Иллюзион

                То, что гусеница назовет концом света,
                мастер назовет бабочкой.
                Р. Бах  «Иллюзии»


Часть 1.


***
Фиолетовый ручеек тонкой струйкой пересекал золотистую землю, обвиваясь вокруг рубиновых деревьев. Яркие цветы с невидимыми стеблями раскрывали свои бутоны как только чувствовали на себе человеческий взгляд. Массивную гору обрамляла сияющая радуга, которую можно было коснуться, как лоскутка ткани, и почувствовать каждый цвет на ощупь. Серебряная россыпь песка медленно плавала в воздухе как космическая пыль, сверкающая в бликах света. А на макушке горы, смиренно сложив расписные крылья, восседала золотая бабочка.
Эта прекрасная поделка символизировала ценность цвета. Как правило, изготовление ее было довольно сложной ручной работы, и стоила она довольно приличную сумму. За покупку родителям пришлось отдать большую часть своих сбережений, откладываемых на дорогостоящий ремонт внешнего фасада нашего дома. Произошло это по вине маминой соседки, которую она по неосторожности пригласила в гости. Пройдя по комнатам, она с видом бывалого оценщика скользила по стенам и мебели, прикидывая, сколько цвета было вложено в обустройство нашего жилища. Родители совсем недавно закончили выплату кредита и обстановка была вполне достойная, но не хватало лишь одной детали, с наличием которой жилье полностью признавалось состоящим на уровне благосостояния.
- А где можно посмотреть вашу бабочку? - поинтересовалась соседка, не обнаружив иных недочетов.
Маме осталось только развести руками, и на следующий день в нашем доме появился недостающий элемент человеческого благополучия. В конце концов, дом на хорошей улице ко многому обязывает. И статус благосостояния в нашем мире дорогого стоит, а еще она была уверена, что уважение и признание соседей стоит намного дороже.
Впрочем, даже по внешнему виду человека можно было несложным способом определись его собственный статус. Как правило, человек, ограниченный в средствах, обходился краской для кожи и волос, больше ему ничего не требовалось. Краска для кожи была самым проблемным и дорогостоящим элементом - она довольно быстро снашивалась и трескалась, а ходить в потрескавшейся коже, сквозь которую просвечивает недопустимая серость, никто не хотел, и некоторые часто усердно прокрашивали свое тело в убыток хорошей обуви или одежде.
Примерно до восемнадцати – двадцати лет человек окрашивал себя сам - его внутренней краски вполне хватало, чтобы обеспечить свое тело естественным цветом - это называлось энергией цвета. Считается, что при рождении человеку выдается определенное количество энергии, которую он может моделировать в цвет и тратить на собственное цветообеспечение. Но как только его цвет начинал тускнеть, все понимают, что человек начинал взрослеть, его энергия подходит к концу, и теперь ему придется добывать себе цвет самостоятельно. Когда это случалось, ему подыскивали оплачиваемое занятие, и он начинал бороться с проступающей серостью в своем теле– это печальное явление называлось совершеннолетием.
Мои родители разошлись из-за серых пятен. Отец мой всегда был человеком спокойным и меланхоличным, усердно ходил на работу, но не слишком страшился ни блеклых пятен на обоях, ни на собственных брюках, что очень расстраивало маму, которая не могла допустить в своем доме ни одного пробела в цветообеспечении. Эстетическое коромысло нашего народа устроено так, что перевешивает как правило ведро с цветом, а не священное супружество, и на семнадцатом году моей жизни я остался с мамой один. Отец съехал в неблагосостоятельный район, перестал красить волосы, пристрастился к стопке после работы, и вскоре я перестал видеть его вовсе. Говорят, как только человек полностью избавляется от цвета, люди перестают замечать его и он исчезает. Мать не слишком огорчалась по этому поводу и стала прилагать все свои силы, чтобы обеспечить нас красивой и качественной цветной жизнью, принятой для приличных людей.
В тот же год я окончил школу и первый раз напился на выпускном балу. Речь толкал толстый директор, костюм которого, казалось, был близок к большому взрыву – от каждого слова директора швы на ткани опасно напрягались.
- Дорогие выпускники! Сегодня вы стали на шаг ближе к взрослой жизни - это важное и ответственное событие для каждого из вас. Образование должно стать для вас надежным фундаментом, на котором будет вы будете строить свои прекрасные, яркие жизни. Вы живете в самое лучшее время, время, когда все войны и бедствия остались в прошлом, а с нами теперь только бесконечное сияние самых лучших красок! Так окружите же себя только радостью, только счастьем, для вас - все цвета этого мира, возьмите же их все!
Шумная толпа выпускников загудела, зашевелилась. Полилось шампанское и возгласы, совсем рядом громыхнул салют и на расстоянии метров трех рассыпался над нашими головами на мелкие оранжевые брызги. Я стоял у нарядного фуршетного стола, и, видимо, выглядел невеселым, о чем не преминули поинтересоваться мои бывшие одноклассники.
- Андрей, - обратилась ко мне невысокая девушка в ярко-голубом платье из параллельного класса, я не помнил ее имени, но хорошо запомнил ее лицо – нежная, светящаяся ровным матовым тоном кожа. Говорят, девушки начинают красить свои лица еще до возраста, когда в них кончается энергия цвета.  - Ты только подумай. Теперь ты можешь снять с себя, наконец, унылую школьную форму и одеваться так, как тебе захочется, и делать то, что вздумается! Разве это не прекрасно? Не будь таким грустным! Почему ты все время грустишь?
На самом деле я не грустил, но после речи директора и трех бокалов шампанского ко мне пришла легкая фоновая задумчивость о своем грядущем. Мне не так сильно хотелось работать или идти учиться какому-нибудь бессмысленному ремеслу дальше, чтобы радоваться окончанию школы, но оставаться с матерью не хотелось вдвойне, да и по правде говоря я не понимал, чего мне хотелось и зачем мне вообще чего-то хотеть.
Через два часа я уже сидел на школьном порожке, заплетающимся языком пытаясь объяснить нечто единственному другу Виталику.
- Ты не подумай, - говорил я, теребя себя за пуговицу дорогого праздничного пиджака, отвратительного в моем усмотрении, но который меня слезно простила одеть мать, - я совершенно нормальный. Я такой же, как и ты. Но я не могу только одного понять. Ну вот объясни мне. Почему я должен делать так, а не по-другому? Почему мы должны следовать придуманной схеме? А вот если мне не понадобится краска, то чего мне еще хотеть?
Виталик смотрел на меня сочувственно, но привычно.
- Дружище, - отвечал он, - я все понимаю. Но ты слишком зарываешься. Все проще, чем ты думаешь. Не хочешь быть как все - стань другим. В чем проблема? А краска нужна всем, или ты используешь ее – или исчезнешь.
Я открыл рот, но икнул.
- Ты же можешь делать все что угодно, - добавил Виталик. – В разумных пределах.
- В разумных пределах! Что такое ваши разумные пределы?! Я не хочу всю жизнь разумно копить этот чертов цвет, а потом разумно сдохнуть! - с пьяным отчаянием выкрикнул я.  Несколько девушек, вышедших подышать из  душного зала, неодобрительно покосились на нас. Они были совсем не против цвета, о чем гласили их прекрасные цветные наряды и ослепительная бижутерия.
Виталик одобряюще положил руку мне на плечо.
- Друг, - серьезно сказал он. - Каждому из нас нужна цель. Понимаешь? Если ты ее найдешь, для ее осуществления понадобится цвет. Или ты исчезнешь. И ничего не сможешь сделать.
Мы сидели молча еще некоторое время, наблюдая за окружающими и слушая музыку, доносящуюся из зала для танцев.
- Виталик, скажи мне, - я слегка качнулся, - вот чего ты сам хочешь?
Но Виталик уже спал, безвольно свесив голову на грудь. Я махнул рукой, и, пошатываясь, побрел домой один, не дождавшись окончания бала.
Наступало утро, зажигались дневные фонари, освещая улицу, начали открываться некоторые магазины. Седой продавец в дешевом зеленом костюме, сердито шевелил усами и подкручивал болтающуюся лампочку при входе. Лампочка освещала часть ассортимента магазина - газеты, журналы и открытки. С обложек на меня смотрели счастливые, яркие люди, большие, благоустроенные дома с символичными гаммами, эксклюзивные товары и мотивирующие слоганы. Я подошел к стеллажу с открытками и взял одну наугад. На ней был изображен высокий фонтан с изумрудного цвета водой и сверкающими брызгами, переливающимися при свете специальных ламп. Продавец оглядел меня и мельком бросил взгляд через плечо на открытку.
- Нравится? Двадцать рублей, - сказал он.
Я покачал головой и положил открытку на стол.
- Выпускник?  - поинтересовался продавец, - что ж, поздравляю. Кстати, тебе случайно не требуется комната? Я как раз ищу себе жильца. 
Разглядывая его все еще мутным взглядом, я пытался оценить для себя перспективность сделанного предложения.
- Цена? – промямлил я.
Продавец пожал плечами.
- Можно договориться.
Договорившись встретиться с ним завтра и засунув полученный адрес в карман пресловутого пиджака, я медленно побрел домой, сжимая в руках подаренную открытку с изумрудным фонтаном.

***
Момент, когда Сергей стал ненавидеть своего отца, пришелся на вечер одного из торжественных ужинов, которые перед выборами часто устраивались в его доме. Присутствие обоих детей было обязательным условием – хоть сын и всячески сопротивлялся и постоянно норовил сбежать на улицу, спасаясь от тоскливых, напыщенных разговоров, от которых ему хотелось то ли спать, то ли удавиться от тоски и безысходности.
Дмитрий Власов, член городского совета, сын мэра и обладатель небольшого промышленного бизнеса, был в принципе неплохим человеком, и с первого взгляда было непонятно, чем могла быть вызвана многолетняя вражда между ним и его сыном. Рано овдовевший, Дмитрий не захотел вновь жениться и уход за детьми оставил на няню, а содержание дома – на многочисленный персонал. Его карьера шла в гору, бизнес рос, и в конце концов удачливый предприниматель стал монополистом в производстве цветовой продукции, поставляющейся в город. Финансовых средств ему хватило бы на счастливую старость, но честолюбие и пример покойного отца не давало ему покоя, и он стал карабкаться на гору, которую в свое время покорил его отец – почетная должность мера и председателя совета городского управления.
Дети, оставшиеся без матери, росли практически и без отца. Их мир был скован взглядами их учителей и воспитателей, которые тщательно подбирали им учебную и светскую литературу, руководствуясь предпочтениями их отца. Также он тщательно фильтровал их круг общения, и каждого редкого друга обязывал представлять отцу лично, оправдывая себя настойчивым вниманием со стороны общества. Данный запрет значительно отдалил сына от отца и в какой-то момент  Сергей просто перестал посвящать отца в свою жизнь, что еще более охладило их отношения. Его шестилетняя сестра очень переживала из-за обстановки дома и постоянно разрывалась между отцом и братом. 
Это был очень важный для него ужин, на который были приглашены несколько независимых влиятельных представителей прессы и телевидения – они могли значительно повлиять на исход выборов. Дети были заранее оповещены о предстоящей встрече, и были строго проинструктированы о необходимом поведении. Но за завтракам этого дня между Дмитрием и сыном произошел серьезный конфликт. Все началось с невинного вопроса маленькой Лены.
- Папа, а если бы в мире не было денег, то ты бы больше времени проводил с нами?
Дмитрий был увлечен разглядыванием свежей газеты за обеденным столом, краем уха он слушал новости из бормочущего телевизора. За другим концом стола Сергей молча читал какую-то книгу, ковыряясь вилкой в яичнице. Отец немного раздраженно поднял глаза на дочь.
- Солнышко, только не вздумай задавать такие вопросы за сегодняшним ужином.  Мне будет очень неудобно перед гостями.
Дмитрий поправил галстук и перевернул страницу газеты.
Сергей насмешливо взглянул на отца.
- Но ты не ответил на ее вопрос, - сказал он.
Он оторвался от газеты.
- А что я должен ответить? Не было бы денег, было бы что-нибудь другое.
- То есть все что угодно, кроме собственных детей, правда? – прокомментировал Сергей.
Отец злобно посмотрел на него.
- Скажи мне, - начал он, - что тебе не хватает? Вы голодаете? Испытываете в чем-то недостаток? Плохо одеты, недовольны учебой? Или я даю вам слишком мало на карманные расходы?
Лена опустила глаза.
- Нет, папочка. У нас все хорошо, - тихо сказала она.
Но ее брат не унимался.
- Жалкие попытки откупиться от нас.  Таким как ты, нельзя заводить детей,  - заявил Сергей. – У нас есть все, кроме отца.
Дмитрий резко встал и хлопнул рукой по столу.
- Прочь, - крикнул он. – Иди к себе. С глаз моих…
Сергей встал, отвесил отцу ироничный полупоклон и вышел из столовой. Остановившись у лестницы, он с силой ударил кулаком о перила. По всему пролету раздался тягучий звон. На кулаке появилось красноватое пятно.
За столом царила гробовая тишина. Лена поспешила закончить свой завтрак и направилась вслед за братом. Отец, сконцентрировав все свое внимание на газетной статье, не поднял глаз на уходящую дочь.
Дмитрий же лихорадочно думал о сегодняшнем ужине. С Леной проблем возникнуть не должно, надо бы еще провести с ней необходимую беседу вечером. А сын… придется сказать, что он заболел и не сможет присутствовать на ужине, всякое же бывает. Утешенный такими раздумьями, Дмитрий отправил в рот последний кусок бекона, сложил газету и занялся мыслями о предвыборной кампании.

***
Это была небольшая комната в обыкновенной квартире. Обстановку вокруг можно было охарактеризовать где-то между тусклой и приемлемой, но в счет арендной платы хозяин разрешил освежить убранство квартиры по моему желанию, и посоветовал мне как можно скорее найти работу в округе.
- В соседней комнате тоже живет парень, но я мало о нем знаю. Дома появляется редко, официально нигде не работает, но арендную плату вносит исправно. В общем, я предупредил, но будь с ним аккуратнее.
У меня набралась ровно половина небольшого чемодана – сменная одежда и некоторые личные вещи. Все остальное, поразмыслив, я решил оставить – новую жизнь лучше не начинать со старым хламом.  Разложив немногочисленные пожитки по полкам, я вышел во двор своего дома.
Двор был на удивление зелен и радовал глаз. Высокие статные деревья широко раскидывали свои ветви, а листья на них меняли свой оттенок в соответствии с яркостью дневного света - от нежно-салатового до бархатного зеленого.
В подъезде я обнаружил совершенно удивительную вещь – рисунок краской на стене, совершенный дорогой бархатной краской, предназначенной для окраски лица. Было это дорогостояще и расточительно, и от этого смотрелось еще прекраснее. Мне хотелось увидеть человека, чья рука сотворила эту бессмысленную и даже кощунственную по всем параметрам вещь – часто людям не хватало цвета, чтобы прокрасить свое тело, а тут такое…
Каждый день, уходя на работу, я присаживался на ступеньку и выкуривал сигарету, глядя на маленькую девочку, которая летела среди облаков на крупной синей птице. Каждый день птица все несла девочку через голубые облака, но перья на птичьем хвосте тускнели, косичка у девочки превратилась в светлое пятно, а на облаках кое-где треснула штукатурка. Еще пару недель - и картина достигла апогея своего абстракционизма, оказавшись символичным цветным пятном. Я наблюдал, как стирались маленькие пальчики, обвивающие птичью шею, исчезали желтые ленты в волосах, и птица меняла раскраску с синей на грязно-голубую и сливалась с тускнеющими облаками. На исходе второй недели картина исчезла. Я сидел на своей ступеньке и грустно смотрел на свежую зеленую краску на стене, которой из-за дешевизны прокрашивали стены в общественных местах.
- Ее звали Маша, - сказал чей-то голос.
Я обернулся. На лестничном пролете стоял парень чуть старше меня, за спиной его был небольшой походной рюкзак.
- Это ты нарисовал?
- Сестра. Сколько он продержался?
- Недели две, - прикинул я. – Ей цвет некуда девать?
- Да он ей не особо и нужен, - парень пожал плечами.
- В смысле? – удивился я.
Парень не ответил, внимательно разглядывая меня.
- Несовершеннолетняя… А ты случаем не у лавочника комнату снимаешь?
Я утвердительно кивнул.
- Мы соседи в таком случае. Кстати, у меня есть отменный коньяк, хватит разглядывать пустую стену. Как зовут-то?
- Андрей.
- Я Сергей. Будем знакомы.
 
***
Странный, странный мир. Вместо того, чтобы смотреть на полет ласточки, мы ходим на работу и покупаем телевизор, чтобы взглянуть на полет ласточки, потом зарабатываем на домашний кинотеатр, чтобы сделать ласточку ярче и реалистичнее, покупаем 3d оборудование, чтобы сделать ее полет объемным.
А потом незаметно умираем, так и не увидев живой ласточки.
Мои мысли всегда были далеко от традиционных основ выживания, что как ничто другое не приближало меня к пошлости быта. Я сидел за деревянным столом с потрескавшейся краской и записывал в тонкой тетради обрывки каких-то своих мыслей и подслушанных разговоров, но никак не мог отыскать свою ласточку ни в одной строке.
Я работал в небольшой типографии, которая занималась мелкой печатью и изготовлением рекламных листовок и брошюр. Моя деятельность была скучна и утомительна, мой дорогой пиджак выглядел для нее саркастично, но по негласному соглашению окружения никто не замечал или делали вид, что не замечали этого вышколенного несоответствия, одобренного высшим руководством и правилами пресловутого делового этикета.
У любого маленького мирка всегда есть оппозиция – большой мир или мечта о нем. Но человек, запертый в маленьком мирке, не всегда догадывается о существовании или возможности существования большого. Все его понимание, мысли и идеи суживаются до размеров комнаты, в которой он живет и кресла, на котором сидит. Его ласточка за неимением других превращается в убранство дома, дороговизну одежды и качество штукатурки на потолке.
- Вот скажи мне, - поинтересовался Сергей, - ты уверен, что тебе стоит видеть ее? Свою ласточку? По определению птицы существуют для парения в облаках, ну и для пары свежих яиц для цикличности существования.
Мы сидели за кухонным столом,  окружив собой бутылку коньяка и все, что с ней связано. Тускло горела лампа, я разглядывал лицо соседа, он вертел в руках рюмку и меланхолично обдумывал какую-то мысль.
– Не обязательно держать ее за хвост и видеть ее яйца, - осторожно ответил я, - но мне хочется знать, что она существует.
Он засмеялся.
- Хорошо, допустим, она существует, и ты совершенно точно уверен в этом. Что ты будешь делать дальше? Какую ласточку ты будешь искать теперь?
- Но зачем мне тогда искать, если я нашел ее? – удивился я.
- Но тебе же нужно что-то искать!
- А тебе?
Сергей мягко рассмеялся и отвел взгляд.
- Когда-то мы жили в мире, где никто не покупал цвет, - сказал он. – Говорят, когда-то звезды светили очень ярко, иногда даже так, что все небо сияло удивительным светом, ты можешь себе это представить? Люди никогда не теряли свой цвет, им не приходилось красить свои тела и дома. Они работали, чтобы кормить своих детей и путешествовать по миру. Они ездили в разные страны, исследовали города и континенты, писали сказки и купались в соленых морях. Их мир был не идеален, и люди были не более чем людьми, и это было их личным совершенством.
Он опрокинул рюмку и замолчал. Я внимательно смотрел на его лицо, ожидая продолжения. 
- Никто не может точно указать момент, когда люди начали терять свой цвет. Говорят, это происходило медленно, очень медленно и незаметно. Самые прозорливые забили в колокола, но все упорно затыкали уши, не желая ничего менять. Им больше не хотелось щуриться, чтобы смотреть на солнце, они заменили его экраном.  Человек смотрел на экран телевизора, экран смотрел на него, и пространство вокруг тускнело и исчезало. Мир, в котором мы живем сейчас, похож на оборвавшийся полет твоей ласточки. Она скользила по небесам, а потом облака закрыли как вкладку на страницу интернета, и человек в недоумении остался сидеть перед экраном, не понимая, причудилось ли, пригрезилось, или стоит сходить к врачу. Обыкновенный человек, попавший в общество неполноценных, рано или поздно признает неполноценным себя. Или не признает, но за него с этим успешно справляется общество.
Слова его были странные, обличающие, но непонятные. Я никак не мог понять, к чему он ведет и почему его действительно так беспокоит этот вопрос, не отдавая себе отчета в том, что уже полностью верю ему, как верит незаконченная мысль большой идее.
- Сергей, - осторожно обратился я, - почему ты сказал вчера, что цвет тебе не нужен?
Он пожал плечами.
- У меня есть свой.
- Сколько тебе лет?
Он слегка замялся.
- Двадцать восемь.
- И ты не покупаешь цвет? Чем ты занимаешься?
- Андрей, - сказал он, - я дам тебе адрес. Я прошу поехать туда, если со мной что-нибудь случится. Там же ты найдешь все ответы. А сейчас я пойду спать. Кстати, тебе небольшой подарок. 
Он достал из кармана небольшую коробочку и положил ее на стол передо мной. Опрокинув напоследок стопку, он встал из-за стола и направился в свою комнату. Я успел заметить напоследок, что глаза его были небесно-голубого цвета.
В коробочке находилась маленькая фиолетовая бабочка из какого-то неведомого мне материала. Я посадил ее на ладонь, и она вспорхнула, позвякивая тонкими крыльями и тараща бисерные глазки.

***
На следующий день был выходной, улица сверкала ксеноновыми лампами, вывески магазинов мигали вывесками и выдающимися частями, люди гордо вертели свежеокрашенными носами и вдыхали остатки ночного тумана.  Я вышел из пустого дома, сжимая в руке листок с адресом, написанным мелким узорчатым почерком. Присев по обыкновению на скамейку у подъезда, я задумался.
Нельзя сказать, что вчерашний разговор выбил меня из колеи, но тематика его значительно интриговала и заслуживала своего исследования. Но меня не покидало ощущение, что я заимел знакомство с человеком, с которым может быть не совсем безопасно иметь дело.  Но меня беспокоила не перспектива опасности. Я всегда пытался выбрать для себя наиболее бездейственную сторону, подсознательно мотивируя себя тем, что не совершая ничего, я не совершу того, за что впоследствии могу себя корить. Не столько боясь окружающих, сколько проявляя внутренний протест против бессмысленного любого действия, я придерживался максимально апатичной стороны жизни, смягчающе называя ее созерцанием и отказываясь признавать ее проявлением слабости. Наиболее легкий, но и максимально беспроигрышный вариант устраивал меня во всех проявлениях, и требовалось достаточно серьезное мотивационное вмешательство, чтобы изменить такой уклад. Запрятав листок с адресом глубоко в карман, я побрел в сторону рынка, собираясь приготовить что-нибудь на обед и отбросив лишние мысли на потом.
Следующие две недели пролетели под утренний звон будильника и вечернее бормотание телевизора. Изредка ко мне заезжали старые школьные знакомые, мы пропускали по рюмке и благополучно разъезжались – все слишком неожиданно погрязли в веренице дел. Виталик, достигший своего совершеннолетия, рассказывал о предстоящей через полгода свадьбе – его невестой была девушка из параллельного класса, имя которой снова вылетело у меня из головы. Лицо Виталика, помимо незначительных маслянистых пятен, выдававшее молодых людей, тело которых еще не совсем приспособилось к восприятию искусственного цвета, в целом было умиротворено и вполне довольно жизнью. Я пожал ему руку, и мы распрощались.
На исходе второй недели ко мне приехал лавочник за арендной платой. Отдав ему положенную часть краски, я мимолетом поинтересовался о судьбе моего соседа, которого не видел все это время, кроме одного вечера.
Лавочник махнул рукой.
- Говорил же я, что странная личность, непорядок это – не работать нигде и пропадать все дни неизвестно где…
- Так где он?
- Арестовали его.
- За что?
- Откуда мне знать, - пожал он плечами, - видимо, нехорошие дела творил. Мне позвонили и просто сообщили, я подробностей не знаю, ни к чему они мне. Ты знаешь что-то, может? Мое дело нехитрое…
Распрощавшись с лавочником еще на один месяц, я призадумался. Я не стал скрывать от себя, что слова моего бывшего соседа в единственный вечер, когда мы сидели вот за этим столом вместе, не выходили у меня из головы. Мне захотелось узнать, где найти его, чтобы задать несколько вопросов, или хотя бы узнать причину ареста, но для начала я достал лист, свернутый вчетверо в глубине моего кармана.
Это оказался частный дом на окраине города. Крышу его украшала дорогая красная черепица и изящные ворота с резьбой, за которыми располагался осенний сад. Вокруг стояла тишина, прерываемая изредка звуков проезжающих неподалеку автомобилей. Остановившись у ворот и впервые задумавшись о том, как обосновать цель моего визита, я решил говорить правду и нажал аккуратную кнопку звонка, спрятанную под декоративным клиновым листом.
Минуты две стояла тишина, потом дверь дома отворилась и по тропинке к воротам зашагала незнакомая девушка. Она провернула в замке ворот массивный ключ и отворила их передо мной.
- Добрый день, - сказала она, - вы к кому?
На вид ей было лет восемнадцать, на ней был длинное голубое платье, на шее был повязан белый платок. Она смотрела на меня вежливо и осторожно.
- Добрый, - ответил я, - сам не уверен, к кому мне. Наверное, к тому, кто знал Сергея. Как вас зовут?
- Елена. Вы из полиции? – чуть поморщилась она.
- Нет, нет!.. Он был моим соседом прошлый месяц, мы жили в одной квартире, а потом он исчез… и я хотел узнать…
- Очень сожалею. Мы все тоже опечалены его арестом, но за информацией лучше обратиться прямиком в отделение. До свидания.
Она сделала попытку закрыть ворота, но я придержал край рукой.
- Но он дал мне этот адрес, - быстро проговорил я, волнуясь, - он сказал, что мне нужно прийти сюда, если с ним что-нибудь случится.
- К сожалению, я не вижу в этом необходимости, - повторила Елена и решительно закрыла ворота.
Вот и поговорили. Обескураженный, я со злостью разорвал бумагу с адресом и бросил их себе под ноги.

Вестей от Сергея не появлялось два месяца, и интерес, сперва поглощающий меня, начал постепенно ослабевать. Вместо него в соседней комнате стала жить женщина средних лет, которая приходила с работы поздним вечером и сразу ложилась спать – этот цикл не нарушался за все время моего косвенного знакомства с ней. От нее пахло штукатуркой и дешевыми духами, и нам не было дела друг до друга.
За долгое время я впервые увидел свою мать, которая не знала моего нового адреса. Я пришел к ней домой с сумкой продуктов, и был немало удивлен, когда увидел нашу доселе сверкающую жилплощадь – теперь стены заметно обесцветились , ковры забились пылью, а вместе с ними и потускнел и вид самой матери, которая неизменно связывала их с фактом своего существования.
- Мне все труднее становится прокрашивать себя, сынок, - пожаловалась она. – Моя работа уже не приносит столько дохода, сколько приносила раньше, и все это очень сказывается на яркости…
Ее глаза потускнели, прежний маниакальный азарт сменился депрессивной озабоченностью, но были в этом состоянии и свои плюсы – она, похоже, сочла меня вполне способным самостоятельно справляться с собственным обеспечением и прекратила расспрашивать меня о каждом проведенном дне, сосредоточившись на своих проблемах. Я был ей благодарен за это, и мы распрощались довольные друг другом.
- Неспокойная ситуация сейчас в городе, - сказала она на прощанье, - прокатилась странна волна исчезновений, люди куда-то пропадают… будь осторожен, лишний раз не выходи из дома….
Впрочем, я и так практически не выходил из дома, пребывая в привычной для себя меланхолии и не задаваясь никакими целями. Я просыпался с утра на работу, чтобы можно было засыпать под своей крышей, готовил завтрак, чтобы поскорее пришло время ужина, и тратил свои деньги исключительно на минимальный набор для выживания. Так делали все, я не знал другой жизни, мои стремления ограничивались зарплатой и ужином, и я не испытывал желания знакомиться с себе подобными индивидами, налаживать контакты и вливаться в общее течение города, предпочитая существовать автономно. Однажды я все же попытался добиться выяснить подробности судьбы Сергея, но в отделении мне пообещали настолько захватывающую жизнь, если я продолжу попытки исследования, что я предпочел убраться восвояси и не показывать носа в местах, для простого смертного неприличествующих.
В один из вечеров я обнаружил в своем почтовом ящике приглашение на свадьбу Виталика и решил сходить преимущественно из эгоистичного желания развеяться, нежели разделить с другом радости праздника. Благополучно напившись и заснув клубочком под праздничным столом неподалеку от ботинка свидетеля, я счел торжество благополучно оконченным. Впрочем, Виталик и его суженая не держали обиды – приказав разнести тела неудачно заснувших гостей по заранее приготовленным спальням, они уединились в своей, и тогда вечер действительно был объявлен законченным.
Вернувшись домой, я снова напился, затем повторил процесс, и не смог зафиксировать дату, когда это началось и когда закончилось. Кажется, кульминацией этого внезапного уединения был звонок с сообщением о моем увольнении, которому я не придал слишком большого значения. Очнулся я только со следующим вторжением в мое личное пространство – неожиданным гостем оказался лавочник, приехавший забрать плату за комнату, которой у меня вполне ожидаемо не оказалось. Посмотрев на мое оплывшее лицо с мутными глазами, он приказал в течении недели найти необходимые средства, иначе мне придется подыскивать себе подходящий вокзал. Я согласился с ним  и благополучно продолжил пить. Фиолетовая бабочка вылетела из кармана и грустно зазвенела крыльями, кружась над моей головой.
Моя соседка, выползшая из комнаты после его визита, внезапно обнаружила в себе признаки сердоболия и впервые предложила мне еды.  Я не смог отказаться, и, пошатываясь, побрел в ее комнату, где она проводила все свои вечера и ночи в одиночестве. Комната была более чем скромной – тусклая лампочка, старый скрипящий шкаф с ободранной краской, обои на стенах в серых разводах и матрас на полу, покрытый одеялом с диким, неуместным в контрасте с обстановкой, жизнеутверждающим красным цветком. Она молча поставила передо мной тарелку и уселась на покосившуюся табуретку. Я рассмотрел ее лицо – оно было настолько бледным, что казалось прозрачным .
- У тебя очень неважный вид, - заметила она.
Я промолчал – кто бы говорил.
- Вчера, пока ты спал, к нам заходил молодой человек, представился знакомым твоего друга, кажется, его звали Тимофей. Он пытался разбудить тебя, но ты спал слишком крепко, - в ее голосе послышались укоризненные нотки. – Он оставил мне записку, попросил передать и ушел. Он выглядел усталым и куда-то торопился.
Застыв с ложкой во рту, я почувствовал, как выветривается из головы хмель и как забегали мои мысли.
- Он что-то еще говорил?
Соседка покачала головой.
- Цветок оставил мне и ушел, - ответила она, кивнув на розу, которая привлекла мое внимание.
- А где письмо?
Она молча протянула мне конверт. Я поблагодарил ее за ужин и вышел из комнаты.
Самые глобальные перемены происходят незаметнее для тех, кто находится в их идейном эпицентре. Человеку свойственно замечать не процесс трансформации, а трансформацию процесса. Горящий в огне не задумывается о святой инквизиции и не пытается кричать о справедливости, пока сгорает его кожа и тело превращается в пепел.
«Андрей,
Я не могу точно описать всего происходящего. Опасность подстерегает нас не от врагов, соседей или властей, она живет внутри. Это все одна глобальная ошибка, которую уже невозможно избежать. Ошибка, которая существует только в человеческом сердце. Мы больше не умираем, мы исчезаем. Исчезнуть без следа с облупившейся краской и потухшими глазами – вот наша судьба. Однажды ты будешь сидеть на кресле в яркой освещенной комнате, окружив себя блеском и краской, и незаметно исчезнешь. Знаешь, почему так? Исчезает только то, в чем нет жизни. В чем твоя жизнь? В чем жизнь всех вокруг? Посмотри, в кого они превращаются, и во что преобразуют мир вокруг. Мы все еще называем это миром, а это уже человеческий оазис и запасы воды на исходе. Поезжай к Елене, ты уже виделся с ней... прошу – позаботься о ней, пока я не могу присутствовать дома. И прошу – не приближайтесь к любым источникам цвета, это жизненно важно, и убеди в этом мою сестру… Передаю письмо со своим хорошим другом –его имя Тимофей.
Удачи, и будь осторожен».

***
На потолке россыпью сияли звезды. Синие стены, словно планетарий,  были украшены разноцветными планетами, среди них мелькали кометы и спутники, а вместе обычного светильника над письменным столом мягкой желтизной светила Луна. Космическая комната была оформлена в подарок на тринадцатый день рождений Сергея. Причуды сына отец никогда не понимал, но получив утверждение, что так мальчику легче делать уроки и сосредоточиться на обучении, уступил, и, выделив солидное количество цвета на услуги дизайнера, счел свои долю в организации подарка завершенной.
Но главная гордость Сергея заключалась не в домашнем планетарии. На втором письменном столе, стоявшем в дальнем углу большой комнаты, располагался город.
Это был город–сад, целиком заросший зеленой травой и раскидистыми деревьями. Маленькие домики стояли в несколько рядов вдоль прозрачной реки, окружавшей город. Крыши их заросли зеленью и цветами; ни на одном участке городской территории не было асфальта и бетона. Причудливыми узорами город рассекали тонкие тропинки. Маленькие кукольные фигурки людей бродили по городу босиком.
Опустившись перед столом на колени, чтобы город оказался на уровне глаз, Сергей какое-то время неподвижно смотрел на проекцию, затем резко встал, выдернул ближайший провод из розетки и город погас, оставив вместо себя пустующую гладь стола.
Он достал из шкафа спортивную сумку, с которой ходил на тренировки, аккуратно сложил туда сменную одежду, куртку и теплые сапоги. Разложил по кармашкам зубную щетку, расческу, маленькое полотенце, записную книжку, еще кое-какие мелочи, потом, закрыв молнию, пихнул сумку под кровать до вечера и лег спать.
Проснулся он от голосов около своей комнаты – отец давал дочери последние наставления о правилах поведения за столом, из чего Сергей заключил, что гости должны подойти уже совсем скоро. Чувствуя, что следующим отец зайдет к нему, он притворился спящим, запоздало подумав, что нужно было запереться.
Дверь бесшумно отворилась.
- Сергей, я знаю, что ты не спишь, - настороженно сказал отец.
- Неправда. Я сплю, - возразил сын.
Дмитрий махнул рукой.
- В общем, если ты не хочешь присутствовать на ужине – не надо. Я скажу всем, что ты заболел. Сиди здесь.
Понятно, значит, не хочет, чтобы я сказанул лишнего, подумал Сергей.
- Хорошо, - ответил он и повернулся на другой бок, давая понять, что разговор окончен.
Дмитрий облегченно вздохнул. Дверь закрылась, в коридоре послышались удаляющиеся шаги.
Сергей подождал, пока гости внизу соберутся и усядутся за стол. Проверив сумку еще раз, он осмотрел комнату, выключил свет и запер дверь на ключ с внешней стороны. Спускаясь по лестнице, он старался не шуметь; также бесшумно прошел в коридор и поставил сумку у выхода, а затем направился в сторону освещенной и шумной столовой, где собрались гости.
 Здесь было около пятнадцати человек и пара официанток. Сергей зашел в комнату и молча оглядел собравшихся, которые как по команде повернули на него головы. 
- Всем привет, - сказал он.
Отец с плохо скрываемым ужасом посмотрел на него и привстал со стула, пытаясь вернуть своему лицу доброжелательное выражение.  Сергей испытал мрачное удовлетворение.
- А, Сережа…проходи, сынок, - сказал он чуть заискивающе. – Тебе уже лучше?
- Со мной все отлично, - подтвердил сын.
Он сел рядом с сестрой и притянул к себе бутылку вина.
- Но ваш сын не совершеннолетний? – обратился к Дмитрию один из гостей.
- Да, ему шестнадцать, - сказал отец. - Пожалуйста, оставь вино, сейчас попрошу официантов налить тебе виноградного сока. Поверь, он ненамного хуже.
- Да полно вам, - вступилась молодая женщина с фотокамерой на шее, - за отца в такой день парню можно немного. Вино просто отменное.
Девушка в другой части стола что-то быстро строчила в блокноте.
- Хм…итак, - сидящий рядом с отцом мужчина попытался вернуть нить разговора, потерянную после прихода Сергея. – Итак, мы остановились на проблемах цветоснабжения малобюджетных районов города. Пожалуйста, Дмитрий Михайлович, расскажите о своем видении данной ситуации.
Дмитрий приосанился и открыл рот, чтобы начать речь, но сын его опередил.
- Зачем задавать такие вопросы человеку, который никогда не видел этих районов и всю жизнь просидел в своем королевском замке? Это все равно, что спрашивать с нищего проблемы инфляции и мировые курсы валют.
Он почувствовал на себе изумленные взгляды.
- А, впрочем, папе виднее.
Он глотнул вина и посмотрел на отца, изображая внимание. Журналистка лихорадочно транслировала разговор в блокнот.
- Шутник он у меня…  - Дмитрий прокашлялся. - На данный момент выделяется около 10 процентов городского бюджета на оснащение этих районов, но для полного устранения проблемы этой цифры недостаточно. С помощью дополнительных цветовых источников и привлечения инвесторов проблемные районы достигнут установленной минимальной планки по окраске в кратчайшие сроки.
- Что вы подразумеваете под дополнительными источниками? – спросила журналистка, продолжая что-то быстро записывать.
- Как владелец крупнейшего в городе предприятия по обработке цвета, я могу гарантированно организовать иностранные поставки. Зная существующий на данный момент рынок, я могу гарантировать, что это будет наиболее качественный цвет, который, кроме того, может использоваться в бытовой продаже и удивлять покупателей новым ассортиментом оттенков и вариаций.
- Хорошо, - одобрила журналистка. – У меня к вам еще несколько вопросов по поводу экономического развития, но я, пожалуй, обращусь к ним во время завтрашнего эфира.
Дмитрий благосклонно кивнул.
- Как вы знаете, - начал один из мужчин, - институт семьи в настоящий момент является одним из самых важных для общества. Вы лишились жены, мои сожаления. Расскажите же нам, как вы преодолели эту потерю и смогли вырастить двоих прекрасных детей.
- Да, это было не так просто, - подтвердил Дмитрий. – я приложил…
- …приложил все усилия, чтобы видеть своих детей как можно реже, - подхватил Сергей. – Еще более прекрасной идеей было собрать здесь нас как гордость и знамя будущей власти.
Журналистка, тщательно маскируя азарт, обратилась к юноше.
- Сергей, расскажите поподробнее.
Он пожал плечами.
- Мне нечего говорить. Я мало чего знаю о своем отце.
- Что это значит? – возмутился Дмитрий.
- Леночка, - журналистка взглянула на девочку, тихо сидящую около Сергея, - о чем говорит твой брат?
Но Лена, уткнувшись взглядом в тарелку, отказалась отпускать комментарии.
- Прошу меня извинить, - сказал Дмитрий, – мой сын, кажется, еще не совсем здоров. Сергей, пожалуйста, вернись в свою спальню.
- Вернись в свою спальню, - передразнил сын, - это самый любимый твой способ решать семейные конфликты.
На какое-то время в столовой воцарилась тишина, а потом несколько человек разом заговорили.
- Я вас покину, как хочет мой отец, - перекричал всех Сергей.
Он встал со стула и направился к выходу. Лена заплакала, и журналистка кинулась ее утешать.
Сергей обернулся.
- Лен, не переживай, -  сказал он. – Я еще вернусь за тобой. И удачи на выборах, папа.
Фотограф защелкал камерой, запечатлевая побелевшего Дмитрия и спину его уходящего сына.
Выйдя в коридор, Сергей на секунду остановился, чтобы отдышаться. Потом вытащил из-под дивана, стоящего у входа, собранную сумку, окинул дом последним взглядом и вышел в темнеющий двор.

***
Ему всегда хотелось стать химиком. Наука казалась ему единственным, чему действительно стоит посвятить свою жизнь. Но когда он однажды сказал об этом отцу, тот воспринял заявление более чем прохладно, ответив ему, что завещает ему свое предприятие, и, возможно, и пост – если сын будет усердно трудиться и ставить отца себе в пример, и ни о какой науке не стоит и думать.
- Это же не выгодно, - говорил Дмитрий, - да и никому не нужно. Миром правит цвет, и чтобы править миром, нужно стать хозяином цвета. Это все, что тебе нужно знать.
По съемным квартирам Сергей скитался довольно долго. Остановившись вначале у одного из своих немногочисленных друзей, Сергей не поладил с его родителями, и вскоре ему пришлось оттуда съехать. Друг извинялся, сочувствовал, но втайне был согласен с этим решением. Нехорошо укрывать от главы города его законного сына – это светило некоторыми возможными неприятностями. Впрочем, отец не искал его – он был зол и утверждал, что вычеркнул сына из завещания, и юная сестра Елена стала единственной наследницей отцовского состояния. Заявление Сергея ничуть не огорчило – это стоило того, чтобы его оставили в покое целиком и полностью.
Не считая школьных, в городе было три библиотеки. Одна из них принадлежала университету, и вход туда был доступен только студентам, преподавателям и лицам, связанных с этим образовательным учреждением. Другая располагалась в центре и была открыта для всех желающих, предъявивших удостоверение личности. Посещаемость библиотеки была минимальной, и контингент читающей публики составляли преимущественно пенсионеры. В связи с этим было принято решение уменьшить финансирование, а потом ее закрыли и вовсе – якобы на реконструкцию, затянувшуюся на несколько лет. В городе осталась только одна частная библиотека, про которую знали только интересующиеся.
Основателем ее был престарелый Сказочник, которому на момент совершеннолетия Сергея стукнуло восемьдесят два. Сказочником его звали потому, что с юных лет его единственным увлечением было собирать в свою коллекцию редкие, давно вышедшие из употребления  книги, которые пылились в архивах других библиотек или на полках квартир у людей, которые уже давно не читали; иные знающие люди приносили ему книги добровольно, чтобы не выкидывать и не возиться с процедурой сдачи их в обычные книгохранилища. Сказочник с благодарностью принимал их, и в конце концов книг у него скопилось столько, что было достойно звания библиотеки, именно так он и написал на входной двери в свою квартиру.
Познакомился с ним Сергей во дворе его дома. Сказочник сидел на скамейке и был крайне взволнован, когда юноша рядом с ним вытащил из сумки книгу и принялся читать. Старик повернул голову, силясь разглядеть название на корешке.
- Оливер Твист, - подсказал Сергей.
Сказочник хлопнул сморщенными ладонями.
- Прекрасно, - сказал он, - я думал, у меня единственная копия в городе.
- Как видите, нет, - ответил Сергей.
Старик внимательно посмотрел на него.
- Рад знакомству, - он протянул руку, - Петр Михайлович. Но люди зовут меня просто Сказочник.
- Почему Сказочник?
- Странно, что человек с книгой в руке в моем дворе ничего не знает обо мне, - заметил старик. – А что вы, кстати, тут делаете?
- Жду хозяина квартиры, которую планирую снимать в этом доме, - ответил Сергей.
- Предлагаю вам зайти ко мне, как только вы уладите свои дела, - сказал Сказочник. – Квартира номер сорок пять. Вероятно, вам будет интересно. 
С этими словами он поднялся со скамейки и побрел по направлению к своему подъезду. На улице стояла летняя духота, жара выжигала краску на изгородях и детских площадках и создавала особый запах плавления, который с детства ассоциировался у людей с летом.
Квартира оказалась совсем крошечной, но главным преимуществом ее было то, что проживать там Сергей собирался в полном одиночестве - все остальное казалось ему деталями. Всегда стремившийся к полной автономности от окружения, он был более чем удовлетворен своим жилищным одиночеством. Финансовый вопрос у него решался, как ни странно, довольно просто – он мастерил на заказ декоративных бабочек, которые так любили носить с собой как элемент личного декора ценители оттенков.  Единственным, о чем тосковал Сергей, была его маленькая сестра, оставленная в доме отца. Забрать ее к себе он так и не смог, откладывал до момента, когда его жизнь более или менее войдет в стабильное русло, а потом задумался, так ли ей нужна жизнь с ее беглым братом, который ничего не сможет ей предложить. Он втайне надеялся, что однажды она сама поймет,  что для нее лучше, и присоединится к нему, и ругал себя за эту эгоистичную надежду.
- Проходите, - старик приветливо открыл для него дверь с табличкой «библиотека» на обычном бумажном листе.
Квартира его была вполне типичной для этого дома – маленькой и тесной, но не было заметно ни одной книги. Убранство жилища обладало всеми признаками холостяцкой обители. Старик предложил гостю чаю и пригласил на небольшую кухню, а потом внимательно наблюдал, как он размешивает сахар, вальсируя ложкой.
- Сколько тебе лет? – спросил он.
- Восемнадцать.
- Какой чудный возраст, - сказал старик, - когда взрослый человек еще способен мечтать, не впадая в детство.
- Вы словно утверждаете, что в какой-то момент человек теряет эту способность навсегда.
- Увы! Увы, это так, - отозвался старик. - Большинство именно так и поступает, причем добровольно. Когда это случается, как вы знаете, человек теряет свой цвет и ему приходится заменять его на искусственный. К счастью, прогресс это позволяет, и более того, он это провоцирует.
- Вы сказали – большинство? – уточнил Сергей.
- Именно! К моей радости, не все подвержены влиянию цвета, и до конца своих дней способны сохранять свои собственные источники, которые не исчезают со взрослением.
- И много таких людей вы знаете?
- Как минимум, шестнадцать человек. К сожалению, пятеро из них уже в другом мире.
- Умерли?
Старик удрученно кивнул.
- Когда-то мы были друзьями и вместе начали собирать библиотеку. Мы разыскивали книги, которых оставалось в городе считанные экземпляры. Мы разыскивали несправедливо забытые, утерянные истории, выкупали и принимали в дар книги у людей, в чьих домах они хранились. Эта библиотека стала делом всей моей жизни.
- И где же она?
Старик показал следовать за ним.
Они прошли по узкому коридору, зашли в дальнюю комнату, и Сказочник указал на дверь в стене.
- Пространство этой квартиры таково, что не позволяло мне содержать в нем целую библиотеку. Именно поэтому я решил выкупить и соседнюю квартиру.
Он отворил дверь и зашел.
- Небольшие проблемы с освещением – перегорела лампочка, будь осторожен, - предупредил Сказочник.
Сергей осторожно проследовал за ним. Сплошным рядом стены украшали книжные полки.  Книги стояли бок о бок, не оставляя между собой свободного пространства. Кое-где они были покрыты небольшим слоем пыли. На полу тоже были несколько высоких книжных стопок. Пустовала только уборная – здесь лежали какие-то старые брезенты, доски и несколько треснутых плиток. Сказочник сказал, что хотел оборудовать это место под читальный зал, но потом передумал, решив под читальным залом понимать его собственную квартиру.
- Возьми фонарик, - старик протянул ему слабо горящий прибор для освещения.
О половине из этих книг Сергей не слыхал никогда, и с исследовательским азартом изучал корешки и заглавия. Некоторые книги он брал в руки и пролистывал, а потом ставил обратно, покачивая головой. Отец перевел его на индивидуальное обучение после шестого класса школы, и с тех пор книги в их доме стали временным элементом, и содержание их было преимущественно учебным. Художественной литературой он заинтересовался после побега из дома два года назад, когда он записался в городскую библиотеку, но спустя пару месяцев ее закрыли. Сергея порадовало только то, что он успел взять оттуда небольшую стопку книг, а возвращать их, к счастью, было уже некуда, и никто их с него так и не спросил.
Где-то в глубине квартиры раздался звонок. Старик кинулся открывать, что-то негромко бормоча.
Сергей поставил на ближайшую полку книгу, которую держал в руках, и решил вернуться к Сказочнику.
В его квартире были слышны голоса.
Гость выглядел чуть моложе хозяина квартиры, но примерно в три раза старше Сергея. Осанка его выглядело довольно величественно, но держался он просто и дружелюбно. Увидев юношу, он улыбнулся и поприветствовал его поклоном. Сергей, чуть поколебавшись, ответил тем же.
- Это Тимофей, мой прекрасный друг, один из основателей библиотеки и постоянный ее посетитель, а также нынешний председатель команды «Соцветие».
- Рад встрече с вами, - отозвался Сергей. – Но, если честно, я не разу не слыхал о вашей команде.
- Я не удивлен, - сказал Тимофей. – Можно сказать, наша организация носит относительно закрытый характер.
- Почему относительно? – поинтересовался Сергей.
Из кухни донесся свист чайника, и Сказочник всплеснул руками.
- Да что же я! Прошу вас к столу! Одна из моих читательниц не далее как пару дней назад привезла мне пакет восхитительного чая из какой-то дальней командировки… Проходите.
Большую часть кухни занимал стол – казалось, он был рассчитан человек на восемь, что никак не вязалось с фактом одиночного проживания старика в этой квартире.
- Я часто принимаю гостей, - пояснил Сказочник, уловив его вопрос. – Друзей и моих читателей. Иногда это одни и те же лица. Садитесь.
Он поставил перед ними чашки и вазу с печеньем. Легкие занавески чуть приподнимались с каждым дуновением ветра.
- К сожалению, я не могу рассказать вам все «Соцветии», молодой человек, - пристально глядя на юношу сказал Тимофей. – Как я уже сказал, общество закрытое.
- Но вы сказали, относительно, - парировал Сергей.
Тимофей усмехнулся.
- Да, вы верно подловили. Дело в том, что в общество вступают только совершеннолетние.
- Но я…
- Погодите, - перебил его Тимофей. – Совершеннолетние, которые не потеряли свой цвет. Вот и весь секрет. Поэтому если вы один из таких людей, можете смело присоединяться. Но пока вы еще слишком молоды, чтобы знать наверняка…
- А почему о вас никто не знает? – спросил Сергей.
- Почему же не знают? – вступился Сказочник. – Знают! Кому надо – те знают. Кому надо, но кто не знает – узнают рано или поздно… но наша проблема именно в тех, кому не надо, но кто знает. Именно они любят строить нам всяческие неприятности.
Сергей кинул кубик сахара в дымящийся чай и помешал ложкой.
- А зачем кому-то строить вам неприятности?
- Понимаешь, дело в людях, которые свободны от цвета, - сказал Тимофей. - О них не принято говорить. Официально их нет.  Да и внешне они такие же, как и все, а все остальное – их личное дело. Но их постоянно держат в зоне наблюдения.
- Зачем?
-  По крайней мере для того, чтобы каким-то образом их численность не пополнялась. Спросишь, почему это не выгодно?
Сергей пожал плечами.
- Наверное, для того, чтобы главная цветовая промышленность потеряла свои обороты? – предположил он.
- Примерно так, - согласился Тимофей. – Но сейчас нам следует сохранять еще большую секретность.
Сказочник предостерегающе посмотрел на друга. Сергей навострил уши.
 - А почему?
- Я думаю, ты все-таки станешь одним из нас, молодой человек, - сказал Сказочник. – Но, пожалуй, пока оставим наши карты закрытыми. А сейчас уходим, - он поднялся со стула и убрал пустые чашки в мокрую раковину. - Но я очень жду тебя завтра или в любой другой день. Библиотека открыта и днем, и ночью. Если захочешь ходить туда регулярно, я сделаю для тебя ключи, и ты сможешь пользоваться отдельным входом.
Юноша кивнул.
-Спасибо вам, - сказал он. – Я обязательно вернусь.
Он обменялся со всеми рукопожатиями и вышел в коридор. Сказочник, опираясь на трость, последовал за ним. Придерживая дверь, Сергей вышел в прохладных подъезд – тут пахло смесью табака и супа.
- «Соцветие» очень заинтересовано в таких, как ты. К сожалению, с каждым годом приток людей все меньше. Возможно, вашему поколению все-таки удастся что-то с этим сделать? Как ты думаешь?
Сказочник подмигнул ему на прощанье и закрыл дверь. Бумажная табличка «библиотека», словно парус уплывающего корабля на горизонте, прощально махнула ему белым листом. 

***
Недавно открывшийся ресторан был представлен в стиле элегантного минимализма. Основное освещение было приглушено, стены украшали горящие свечи в простых подсвечниках. Массивные деревянные столы располагались полукругом вокруг пустующей сцены. Немногочисленные посетители, рассевшиеся по углам, тихо переговаривались за утренним кофе.
Девушка, сидящая в одиночестве у колонны недалеко от сцены, нервно посматривала на часы. На вид ей было около восемнадцати. Несмотря на дорогие украшения, одета она была довольно просто – голубое летнее платье и легкие босоножки.
- Наконец-то, - облегченно прошептала она, поглядев на входные двери.
Сергей обошел несколько столиков и уселся на стул с высокой спинкой напротив сестры.
- Ты сильно повзрослел, - сказала она, дотронувшись до его щеки.  – Хотя нет…осунулся.
Он взял ее руку.
- Спасибо, что ты пришла, - мягко ответил он.
- Я не могла не прийти.
- Отец знает, что ты здесь?
Лена покачала головой.
- Расскажи мне, как ты живешь, - попросила она. – Я очень волнуюсь за тебя. Где ты пропадаешь?
- Не нужно волноваться. У меня просто много работы.
- Какой работы?
- Это секретный проект. Я пока ничего не могу рассказать тебе, но прошу только поверить. Ты сделала то, что я просил?
Она кивнула и достала сумочку.
- Промышленная база находится по улице Большая Сенная, дом 33. Ты войдешь в главные ворота, повернешь налево и будешь идти прямо, пока не дойдешь до стеклянных дверей. Там нужно показать пропуск и сделать невозмутимый вид. Охрана не запоминает персонал по лицам…
Лена положила на стол пластмассовый квадратик, напоминающий визитку.
- Дальше ты спустишься на минус второй этаж и найдешь дверь с номером восемь. Возможно, тебя спросят, зачем тебе туда и кто ты такой, говори, что из инспекции – вопросы отпадут… За дверью находится цех. Я была там давно еще маленькой и не могу подробно рассказать тебе, как он устроен.
- Этого не требуется, - сказал он. – Мне достаточно информации.
Сергей серьезно посмотрел на сестру.
- Спасибо тебе.
Она опустила глаза.
- Самое лучшее спасибо от тебя – если бы ты почаще давал о себе знать и хоть немного посвятил меня в свою жизнь. Так где ты сейчас живешь, там же?
- Да, снимаю комнату у лавочника. Недавно заехал новый сосед.
- Кто он?
- Кажется, хороший парень. Совсем еще молодой. Ему понравилась твоя картина на стене в подъезде.
Она улыбнулась.
- Я могу нарисовать еще.
- Как-нибудь заходи…но скорее всего, дома ты меня найдешь не скоро.
Лена сердито посмотрела на брата. Он умоляюще поднял руки.
- Я все расскажу, - пообещал он. – Потом.
- Хорошо, - обреченно сказала она.
- Спасибо тебе, - повторил Сергей.
Они помолчали.
- Может, прогуляемся? – предложила сестра.
- Мне нужно идти, - с сожалением сказал Сергей.
Он оплатил счет.
- На всякий случай я оставлю адрес нашего дома своему соседу. Его зовут Андрей, - уловив ее взгляд, он пояснил. – На случай, если меня долго не будет. И последняя просьба, - Сергей сделал паузу, - пожалуйста, не пользуйся цветом. Я надеюсь, тебе он не понадобится еще долго, я практически уверен, что не понадобится вовсе, но я прошу – в любом случае – не используй его на себе. Это может быть опасно.
- О чем ты? – недоумевающе спросила Лена.
- Я люблю тебя, - сжав ей руку на прощанье, он направился к выходу.
Лена долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь, теребя пуговицу на голубом платье. Утро начиналось как-то смутно тревожно.

***
Сергей ступил на порог, и стеклянные двери призывно распахнулись перед ним.
Ряд турникетов делил помещение на две половины. Люди сновали редко, в здании царила относительная тишина, разбавляемая телефонными звонками и приглушенным женским голосом, принимающим звонки. Уборщица в зеленом фартуке лениво протирала полы зеленой шваброй. Мельком подумав об их странном сходстве, Сергей направился к охраннику, вытаскивая из кармана пропуск. Человек в форме охранника приветственно кивнул и, рассмотрев пропуск, нажал на кнопку на своем пульте. Створки пискнули и отворились, пропуская Сергея на свежевымытый пол второй половины комнаты.
Он облегченно выдохнул.
Лифт, чуть подрагивая, остановился, высветив на дисплее минус второй этаж. Сергей вышел и оглядел коридор, пытаясь рассчитать, в какую сторону направиться. Коридор был пуст. Ряд дверей с медными табличками обрывался темнеющим тупиком. От работающих приборов стоял монотонный гул.
Сергей чувствовал, как учащается пульс. «Еще не поздно вернуться, - думал он, - просто вернуться, и ничего не случится». Сумка, перекинутая через плечо, била по бедрам. Он увидел на медной табличке цифру девять. Следующая. Никто ни о чем не узнает, а если узнает, будет уже поздно. Главное, не нарваться на лишние вопросы.
Помещение под номером восемь встретило его запертой дверью. Проблема, о которой он сразу не подумал. Он приложил свой пропуск к дверному проему, но тот не издал ни звука. Дверь насмешливо молчала. Взламывать ее было опасно. Есть ли здесь видеонаблюдение и сигнализация?.. Сергей покрылся мурашками, как только представил, что сейчас, в эту секунду, отец следит за ним из своего кабинета двенадцатью этажами выше. Если он, конечно, находится, здесь. 
- Прошу прощения, - окликнул его голос, - вам чем-нибудь помочь?
Молодая женщина в зеленой униформе выглянула из соседней двери. «Спокойствие, - подумал Сергей, - только спокойствие».
- Добрый день, - приветственно кивнул он, - я механик, меня пригласили заменить обшивку трубы. Как мне можно попасть вовнутрь?
- Вас никто не сопровождает? – подозрительно спросила женщина. – Туда нельзя заходить посторонним.
- Прошу прощения за вторжение, но мне сказали просто устранить возможность протечки. Позвольте войти, - он махнул перед носом сотрудницы своим пропуском.
Они кивнула.
- Минутку.
Нырнув в свой кабинет, она возвратилась, помахивая связкой разномастных ключей. Рассмотрев связку, она вытащила один из них и заворочала в замке металлической головкой. Дверь беззвучно отворилась, и из помещения полился гул приборов.
- Спасибо, - сказал Сергей, - я быстро.
Она вышла, прикрыв за собой дверь.
Он быстро вытащил из сумки завернутую в ткань капсулу и резиновые перчатки. Впереди него была толстая труба, покрытая легким налетом ржавчины. Отвинтив ближний фитиль, Сергей аккуратно опустил руку вглубь трубы и ощутил прохладную, густую массу цвета, а затем, освободив капсулу от ткани, бросил ее в струящийся поток.
Прости, папа.






Часть 2

***
На улице было темно и хмуро, люди неспешно заходили в торговые лавки и разбредались по домам. Я шел, закутавшись в плащ с письмом в кармане, ничему не удивляясь, пытаясь только избавиться от остатков хмеля. Мысли текли размеренно, но где –то внутри все равно вставал наивный и разумный вопрос – почему я?
Елена открыла мне дверь после первого же звонка и без лишних слов пропустила в дом. Она выглядела обеспокоенной, и все время дотрагивалась до своего виска.
- Андрей, - наконец сказала она, - прошу прощения за ваш прошлый неудачный визит. Я была слишком растеряна и огорчена судьбой брата…
- А теперь? – поинтересовался я.
- А теперь еще больше. Проходите.
Я прошел по длинному коридору с сиреневыми стенами и оказался в небольшой гостиной. На стенах в ряд висели подсвечники, а на полу был расстелен белоснежный ворсистый ковер. Обстановка выглядела вполне благоустроенно, если не богато, и я недоумевал, что могло подвигнуть Сергея ввязаться в эту странную передрягу, хотя втайне и знал ответ.
Елена молча поставила на стол бутылку вина. Я возрадовался.
- Мы с Сергеем родились и выросли в этом доме, - без предисловий начала она, пока я открывал вино. – Росли без матери, отец постоянно пропадал на работе.  Росли свободными птицами в золотой клетке, Сергей все время грезил отъездом после совершеннолетия, его не устраивала такая жизнь. Он сделал это, и отец лишил его наследства, впрочем, его это не беспокоило, он нашел странную компанию и на какое-то время вообще пропал из поля моего зрения – до своего ареста. После этого он стал писать мне письма… много писем, и поначалу то, о чем говорилось в них, казалось мне диким, странным, я не верила и считала его слова бредом…
- Что же там было? О судьбах мира и загадочных исчезновениях?
- Да. Я игнорировала, считала его сумасшедшим – до одного случая.
Ее голос дрогнул, и рука потянулась к бокалу с вином.
- Три недели назад на моих глазах наш отец просто растворился в воздухе. Он стоял на пороге, собираясь идти на работу, и вдруг застыл и растворился. Просто исчез без видимой причины. Тут я испугалась по-настоящему. Я сообщила об этом Сергею, он приехал, мы поговорили….он сказал, что это должно было случиться – рано или поздно. И должно случиться с каждым… 
- Но почему?
Я внимательно слушал ее историю, но не мог ухватить главную мысль,  связующее звено, которое соединит все эти события и откроет действительное положение вещей.
- Я не знаю, почему! – воскликнула Елена. – Не спрашивай меня. Он не дал мне внятного ответа. Сказал, что нужно уехать и все. Теперь уехал и пишет письма. В них ничего не понятно, и похоже, что ему тоже. Я поняла только, что все связано с цветом… - она усмехнулась, - да и с чем же еще…
- И где он сейчас? – спросил я.
Девушка пожала плечами.
- Если бы не отец, он не смог бы выйти из тюрьмы. Это был его последний великодушный жест, он поддался на мои уговоры. Но теперь, если он туда попадет, не сможет больше оказаться на свободе.
- И все-таки, в чем было основание его ареста?
- В документах значилось «дезинформация и попытка организации беспорядков». 
- Он устраивал беспорядки?
- Нет, распространял листовки. В конце концов источник их распространения был выявлен и арестован. Но это не главное. Десять лет назад Сергей достиг совершеннолетия, но до сих пор использует свой собственный цвет. Он говорит, что знает нескольких таких людей, и уверен, что их может быть больше… и утверждал, что ты – один из них. Из людей, которые не теряют цвет. Как правило, они преследуются… или же держатся под негласным присмотром.
- Но почему? Кому это не выгодно?
- Подумай сам…люди, которые способны обходиться без окраски. Без предубеждений, пристрастий и потребительских мотивов. Они сами себе – закрытый полноценный человеческий мир. Но внешний мир – существующий мир – их не приемлет. Они не вписываются в установленный порядок. Самодостаточность определяет отсутствия потребности в потребительстве, каждый такой человек – увесистый камень в стену системы. Для общей схемы – это лишний неконтролируемый груз. Их нужно ограничивать, уничтожать, лишать целей. Но они сами уходят в тень, спиваются, оказываются за решеткой или как наиболее простой выход – становятся как все или делают вид, что становятся… и умирают несчастными.
Она говорила словами брата, и у нее, как и у него, были ярко-голубые глаза. Она задумчиво смотрела в окно на наступающее утро. Мы помолчали. Я держал на ладони бабочку и рассматривал ее игольчатые усики.
- Это Сергей тебе подарил? – спросила она.
Я кивнул.
- Как же они умудряются летать, всегда не понимала. 
- Наверное, сейчас лучше лечь спать, - наконец сказала она. – Можешь выбрать любую удобную для себя комнату.
Я пожелал ей спокойного сна и проводил взглядом ее удаляющуюся в дверном проеме фигуру. В одиночестве я допил остатки вина и незаметно для себя заснул не поднимаясь с кресла.

***
Снился мне тусклый иссохший двор, засыпанный песком, голые макушки высоких стволов простирались к серому небу.  На песке изображались тысячи узоров разнообразных форм, а в дальнем конце двора маленький мальчик, присев на корточки, выводил сухой древесной палкой последнюю спираль. Он встал на ноги, победно оглядев двор, но внезапно последняя выведенная спираль начала подниматься в воздух, узоры завихрялись, сплетались плотной стеной и образовали собой воронку. Мальчик попытался было отбежать, но воронка захватила его и понесла за собой. Его лицо застилал песок, он закашлялся и зажмурил глаза. Воронка перенесла мальчика через забор и усадила на землю; мальчик встал, отряхнувшись, сделал несколько шагов, и земля под его ногами превращалась в цветущую поляну, освещаемую ярким светом. Он зажмурился и счастливо засмеялся, поднимая глаза к ярко-желтому настоящему солнцу.
- Андрей!
Я медленно и неохотно разлепил глаза.
Лена стояла рядом с моим креслом, как будто и не ложилась спать, она казалась испуганной и очень обеспокоенной.
- Доброе утро, - поздоровался я.
- Скорее вставай, нам нужно идти. – сказала она.
- Куда? -  отозвался я, осторожно стаскивая ноги с подлокотника кресла поочередно.
- У нас незваные гости. Послушай.
Я прислушался – во дворе раздавались упорные звуки ударов тяжелого замка о металлические ворота.
- И кто там?
- Полиция.
- И что им надо?
- Они за тобой пришли.
- Зачем? – растерянно спросил я, чувствуя себя полным идиотом.
Лена неодобрительно посмотрела на меня, нахмурила брови и хотела уже что-то сказать, но я примиряюще поднял руки.
- Все, встаю.
Я поднялся с кресла, накинул куртку и изобразил готовность. Она молча попросила меня следовать за ней. Звуки становились все настойчивее, во дворе что-то кричали.
Мы вышли в коридор дома. Лена стремительно подошла к одной из дверей и провернула ключ. За дверью оказалось темное подвальное помещение, чуть дальше -  лестница, ведущая вниз. Лена зашла первая, пошарила по стене рукой, щелкнула чем-то, и помещение озарилось тусклым светом фонарика. Оно казалось практически неиспользуемым, стены были в ржавчине и паутине, под ногами располагался голый бетон. Она осторожно заперла дверь изнутри, и мы прошли к лестнице. Звуки во дворе перестали быть слышны.
Лестница оказалась спиралевидной, спускались мы долго и молча, освещая себе дорогу светом фонарика. Ступени были неровные, я шел первым и крепко держался за поручни. Вокруг звенела тишина, нарушаемая лишь звуков наших шагов.
- Ну вот, - сказала наконец Лена, когда лестница оборвалась, - мы пришли.
Перед нами открылась площадка, мало чем отличающаяся от подвального помещения, откуда мы только что пришли. Лестница уходила ввысь, со стен на нас смотрели пауки, в углу лежали несколько деревянных досок и стоял ржавый пустой ящик, но не наблюдалось никаких других признаков жизни.
- Этот подземный ход был построен моим дедом на случай военных действий или покушений на его персону… когда-то он был мэром этого города. Он когда-то показал мне вход, потом запер дверь и был таков. Ключи были у отца в кабинете, я нашла их после его смер… исчезновения.
- То есть спрашивать тебя, что мы будем делать дальше, бессмысленно?
- Абсолютно. Я здесь впервые.
Я помолчал, оглядываясь вокруг. 
- Могу только сказать, - продолжила Лена, - что мой брат неоднократно бывал здесь, таская у отца ключи в его отсутствие. Я не знаю, чем он здесь занимался.
- Надо полагать, он вряд ли ограничивался этим помещением?
Она кивнула.
- Вероятно, где-то здесь есть выход. Или вход. Куда – не знаю.
- Кто-то еще знает об этом ходе?
Она покачала головой.
Мы стали дружно бродить вдоль стен. Розыски были затруднены обилием грязи и отсутствием нормального света, к тому же терпение фонарика могло закончиться в любую минуту и мы остались бы в кромешной тьме. Я ощупывал стены, осматривал бетон под ногами, в надежде увидеть лазейку, но после двухчасового поиска добился только прилипшей на руках паутины и жалобного урчания в желудке.
- Подойди сюда, - позвала меня Лена. – Посвети.
Я навел свет фонарика на указанное место и увидел мелкую надпись черной краской: «Dum spiro, spero».
- Ну что ж, оптимистично, - прокомментировал я. – но основного вопроса это не решает…
Приглядевшись, я увидел, что глаза девушки блестят от слез.
- Это писал мой брат, - сказала она. – возможно, совсем недавно. Где он теперь, он же знает ответы на все вопросы…
- Вряд ли кто-нибудь знает ответы на все вопросы, - мягко возразил я. – но я уверен, мы скоро увидимся.
Она присела на тумбочку и вдруг мы услышали щелчок.
Тумбочка зашевелилась и начала медленно двигаться вбок. Лена в испуге отпрыгнула назад.
Теперь на полу перед нами зиял металлический люк ярко-оранжевого цвета с замком в центре него. Я возликовал – открытие, как обычно, пришло с приветом из прекрасной случайности. Недолго думая, Лена поднесла к замку ключ, которым она открывала подвал, замок дружелюбно щелкнул. Люк подпрыгнул, и из него полился яркий свет. Глаза, отвыкшие от света, по инерции зажмурились. Лена тихонько вскрикнула и отошла.
Все еще прикрывая глаза ладонью, я открыл люк настежь, заглянул вовнутрь и в изумлении замер.
Прямо передо мной располагалась улица – самая прекрасная улица из тех, что я видел. Маленькие домики со створчатыми окнами, казавшиеся игрушечными, были увиты цветами и рисунками. Вместо асфальта росла трава, люди ходили по ней босиком, отовсюду было слышно чириканье птиц, где-то неподалеку звенел ручей и шумели деревья. Облака были пронзительно-голубого цвета и, казалось, их можно коснуться руками, если забраться на крышу домика и немного потянуться. Воздух был кристальной чистоты, сделав глоток его, я задохнулся.
Через мое плечо на дивную улицу смотрела Лена. Переглянувшись, мы по очереди вылезли из люка, располагавшегося, оказывается, прямо в стене дома. Я почувствовал свежий ветер и отголоски музыки, доносившейся из чьего-то волшебного домика. Не сговариваясь, мы сняли лишнюю здесь обувь. Свою куртку я оставил в люке.
- Но так не бывает, - растерянно произнесла она.
- Бывает и не так! – раздался голос.
Откуда ни возьмись около нас появился старичок в зеленых штанах и смешной шляпой с длинными полями. Он поприветствовал нас легким поклоном.
- Вы, как я понимаю, новенькие, - продолжил он. – что ж, идеальный мир в вашем распоряжении.
- Но что это за мир? – спросила Лена.
- Я же говорю – идеальный! – радостно пояснил старичок.
- То есть откуда он взялся? – попытался уточнить я.
- Был создан идеальными людьми, - так же радостно ответил он.
Я понял всю тщетность дальнейших вопросов. Определив, что можно продолжать без дальнейших глупых вопросов с нашей стороны, старичок продолжил:
- Выбирайте любой свободный домик и живите там, сколько душе угодно. Получать обеды и тому подобное можете в одной из местных столовых. Ничего не бойтесь! Это идеальный мир!
С этими словами он испарился также незаметно, как и появился рядом с нами.
Мы остались стоять посреди улицы. Я посмотрел на Лену: глаза ее снова блестели, но уже не от слез.

***
Это был мир, в котором не происходит никаких перемен, не потревожат никакие заботы. Статичный мир со статичным счастьем, мир без прогресса и регресса, без конфликта и развязки, и люди, которые живут здесь и сейчас и навсегда застыли в этой точке. Мы прожили здесь полтора месяца, в дурмане сладостных цветов и щебете райских птиц. Вокруг нас жили люди, которые просыпались на рассвете, и солнце приветствовало их теплыми лучами. Люди рассказывали сказки и сочиняли истории, выращивали розы и кормили ежей с рук, пели песни о прекрасных принцессах и могучих волшебниках, а потом засыпали в сладком блаженстве под убаюкивающий стрекот сверчков. Я не мог представить такого и во снах, хотя и не был уверен, что в этом мире возможно быть счастливым. Когда я поделился своим сомнением с Леной, она посмотрела на меня как на сумасшедшего.
- Как можно не желать спокойствия и изобилия? Разве не об этом мечтают люди?
Я покачал головой.
- В нашем мире меня угнетало отсутствие цели, и я не мог принять ни одного общепринятого смысла. Где же все это здесь?
Она задумалась.
- Смысл есть везде, где есть жизнь. Наверное, дело в том, что его не всегда можно найти, если смотреть с определенного ракурса. Или же просто не принять его как свой. Нужно искать дальше.
Между тем мы прекрасно понимали, что не сможем остаться здесь навсегда, но предпочли не поднимать эту тему. Нужен был случай, внешний элемент, сторонняя развязка, и однажды мы нашли ее.
Одним из вечеров, когда я один сидел на крыльце, ко мне подбежала Лена – такой взволнованной я не видел ее очень давно.
- Пойдем, пойдем со мной! – воскликнула она.
- Что случилось?
Она потянула меня за собой. Мы прошли через двор, вышли на зеленую улицу и дошли до центральной площади. Площадью она называлась символически – здесь раскинулся настоящий сад с самыми диковинными деревьями. В стволе одного из самого крупного дерева располагался трехэтажный дом с веревочными лесенками и зеленым балкончиком. На балконе, третьего этажа, лежа в гамаке в форме огромного древесного листа, находился Сергей и читал какую-то книгу.
Мы встали у подножия дома, задрав головы – он не замечал нас. Лена сорвала цветок и бросила его к нему на балкон.
Через три минуты, вскарабкавшись по веревочной лестнице, мы оказались рядом.
Лена повисла у брата на шее, он обнимал ее радостно, но, кажется, был совсем не удивлен этой встречей.
- Ты знал, что мы находимся тут? – спросил я.
Он кивнул.
- Я хотел дать вам возможность отдохнуть. К тому же здесь вы в относительной безопасности.
Мы прошли в дом и расселись по кушеткам и мягкому ковру.
Дом был значительно больше, чем тот, в котором остановились мы. Я внимательно осматривался вокруг.
Лена тем временем осыпала брата вопросами.
- Где же ты пропадал, почему не дал мне знать? Ты же догадывался, что рано или поздно за нами придут… а если бы я не догадалась спуститься в подвал? Почему ты мне не говорил об этом ходе? Об этом мире? Ты не представляешь, что я пережила, узнав о твоем аресте! Что здесь вообще происходит?
- Погоди, погоди… я расскажу по порядку.
Он умоляюще поднял руки.
- На данный момент в городе объявлено чрезвычайное положение, -  я на мгновенье задумался, о каком городе он говорит. – Волна исчезновений нарастает. По официальной версии, к нам проникла неизвестная инфекция, испортившая всю краску и соответственно подвергшая людей, которые ее используют, заражению. Это будет продолжаться до тех пор, пока из города не исчезнут все взрослые. Или же ее не запретят вовсе. Интересный момент заключается в другом: что станет со взрослыми, которые не используют краску? Таких мало, крайне мало. Большинство из них я собрал здесь.
- Здесь?!
- Да. Я долгое время разыскивал их, пытался всячески информировать, открыть каждому доступ в этот мир. Это была долгая, кропотливая работа, за которую я подвергся преследованию. Впрочем, никто из преследующих так ничего и не понял.
- Но зачем ты сделал это? И как ты понял, что мы тоже здесь? – спросила Лена. – И как ты умудрился сбежать из-под стражи?
Сергей пожал плечами.
- После того, как один из охранников исчез на моих глазах, а ключи выпали из его кармана, меня больше ничего не удерживало. Кстати, тот старичок, которого вы встретили на входе – это был я… принявший облик одного своего друга. Хотя, впрочем, что от вас скрывать. Идемте, я кое-что покажу.
Он поднялся с ковра и прошел в соседнюю комнату, пригласив нас следовать за ним.
Это была небольшая лаборатория, заставленная странными приборами. Маленькое окошко в стене давало тусклый свет от фонарей на площади. Сергей дотронулся до одной из кнопок.
- Надеюсь, все крепко спят… - пробормотал он. – Готовы? Ну смотрите.
Он нажал на кнопку и вокруг внезапно все потемнело. Лена бросилась к окошку и в ужасе вскрикнула.
Зеленая площадь вокруг исчезла. Вместо деревьев стояли голые проволочные каркасы, трава заменилась крошащимся бетонным покрытием. Маленькие аккуратные домики, в котором спали люди, оказались металлическим каркасом. Цветы исчезли, пение сверчков замолкло, озеро стало песком.
- Мир был сооружен на скорую руку, - чуть извиняющимся тоном произнес Сергей. – Но голограмма получилась вполне пригодной для жизни.
- Так это все иллюзия… -  в изумлении сказала Лена. – Все это неправда!
Он щелкнул клавишей, и мир вокруг снова зазеленел.
- Да, это иллюзия…но кто сказал, что она не может быть правдой?

***
Возвращение решили не откладывать, мы получили от этого мира все, что было нам необходимо – я не имел привычки перечитывать сказки. Люди, которые жили здесь, выбрали этот мир добровольно за неимением альтернатив для себя, предпочитая грезить наяву в противовес бесцветному миру, в котором им не было места. В придуманном мире место было всем, но, к сожалению, мир был ненастоящим.
Мы возвратились посреди ночи через обыкновенный лифт, доставивший нас до первого этажа в одном из домов на окраине города. Люк, через который мы добирались изначально, Сергей счел небезопасным – неясно, что могло случиться с домом за наше отсутствие, учитывая в особенности компанию за воротами, которая ломилась туда в час нашего последнего там пребывания.
На улицах стоял туман, было сыро и очень тихо. Тишина казалась мне ни спокойной, ни враждебной, - она была пронзительно пустой.
- Город либо спит, либо вымер, - вслух подумал я.
- Скорее всего, и то, и другое, - отозвался Сергей.
Лена шла молча, печально и внимательно осматривая улицу.
Магазины и торговые лавки уже должны были закрыты, ряд зданий, казавшийся стеклянным сквозь молочный туман, был тих и неподвижен. Наши шаги звучали непривычно гулко. Сергей подошел к одному из уличных фонарей у закусочной, и через несколько секунд загорелась желтая лампочка внутри яйцевидного колпака. Мы остановились у входа и после недолгих колебаний решили зайти внутрь – это заведение было мне известным, иногда мы захаживали сюда с Виталиком на обед, сейчас же мне казалось, что это было словно в какой-то другой жизни. Что же стало с ней, с этой другой жизнью?
Пыльные столики стояли несколькими рядами. Подсвечники на стенах и картины в деревянных рамках были атакованы свежей паутиной. Я попытался включить освещение, но лампочка игнорировала щелчки выключателя. Я вспомнил про карманный фонарик, который остался в  подземном мире.
 Рядом щелкнуло колесико зажигалки.
- Подойдите сюда, - сдавленно произнес Сергей.
Он пытался рассмотреть барную стойку, держа огонь на уровне глаз.
Я заметил, как за стойкой колеблется воздух. Сергей поднес зажигалку поближе, и по моей коже волной пробежали мурашки.
Беззвучно открывая рот, широко открытыми глазами на нас смотрел призрак. В волнующемся свете огонька прослеживались лишь контуры человеческого тела цвета серого тумана. Несмотря ни на что, я узнал его – это был местный бармен, который не раз угощал меня пивом и развлекал разговорами, когда я заходил сюда в его смену.
Я протянул к нему руку и назвал по имени. Рука проскочила сквозь контур его тела, призрак оставался неподвижным, продолжая молча смотреть на нас.
Лена прошептала что-то неразборчиво. Сергей покачал головой.
- Нет, ему уже нельзя помочь.
Он сделал шаг назад и щелкнул зажигалкой, погасив огонь.
- Пойдемте отсюда.
Мы снова вышли на туманную улицу.
- Он не жив и не мертв. Больше человек, чем призрак, но скорее тень, чем человек. Он лишился цвета и затем рассудка, туман – его последнее воспоминание, и вы видели его только что. Но и он рассеется рано или поздно…
- Значит, это случилось со всеми? – тихо спросила Лена, глядя себе под ноги.
- Я не знаю…
Улица тем временем расширялась, мы проходили мимо вереницы пустых домов, не решаясь больше заходить вовнутрь. Казалось, что неведомым вихрем из города унесло все крохи живого, и теперь он стоял мрачно и торжественно, провожая нас пустыми глазницами.
Я никогда не был привязан к этому городу, наполненному жадными взглядами и трескающейся штукатуркой. В социальных коммуникациях я был задействован исключительно для минимальных условий удовлетворения потребности общения, мой дом казался мне не более чем гнездом, сооруженном из мелких веток для выращивания потомства, а необходимость самореализации за неимением альтернатив была заменена необходимостью отрицания окружающих нормативов. Впрочем, соорудив из своего мироощущения гримасу скепсиса, я продолжал дружно шагать в ногу с окружающим миром и изредка заворачивал брюки, чтобы не замарать чистую иронию неромантичной грязью.
- Остановитесь! Подождите меня!
Резкий крик оторвал меня от мыслей. Он раздавался откуда-то сверху, мы подняли головы.
На балконе шестого этажа обычного жилого дома стояла незнакомая мне девушка и махала руками.
- Я сейчас спущусь! – выкрикнула она и скрылась за дверью.
Не прошло и минуты, как она уже бежала к нам из подъезда.
- Наконец-то, - выдохнула она. – хоть кто-то из взрослых.
Ей было лет  пятнадцать, обыкновенный подросток худощавого телосложения. Щеки были ввалены, одежда словно собрана из лоскутков бывших блузки и джинсов, но глаза горели радостно и лихорадочно –похоже, она была действительно рада нас видеть.
- Ты осталась одна? – спросила девочку Лена. – Как тебя зовут?
- Все исчезли, - она развела руками. - Один за другим. Даже панику поднять не успели. А меня Лара зовут…
Девочка перевела дыхание.
- А еще от некоторых оставались остатки – ну, словно контура, у каждого разные. А живые только дети… пойдемте со мной, я покажу вам…
Она повела нас за собой в подъезд, из которого только что выбежала, и уже на подходе к нужной двери мы услышали непрерывный гул.
- Здесь одиннадцать детей, я собирала их по пустым квартирам и улицам, ну, кроме моего младшего брата… Они все были очень напуганы отсутствием старших, звали родителей и просили еды. Еды, кстати, в соседних магазинах предостаточно, мы уже запаслись…живем так уже недели три. Иногда новенькие появляются, находятся или сами приходят.
- Ты видела кого-то еще в городе из более- менее старших? – спросил я, игнорируя пухлого мальчика, увлеченно тыкающего мне в пятку трубочкой от колы. 
- Нет, только подростки. Они тоже детей собирают, живут по разным местам. Могу дать адреса, какие знаю, если нужно.
- Спасибо… - отозвался Сергей. – мы, пожалуй, пойдем.
- А откуда вы пришли? И куда идете? И почему вы не исчезли, как остальные?– поинтересовалась Лара.
- Мы приехали сегодня утром из другого места, так что пока ничего не знаем, но постараемся выяснить, - сказала Лена.
Откланявшись с шумной компанией, через несколько минут мы снова стояли посреди улицы, залитой туманом.
- На данный момент большая часть людей находится в идеальном мире, - сказал Сергей. – в ближайшее время их необходимо вернуть сюда. Проблема только в том, что вряд ли они захотят возвращаться.
- А я думаю, захотят, - возразила Лена. – этот мир пуст.
- Но и тот тоже пуст, - заметил я.
- Ну да, - согласилась она. – но иллюзию можно выключить, а этот нельзя. Надо как-то прийти к этому выводу и принять его.

***

В городе наступало утро, но вокруг стояла все та же ночная тишина и остатки ночного тумана.
Я сидел на ступеньке подъезда у квартиры, где снимал раньше комнату. Квартира была закрыта, да я и не слишком стремился туда попасть. Лена увлеченно рисовала на стене масляными красками.
- Помню, здесь раньше был рисунок… - сказал я. – Девочка на синей птице.
Лена улыбнулась.
- Да, это было мое творение. Только это была не девочка, а кукла.
- Маша?
- Откуда ты знаешь? – удивилась она. – Да, ее так звали. Ее подарил мне папа, когда я была маленькой. Потом я похоронила ее – вместо него…
- Прости.
Она покачала головой и продолжила рисовать.
Под ее рукой вырастала изгородь, сплетенная из зеленых стеблей цветов и трав с затаившимися лепестками, а в центре вырисовывалось окошко, через которое проникал желтый луч света. Я вспомнил сон в тот памятный вечер, когда мы спаслись бегством в подземелье ее дома.
- Кажется, из тебя что-то рвется наружу, - заметила Лена, указывая на мой карман.
А наружу рвалась фиолетовая бабочка, про которую я уже успел забыть. Она вылетела, знакомо звеня крыльями и подрагивая тонкими усиками, непонятным образом удерживая свое стеклянное тельце в воздухе. Бабочка светилась изнутри мягким светом. Покружившись над моей головой, она вылетела из подъезда, и я вскочил и пошел за ней.
Бабочка, сделав последний круг, остановилась, он нее послышался нарастающий звон. Вдруг на асфальт упало стекло и разлетелось осколками, а ожившая бабочка, встрепенувшись, полетела к облакам, оставляя за собой сверкающий фиолетовый шлейф.
Где-то неподалеку слышались детские голоса. 
- Мир, в котором останутся одни дети? – восхищенно спросила Лена.
- Вполне возможно. По-моему, прекрасный финал, - отозвался я.
- Но и дети вырастают, - заметила она.
- Да, - согласился я, - но у детей есть одно преимущество: они могут решить, вырастать им или нет. У взрослых же нет выбора.

Часть 3.

***
Ограниченное пространство создается не стенами и решетками. Ограниченное пространство создается отсутствием свободных людей, определяющих границы свободы границами собственной спальни и пути от дома до автобусной остановки. У каждого ребенка, еще не имеющего в своем распоряжении собственной фиксированной системы, на которой рано или поздно должна базироваться человеческая жизнедеятельность, существует пространство воображения. Лара всегда была уверена, что самое глобальное заблуждение взрослых составляет одна фраза, которая преследует любую подрастающую человеческую личность: «повзрослеешь –поймешь».
Повзрослеешь – поймешь. «Неужели взрослые действительно верят в это, - думала Лара, - неужели они думают, что понимают больше, чем дети. Абсурдно». Она не хотела расти. Она писала сказки и всегда завидовала своим героям. Зеленая тетрадка хранила все ее миры и в конце концов стала единственным ее миром, заменяющим реальный. Бабушке оставалось только разводить руками: «Повзрослеешь – поймешь».
На исходе второго дня Лара решилась выйти на улицу.
Девочку встретили одинокие прилавки, пыльные фонари и молчащие фонтаны; окна жилых домов выглядели неживыми и пустыми глазницами наблюдали за каждым ее шагом. Она корила себя за то, что оставила брата дома одного. Ей было жутко – этот город, который просыпался вместе с нею каждое утро под бодрое бормотание телевизора и сопровождал светом тысячи фонарей, замолк слишком неожиданно.
Она не заметила, как очутилась перед зданием школы.
Входные двери были распахнуты настежь. В вестибюле было тихо, на месте бессменного пожилого охранника было пусто. На столе отсутствующей вахтерши лежала газета недельной давности. Лара мельком бросила на нее взгляд: «Заражение цвета – миф или реальность?» - гласил крупный заголовок. Еще раз окинув взглядом вестибюль, она прошла в глубину коридора.
Молчащий темный ряд кабинетов с закрытыми дверями производил удручающее впечатление. Стены с потрескавшейся штукатуркой, серые потолки с несвежей побелкой, деревянное покрытие пола с ужасным скрипом - шаги Лары разносились по коридору гулким скрипящим эхом, в полумраке пространства девочка чувствовала себя по меньшей мере очень неуютно. Она толком не понимала, зачем пришла сюда – возможно, за неимением других маршрутов и пунктов назначения. Остановившись перед кабинетом химии, она осторожно толкнула дверь и вошла.
Поскорее нащупав включатель, Лара зажгла свет.
Здесь ничего не изменилось.
Одну из стен украшала классическая таблица элементов, по подоконникам были расставлены горшки с растениями – многие из них медленно увядали, грустно опустив сухие листья, зеленая доска была плохо вымыта и белела разводами мела. Лара набрала в раковине воды и полила цветы, иссохшая земля с благодарностью принимала ее дар. Лавируя между партами, она носила им воду в желтом ковшике, пока не услышала шаги в коридоре.
Сердце сразу же упало в пятки.
«Не надо было включать свет», - лихорадочно мелькнула мысль.
Шаги приближались. Лара разобрала негромкие голоса – кажется, говорили дети. Она подошла к двери, нажала на ручку и выглянула в коридор.
- Ура, человек!
К ней приближались два мальчика лет семи-восьми.
- Что вы здесь делаете? – изумленно спросила Лара.
- А вы?
Их лица казались знакомыми – они явно учились в этой же школе. Одеты были в обычные джинсы и свитера, и шли, стараясь не производить лишнего шума.
- Мы тут со вчерашнего дня живем. Никого нету… - ответил один из мальчиков.
- Родители тоже…исчезли?
- Не знаю… Мои ушли на работу, и до сих пор дом закрыт и никто не ищет…  даже в магазинах всех пусто! Мы еды натаскали сюда, и живем в классе. Тут бывает страшно, особенно по ночам.
- Кто-нибудь еще в школе есть? – спросила Лара.
- Вчера здесь была моя одноклассница и еще незнакомая девочка со старших классов, а больше из людей никого.
- Из людей?!
Мальчики переглянулись.
- Покажем ей? – спросил один.
- Я туда не пойду, - отрезал другой.
Лара недоуменно смотрела на них.
- А ты за дверью подожди, - предложил первый.
- Да о чем вы? – не выдержала Лара.
- Пойдем за нами, увидишь.
Выключив свет в кабинете, дети вышли в коридор. Стало совсем темно, за окном на улице горело два высоких фонаря, отбрасывающих тени на спортплощадку. Мальчики провели Лару по лестнице на второй этаж, остановились у дверей библиотеки и замерли. Девочка вопросительно посмотрела на них.
- Нам сюда?
Они кивнули, но не тронулись с места. Лара пожала плечами и толкнула дверь.
Она часто просиживала здесь до позднего вечера и очень хорошо знала это помещение, прекрасно ориентируясь в книжных рядах. В библиотеке она спасалась от необходимости идти домой, где порой не могла выкроить времени для книг и своей зеленой тетрадки – бабушка в таких случаях говорила, что она занимается ерундой и направляла ее заниматься домашним хозяйством и делать покупки.
Несмотря на кромешную тьму, Лара уверенно, но с небольшой опаской прошла вглубь библиотеки. Один из мальчиков осторожно последовал за ней, другой же предпочел остаться в коридоре.
- Так что тут вы хотели показать? – почему-то шепотом спросила Лара.
Мальчик молча указал за стол библиотекаря. Она подошла поближе.
Воздух около стола выделялся странными колебаниями. Присмотревшись, Лара зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать.
Нечеткий контур человека, воздушное пространство, сквозь которого были видны книжные полки. Лара была уверена, что узнала ее – это был призрак местного библиотекаря, она не могла ошибаться. Девочка неуверенно назвала ее по имени, но прозрачная женщина не подавала никаких признаков узнавания, она беззвучно смотрела в сторону. Корешки книг подрагивали сквозь воздушную массу ее тела.
- Увидела? Пойдем отсюда, - прошептал мальчик.
Не зажигая свет, они вышли в коридор.
- Но…как? – недоумевала Лара. – Почему она такая?
Дети пожали плечами.
- Может быть, другие взрослые такие же, но их просто не видно, - предположил один.
- Ладно, - решила Лара. – нам тут нечего делать. Пойдемте ко мне домой, пока побудем там. По дороге возьмем еды в магазине и будем думать, что делать дальше.
Они плотно закрыли дверь в библиотеку и двинулись к выходу, стараясь не оглядываться назад.

***
Раздробленный на сотни историй и сказок, мир никогда не казался ей цельным. Реальность была для Лары только фундаментом, на котором она строила вымышленные миры, и только там ей было интересно и комфортно. Пока взрослые занимались поисками цвета, она производила собственный, которым невозможно было ничего покрасить, но именно он выполнял функцию ее карманного фонарика, разгоняющего туман монотонных дней. Главным ее разочарованием было то, что никого по сути не интересовало, где она живет по-настоящему, всем вокруг было важно, сделала ли она уроки и вовремя ли пришла на ужин.
- Какая хорошенькая девочка, - говорила ей одна из бабушкиных подруг, противно щипая ее за щеку. – Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
Лара брезгливо морщилась.
- Человеком, - отвечала она.
Вопрошающую ответ не удовлетворил, и она сочувственно смотрела на бабушку, которая только разводила руками: вырастет – поймет.
Лара читала на балконе, затащив туда удобное кресло из гостиной. На полу была стопка книг, чуть дальше, на пространстве асфальта – пустынный город.
В квартире царил привычный гомон, дети занимались своими делами. С момента ее последнего визита в школу она отыскала еще несколько беспризорников и не могла не привести их в свой дом. Она понятия не имела, что делать с этой странной компанией, но, как ни странно, наедине с собой дети оказались более самостоятельны, чем их привыкли представлять. Кроме того, хорошей новостью для ее оказалось то, что большинство ее знакомых, не достигших совершеннолетия, остались в полном здравии. Лара предложила им объединиться и пожить в каком-нибудь из пустующих особняков, но те восприняли идею довольно прохладно, предпочтя остаться наедине с собственными планами. Кто-то искренне наслаждался одиночеством, другие совершали массовые налеты на дома и торговые точки в поисках ценностей, юные влюбленные пары объединялись в пустых квартирах, а некоторые активисты, подобно Ларе, собирали маленьких детей в своих домах. Но что более всего удивляло девочку – это то, что ни один из подростков не предпринимал никаких попыток узнать истинную причину исчезновения людей в городе – по крайней мере, ни один из ее знакомых.
Трое взрослых людей на улице, – двое мужчин и молодая девушка, проходящих под ее балконом, оказались для нее полной неожиданностью.
- Остановитесь! Подождите меня!..

***
Эта встреча никак не выходила у Лары из головы.
Если дело действительно было в цвете, то исчезнуть должны были все – все, кто им пользовался, а цветом пользовались все, кроме детей. Эти люди явно не были похожими на детей, а значит, не должны были остаться в этом городе, если только не в виде призраков. Сомнения ее развеяла одноклассница Кира, когда девочки сидели у нее дома.
- Разве ты не слышала? Не все взрослые теряют цвет. Такие случаи довольно редкие, но есть… мама говорила, что мой отец один из них. Но они развелись десять лет назад, мне было лет пять. Он иногда навещал меня, а недавно пришел и сказал, что в последний раз. Что уходит жить в идеальный мир, - брови Лары удивленно поползли вверх, - да-да, так и сказал, и я не знаю, что он имел в виду. Он всегда был немного странный. Но, наверное, там лучше, чем здесь…
- То есть ты хочешь сказать, что все взрослые, не потерявшие цвет, живут в этом…идеальном мире?
Кира пожала плечами.
- Может быть. Нельзя сказать наверняка.
Лара задумалась. Если это действительно так, что здесь могло быть два варианта: либо эти люди уехали из города заранее, зная о грядущей катастрофе, либо же до сих пор не информированы о ситуации. Но если они знали заранее, то никак не могли оставить здесь своих детей одних. А значит…
- Нам нужно найти их!
- Но как? – изумилась одноклассница.
- Должны же быть какие-то сведения… откуда они сами узнали об этом мире. Твой отец ничего не говорил об этом?
- Нет, - Кира покачала головой. – Он только сказал, что уходит туда и все.
- Ну ничего, - решила Лара. – Я что-нибудь придумаю.
Она стала искать любые упоминания в библиотеках, книжных магазинах, опрашивала всех знакомых, но никто и ничто не смогли дать ей внятного ответа о местонахождении этого мира. Безмолвный город стоял, окутанный бессменным туманом; дети уже не опасались свободно разгуливать по улицам, правда, некоторые боялись встретить новых призраков, да и делать на улицах было, по сути, нечего. Лара включала свет везде, где только могла дотянуться, но лампочки перегорали нещадно быстро, ей приходилось так часто менять их, что в конце концов она ограничилась карманным фонариком, который привязала к поясу – бродить по библиотекам  и магазинам так было намного комфортнее.
Город стремительно тускнел. Цветные здания, площадки и рекламные счеты постепенно покрывались серым налетом. Многие опасались, что рано или поздно все станет совершенно бесцветным и исчезнет так же, как и взрослые. А пока можно было наслаждаться каким-то неестественным, кинематографическим контрастом - цветные фигурки детей на фоне сереющего города.
Лара, прогуливаясь по знакомым улочкам, незаметно для себя вышла к торговому центру - она неоднократно бывала здесь с бабушкой и подругами. Теперь он стоял торжественно и молча, выделяясь разукрашенными голубыми башенками и огромными неподвижными окнами, через которые можно было рассмотреть длинные товарные коридоры. Стеклянные стены, высокие этажи, темные лабиринты магазинов и пыльные ряды с товарами - торговый центр пустовал уже несколько месяцев. Дети предпочитали сюда не заходить, в больших помещениях, где раньше было огромное скопление народа, был неплохой шанс встретить призрака. Еду и необходимые бытовые товары можно было быстро нахватать в небольших магазинах и лавках, не путаясь в переходах и не тратя лишнего времени. Перед торговым центром располагалась широкая площадь с молчащим фонтаном в центре.
Лара сжимала в руках газету четырехмесячной давности. Страницу украшали крупные заголовки:
"Декоративная бабочка: история и ценность"
"Ученые установили связь между цветом и характером - пройти бесплатно уникальный тест"
"Яркость каждого дня: узнай о распродажах в своем городе"
"Вредоносная информация: чем опасны современные секты»
Под последним заголовком располагалась фотография – мятая листовка, прилепленная к стене дома. На бумаге был обозначен контур человека, тело его было прозрачно, а глаза – закрыты; вокруг него – пятна краски. Текст вверху был ненавязчиво скрыт рекламным объявлением о продаже макулатуры, прикрепленной на стене чуть выше. Внизу изображения человека можно было разобрать слова: 18 мая, площадь Трех Огней, 18:00.
В статье говорилось, что сбор «сектантов» произошел пять месяцев назад на площади у торгового центра с одноименным названием.
Лара показала эту фотографию Кире.
- Именно после этого сбора папа сказал, что уходит, - сказала она. – Он показывал мне эти листовки. К нам даже потом приходили домой разбираться и все их забрали. Мы сказали, что не знаем, куда он ушел и что вообще с нами не живет.
- Он точно не обозначил место, куда направляется?
- Я же тебе сказала, - терпеливо пояснила девочка. – Кроме того, что он назвал это место идеальным миром, он не сказал больше ничего. 
Растерянно оглядываясь, Лара стояла в центре площади. Она сама не понимала, зачем пришла сюда - это место ей ровным счетом ни о чем не говорило, кроме факта своего существования. Возможно, интуитивно она искала знака, зацепки, штриха на скамейке, хоть что-то, что могло указать ей на разгадку тайны идеального мира. Она обошла площадь несколько раз, заглянула в темное пространство торгового центра, но не нашла ничего, что задержало бы ее взгляд.
Усталая и расстроенная, она возвратилась домой.

***
Разложив по сторонам стопки книг, Лара просматривала старые газеты – по пути попался незапертый печатный киоск. На ковре около нее под предводительством Артема, несколько ребятишек строили замок из конструктора.
«В современном мире цвет – наиболее ценная единица жизни. Этимология слова точно не определена, по одной из вероятных версий «цвет» происходит от латышского «kvit;t, kvitu "мерцать, блестеть", kvitin;t "заставлять мерцать". Использование цвета в прошлом сводилось к созерцательному использованию без необходимости накапливания и использования его в повседневной жизни. Происхождение современного понимания цвета как валюты и единственного материала для обеспечения эстетического разнообразия мира произошло в результате мутации человеческого восприятия, мироощущения и окончательного упрощения жизненных ценностей в тесной связи с потребностью накопительства. Из визуального понятия цвет перешел в статус материальной ценности, связывающей между собой все жизненные аспекты.
Однако по замечаниям ряда исследователей, процесс материализации цвета – далеко не статичный процесс и продолжается и в настоящий момент. Существуют предположения, что сохранилось некоторое число людей, которые избежали мутаций и используют старое визуальное восприятие. У них нет необходимости использовать цвет как валюту, кроме базовой потребности в пище и крове. Как правило, такие люди с момента совершеннолетия чувствуют значительные отличия от основной массы людей, но в большинстве своем являются пассивными и стараются не обозначать свою причастность к разряду свободных от цвета как приобретенного фактора собственной личности».
Все свойства современного цвета на данный момент подлежат тщательному исследованию».
Следующая заметка датировалась маем этого года.
«В местный отдел исследования происшествий поступило странное сообщение от жительницы второго микрорайона. Двадцатилетняя Валентина утверждает, что стала свидетельницей исчезновения своей подруги. По словам девушки, это произошло вечером по дороге в продуктовый магазин недалеко от дома. Так Валентина описывает случившееся: «Я до сих пор в недоумении, это выглядело настолько странно, что не поддается никаким логическим выводам. Мы шли по аллее вдоль дома, разговаривали, и вдруг моя спутница просто растворилась в воздухе! Я вернулась и позвонила ей домой, но ее мать была уверена, что подруга все еще гуляет со мной и домой не возвращалась. На следующий день забили тревогу».
Других свидетелей данного происшествия не обнаружено. Валентина отказывается представлять иные версии, кроме фантастической истории о внезапном исчезновении на собственных глазах. «Это действительно было так, я не сумасшедшая», - утверждает девушка.
На данный момент ведется розыск. Просьба всех, кто обладает информацией о местонахождении пропавшей девушки, сообщить в ближайшее отделение полиции».
Под статьей располагалась черно-белая фотография незнакомой девушки лет двадцати пяти.
Следующий заголовок, привлекший внимание Лары, был размещен на последней полосе одной из самых свежих газет.
«Сбежавший сын бывшего заместителя мэра попал под арест.
Сергей Власов, обладатель почетных родственных связей с прославленным председателем городской власти, арестован за пропаганду массовых беспорядков. Неоднократно получавший предупреждение о необходимости прекращения распространения листовок, активист игнорировал все требования. На прошлой неделе состоялось несогласованное собрание на площади Трех Огней. По заявлениям очевидцев, все пришедшие на встречу получили конверты с неизвестным содержимым, а затем, пробыв на площади около часа, люди разошлись по домам.
На следующий день при попытке полиции узнать содержимое конверта, были проверены несколько домов людей, посетивших несанкционированное мероприятие, однако ни одного из них не оказалось дома. Как ни странно, Сергей Власов добровольно явился в участок, на просьбу предоставить информацию ответил решительным отказом, после чего был задержан».
Лицо человека на фотографии под заметкой показалось Ларе знакомым. Она позвала Артема и протянула ему газетный листок.
- Ты помнишь этого человека?
Брат кивнул.
- Он заходил к нам недавно, с девушкой и другом,  да ты же их сама привела.
- Спасибо, я хотела убедиться.
Артем снова вернулся за свой конструктор, а Лара еще раз перечитала статью.
Она плохо представляла, как сможет разыскать этих людей, но почему-то это не казалось ей проблемой. В опустевшем городе были ценны слухи и жилые адреса, и именно по этим факторам Лара планировала вести поиски. Впрочем, опросив для начала всех своих знакомых, никакого результата она не получила – никто никогда не слышал о личности Сергея Власова, - однако, вспомнив о существовании адресной книги города, она незамедлительно отправилась в библиотеку.  Как ни странно, все оказалось проще, чем она ожидала, и, скопировав нужный адрес в свой блокнот, этим же вечером она стояла у ворот дома с красной черепицей. В единственном окошке, видимом через решетку ворот, горел свет. Нащупав звонок под искусственным кленовым листом, Лара осторожно позвонила.


***
В стекло полуоткрытого окна, не замечая узкое пространство свободы, отчаянно билась толстая муха.  Книжные ряды стояли торжественно и молчаливо, пыль столпом кружилась в полоске закатного солнца. В комнате было прохладно и сыро.
Присев на край табуретки, Сергей рассеянно листал желтоватые страницы. Их шорох напоминал ему осенние листья и еще шаркающий звук шагов Сказочника по дощатому полу.
 Сегодня исполнялось ровно пять лет со дня смерти старика.
- Если бы он был здесь, ему бы не понравилось, что ты грустишь.
В комнату незаметно вошел Тимофей. В неярком освещении комнаты его лицо казалось совсем старым, но глаза были по-прежнему пронзительно ясными.
- Я не грущу, я… - Сергей замешкался, пытаясь подобрать слова. – Думаю, насколько правильно я поступил.
- Но этого хотел Сказочник. 
- Да, - Сергей сделал глоток из стоящей рядом бутылки. Тимофей последовал за ним.
Они помолчали минуту.
- Он не настаивал, но дал понять, что это необходимо, - продолжил Сергей. – Он хотел, чтобы я все понял сам и принял решение. Я его принял.
- Ты должен пока уехать.
- Не думаю. С помощью листовок и собрания на площади нам удалось собрать еще определенное количество человек, но, кажется, теперь я нахожусь в розыске, - усмехнулся Сергей. – Существует некоторая вероятность, что по моим следам тайна Иллюзиона станет открыта. Я, пожалуй, пока останусь
Тимофей огорченно кивнул.
- Твои рассуждение здравы, хоть они мне и не нравятся. Я был там несколько дней назад – Иллюзион достаточно просто отыскать, если знать, куда идти.
- Какое количество людей уже перебралось туда?
- Более трехсот человек, не считая детей. В полном составе переместились участники команды «Соцветие», а также те, кого тебе удалось привлечь... Разумеется, никто из них не знает, что случится в городе уже через считанные дни. Кроме того, мы должны понимать, что не сможем содержать их там более полугода. Финансирование, как ты понимаешь, ведется организацией на добровольных началах. Мы сможем поддерживать жизнь этого мира, если найдутся дополнительные источники. Но тут встает вопрос о целесообразности.
- Ты считаешь, что людям лучше перебраться в город? Потом…
- А куда же еще? Все эти люди очаровательно наивны. Они искренне верят в то, что благодаря их исключительности, им предоставили место в идеальном курорте. Но рано или поздно тайна с иллюзией раскроется, и начнутся не очень приятные разговоры. Кроме того, у многих наверху остались близкие люди.
- Они это понимают и дают себе отчет.
- Первоначально – возможно. Но что будет через месяц, два? Кто-то непременно захочет выбраться в город. А город уже будет пуст, и его придется возрождать. И для многих это будет очень неприятным сюрпризом. Хотя, возможно, не для всех…
Сергей кивнул.
- Я уверен, мы справимся.
- Наше будущее оправдает все, - сказал он.
- Остается только надеяться, - сказал он старику. – Но все же меня мучает вопрос. Почему ты не остановил меня?
Странный старик по имени Сказочник жил в ведомом только ему одному мире, использую реальность как временное пристанище. Вероятно, ему хотелось уравнять мир вымышленный и реальный, его понятия о совершенстве и справедливости имели сказочные истоки, но были настолько очаровательны, что завоевывали доверие и находили единомышленников, стоило только одной его сказочной истории проникнуть в их обыкновенные будни. Книги и реальность находили жестокий резонанс, и одну из своих историй ему страстно хотелось воплотить в реальности, но для этого ему не хватило духа, и вместе с библиотекой он завещал свою идею юноше, его почитателю и, как он очень надеялся, преемнику.
Толстая муха устала биться в окно и замолкла, осев на потрескавшийся подоконник.
- Моей жизни не хватит, чтобы начать ее сначала в новом мире, - ответил Тимофей. - Но я хочу, чтобы попробовали те, кто останутся после меня, а потом – будь что будет.
 В комнате постепенно темнело, уличное оживление смолкало. По спине Сергея пробежали мурашки, когда он представил, что очень скоро  оно смолкнет уже навсегда.
А пока необходимо совершить еще одну жертву.
Распрощавшись с Тимофеем, он вышел на улицу, купил в ближайшем ларьке бутылку пива и не спеша выпил ее, сидя на скамейке под последними солнечными лучами. Это было то самое место, где он впервые встретил Сказочника десять лет назад. Старая, потертая книга про Оливера Твиста лежала у него в сумке. И двор – двор был такой же, как и тогда, живой и зеленый.
Что ж, пора трогаться в путь.
Ближайший полицейский участок находился за два квартала. Безрадостная плоская крыша и полуоткрытая для притока свежего воздуха дверь. Средних лет полицейский, сидящий за заваленным бумагами письменным столом.
- Добрый вечер, - поздоровался Сергей. – Мое имя Сергей Власов, пришел по поводу обвинения в организации беспорядков. Явился добровольно, но, пользуясь своим правом хранить молчание, ни на какие вопросы отвечать не намерен.
Полицейский пристально взглянул в его лицо и усмехнулся.
- Ну что ж, проходите, Сергей. Можете чувствовать себя как дома.


Часть 4.


***
- По адресной книге, - повторила Лара, - я нашла вас по адресной книге. Книгу взяла в библиотеке. 
- Я имею в виду, откуда ты узнала фамилию и чем же она тебя так заинтересовала, - пояснила Лена.
Они сидели в широкой гостиной, стены украшали горящие свечи в подсвечниках, на паркете узорами извивалась причудливая роспись. В центре комнаты располагался небольшой стол, ворсистые белые кресла и широкий диван. Хозяева дома – молодая девушка чуть старше Лары, с прямыми светлыми волосами и голубыми глазами, и парень лет двадцати двух в джинсах и рубашке, с несколько отрешенным видом. Именно их она видела недавно проходящими мимо ее дома. За исключением третьего, которого она ожидала найти по этому адресу.
 - Листовки, - ответила Лара. – И статьи в старых газетах. Я просто хотела выяснить все.
- Что все?  – уточнил парень.
- Ну, что происходит, - недоумевающе пояснила девочка. – Про взрослых, цвет и про идеальный мир.
Девушка и парень переглянулись.
- Откуда ты узнала про идеальный мир?
- От моей подруги, у нее там находится отец… или находился.
Они снова переглянулись.
- Так как туда попасть? Вы знаете? – нетерпеливо спросила девочка.
- Лара, - мягко сказала Лена. – сейчас в этом нет никакой необходимости. Идеальный мир – не более, чем виртуальная реальность.. Иллюзия. Фактически его не существует.
- Но как же там живут люди?
- Все необходимое для жизни там есть … но остальное – всего лишь декорации.
Лара молчала, ожидая продолжения.
- Сергей провел сложную работу. Мы и сами не обладаем всеми паззлами этой картины. Вероятно, мой брат предвидел катастрофу и начал заранее собирать людей, которые потенциально могли быть спасены, то есть не пользовались цветом, - всех совершеннолетних, не потерявших цвет.
- Зачем? Если они все равно не пользуются цветом. Какая опасность грозила им?
- Была вероятность, что цвет мог быть отравлен. И что произошло с заразившимися людьми, до сих пор неясно.  Но было установлено, что у детей есть иммунитет и опасность их не затронула. По поводу взрослых было непонятно. Заражение могло произойти от любого случайного контакта, и неизвестно, как бы это отразилось на них. Необходимо было соблюдать максимальную осторожность.
- А где же сейчас ваш брат?
- В Иллюзионе – там еще остались люди, и они нужны здесь, - ответила Лена. - Они скоро вернутся вместе с ним. Что дальше – я не знаю.
- А сколько там сейчас людей?
- Около трехсот. Видимо, это все взрослые, которые остались.
- И никто из них не потерял свой цвет, - добавила Лара.
Лена согласно кивнула.
- Неизвестно, что будет с оставшимися детьми после совершеннолетия, - сказал парень, - но совершенно точно ясно, что все поменяется кардинально. По крайней мере, цвет потерял свое бывшее значение раз и навсегда. Нужно строить мир по-другому. И признаться, я этому несказанно рад, несмотря на все печальные факторы и всю странность ситуации, - честно сказал парень.
Лара поднялась с кресла.
- Спасибо, - сказала она, - мне нужно идти – беспокоюсь за детей. Можно я буду заходить к вам иногда?
- Конечно, - ответила Лена. – Приходи когда захочешь.
Она проводила девочку до ворот. Парень остался сидеть на кресле, кивнув ей на прощанье.
- Будь осторожнее.
- Буду, - согласилась Лара, - а чего мне бояться?
- Телевизоров и офисов, - усмехнулся он. – Говорят, в них живет злой дух, который питается твоим цветом, пока ты не исчезнешь.
Лара остановилась за воротами, запомнила номер дома и пошла по направлению к продуктовому магазину – запасы ее подходили к концу.

***
Везде царило негласное ожидание.
Под вечер на улицах становилось темно и мрачно – никто не включал освещение, и выходить дети опасались. Пути сообщения использовались слабо – телефоны молчали, транспорт не использовался. Лара передвигалась на старом велосипеде – на него удобно было вешать сумки с продуктами, а на ручку она прикрутила карманный фонарик.
Покидав в пакет продуктов на завтра из ближайшей к дому лавки, она направилась по пустующей проезжей части вдоль рельсовой дороги, намереваясь завернуть в свой двор за следующим поворотом.
Углубившись в свои мысли, она упустила момент, когда на горизонте возникло странное явление. Впереди по трамвайным путям как ни в чем не бывало на нее ехал освещенный троллейбус. От изумления Лара остановилась и спрыгнула с велосипеда. Сумка с продуктами соскользнула на тротуар.
Троллейбус приближался. Со стороны он выглядел вполне обычно, но что-то в нем определенно вызывало подозрения.  Подрагивая и скрипя, троллейбус медленно проехал мимо девочки.
Ярко освещенный салон был наполнен людьми. Их лица ничего не выражали; взгляды были направлены в пол, в окно или на страницы газеты, некоторые их них равнодушно скользнули глазами по замершей девочке. Громыхнув на прощанье, троллейбус скрылся за поворотом.
Поглазев ему вслед несколько минут, Лара подобрала сумку.
Это явление, столь обыденное несколько месяцев назад, сейчас рассматривалось ею как нечто необыкновенное. Откуда в пустующем городе, где на сотню детей приходится два-три взрослых, взяться переполненному людьми троллейбусу? Впечатление, оставленное им, было для нее сродни миражу в пустыне. Немного отойдя от удивления, она подумала, что нужно было проехать вслед за ним, чтобы узнать, куда он направляется, но момент был упущен.
Через десять минут она уже была дома.
Дети встретили ее двумя разбитыми тарелками, куклой с оторванной головой и заляпанным чем-то ковром. Во главе шумной компании Артем развлекал всех гонками на игрушечных машинках. Одноклассница Кира, которая сидела с детьми в отсутствие Лары, да и практически жила тут круглыми сутками, пускала в наполненной водой ванне бумажные кораблики под восторженный лепет шестилетней Полины. В гостиной, уткнувшись в телеэкран, проигрывающий диск с каким-то фильмом, сидели двое мальчиков, клюющих носом под звуки выстрелов.
Свою собственную комнату Лара запирала на ключ – на всякий случай. Убрав разбитые тарелки и с помощью Киры и уложив детей спать, она прошла в свою комнату, а за ней, чуть погодя, направился Артем.
- Как прошел твой день? – спросила Лара, расстилая свою постель.
Брат пожал плечами.
- Как обычно.
- Представляешь, - сказала Лара, - я сегодня видела троллейбус, который вез людей. Это было так странно, что теперь мне кажется, что это галлюцинация.
Артем измерял шагами комнату, вертя в руках деревянную лакированную статуэтку лошади.
- Что значит «галлюцинация»? – выговорил он, прожевав пару букв.
- Ну, померещилось ,значит.
Брат махнул головой.
- Нет, не померещилось, я тоже его видел, - заявил он.
- Когда это? – замерла Лара.
Он уселся в кресло, подобрав под себя ноги.
- Не помню, может неделю назад.
- А мне почему не сказал?
- А зачем? – парировал он. 
Лара задумалась.
- Ладно. И как выглядел твой троллейбус? И где ты его видел?
- Обычный троллейбус, - Артем пожал плечами, - ехал по рельсам с рогами, а потом остановился, но из него никто не вышел, и на остановке никого не было,  и он поехал дальше. Вот и все. Это было за три дома от нас или примерно так.
- А люди в нем были? И в какое время ты его видел?
- Были. Я просто удивился, что так много людей, а никто не выходит. А так обычный троллейбус, - повторил он.  – А было вечером, не помню во сколько.
- Хорошо… пожалуй, тебе стоит лечь спать.
Когда брат вышел, Лара запоздало вспомнила, что у него завтра день рождения, а она так и не придумала ему подарок.


Часть 5.

***
Я всегда считал, что основа устройства человеческого общества - звериный инстинкт сохранения вида. Города и государства рождались, чтобы удовлетворить биологические потребности, любовь возгоралась во имя торжества репродукции, справедливость и свобода провозглашалась для комфорта размножения. Единственная наша защита от биологии – воображение. Но воображение опасно, непрактично и советуется к использованию только в пределах, не мешающих его основной реальной деятельности, так или иначе влияющей на стабильное и комфортное состояние общества.
В человеческом сознании есть маленькие островки, на которые можно уплыть в моменты отдыха и остаться там на некоторое время наедине с собой в каком-то странном забытье и грезить, рисуя перед собой образы, так сладко заменяющие реальность. Только в такие моменты действительно есть шанс найти себя в себе, но есть вероятность остаться там чуть дольше, чем действительно необходимо, еще хуже застрять там надолго – сроком примерно в жизнь, и, отыскав себя, не знать, что делать с этим открытием. Но самое опасное – это не побывать там никогда и использовать чужие суррогаты для заполнения пустоты внутри себя – телевизионные экраны, информационный мусор, псевдоистины и навязанные идеалы. Во избежание лишних мыслительных усилий и трудных самопоисков человек добровольно употребляет искусственные наполнители, и в конце концов превращается в искусственного человека.
- Всегда боялась монстра из-под кровати, когда ложилась спать. Думала, что если посмотрю вниз в темноту, он выскочит и заберет меня к себе.
- Куда это – к себе?
Мы сидели на широкой застекленной лоджии чьей-то квартиры и потягивали вино из высоких стаканов. Перед нами открывался вид на темнеющий пустынный парк с полу засохшим от летней жары прудом. Подливать туда воды было некому. Незапертую квартиру мы нашли, обходя соседние от дома Лены жилые комплексы в поисках оставшихся детей. Детей, к счастью, в этот день мы не нашли, но час был поздний, и мы решили остаться в случайном месте – вид на парк с двадцать первого этажа был красив, а бутылка вина очень кстати. За вторжение нас, вероятно, осудили бы, да пока некому.
Лена пожала плечами.
- А вот куда это – к себе, я никогда не задумывалась. Какое-то размытое и очень страшное понятие, - сказала Лена. – Но потом я поняла, что этот монстр – это я.
- И перестала бояться?
- Нет, - отозвалась она. – Стала бояться еще больше. Только теперь не темноты и пространства под кроватью.
Она взяла высокий бокал со стола.
- Давай не будем возвращаться домой, - сказал я. – Просто соберем вещи и уедем.
- Уедем? – переспросила Лена. – Куда?
Я пожал плечами.
- Куда-нибудь… с тобой.
Она накрыла мою руку своей ладонью.
- Знаешь, что я думаю?
Я изобразил внимание. В закатном свете Лена казалась сошедшей со страниц какой-то сказки, где она обязательно исполняла роль доброй колдуньи.
- Когда человек хочет убежать от себя, первой мыслью его непременно посещает идея смены места жительства, как будто это гарант начала новой прекрасной жизни.
- Но хотя бы попытка, - осторожно сказал я.
- Провальная в девяноста процентах случаев. Ну и дающая повод снова куда-нибудь уехать. И вообще, - добавила она сердито. – Определенно сейчас не время для разъездов. Мы находимся в несколько катастрофичном положении.
- Я вас понял, мой капитан, - сказал я. – Останемся тут и будем спасать мир. Еще вина?
- Не откажусь.
Она сделала глоток и на миг ее губы превратились из матовых в ярко-алые.
- Давай придумаем, что будем делать завтра, - сказала Лена.
- Давай подумаем об этом завтра. А сегодня мы просто будем смотреть. И все.
- Куда?
- Туда, - моя рука указала на квадрат окна.
С балкона открывался удачный вид на звездное небо – не помню, чтобы когда-то еще я видел звезды так близко – или же видел, но не обращал внимание. Если воспринимать красоту как данность, со временем она перестанет быть красотой и станет данностью. В нашем понимании. А небу так или иначе все равно, кто под ним ходит, - оно сияло бы своими звездами хоть над безднами ада. И звезды бы роняло все так же – наверное, чтобы исполнить чье-то желание, наспех выпаленное вслед звездному шлейфу.


***
Не любить утро – удел несчастных людей. Если человек начинает осознавать, что ненавидит свое утро, то ему нужно срочно пересматривать свою жизнь. Я никогда не любил утро, но получилось так, что моя жизнь пересмотрела себя без моего прямого вмешательства. Все же несколько странным было начинать любить утро за счет тысяч чужих загубленных дней, но так как прямой своей вины я за этим не чувствовал, моя совесть была совершенно спокойна. Угрызения совести я испытывал только по поводу того, что не мог искренне переживать и испытывать чувство потери в отношении большей части своего города, но втайне я был убежден, что это была далеко не лучшая его часть и совесть снова смолкала, потом пережидала какое-то время, находила повод, и самоистязания повторялись.
Несмотря на то, что это утро началось с оглушительного воя сирены – какой-то мальчишка кинул камень в автомобиль, - и легкого похмелья, оно все равно показалось мне вполне жизнерадостным. Лена, уже проснувшись, мастерила что-то на кухне. Я оделся, вышел на балкон и собрал вчерашние бокалы. Посветлевшее небо собрало все самые сияющие звезды в одну точку, чтобы получилось солнце.
- Доброе утро, - поприветствовала меня Лена. – поставь бокалы в раковину. Я обнаружила тут вполне пригодный замороженный бифштекс. Странно, что здесь еще не отключили электричество – сухой паек крайне надоел.
- Будем надеяться, все скоро возобновится.
- Кстати, ты уже видел кого-нибудь, кто вернулся из Иллюзиона в город?
- Никого, кроме той тетушки Милли.
В соседском от нас доме недавно поселилась странноватого вида женщина лет шестидесяти. Она утверждала, что забыла дорогу к своему собственному дому и теперь вынуждена скитаться по чужим заброшенным жилищам в надежде случайно наткнуться на свое старое и узнать его. Впрочем, долго скитаться у нее не получилось – поселившись в случайном домике, она решила, что стара для таких экспериментов и осталась жить на новом месте, натащив себе кипы старых газет. Как бывшая завуч школы, она крайне страдала без своей профессиональной деятельности и периодически захаживала в дом Лены на сеанс многочасовой болтовни, пока Лена не подсказала ей про печальное явление, воцарившееся в городе на данный момент, - детей, свободно разгуливающих по городу без присмотра взрослых. Тетушка Милли, а именно Людмила Степановна, всплеснула руками и отправилась на поиски. Мы с Леной вздохнули с облегчением.
- Они рассеялись по городу и как-то исчезли из вида. Надеюсь, удастся сколотить инициативную группу, которая займется всей организацией.
- Всей организацией? – переспросил я. – Ты же помнишь, какие люди были там собраны. Неужели такие, как тетушка Милли, способны организовать и возродить хотя бы систему обеспечения города? Все специалисты исчезли. У нас нет больше рабочих.
- Я уверена, что остались, - упрямо сказала Лена. – Даже если не остались, то обучатся. Вот почему бы тебе самому не обучиться, например, чинить проводку? Или хотя бы подлатать водопровод?
Я поспешил сменить тему.
- Кстати, где пропадает твой брат?
- Без понятия, - хмуро отозвалась она. – Он мне крайне редко отчитывается.
Она закончила мыть бокалы и приступила к нарезке бифштекса. Я чистил сморщенный мелкий картофель и кидал неровные круглые шарики в кастрюлю с кипящей водой.
В какой-то момент мой взгляд упал на ее руки.
- Что с твоей рукой? 
Она удивленно подняла на меня глаза.
- О чем ты?
- Палец, ну посмотри же…
Переведя взгляд на свои руки, она внимательно осмотрела все свои пальцы на своей руке, пока не поняла, а чем я говорю. Безымянный палец левой руки исчез ровно наполовину.
- О нет… - прошептала она.
- Это крайне странно, - сказал я, держа в руке ее кисть. - Этого не должно быть, я не понимаю.
- Так получается, что я скоро исчезну? – прошептала она.
Кипящая вода в кастрюле размеренно булькала и пускала пузыри, которые сразу же лопались, не успевая отделиться от воды.
- Ты же помнишь, что это обычно происходит мгновенно, по крайней мере насколько я видела… может, у меня что-то другое…
Я еще раз осмотрел ее палец. Он отсутствовал ровно до половины и прерывался на том месте, где находится сгиб. Место, где должна была бы хлестать кровь из раны, было затянуто кожей и ничем другим себя не выделяло.
- Давай не будем здесь оставаться, поедим и пойдем, - попросил я.
Эта чужая квартира перестала мне нравиться.
Лена кивнула. Завтрак прошел в молчании. Покончив с ним и убрав посуду, мы направились домой.
Лена держала пострадавшую руку в кармане и выглядела очень подавленно, я держал ее за свободную ладонь и как мог старался отвлечь от плохих мыслей, но, видно, юморист и психолог был из меня некачественный или ее мысли были так глубоки, что я оставил попытки и остаток пути мы проделали в молчании, пока к нам навстречу неожиданно не выбежала тетушка Милли. Она держала за руку двух мальчиков лет восьми и что-то быстро тараторила. Я не сразу разобрал, что она хочет сказать.
- …а потом он как выскочил из-за угла, а я так удивилась, что не успела ничего сделать, и он поехал дальше, но я вас уверяю – там были люди, много людей, обычных людей, а вы же говорили, что общественный транспорт сейчас не ходит, разве не так или я что-то не поняла, что же вы молчите?..
Я успокаивающе поднял руки, прерывая этот словесный поток.
- Объясните по порядку, я ничего не понял.
- Троллейбус! Я говорю вам о троллейбусе, который видела сегодня утром на остановке недалеко от своего дома, - тетушка, кажется, отдышалась. – Он проехал мимо меня как ни в чем не бывало и был полон людей.
- Это невозможно, - отрезала Лена. – Даже если бы кто-то повел троллейбус, что маловероятно, там не могло набраться много людей.
- Погоди, а если эти люди ехали из Иллюзиона? – предложил я.
- Не смеши! На троллейбусе?.. И куда?
- Да нет, это были обычные городские люди! – горячо сказала тетушка Милли. И хотя изначально я не совсем понимал, почему ей дали такое прозвище, теперь ответ казался мне очевидным. У этой дамы были большие выразительные глаза, мелкие черты лица и очень тонкий голос – она напоминала добрую, но немного сумасшедшую фею в возрасте. – Такое ощущение, что они просто возвращались домой с работы. Ни у кого из них не было крупных вещей, а уж у нас-то в тот день был вагон и маленькая тележка чемоданов, поверьте мне…
- А видел ли еще кто-нибудь это явление? – поинтересовался я и кивнул на мальчиков, которых она держала за руки. – Например, они?
- Они были дома в тот момент, - сказала тетушка. Мальчики дружно закивали. – А когда мы вышли, этого троллейбуса и след простыл, мы обошли все окрестные улицы.
- Ладно, - решительно сказал я. – Мы будем внимательнее смотреть на дорогу. А пока мы пойдем – Лене нездоровится.
Милли сочувственно посмотрела на нее. Я мысленно поблагодарил тетушку за то, что она не стала спрашивать о характере Лениной болезни и молча отпустила нас домой.
- Если увидите нечто подобное, не отпускайте этот троллейбус просто так, - напутственно сказала она. – Я предупредила.
Улица была светла и пустынна. Мы пришли домой к полудню, и неожиданно застали там Сергея.
- Я ждал вас. – сказал он.
Сергей полулежал на диване и наблюдал за полетом своей бабочки. Она порхала под потолком, чуть позванивая крыльями и оставляя за собой едва заметный шлейф фиолетовой краски.
- Давно вернулся? – спросил я.
- Прошлым вечером, - зевнув, ответил он. – А где вы были? Хотя неважно. У меня сообщение.
Он встал с дивана и прошелся по комнате. Лена, продолжая держать обе руки в карманах, молча следила за его перемещениями.
- Кратко обрисую ситуацию. Во-первых, теперь у нас вводятся обязательные посещения общегородского собрания, состоящего из всего нынешнего населения. Оно будет проводиться еженедельно по субботам. То есть первое будет завтра.
- А с детьми кто будет сидеть в это время? – спросила Лена.
- Вот хочешь, ты сиди, - сказал Сергей. – Хотя нет, у меня для тебя особое задание. А для сохранения детей в целости во время отсутствия взрослых у нас открылся детский центр – на месте старого спортивного центра. Есть несколько добровольцев, которые будут присматривать за детьми – посменно. Туда можно сдавать детей по необходимости, а потом забирать.
Сергей уселся на кресло, скрестил ноги и продолжил.
- Будут введены группы, ответственные за ту или иную необходимую отрасль для восстановления городских удобств. Они будут формироваться по личной заинтересованности и, конечно, по наличию ключевых навыков. От каждой группы будет выбран руководитель. Собственно, на первом собрании мы будем составлять списки групп – самых необходимых. Их руководители каждую неделю должны будут читать перед собранием небольшой отчет о проделанной работе.
- Я не пойду, - внезапно сказала Лена. – Решайте как-нибудь без меня.
Сергей удивленно посмотрел на нее.
- Почему? Мне бы хотелось, чтобы ты заведовала больницей. Ты же увлекалась медициной?
- Ей бы и самой сейчас помощь не помешала, - вступился я.
- Что-то случилось? – обеспокоенно спросил Сергей. Лена молчала.
Я подошел и взял ее руку.
- Подойди.
Безымянный палец отсутствовал уже полностью, захватив в безызвестность все пальцы руки и почти половину ладони. Оставшаяся кисть дрожала в моих руках, а сама Лена была очень бледна и испугана.
- О боже, - прошептал ее брат.
- Это стало проявляться сегодня утром, - сказал я. – Ты можешь предположить, что это?
- Без понятия… - растерянно сказал он. – Точнее, могу, но что-то здесь все равно не так…
Куда-то делась его уверенность и задор, глаза выражали недоумение и страх.
- Я вернусь вечером, - сказал он наконец, - Пожалуйста, будьте здесь. Мы что-нибудь придумаем.

***
Окна в библиотеке была распахнуты настежь. От свежевымытых книжных полок пахло мокрой древесиной, сами книги, еще не успевшие занять свои законные места, были аккуратными стопками помещены на полу и стульях. Расставлять их не спешили – некоторые их них нуждались в ремонте и только ожидали своей очереди на внимание мастера книжных дел.
Сам мастер, сидя на корточках в неудобной позе, пытался отмыть непонятного происхождения темное пятно на светлой стене. Шаги Сергея он услышал еще издали, но оборачиваться не спешил
- Я вот подумал, - сказал Тимофей, - что нам нужно завести каталог. Чтобы можно было сократить время на поиски. Самообслуживание – это, конечно, хорошо, но гораздо удобнее искать книгу по каталогу. Только вот кто этим займется?
Он встал на ноги, покряхтывая, и забросил тряпку в угол, вытерев руки о мокрую салфетку.
- Какими ветрами? Надеюсь, на завтра ничего не отменяется?
Сергей стоял, не сводя глаз со старых костылей Сказочника – наверное, их вытащили откуда-то во время уборки. Есть какое-то таинственное, невидимое очарование в предметах из прошлого, попавшихся на глаза невзначай. Потом очнулся, встряхнул головой.
- Наверное, все в силе, но я пришел за другим… - сказал он. Произошла такая ситуация…
Он рассказал Тимофею про Лену. Выслушав, тот нахмурился и, присев на ближайший стул, скрестил пальцы рук.
- Сдается мне, это естественный процесс для человека, достигнувшего совершеннолетия.
Сергей почувствовал, как к горлу подкатывает ком.
- Но она не такая… она может исчезнуть. Я уверен, это какая-то ошибка.
Тимофей вздохнул.
- Пойми, - сказал он. – Мы не можем спасти всех детей и подростков, которые вырастают. Она была слишком молода, а теперь взрослеет. По-настоящему. И ни от кого это не зависит.
- Так что мне делать?
Тимофей увидел в его взгляде отчаяние и мольбу, и отвел глаза.
- Сергей, ты же хорошо помнишь цель нашего проекта?
- Какого к черту проекта? – закричал Сергей. – Мне просто стоять и смотреть, как она исчезает? Ради вашей высокой идеи?!
- Прочти, чьей идеи? – тихо спросил Тимофей. - Ты сам бросил капсулу.
Открывая рот как умирающая рыба, Сергей в сердцах ударил ногой стену и выбежал из квартиры. Не останавливаясь, он пересек улицу и двор и скрылся за углом. Какая-то девочка с куклой, прижимаемой к груди, долго и удивленно смотрела ему вслед.
Он просто хотел, чтобы жизнь маленькой Леночки проходила в прекрасном, ярком мире, где больше никогда не будет место серости. Достижение всеобщего блага через всеобщую катастрофу казалось ему вынужденной необходимостью, и он всегда держал перед глазами картину светлого будущего, и именно она помогла ему переступить черту в определяющий момент. Но, имея четкое направление пути, он забыл просто оглядеться по сторонам. Сергей никогда даже и не допускал мысли о том, что его сестра окажется элементом того мира, который он так хотел уничтожить. «Она не такая, - твердил он себе. – Это просто какая-то ошибка. Она не может исчезнуть, потому что я делал все ради нее». Но втайне от себя он понимал, начинал понимать, что упустил ее где-то далеко и безвозвратно. Маленькой Леночки, которая сидела тогда за званым отцовским ужином, когда уходил Сергей, больше нет, а его письма с обещаниями забрать ее к себе потерялись во времени – в другом времени, где еще были надежды и планы.
- У вас выпала из кармана, - чья-то маленькая рука протянула ему слабо трепыхающуюся фиолетовую бабочку.
Сергей поднял глаза – перед ним стояла девочка с куклой, которая заприметила его, когда он бежал.
- Можешь оставить себе, - сказал он.
- А зачем они нужны? – спросила она.
Сидя на краешке бордюра у угла какого-то дома с медной табличкой без названия улицы, он пытался отдышаться. 
- Некоторые считают их своим личным талисманом, а сами они символизируют изобилие цвета, - ответил он.
- У мамы тоже была такая, но она все равно исчезла, бабочка ее не спасла, - грустно сказала девочка.
- А где ты сейчас живешь? – спросил Сергей. Если эта девочка была беспризорницей, нужно было отвести ее в новый детский центр.
- С Ларой и ее подружкой Кирой, - ответила она.
Сергей промолчал – имена ему были незнакомы.
- Я давно не видела взрослых, - сказала девочка. – Может, вы знаете, почему весь город остался без цвета?
- Город уже давно стоит без цвета, девочка, - задумчиво сказал Сергей. – Он давно посерел и требует ремонта, а люди только и умеют, что замазывать штукатуркой разваливающиеся стены.
Девочка недоуменно захлопала глазами.
- Так вы знаете, что случилось? – спросила она с небольшой надеждой.
- А тебе так плохо?
Он постепенно начинал себя ненавидеть. Собственная трусость, ложь и маленькое личико сестры стояли у него перед глазами. Так не должно было случиться.
- А я просто к маме хочу, - ответила девочка.
Сергей отвернулся, уставившись в стену. Девочка, покрутившись вокруг него еще немного, ушла, вернув ему бабочку напоследок.
- Пусть она взлетит высоко в небо и вернет всех людей в городе, - услышал он на прощанье.
Сжимая в руках подрагивающую безделушку, Сергей поднялся на ноги и побрел вдоль когда-то проезжей части. Светофоры, словно издеваясь, подмигивали ему вслед всеми своими тремя цветами общественной безопасности.


***
Огромная кастрюля на плите выдыхала плотные облака пара из-под опасно накренившейся крышки. Пузырьки, спешащие вырваться и убежать, сердито лопались на кипящем пласте бульона. Чуть поодаль, на соседней газовой горелке, потрескивая, стояла сковорода с меланхолично потрескивающими котлетами. Места для котлет там критично не хватало, и их пришлось уложить двумя слоями, которые с некоторой периодичностью необходимо было менять местами для лучшей прожарки. На кухне было душно, и Лара время от времени умывала лицо холодной водой из-под крана и протирала шею мокрым полотенцем.
Крышка кастрюли сделала последнее роковое движение и свалилась на кухонный кафель с неприятным грохотом.
- Вот ведь черт, - сквозь зубы пробормотала девочка.
Из гостиной на шум прибежала Кира, держа за ручку маленькую Полину.
- Что за погром?
Лара оглянулась, вытирая руки фартуком.
- Постой тут сама, поймешь, - пробормотала она.
- Стояла, знаем. Ты чего такая недовольная? – спросила Кира.
Она присела на краешек стула и подтолкнула Полину к двери.
- Иди в гостиную, здесь слишком жарко. Я сейчас приду.
Полина кивнула и скрылась за дверью.
- Хотя я знаю, почему ты такая злая, - сказала Кира. – Тебя не пустили на Собрание.
Лара промолчала.
- На самом деле все правильно сделали, - пожала плечами Кира. – Что мы можем им предложить?
- Но мне отказали только потому, что мне еще не исполнилось шестнадцати! – с возмущением начала Лара, - и как будто я ничего не делаю для этого убитого города! Значит, опекать десяток брошенных детей мне можно, а вот принимать реальные решения или хотя бы иметь право голоса – извините! Горбаться на кухне дальше и слушай, что скажут мудрые взрослые!
Котлеты шипели все громче. Кира вздохнула, взяла лежащую на столе лопатку и принялась переворачивать каждую на другой бок.
- И шестнадцать мне будет почти через два месяца, - жалобно сказала Лара. – Ну что им стоит? Я выгляжу настолько бесполезно?
- Дело не в твоей бесполезности, - терпеливо сказала Кира. – Ты должна их понять. Не так много людей нужно для принятия решений. Чтобы поддерживать их, тебе не обязательно присутствовать при этом. А дело всем найдется.
- Ну хорошо, - пробормотала Лара, - но я не буду сидеть в стороне, как бы они этого не хотели. 
Она дернула крышку кастрюли и опустила горсть соли в кипящий бульон, затем взяла с кухонных полок несколько тарелок и с помощью Киры расставила их по столу.
- Кушать подано, - бросила Лара, выглянув в коридор. Дети зашевелились и с топотом и визгами понеслись по коридору.
На следующий день, поднявшись чуть свет, Лара оставила спящей Кире записку, предупреждающую о своем отсутствии. Поправив брату сбившееся одеяло, она, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить никого из детей, которые просыпались по принципу первого колокольчика, оделась и вышла на рассветную улицу, кутаясь в теплую кофту от остатков ночной прохлады. Собрание должно было начаться через полтора часа. Усевшись на ближайшей скамейке, она достала захваченный из дома бутерброд, оглядывая пустые улицы и темные окна домов.
Она сама не давала себе явного отчета, как именно планирует пробраться на закрытое мероприятие, но идея не попробовать этого казалась ей более кощунственной, чем просто не прийти. Оставаться в стороне от событий, который так прямо затронули ее жизнь, было для нее поистине несправедливостью.
Ее раздумья и трапезу прервал знакомый звук.
По дороге, пролегавшей вдоль дома, по направлению к ближайшей остановке, шел, шевеля рогами, голубой троллейбус. По обыкновению, салон его был полон людей. Ларе разглядела даже лицо машиниста: оно было немного сонное, но вполне умиротворенное и не выражающее ничего выдающегося. Троллейбус, покачнувшись, замер у пыльной будки остановки и приветливо распахнул свои двери. Бросив недоеденный бутерброд на скамейке, Лара бросилась к троллейбусу – их разделял десяток метров. Как только она вскочила на подножку, двери захлопнулись за ее спиной и троллейбус, как ни в чем не бывало, направился по своему утреннему маршруту.


***
Первое Собрание проходило в актовом зале здания городского университета. Присутствующие представляли собой довольно разномастную публику, но, казалось, все как один чувствовали себя не в своей тарелке, если не считать несколько явно сонных и непривыкших к ранним пробуждениям лиц молодых людей. Ряды кресел с потертой красной обивкой то и дело оглашали перешептывания. У входа в зал стоял охранник, проверяющий входящих по пропускам, выданных всем приглашенным днем ранее.
За небольшой трибуной, выставленной на сцене, рассеянно перебирая конспекты, стоял Сергей. Он то и дело посматривал на часы и ожидал, когда минутная стрелка достигнет конца круга – ровно в восемь утра должен был прозвенеть звонок, означающий начало мероприятия. У него были темные круги под глазами и красные прожилки на белках – сегодня с утра Лену не обнаружили в ее постели. Андрей остался дома, отказавшись куда-либо выходить,  и, молча проводив Сергея тяжелым взглядом, открыл уже початую бутылку коньяка. Больше всего Сергею хотелось остаться с ним, но в дверях стоял ожидающий Тимофей с пачкой докладов, сочувствующий, но ненавязчиво посматривающий на часы, и пришлось уходить, оставив домашние дела и разговоры на потом.
Зал монотонно, но лениво гудел. Минутная стрелка приближалась к отметке «восемь».
- Прошу прощения, - Сергей почувствовал, как его кто-то тронул за плечо. – Вас очень просят подойти за кулисы.
Он обернулся. Перед ним стоял незнакомый юноша с немного испуганным видом.
- Я не могу, сейчас начнется Собрание.
- Но они очень настаивают, - сказал мальчик. – Это важно.
Отложив бумаги с докладами в угол трибуны, Сергей напоследок оглядел зал. Глаза некоторых были направлены на них, но в остальном все так же спокойно переговаривались или дремали в своих креслах.
Красные кулисы, так навязчиво напоминающие утренники и школьные спектакли, на которые Сергей всегда стремился попасть, чтобы избежать домашних представлений с участием приглашенных отцом театральных трупп, его отчаянно мучил такой индивидуализм и он представлял, как обычные школьники, получив освобождение от уроков и только по этой причине явившиеся на выступление, сидят в своих креслах, перешептываясь, перекидываясь записками и закатывая глаза, и казалось, нет ничего более интересного и увлекательного, чем приходить и смотреть только так.
- Я полагаю, вы знакомы, - за кулисам его встретил Тимофей, рядом с которым стояла девушка.
- Привет, - поздоровалась Лара. – Мы как-то виделись.
Сергей молча кивнул.
- Я не совсем понимаю, зачем… - начал он.
- Дело в том, - перебил его старик, - что Лара сообщила нам весьма интересную вещь. Настолько интересную, что ее можно назвать определяющей… Если позволишь, - обратился он к девушке, - я сам расскажу.
- Но это не может подождать? – спросил Сергей, заранее предугадывая ответ. Он не чувствовал особого интереса – с сегодняшнего утра он мало чего чувствовал. Ему хотелось совершать механические действия, не требующие мыслительных усилий, он пытался презирать себя за малодушие, но и это тоже не получалось, поэтому он просто ждал, когда Тимофей продолжит говорить. Слушать – это так просто.
- У нас есть несколько очевидцев необычного явления в городе – троллейбуса с пассажирами, который ездит сам по себе по обыкновенному городскому маршруту. Вероятно, до тебя доносились такие слухи? – не дожидаясь ответа, он продолжил. – Так вот, объект это по всем параметрам невозможный в настоящих условиях. Любознательной леди по имени Лариса удалось изучить аномалию изнутри. Она пробралась в автобус и познакомилась с людьми, находящимися там.
Глаза Сергея, направленные на рассказчика, казались стеклянными, руки он держал в карманах, а девочка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, смотрела на него с беспокойством.
- Для всех нас стало открытием, что исчезнувшие люди продолжают вести свою обычную жизнь и выполнять свои обычные действия. В результате действия яда была сокрыта их материальная оболочка и органы чувств, и люди остались существовать только в своем мире, для нас невидимом, но существующем в нашем. Это мир их воспоминаний. После момента своего исчезновения они не заметили никаких перемен.
- Но троллейбус, - добавила Лара, - это особая зона, которая почему-то вышла за рамки. Внутри него люди обретают материальность, но как только нога их шагнет за ступеньку троллейбуса, они вновь исчезают. И я выяснила, почему так происходит.
Она покосилась на Тимофея, словно запрашивала разрешения продолжить. Он легко кивнул.
- Дело в том, что в троллейбусе разбилась бабочка, - объяснила она, - хотя разбить их крайне сложно. Я не знаю, как это произошло, но, по всем признакам, в бабочке содержится особый раствор, который при испарении способен нейтрализовать действие яда.
- Но только на определенную территорию, - подхватил Тимофей.
Сергей в изумлении переводил глаза с одного на другого рассказчика.
- То есть вы хотите сказать, - медленно сказал он, - что если разбить по городу множество таких бабочек, люди вернутся?
- Да, - сказала Лара, - по всей видимости, это так. И я требую, чтобы это произошло как можно скорее.
Сказала и сама испугалась своих слов – да кто она такая, чтобы что-то требовать.
Но никто из мужчин не обратил внимания на ее слова. Сергей и Тимофей смотрели друг другу в глаза и, похоже, вели молчаливый напряженный диалог.
- Ладно, - Тимофей первым отвел взгляд, - поступайте так, как считаете нужным. Мой век остался короток, а жить тут вам. Всегда подозревал, что с этими бабочками что-то не так.
- Нам нужно сообщить людям, - сказал Сергей.
Он, чуть помедлив, оглядел девушку и старика, выпрямил спину, в его глазах появилось нечто металлическое, и было ясно, что он хочет решиться на что-то весьма сложное для себя.
Когда он вышел на сцену, зал смолк. Заскучавшие навострили уши.
- Дамы и господа, - обратился он к публике, и звучный голос разнесся по залу, - я хотел бы сделать одно объявление. Объявление это, скорее всего, подвергнет вас в замешательство, но сейчас я хочу, чтобы все было максимально честно. Дело в том, что человек, который стал виновником всех исчезновений в городе, стоит сейчас перед вами за трибуной. Я лишил город людей.
В зале стояла гробовая тишина.
- Не спрашивайте меня, как мне далось это решение. Я не совсем охватывал масштабы, которые хочу затронуть и осмелился взять на себя право делать выбор за других. Но теперь я хочу предложить выбор вам.
Он сделал паузу и оглядел лица перед ним.
- У каждого из вас есть бабочка. Если ее разбить, то в радиусе примерно двадцати метров появится зона нейтрализации яда в краске людей, которые там находятся. Если разбивать бабочки по всему городу, мы с вами вернемся к той жизни, которую потеряли пять месяцев назад. Я ставлю этот выбор перед вами и отдаю себя на ваш суд.
Он чуть поклонился залу и зашел за кулисы. Сердце его бешено колотилось.
Поздравляю вас, дамы и господа, - обратился Тимофей к собравшимся за кулисами, останавливая взгляд на девочке, - Мы в очередной раз убедились в том, что детям всегда удается сделать то, на что взрослым мешает тяжесть руки.
Сжимая в кармане свою бабочку, Лара неуверенно и счастливо улыбалась.




***
Два месяца спустя
Мягкий закатный вечер освещал городские улицы, у скамеек ютились воркующие голуби, ведя свои голубиные разговоры и в нетерпении ожидающие булочных крошек отдыхающих. За последнее время голубей, как и некоторых других животных, в городе поубавилось; впрочем, я был убежден, что они временно переехали от нас в другие края, где люди были не столь подвержены странным событиям и вели более размеренную, упорядоченную жизнь и от них можно было всегда ожидать булочных крошек, а то и целую булку в такие вот вечера, как сейчас.
- Видел я их стаи, - проворчал пожилой бармен, наливая мне шипящее пиво, - возвращались огромными косяками. Несколькими порциями. И как узнали-то, негодяи, когда лететь нужно. Как будто нас разумнее.
- Скорее всего, это так, - пожал я плечами.
Он осторожно покосился на меня.
- А я вот на самом деле никуда не исчезал. Вот вы говорите, призраки, призраки. А я все видел, только провалы огромные. Как будто изредка из колодца свет показывался и потом снова темнота. И совсем не страшно. А вы, братцы, молодцы, вовремя спохватились с этими бабочками, что бы с городом случилось еще бы чуть-чуть и… - он понизил голос, - Только вот краска и не нужна мне больше. Не знаю уж, отчего так получилось.
- Некоторым все еще нужна, - ответил я. – Но есть и такие, как вы. Что-то изменилось в вас. Или вы сами это изменили. Я знаю, что все еще только начинается.
- Перемены – дело хорошее, - сказал он, - да только сто раз подумать нужно, прежде чем развязывать. Они же как ком снежный, только загоришься большой идеей, так и начинают старые сосны сшибаться. А те, кто вызвал лавину, потом редко думают, как из нее будут выбираться.
Я отпил шипящей темной жидкости и с удовольствием облизнулся, возвращая на стойку полупустую кружку. Отвык от хорошего пива, да и от разговоров степенных тоже.
- Выбираться – это еще полбеды, - сказал я, - а вот как найти дорогу дальше, это уже другой вопрос. Компас разбился, звезды не горят.
- Эх, молодежь, - старик махнул рукой, - вам бы жить да поживать, а вы все дороги какие-то ищите. Найдены они уже давно все и открыты, вот что я вам скажу. А уж проблемы житейские вас сами всегда найдут, в этом вы не сомневайтесь.
- Да не сомневаюсь, - отозвался я. – Но ведь есть что-то, кроме…
- Андрей!
Я оборвал себя на полуслове. Рядом со мной неожиданно оказалась Лена, прекрасная Лена в голубом платье под цвет голубых глаз.
- Пришла сообщить тебе, что через пятнадцать минут тебя очень ждут на вокзале.
Взяв ее за руку, теплую, мягкую и с наличием всех пальцев, я кивнул и обернулся на бармена. Он с улыбкой смотрел на нас.
- Что-то кроме всегда есть, - сказал он. – Заходи, как будет время.
- Обязательно, - ответил я.
Вокзал оказался полупустым, а поезд – одним-единственным, как и человек, стоящий на перроне около него. За плечами у него был небольшой рюкзак, он держался расслабленно и неспешно прохаживался вдоль головы поезда туда-обратно.
- Ты уезжаешь, - с изумлением констатировал я, - но почему ничего не сказал?
Сергей развел руками.
- Вот, говорю. Я уезжаю.
- Но где же остальные пассажиры? – спросила Лена, заглядывая в ближайший вагон. – Тут никого нет.
- Не знаю, - пожал он плечами. – Никто не захотел ехать. Да я и не звал.
- Не звал? – переспросил я.
Он отмахнулся.
-  С этим городом я больше не связан, и меня больше ничто здесь не держит.
- Но тебе тут ничего не грозит, - сказала Лена, - никто не держит на тебя зла. Все стало так же, как прежде, только лучше. Оставайся.
Сергей покачал головой.
- Это ваш город, и он будет существовать для вас. Для себя я уже выбрал другую дорогу.
- Какую? – спросил я.
- Пока рельсовую, - улыбнулся он, - а там посмотрим.
Лена беспокойно переступала с ноги на ногу.
- Отец просил передать, - наконец сказала она, - что любит тебя. И очень хочет, чтобы ты вернулся.
Он погладил щеку сестры.
- Я всегда буду с ним, - сказал Сергей, - где бы он ни был. И с вами.
Мы с Леной переглянулись.
- Мы поедем с тобой.
- Нет, - отрезал он, - этот город принадлежит вам, и ваше место здесь. А сейчас…
Он подошел к самому началу первого вагона и забрался в кабину машиниста.
- Думаю, мне пора.
Поезд издал протяжный гудок и заворчал. Впереди, окаймляя рельсы, возвышался густеющий  лес. С западной стороны макушки деревьев утопали в диковинном фиолетовом закате.
- Будьте счастливы.
Уходящему поезду Лена смотрела вслед немигающими глазами. Он быстро набирал ход и скрылся за стеной деревьев, оставив нас вдвоем на пустом перроне. Я смотрел на шумящую листву и ощущал, как в голове отчего-то воцаряется ясность и покой.
Мы еще какое-то время простояли на платформе.
- Кажется, нам тоже пора, - сказал я.
- Да, - согласилась она.
И мы пошли вдоль края платформы, повернувшись спиной к лесу и исчезнувшему в нем поезду, и деревья прощально шумели нас вслед, укрывая в своей чаще человека, который снова отправился на поиски своего идеального мира. Вероятно, рано или поздно он найдет его или же создаст, а нам оставалось только сохранить то, что получилось и что получится, отстраивать и растить, смотреть и любоваться и попытаться принять данный момент в таком виде, в каком он есть, ведь, по правде говоря, все, что существует, имеет право на существование.
И, пожалуй, на что-то кроме.


Рецензии