34 секунды. Мальгина Анна

Я покрепче перехватил автомат и оглядел лагерь. Сложенные из грубой глины и камня небольшие бараки, наполовину врытые в землю, прикрытые камуфляжной сеткой, сложно было назвать полноценным  лагерем, но мы всегда называли его именно так. Для нас он был вторым домом, именно сюда мы возвращались после вылазок, предназначенных для усмирения повстанцев, именно здесь мы оплакивали погибших, именно здесь мы могли вздохнуть спокойно, зная, что никто не выстрелит в спину.
Я поднял взгляд на небо и тут же зажмурился от яркого солнца, которое в этой местности, палило так неистово, словно вознамерилось напрочь выжечь все пространство вокруг. Чертова жара. Иногда мне казалось, что меня убьет именно она, а не шальная пуля или острый нож повстанца. Я глубоко вдохнул, вбирая в себя запахи пыли, жухлой травы и пороха. Пахло войной. Да и назвать это по-другому было сложно. Нас кинули сюда в качестве миротворцев, но по сути дела, мы были такими же, как те головорезы, которые отравляют жизнь местному населению,  такими же озлобленными, жестокими, потерянными людьми. Откуда они берутся, что они требуют, кто за всем этим стоит? Все эти вопросы, я оставил дома. Здесь я солдат, я должен делать свое дело. Молча. Когда- то я мечтал о войне, грезил, как юнец о том, как буду защищать невинных, как буду гордо встречать смерть, если таковая меня настигнет. О, как я был глуп! Подписав контракт на два года, я бросил семью и уехал за своей нелепой мечтой. Где-то там за океаном меня ждала милая, тихая, любимая жена и маленький сыночек. Когда я уехал ему было всего два с половиной года.  И вместо того, что бы растить свое чадо, я предпочел убивать. Я ухмыльнулся. Да, отец из меня отвратительный, но скоро все это закончиться, осталось всего пару месяцев, и я смогу вживую увидеть свою семью. Больше я их не брошу. Никогда. По ночам я думал о том, что не будь я таким непроходимым тупицей все могло бы обернуться по другому, а сейчас у меня были лишь редкие встречи по прибору виртуальной реальности. Я был безгранично благодарен умникам, которые изобрели этот прибор. Хоть иногда, но я мог увидеть свою семью. Пройтись по дому, спросить сына как его дела, а в ответ получить что-то неразборчивое, лишь отдалено похожее на: «Хорошо, пап». На самом деле это была вовсе не виртуальная реальность. У этого прибора было заковыристое название, которое даже сами умники выговорить были не в состоянии. Мы же сокращали просто до «прибора». Представлял он собой очки с креплениями на виски, которые переносили меня домой, создавая там мою проекцию, виртуальную бестелесную копию. Физические контакты исключались, я просто проходил сквозь предметы, а так хотелось обнять сына, провести ладонью по мягким волосам жены.  Я горько вздохнул. В такие моменты как никогда хотелось оказаться дома. Тем более срок использования прибора был ограничен. Одни очки держались сутки максимум. А когда выдадут следующие неизвестно, поэтому мы берегли драгоценное время, на особые моменты. На моем осталось чуть больше четырех минут. Я берег их для дня рождения сына. Хотелось поздравить лично, сделать сюрприз.
    Мои размышления прервал шум мотора. Из-за груды камней, закрывающей наш лагерь от посторонних глаз, показался армейский автомобиль. Наши возвращались с обхода.
Что что-то пошло не так я понял, когда автомобиль вместо того, что бы остановиться под специальным навесом, понесся прямиком к бараку командира. Из него выскочил рядовой Матвеев и забежал в барак.  Я нахмурился. Где остальные? Их должно было быть четверо.
Через минуту из барака выскочил командир, с автоматом наперевес и начал отдавать приказы. Мы должны были занять оборонную позицию. К нам приближалась враждебно настроенная группа повстанцев.
Вопросы никто не задавал. Командир раздавал указания, как следует рассредоточиться всем солдатам. Мне и еще паре солдат досталось место на пригорке у единственной дороги, ведущей к лагерю. Мы  должны были увидеть их первым. Расположившись как можно удобнее для стрельбы, я снял рюкзак и положил рядом, если кончаться патроны в автомате, нужно быстро достать новые, а тратить драгоценное время на снятие и открытие рюкзака во время боя я не собирался. Это могло стоить жизни. Спустя шесть минут нервного ожидания показался автомобиль, за ним еще и еще. Их было слишком много. Я передал информацию о количестве нападающих командиру. Не смотря на их численное превосходство, мы находились в более выгодно положении, касательно расположения нашего лагеря. Подобраться незамеченными они не могли, зато мы могли напасть внезапно. Что мы и сделали. Когда первая машина подъехала на достаточное расстояние, повинуясь приказу командира, мы открыли огонь. Пули отскакивали от машин, причиняя им лишь незначительные повреждения. Нам на помощь пришли солдаты, которые ждали за каменой насыпью. Стараясь не высовываться, они открыли огонь по колёсам автомобилей. Колонна остановилась, повстанцы начали выскакивать из автомобилей и прятаться за большие валуны, щедро разбросанные по обочине дороги. Двоих удалось достать. Началась бойня. Звук автоматных очередей перекрыл все остальные звуки. Автомат в руках опасно нагревался. Патронов оставалось все меньше. Повстанцы, словно дикие звери, рычали на своем языке ругательства, перебегая из одного укрытия в другое, прячась за камни и машины. Во время перезарядки автомата, я быстро бросил взгляд вниз, что бы оценить принесённый нам ущерб. У каменой насыпи лежало несколько тел. Неестественно вывернутые руки, валяющаяся в стороне каска, расплывающиеся лужи крови, впитываемые пылью. Осознание того, что кто-то из нашего отряда  мертв, пробежало по венам новым притоком адреналина. Хотелось растерзать. Вцепиться в глотку и не отпускать пока жизнь тонкой струйкой не вытечет из тех ублюдков, что посмели нанести вред нашим парням. Это стало моей главной ошибкой.  В порыве ярости я слишком сильно высунулся из укрытия, пуля попала в левую сторону груди чудом, не задев сердце, иначе я был бы мертв моментально. Меня откинуло назад, под защиту насыпи. Дышать было трудно, я захлебывался собственной кровью. Я слышал, что где-то совсем рядом, другой солдат зовет доктора, просит помощи, говорит, что я еще жив, что меня еще можно спасти. Но я  знал, что нельзя. Осознание близкой смерти дало мне толчок для следующих действий. Правой рукой я нащупал рюкзак. Что бы достать очки даже не пришлось прилагать усилий, они были на самом верху. Собрав последние силы, я надел очки и зацепив контакты на виски, включил передачу информации.
Дом. Мой дом. Моя любимая жена сидит, поджав колени на диване, опять  читает что-то очень умное. Сынишка расположился у её ног на ковре и играет с кубиками, то строя башню то разрушая. А я не могу сказать ни слова. Конечно, это  тут я жив и здоров, а в реальности мои легкие забиты кровью. Я могу только хрипеть и кашлять, пытаясь избавиться от нее. Я только плачу. Это в программе есть, эмоции она передавать может, поэтому стараюсь скрыть гримасу боли. Жена поднимает голову. О, моя милая, маленькая женушка, сколько сейчас счастья на твоем лице, сколько радости. Ты вскакиваешь и бежишь ко мне, подавляя желание обнять, ты же знаешь это бесполезно. Я не настоящий. Сын тоже вскакивает: «Папа вернулся! Папа». Я думаю о том, какие вы у меня красивые, хорошие любимые. А телом чувствую, как доктор пытается зажать мою рану, кричит мне что-то. Но очки не снимает. Он знает, он понимает, что поздно. А у меня еще две минуты. Потом действие прибора закончится. Ты вдруг как будто почувствовала, что что-то не так. Кричишь, спрашиваешь, что со мной. Сын все улыбается, он слишком мал, что бы мгновенно прочувствовать  взрослых. Он просто рад видеть папу. Я смотрю на свою семью и улыбаюсь. Последней улыбкой. Что же еще нужно умирающему солдату? Конечно же, увидеть любимых перед концом. Я благодарен умникам, которые создали этот восхитительный прибор, они как будто подарили мне последнее желание. Очертания моих самых дорогих людей начинают бледнеть, вскоре пропадают вообще. «Но как же? У меня оставалось еще целых 34 секунды до возвращения в реальность! Так не честно!» - в отчаянии думаю я, но нет, все  честно. Закончилось время вовсе не прибора. Закончилось мое время.