Навеки чужой

   Большая, будто покрытая льдом, комната. В ней расположилась вся команда: Ларочка сидела у Жени на коленях, кокетливо строя глазки и приобнимая его одной рукой за шею, Дмитрий – человек со странной фамилией – Рапп (в отделе не раз и не два ходили шуточки по поводу его дальневосточных корней) и Владислав Живагин, удобно умостившийся на серой невысокой столешнице, по которой скользили солнечные стрелы, зажигая тысячи радужных огней. Команда, сами видите, небольшая, но работали они слаженно, как космические часы на Зеркальной площади – так любил говорить Дима Рапп.

      На стене хрустально потикивал небольшой прибор, похожий на след от кошачьей лапы, истинного предназначения которого никто не знал - Дима никогда не раскрывал свои секреты, пока не убеждался в том, что его разработка воплотила в себе всю многогранность творческого замысла. Вот и сейчас, словив любопытный взгляд Владислава, лукаво щурил узкие, как у восточного жителя, глаза; они превращались в незаметные щёлочки каждый раз, когда он улыбался; лицо в такие моменты (а улыбался он часто, старательно обнажая белые зубы до нежно-розовых дёсен) становилось очень похожим на древнюю маску, которая висела на стене в комнате Живагина (маска эта – сувенирчик с другой планеты, подаренный гостеприимными и щедрыми хозяевами).

      Ларочка и Женя снова целовались на глазах у всех (то есть, на Славиных с Димой глазах), забывая о всех приличиях. Нет, он был не против большой и светлой любви, но их штучки больше напоминали то, как утоляют свою потребность в еде голодные, неделями не кормленные, звери. Они вцеплялись друг в друга с таким пылом, будто поцелуи – самая первая необходимость на работе.

      Ларочка Корсакова – потомок того самого Римского-Корсакова, знаменитого до сих пор в новом, тридцатом веке. От него ей достался чудесный музыкальный слух, а от певицы, с которой они родственники по материнской линии, - глубокий низкий голос. Женю переливы её чувственного контральто сильно заводят, Владислава с Димой – тоже, но не настолько. Правда, послушать песни знаменитостей в её исполнении – всегда большое удовольствие.

      Женя, которому для лучшей мозговой деятельности просто необходимо слышать густой контральто, уговаривал свою подругу «спеть хоть разочек» гимн Космосу (речь в этом гимне идёт совсем не о чёрной бездне, по которой раскиданы созвездия, планеты и прочие радости исследователей, а о целой организации, занимающейся выведением совершенно новых существ, природой никогда не программируемых). Ларочка только для виду немного поотнекивалась, кокетливо надувая губки, уселась на широких твёрдых коленях поудобней – и произошло чудо: комната зазвенела, наполняясь мягкими тягучими звуками её неповторимого голоса. И Владислав в тысячный, нет, в миллионный раз удивился: ну почему с таким талантом она хотя бы не попыталась стать певицей? На ум ему пришли слова, сказанные ей на их первом свидании: «Я не хочу стать золотой рыбкой, которую сожрут акулы». Да, было же время…

      Познакомились они давно, когда поступили в академию Космоcа. Тогда ещё он и Женя поспорили, кого из них она выберет. Петушков вёл себя согласно своей фамилии: надевал самые лучшие наряды, какие только мог себе позволить, вертел перед ней хвостом, как собачка. А она всё равно выбрала Живагина. О, как он был тогда горд! За его широкой спиной словно развернулись крылья из оприта, самого прочного в мире сплава. Он думал, так будет всегда: свидания, дрожащая в небе луна, море цветов… Он не учёл одного – Ларочке его ухаживания очень скоро надоели и она переметнулась к Петушкову, продолжавшим неустанно ходить за ними хвостом и добиваться взаимности. Владислав поначалу сильно злился и обижался, а потом успокоился – место Ларочки заняла работа. В его жизни началась новая эра, увлекающая не хуже первой любви. Он уже не смотрел на Ларочку с прежним вожделением – появились те, над чьим созданием вся команда билась сутками. То есть, бились они втроём, а Ларочка записывала результаты наблюдений и иногда помогала дельными советами.

      Дима остановился и посмотрел на своего сотрудника с торжеством – не иначе как ему пришла в голову очередная гениальная идея по поводу того, куда лучше приложить его чудесные мозги и руки. Ларочка замолчала и сдула упавшую на глаза круглую пшеничную чёлку, чуть примятую после прицельного поцелуя в лоб. Дима прокашлялся, потёр руки с таким усердием, будто собрался, подобно древним людям, добывать огонь, и боком пошёл к Живагину. Руки и ноги у него точно как крабовые клешни, такие же вытянутые и очень подвижные, как будто суставов у него больше, чем у нормального человека. Ему для полного сходства с крабом только панциря не хватало.

      - Владислав! – гаркнул он в своей привычной манере, словно только так его будет слышно. – Я даю тебе очень ответственное задание, - длинный сухой палец, обёрнутый серебряным перстнем с изумрудом, ткнулся в его сторону. – Будешь у клетки Спеиса дежурить.

      - Спеиса?! – кажется, он сказал это громче и резче, чем хотел, почти крикнул.

      Ларочка тихо рассмеялась, глядя на растерянно-радостного Владислава – наверное, она находила выражение его лица очень забавным. Женя тихо хмыкал, удивлённый такой радостью. Ну да, они почли бы за наказание дежурить у клетки с такими мутантами, как Спеис.

      Он появился в их жизни около трёх месяцев назад. В тот знаменательный день Дима пришёл в кабинет злой-презлой – он умудрился разругаться с хорошенькой брюнеткой из третьего отдела. Оказалось, в ходе перепалки она заявила, что он Раб, а не Рапп. Дима был глубоко уязвлён – самолюбие у него было ранимым. Он долго наворачивал круги по кабинету, о чём-то размышляя с пугающе мрачным лицом, а Владислав сидел и ждал, когда же он выговорится и успокоится.

      - У этих дураков из третьего отдела очень узкий кругозор, а об уровне сознания я вообще молчу! – возмущался Дима, размахивая руками так, что чуть не сбивал картины на стене.

      Он ещё долго ходил и ругался, вслух размышляя, что надо бы сделать что-то такое необыкновенное, что дало бы новый толчок к развитию. Он и раньше заводил эту песню, но в тот день Дима наконец решился. Заявив, что у него «есть один план», сияющий не хуже отмытой древней монеты восточный командир выгнал Владислава, закрылся у себя в кабинете и не выходил оттуда несколько суток. Живагин, Женя и Ларочка не на шутку встревожились: обычно после таких вот психов Дима долго не мог ничем заниматься, ходил вялый и унылый, и даже усы-стрелочки печально висели, не желая выпрямляться.

      Вышел он только на четвёртый день. С усталым видом, с лиловыми мешками под глазами, но с гордо стоящими усами-стрелочками и счастливым взглядом. Он заявил, что создал Специализированное Искусственное Сознание или сокращённо Спеис. На что оно специализировано, он так и не сказал.

      К своему творению Дима никого не подпускал, а своих неугомонных сотрудников отправлял наблюдать за другим чудом – гибридом человека и растения. Странное сочетание, с большим трудом создаваемре даже в тридцатый век, но они же, люди нового времени, преодолевали преграды и выходим за границы, которые поставила природа. Им приходилось подолгу скучать у клетки, кормить его белой вязкой смесью и пытаться вытянуть из него хотя бы слово. А он только сонно хлопал глазами, подставляя зелёную кожу свету огромной лампы, и что-то иногда мычал, поглядывая на людей с равнодушием, которое очень редко сменялось тусклым дружелюбием - вот и вся отдача за их старания.

      Так прошло два месяца. Дима сильно похудел, светлая рубашка висела на нём почти что мешком, а он не обращал внимания и всё бегал в свой кабинет, как будто там сосредоточился весь смысл его жизни. Его интересовал только Спеис, его детище, его самое великое творение, благодаря которому он сможет утереть нос элитному третьему отряду. Он ничего не говорил другим о Спеисе, не позволял не то что приближаться, а даже смотреть на него, и кормил обещаниями на завтрак, говоря, что скоро покажет нам это удивительное создание.

      Вот потому-то во Владиславе огнём взвилась радость, когда Дима разрешил ему подежурить у клетки Спеиса. Оставив в «общей комнате» Ларочку и Женю, которые снова принялись за своё, он в сопровождении "человека-краба" зашёл в его кабинет. Рапп прошествовал к стене с довольной улыбкой, многообещающе подмигивая, нажал какую-то кнопку на маленьком пульте, который всегда носил с собой в кармане, и кусок стены бесшумно отъехал в сторону. Владислав поражённо, но очень тихо ахнул: за стеной находилась огромная лаборатория, заставленная клетками, вольерами и приборами, но не это его удивило; в самом дальнем углу, в самом большом вольере, который огораживали полупрозрачные стены, сидел он. Секрет Димы, великое творение Спеис.

      На первый взгляд, от человека он ничем не отличался, но стоило Живаину подойти чуть поближе (Дима не отходил ни на шаг, словно опасался, что он может сделать неосторожное движение и повредить что-нибудь) и он остолбенел. У этого существа была удивительно тонкая кожа, под которой просвечивала яркая сетка тёмных сосудов. У него были большие тёмные глаза на пол-лица, настолько чёрные, что даже зрачка не видно. У него были обманчиво тонкие руки с семью пальцами, которыми он задумчиво пощипывал кожу на икре. Он весь был такой тонкий и беззащитный, что его хотелось обнять и не отпускать. Удивительное создание, прекрасное по-своему.

      Дима рассмеялся и оттащил очарованного зрелищем сотрудника подальше, чтобы он не стоял слишком близко к барьеру, но он успел заметить, что в ответ в этом существе всколыхнулось то же чувство, что и в нём самом – оно отразилось в нечеловечески красивых глазах, окаймлённых тонкими короткими ресницами, придающими его вытянутому лицу детскую наивность.

      - Не подходи так близко с первого раза, он может тебя испугаться, - снисходительно объяснил Дима. – Сначала стой вон там, а потом, когда привыкнет немного…. Хотя бы через час, чтобы он понял, что ты не чужой и вреда ему не причинишь.

      "Нет, Дима, он умнее. Он намного умнее и сообразительнее, чем ты думаешь. Я же вижу. Он уже сейчас понимает, что я не враг, в тёмных глаза светится только здоровое любопытство, которое ты, его создатель, почему-то не замечаешь", - думал Владислав, поглядывая в сторону замершего в позе сфинкса Спеиса.

      Дима досаждал своими советами минут двадцать, во всех деталях объясняя, как нужно обращаться со Спеисом. Но наконец он ушёл, оставив Владислава наедине со своим самым любимым и опекаемым созданием. Спеис, кажется, совсем не боялся, только сверлил человека странным немигающим взглядом.

      - Ну, дружок, придётся тебе меня терпеть, - вполголоса сказал Владислав, стремясь скрыть свою неловкость. Глаза Спеиса на миг скрылись за тонкой полупрозрачной плёнкой, а уши оттопырились и задёргались, улавливая каждый шорох. Он сделал шажок в сторону незнакомца, подошёл к самой границе полупрозрачного барьера. Дигался он просто изумительно, настолько обворожительно и плавно, что глаз не оторвать, мягко и плавно, как вода, но быстро, как ветер.

      Владислава отвлёк тихий сухой щелчок. Спеис заворчал, перемежая щелчки с клёкотом. Он копировал обитателей соседних вольеров с поразительной точностью и лёгкостью, развлекая незваного гостя. Тонкие длинные руки взвились вверх и, подрагивая, стали рисовать в воздухе лёгкие узоры. Он танцевал, танцевал перед Владиславом и для него. Его удивительные глаза блестели в свете ламп, его тонкие, такие хрупкие пальцы касались полупрозрачной стены, разделявшей их. Владислав сам не заметил, как оказался непозволительно близко, как присел на корточки и протянул руку. Он только видел, как в тёмных глазах цвета южной ночи заблестела радость и как Спеис, внезапно замолчав, потянулся вперёд.

      Скрежет отъезжающей вбок стены резанул по ушам им обоим, и они резко отскочили от барьера, каждый в свою сторону. Но, узнав хозяина, Спеис успокоился и принялся перебирать разноцветные камушки, раскиданные по полу. Дима приблизился, идя широкими, быстрыми шагами.

      - А я вот проведать вас решил, - любезно объяснил он. – Ну как, привыкает понемногу?

      - Да… Даже лучше, чем я думал. Он совсем меня не боится. Смотри, Дим, - в доказательство своих слов он подошёл вплотную к прозрачному, похожему на сгустившийся туман, барьеру, присел на корточки и протянул руку к Спеису. Он внимательно наблюдал за каждым моим движением. Словно прочтя мысли нового знакомого, он в ответ протянул свою тонкую руку и в свою очередь коснулся барьера. Позади раздалось приглушённое хмыканье, переросшее в неловкое покашливание.

      - На-адо же, - протянул Дима. Он должен был что-то сказать, чтобы скрыть своё замешательство. - Я знал, что вы поладите, - выдавил из себя он. – У тебя хорошо получается налаживать контакты с такими вот… Существами.

      С того дня так и повелось: утром Владислав отдавал дань работе, а потом уходил в заветную комнату, к Спеису. Уже через пару недель он привык к новому другу настолько, что Дима разрешил (правда, под его надзором) войти в вольер и сесть в самый дальний угол. Он держал наготове сине-серебристый хлыст-электрошокер, чтобы усмирить Спеиса, если он слишком взволнуется и попытается напасть, но, как выяснилось, волновался Дима зря: его творение только косо посматривало в сторону осторожно приближавшегося к нему человека и быстрее обычного перебирало камешки, выстраивая их в какой-то незамысловатый рисунок. Пробыв в вольере около получаса и убедившись, что чудному созданию его общество даже нравится, Владислав, по настоянию Димы, вышел. Спеис проводил их удивлённым взглядом и вернулся к своим игрушкам.

      Так пролетали дни. Спеис совсем скоро стал принимать присутствие Владислава в вольере, как должное. Они делали навстречу друг другу маленькие шаги, готовые отступить, если встретят сопротивление. Спеис стал развиваться гораздо быстрее, чем раньше; узоры, выкладываемые из камушков, образовывали чёткие картины, значения которых Живагин далеко не всегда мог понять. Желая ещё больше понравиться своему другу, он даже пытался копировать услышанные от него же слова. Владислава это не сильно удивляло – многие животные умеют копировать звуки – но на этом он не остановился: уже через месяц такого близкого общения Спеис стал пытаться выстраивать набор слов в осмысленные предложения.

      Время шло, а Спеис по уровню развития всё больше приближался к человеческому. У него был свой словарный запас, он мог отвечать на простые вопросы. Он полюбил сидеть с Живагиным рядом и выискивать что-то в курчавой шапке его каштановых волос. Прикосновения были осторожными и лёгкими, словно он боялся причинить вред. А однажды Владислав даже притащил с собой книгу-голограмму для детей, решив поэкспериментировать. Спеис часа три разглядывал картинки и с упоением тыкал рукой в зеленоватую обложку и издавал звуки, похожие на смех. Решив, что нельзя лишать его такой занимательной игрушки, Владислав не стал омрачать его радость и забирать книгу.

      Были в жизни Спеиса и моменты, когда даже он боялся: через несколько месяцев после знакомства Живагин решил показать своему подопечному, что такое зеркало. Оно было совсем маленькое и круглое, как раз для того, чтобы его удобно было держать в руках. Спеис встретил его радостным улюлюканьем, закружился рядом, протягивая руки и по-своему с пересвистом смеясь.

      - Спеис, смотри, - он достал из кармана светлого чистого халата небольшое зеркальце и поднёс к глазам жителя вольера. Как и ожидалось, Спеис шарахнулся в сторону, глядя на сверкавшую в свете ламп гладкую поверхность со смесью испуга и восторга. Он сделал круг, потом ещё один. Большие глаза, похожие на две Вселенных, мерцали, как это зеркало.

      - Опасно? – поинтересовался он тонким голоском.

      - Нет-нет, оно хорошее, - торопливо возразил Владислав, присаживаясь на корточки. – Зеркало – хорошее, - повторил он нараспев, успокаивая своего подопечного.

      - Зе… Зер-ка-ло, - послушно повторил за ним Спеис. – Зер-ркало, зе-еркало, - начал повторять он на все лады новое слово. Он выхватил кружочек из рук и снова заглянул туда, на этот раз без былой опаски. – Он – хороший? – показал Спеис на своё отражение.

      - Да, хороший… Он – это ты, - для пущей наглядности Владислав ткнул пальцем в него и в зеркало, повернул серебристый кружок на себя. – А теперь он – это я. Видишь?

      - Он – это мы, - задумчиво сказал Спеис. – Он – это всё.

      Тем же вечером Живагин зашёл в кабинет Димы, чтобы, как обычно, доложить о результатах сегодняшнего дня, но только он открыл рот, как был нагло прерван шокирующей просьбой:

      - Ты не ходи к нему завтра. Ладно?

      Он так и замер, не понимая, к чему это Рапп клонит. Дима был бледен и до жути взволнован – никогда его таким раньше не видели. Пальцы его похожих на клешни рук слегка подрагивали, будто его ударили хлыстом-электрошокером, а глаза постоянно бегали, словно он боялся встретиться взглядом со своим сотрудником.

      - Что не так-то? Ты же доволен был, - отойдя от шока, удивился Владислав. – Спеис и сегодня хорошо себя вёл, я ему зеркало показывал…

      Живагин ожидал, что это известие хоть как-то развлечёт Диму, но он только поморщился и рукой махнул – знаем, мол. Он встал, опёрся руками на стол и ястребом взглянул на сотрудника.

      - Не ходи… Просто не ходи. Разве трудно один день подождать?

      - Это касается его предназначения, да? – озарила Живагина внезапная догадка. – Дима, зачем ты его создал? Что у него за предназначение?

      - Вот завтра или послезавтра узнаешь, - отмахнулся он, лукаво щуря косые разрезы чёрных глаз. – А пока можешь даже не спрашивать, всё равно не скажу, - он нахохлился, как сыч, и замолчал.

      После этого разговора у Владислава на душе остался неприятный осадок. Он не знад, что Рапп хочет сделать со Спеисом, но не собирался сдаваться. Копия пульта, с помощью которого можно отодвинуть стену и проникнуть в заветную лабораторию, была у него – Дима ещё месяц назад сделал второй экземпляр - а это открывало самую главную дверь.

      Дмитрий был уверен в том, что он слишком порядочный и к дельному совету прислушается. Владислав был порядочным человеком, это правда. Но ещё он был упрямым как баран, если хотел добиться своего.

      Следующего дня он ждал с нетерпением. Провёл утро с Женей и Ларочкой – они вместе дежурили у одной колбы с медузоподобным созданием. Оказалось, эта парочка наконец решила стать законными мужем и женой. ("Если их брачный союз продлится хотя бы год, я буду только рад", - качнув головой, подумал Живагин). Они непринуждённо болтали, Ларочка расспрашивала про Спеиса, Женя молча слушал, наблюдая за медузоподобным флегматиком, который медленно передвигал многочисленные сине-фиолетовые щупальца, полностью сосредоточившись на них.

      - Врёшь ты, Живагин, - наконец озвучился Петушков.

      - Почему это? – обиделся он. – Даю слово, что всё, рассказанное мной, правда!

      - Зачем мне твоё слово? – лениво отозвался Женя. – Сдалось оно мне… Вот если бы слово было деньгами – тогда другой разговор…

      - Размечтался, - весело огрызнулся Владислав. – Перебьёшься.

      Он так заговорился с этими двумя, что утро пролетело совсем незаметно. Сказавшись на усталость, он пулей вылетел в коридор и направился в заветную комнату. Дима ещё был в своём кабинете – было хорошо слышно, как он шуршал бумагами. Был различим и знакомый уже скрежет – он входил в лабораторию. Теперь осталось только одно: дождаться, когда он выйдет оттуда.

      Ждать пришлось долго. Он весь измаялся, пока Рапп там колдовал над Спеисом. Живагин злился: он ничего не мог сделать; Спеис – Димино творение, и он по закону волен вертеть им так, как захочет. Раньше сотрудник Космоса принимал этот закон как должное, но встреча со Спеисом его изменила. "У него есть своя жизнь, свои желания, чёрт возьми! Но всем, в том числе и Диме, на это наплевать. Спеис для него – занимательная игрушка, которой можно похвастаться без зазрения совести, но не более", - мрачно думал он, сверля стену взглядом и вздыхая.

      Долгожданный момент настал: раздался повторный скрежет, гулкие шаги. Хлопнула дверь – Дима ушёл в другую комнату, а Владислав опрометью вбежал в его кабинет, лихорадочно нащупывая нужную кнопку на пульте. Скрежет, издаваемый расположенными внутри стены механизмами, показался ему чересчур громким. Ему даже подумалось, что сейчас Дима всё узнает, что всё провалится. Сердце пропустило один удар, споткнувшись, но исправилось и продолжило биться в одном ритме.


      На широком столе, что стоял ровно посередине комнаты, стояли самые различные колбы, плошки и прочее. В урне, примостившейся у ножки стола, он заметил использованный шприц с остатками чего-то оранжевого. Существа в клетках притихли, поглядывая на самый большой вольер, где в самом дальнем углу, сидел нахохлившийся Спеис. Казалось, он просто устал и прикорнул, но что-то Владислава встревожило. Что-то было не так. Спеис вёл себя слишком тихо и на его присутствие не реагировал. Владислав позвал его по имени. Он дёрнулся и вперил в гостя помутневший взгляд. Его красивые глаза больше не мерцали, как глубины далёкого космоса, они больше напоминали глаза... Больного зверя. Спеис заболел?

      - Ты нехорошо себя чувствуешь, да? – голос Живагина прозвучал грустно, даже, можно сказать, траурно, хотя для этого было ещё рановато.

      - Больно, - глухо пожаловался Спеис, несильно ткнув себя рукой в грудь. Скоро его голова снова опустилась, а глаза закрылись полупрозрачной плёнкой.

      Обескураженному, потерявшемуся Владиславу ничего не оставалось, как уйти.

      Прошло уже несколько дней, а Спеису не становилось лучше. Дима по-прежнему запрещал Живагину приходить в его лабораторию, но упрямец всё равно пробирался, тайком и совсем ненадолго. Просто, чтобы убедиться, что Спеис, по крайней мере, жив. Бедный Спеис выглядел так, будто долгое время занимался чем-то очень тяжёлым, изнуряющим: глаза, некогда мерцавшие, теперь потухли, тонкие руки безвольно висели по бокам, кожа казалась не толще пергаментной бумаги. Он больше не складывал узоры из камушков – они были хаотично разбросаны по полу. На окружающих он почти не реагировал, только головой изредка качал, показывая, что замечает.

      Было очевидно, что Спеис увядал.

      Пришло время отпуска. Ларочка и Женя не стали медлить и сыграли свадьбу. Владислава на неё приглашали, но он не пошёл, сославшись на занятость. Уговаривать не стали – ну и хорошо. Он тенью слонялся по опустевшим коридорам, заглядывал к Спеису, гадая, что же стало причиной его недуга и чем он в этой ситуации может помочь. Дима до сих пор не догадался, что Живагин навещал Спеиса почти каждый день. Он вообще в последнее время был так занят, что я его на рабочем месте почти не видел – он постоянно пропадал в малой лаборатории. Наверное, искал лекарство, которое сможет помочь бедолаге.

      Он искал, а Спеис, полюбившийся Владиславу Спеис продолжал медленно и мучительно умирать.

      Прошла уже целая неделя, а с места ничего не сдвинулось. Владислав, по обыкновению, заглянул к Спеису, зная, что около получаса у него точно должно быть – потом Дима придёт сюда, чтобы сделать очередной укол, который хоть как-то поддерживает жизнь в исхудавшем теле.

      Его снова встретил потухший взгляд. Но теперь за этой пеленой светилось что-то новое, от чего становилось тревожно. Облегчение перед смертью или он понемногу выздоравливает? Согреваемый трепетной надеждой Живагин позвал его по имени, чтобы успокоить. Он лениво прорычал что-то, потянулся, не отрывая взгляд.

      - Спеис, тебе лучше? – спросил сотрудник Космоса, подходя к барьеру и создавая подобие двери с помощью пульта, который всё время носил в кармане. Ответом ему было молчание и усталый взгляд. Он без опаски вошёл в вольер, снова нажал на алую, как кровь, кнопку – узкая щель, пропустившая меня, закрылась. Он осторожно приблизился, не зная, как отреагирует на вторжение Спеис в таком состоянии. Узник лаборатории проворчал что-то и подвинулся к человеку, как будто искал защиты. Владислав присел на корточки, протянул к нему руку, но не дотронулся, а остановил её в воздухе. В ответ Спеис протянул свою и положил узкую ладошку на широкую человеческую. Спеис резко дёрнулся, будто по его телу пустили ток. Он заметно оживился, даже глаза заблестели, как раньше. Наклонив голову, Спеис расширил ноздри и стал жадно вбирать запахи. Владислав облегчённо вздохнул и ободряюще улыбнулся: значит, ему лучше. Слава Богу.

      Спеис поднял голову так неожиданно, что гость чуть не отпрянул. В его тёмных, расширившихся глазах Владислав прочитал то, что мучило его долгие дни. Прочитал, но увернуться не успел: это тонкое, неизмеримо хрупкое создание с внезапной силой дёрнуло Живагина за руку так, что не ожидавший нападения человек потерял равновесие, и подмяло под себя.

      Кровь. Вот что его мучило. Он жаждал крови, жаждал плоти, а не белого порошка или листьев, которыми его пичкали. Вот почему он так плохо себя чувствовал. Вот почему у него был такой мутный взгляд.

      Горло Владислава пронзила резкая боль – он добрался до жилки на шее и вспорол её клыками. Охваченный апатией Живагин видел, как кровь хлещет фонтаном, видел лицо Спеиса, забрызганное густой кровью, глаза, в которых плясали алые отблески и хищные, звериные огоньки. Тело стало как ватное, только горло он ещё чувствовал, только оно горело и было источником жизни.

      В глазах темнело, боль утихала, сознание тухло. Но перед тем, провалиться в вязкую тьму насовсем, Владислав успел заметить, как ловкие тонкие пальцы выхватили пульт, который откатился по гладкому полу метра на два. Утробно зарычав и выплюнув на пол случайно выдранный позвонок, Спеис нажал окровавленным пальцем на алую кнопку, открывающую проход.