонный вид вызывал отвращение. Ты жаловался на меня родителям, делился своими нелестными мнениями обо мне с Брониславовной, и старуха ликовала.

Я пыталась раскрыть тебе глаза на ее ведьмовское действие и колдовские способности, но ты твердил одно:

- Зато мне останется ее дом.

- Но ты не сможешь в этом доме завести семью. Она не даст вам жить и постарается забрать тебя в могилу. Любовь ее страшна.

- Ну и что? Разве плохо, что меня любят?

Тебе льстило, что в тебя влюбилась женщина и совсем неважно, что она всего лишь выжившая из ума старуха. Ты ушел к ней жить, когда я тебя выгнала из-за Онги. Но и тогда она продолжала опутывать меня своей магической сетью.
Я до сих пор убеждена, что все неудачи в моей настоящей деловой жизни связаны с ее сверхъестественной силой. Ведьма боится, что ты ко мне вернешься. Ей никто из твоих женщин не страшен, кроме меня.
Влюбленной старухе не понять, что без денег из-за унижений я слабая женщина и ты мне нужен всего лишь как спасательный круг. С деньгами же я буду сильной, уверенной и зачем ты мне такой тогда нужен.

Год Змеи…

Вспыхивает новая страсть, разрыв старых связей на основе мистицизма.

Все события тех дней были связаны с мистикой. Если бы Брониславовна не ворожила против меня, то не было бы ни Онги, ни «рыжей кошки»…